Том 1 Глава 11 Забыть о сожалении. Часть 5

========== Том 1 Глава 11 Забыть о сожалении. Часть 5 ==========


***

С событий на тропе Цюнци прошло чуть больше полугода, а с облавы на горе Байфен почти все девять месяцев. Май уверенно перевалил свою половину. Тепло полностью вступило в свои права, оставаясь при этом тихим, ясным и почти не дождливым. Все вокруг тонуло в свежей зелени и ярких красках цветов. 

Ляньхуа пока что лишь ждало своего времени. Ведь лотосы цветут куда позже, поэтому сейчас большое озеро было покрыто лишь молодой сочной листвой. Однако, вместо цветов здесь была сияющая улыбкой Цзян Яньли. 

Совсем недавно от ордена Юньмэн Цзян в орден Ланьлин Цзинь была отправлена монета «юн» в ответ на доставленную оттуда монету «цю». Было ещё много красивых и ценных даров. Но дева Цзян думала лишь о том, что получила столь долгожданное предложение от любимого человека и ответила на него согласием. 

Свадьба была назначена на начало августа, пору горячей летней жары и цветения лотосов. Яньли была очень рада. Ведь все устроилось так славно, и до пышного торжества оставалось совсем немного времени, которое в хлопотах по подготовке пройдет очень быстро.

Девушка буквально порхала, как на крыльях, пока наконец не узнала то, что многим было известно давным-давно. Ее младший брат, Вэй Усянь, больше не состоял в ордене Юньмэн Цзян. 

Шел седьмой месяц, как он оставил Пристань Лотоса. О причинах и последствиях случившегося Цзян Яньли узнала от своего жениха Цзинь Цзысюаня. Она понимала, что после всего Сянь-Сянь не сможет вернуться вскоре. Не оставит тех, кого взялся защищать ни на мгновение, если это будет хоть сколько-нибудь угрожать их безопасности. Яньли скучала по нему, но надеялась встретиться вновь, и, конечно, очень хотела, чтобы Сянь-Сянь был на её свадьбе. 

Родной брат, Цзян Чэн, всякий раз сердился и замолкал, когда Яньли упоминала Вэй Усяня в разговоре. Девушка думала, что так А-Чэн пытается скрыть свою тоску по шисюну. Даже в самом страшном сне, кажется, не могло Яньли привидеться, чтобы А-Чэн отказался от Сянь-Сяня. И всё же, по-видимому, это случилось. 

Более того Цзян Чэн всячески старался, чтобы Яньли ни о чем не узнала. Лишь случайно услышанный разговор двух адептов Цзян заставил ее заподозрить неладное. Она, конечно, не подслушивала. Просто пара фраз до нее долетели совершенно случайно. Ей даже почудилось, что ослышалась. Или поняла неправильно. Переспросила. А солгать в глаза ей уже не осмелились. 

Правда. 

Она была просто в отчаянии. Ушла, даже не попрощавшись, не глядя, как ей вслед поклонились. От чего-то стало так больно и грустно, что даже и плакать не получалось. 

Сянь-Сянь и А-Чэн нередко ссорились. Но и выручали друг друга все детство. Мать негодовала и ругалась, а А-Чэна все равно тянуло играть и общаться с шисюном. Так было до тех пор, пока родители не погибли. После их смерти А-Чэн стал заметно другим. А потом — война и главенство над орденом. 

Может быть, слишком рано все это случилось с ним. Только потери и испытания вовсе никогда и не бывают вовремя. Как не бывает и судьбы напрочь лишённой потерь и испытаний. Разве что-то подобное действительно может стать достаточной причиной, чтобы исключить брата из собственного ордена?.. 

Яньли промаялась со своими мыслями до самого вечера. Но под конец дня уже совершенно не могла не пойти к родному брату и Главе ордена Цзян с разговором.


— А-Чэн, что же ты такое натворил? Как вообще подобное могло прийти тебе на ум?

Яньли вошла в личные покои брата, все же предварительно постучав, но не дожидаясь приглашения войти.

Цзян Чэн начищал меч, наводя тряпицей последний лоск. Он даже не посмотрел на вошедшую, лишь переспросил:

— Сестра… Что ты имеешь сейчас в виду? Что такое случилось с тобой, что ты пришла ко мне в столь поздний час и так… бесцеремонно?

— Цзян Ваньин! А ты думал, что? Я вовсе никогда не узнаю о том, что ты сделал? — Яньли подошла ближе. 

Обычно очень мягкая, почти робкая и милая, сейчас, рассердившись, она стала заметно похожа на их, несколько лет назад погибшую, мать. Наконец посмотрев на сестру, Цзян Чэн вдруг живо вспомнил, как мадам Юй, в последний раз обняв, с силой толкнула его в лодку, связала Цзыдянем вместе с Вэй Усянем и отправила их обоих прочь по реке. Живой он с тех пор мать больше не увидел. И в тот раз мама тоже ругалась, но как-то особенно. 

Момент этот долгое время преследовал Цзян Чэна в снах. Иногда и по сей день этот сон возвращался. А сейчас и вовсе он увидел явное сходство с матерью в родной сестре. Неожиданно. Потому что Яньли прежде никогда не позволяла себе резкости. Всякую возникающую ссору она всеми силами старалась сгладить, а не разжечь. От громких и яростных фраз в её глазах, бывало, вставали слезы. Но теперь ее взгляд стал холодным и строгим. 

Весьма схожая резкость отразилась и в глазах Цзян Чэна. Говорил он при этом вполне спокойно:

— Сестра, прошу, объясни же мне наконец толком, в чем дело?

— Ты… ты исключил Сянь-Сяня из нашего ордена! — Яньли с трудом удалось произнести это вслух, ее голос дрожал от волнения.

Цзян Чэн смотрел на неё молча. Рука с Цзыдянем дрогнула, собираясь сжаться в кулак, но он всё же остановил это движение. Только сузились в прищуре глаза, да голос прозвучал чуть более хрипло, когда он наконец произнес:

— Ты — достойная дочь нашего отца. Как и он, относишься к слуге с великим почтением. И оправдываешь его, что бы Вэй Усянь ни совершал.

— А-Сянь — наш брат! — воскликнула Яньли. — Ты не смеешь звать его слугой! Наш отец принял его как сына!

— Вместо родного сына, — заметил Цзян Чэн. — Так вернее было бы сказать? Как думаешь, сестра?

— Нет! Нет! Нет! Папа любил тебя! Что ты говоришь такое? Кем же ты стал, А-Чэн?

— Кем же я стал, сестра? — переспросил Цзян Чэн бесцветным голосом. — В отличие от тебя и… уж тем более — от него, я просто слишком похож характером на нашу мать, — он чуть покачал головой. — Смешно. Будто я мог сам выбирать это. А в итоге я лишь остаюсь для всех вас не тем, кем вам хотелось бы — вот и всё.

— А-Чэн… Как же так?.. С тех пор как А-Сянь ушел, мы с тобой почти и не общались. Ты… не рассказываешь мне совсем ничего. Я все узнаю случайно, от посторонних, последней. Разве это не я должна теперь чувствовать себя не той? — Яньли снова стала почти прежней. 

На самом деле она очень сочувствовала А-Чэну. И теперь ее сердце болело за всех них разом — за А-Сяня, А-Чэна и ещё немного за себя саму.

— Я не хотел беспокоить тебя. Поначалу. А после — просто знал, что ты все равно не поддержишь моего решения, — произнес Цзян Чэн. — И скажи, разве хоть в чем-то из этого я был не прав?

— Конечно! Должно было быть другое решение. Не прогнать Сянь-Сяня. Как-то иначе все сделать!

— Кто же в самом деле прогонял его, сестра? Он ушел сам. Ни тебе, ни мне, ничего не сообщив о своих намерениях. А после событий на Цюнци разве он хоть как-то пытался дать о себе знать?

Яньли смотрела на Цзян Чэна в ошеломлении, не зная, что на эти его слова можно было бы сказать.

— Молчишь, — мрачно произнес Цзян Чэн. — Не можешь найти подходящего объяснения? А ты, вообще, помнишь, что Вэй Усянь — сын саньжэнь, свободной заклинательницы, не пожелавшей присоединиться к какому-либо ордену?

— Я помню, — тихо сказала Яньли.

— Это для тебя все ещё не достаточное объяснение того, почему Вэй Усянь решил покинуть наш орден? — спросил Цзян Чэн.

— Он решил? — переспросила Яньли, не веря своим ушам.

— А ты думала, я просто так, за его спиной все это сделал? — резко бросил Цзян Чэн.

— Он бы ни за что не оставил нас! Нет! Я не верю! — воскликнула Яньли.

— Но, сестра. Он уже это сделал, — произнес Цзян Чэн. — Ведь условий, на которых можно было бы вернуться, он не принял.

— Условий? — переспросила Яньли. — Каких? Что ты хотел, чтобы он сделал?

— Не я. Орден Ланьлин Цзинь выдвинул требования.

— Какие?! — Яньли снова почти рассердилась.

— Выдать Стигийскую Печать. И захваченных на тропе Цюнци адептов клана Вэнь.

— Выдать людей?! Но ты же знаешь, Сянь-Сянь ни за что бы не сделал подобного!

— А я бы ни за что не пустил в Пристань Лотоса Вэней! — рявкнул Цзян Чэн. — Их клан сжёг мой дом! Убил младших братьев, отца и мать! И наш орден сейчас не в том положении, чтобы покрывать чужие преступления, защищать тех, кто сошел с правильного пути!

— Как быстро, Цзян Чэн, ты стал звать своего шисюна чужим человеком, — строго сказала Яньли. — Но ведь ты его предал, понимаешь? За прошлое, которого все равно уже никак нельзя изменить. А ты помнишь отчего-то лишь часть. Ведь двое из клана Вэнь помогли вам с Сянь-Сянем спастись. От ран тебя излечила лучший лекарь Цишаня. Сянь-Сянь отвёл тебя к Баошань саньжэнь, чтобы тебе вернули духовные силы. Почему ты делаешь вид, что всего этого не произошло?

Лицо Цзян Чэна потемнело, но он не возражал и не оправдывался. А Цзян Яньли продолжала:

— И ты ничего не сказал мне… Просто сделал все сам. Уверенный, что я не люблю тебя и не стану поддерживать. Если я настолько чужая тебе, мне жаль… Слышишь, мне, правда, очень жаль, что я смогу покинуть Пристань Лотоса лишь через два с лишним месяца. Если бы только можно было оставить всё. Тебя, вместе с этим твоим решением. Я бы ушла в Ланьлин пешком, одна, прямо сейчас и без единого сожаления в сердце.

Цзян Чэн опустил глаза. 

Саньду все ещё лежал у него на коленях. Он не спеша убрал меч в ножны и поднял на сестру холодный и вместе с тем горький взгляд:

— Что ж, если так — уходи. Не стану удерживать. О репутации ордена думать, наверно, должен только я, как его Глава, а для моих ближайших родственников — это дело абсолютно лишнее. Ничего страшного, я отлично справлюсь один, сам! — последние слова он уже, не сдерживаясь в голос кричал, пока Яньли, повернувшись к нему спиной, выходила и плотно прикрывала за собой двери.


***

Вэй Усянь ехал по улочкам Цайи верхом на ослике. 

На том и без того было уже навьючено два объемистых мешочка, не очень правда тяжёлых при этом. Поэтому ушастый упрямец не отказывался идти вперёд с Вэй Усянем на спине. Тот сидел, держа в одной руке палочку с цукатами боярышника, а в другой — средней толщины прут, к которому крепилась относительно тонкая, но крепкая веревка с яблоком на конце. 

Лакомый фрукт болтался аккурат перед носом ослика. Время от времени Вэй Усянь позволял животному откусить кусочек. Тот смачно почавкивал и пофыркивал. Вэй Усянь про себя решил считать это своеобразным проявлением благодарности. Ослик самозабвенно любил яблоки, потому и получил соответствующее имя. В душе же животное это было своенравным и упрямым. И от того его пылкое пристрастие к яблокам выглядело особенно милым. А кроме того было на руку, ведь Яблочко за яблоком был готов следовать неотрывно. Единственно, немного наевшись, был не прочь играя слегка побрыкаться. Но Вэй Усянь успел привыкнуть и к этим его, к счастью нечастым, душевным порывам. 

Да, ослика Вэй Усянь купил, как и собирался. А поездки на нем в Цайи в одиночку, а иногда и в компании, тоже стали теперь для Вэй Усяня регулярным делом. 

Сейчас он с усмешкой вспоминал, как собирался сюда в первый раз после того как полувнезапно, полувынужденно обосновался в одном из покинутых поселений в Гусу, с полусотней адептов клана Вэнь. 


Тогда он имел неосторожность сообщить о своем намерении отправиться в Цайи Лань Чжаню. И тот решительно воспротивился тому, чтобы Вэй Усянь появился в городе в одиночку. 

Напоминание о том, что прежде он уже не раз бывал там, не возымело ни малейшего эффекта. Возмущение, что Старейшине Илина совершенно не требуется конвой — тоже. До того, чтобы объяснять причины своих решений словами, Второй молодой господин Лань снисходил далеко не всегда. Поэтому оставалось только подраться с ним. 

Что Вэй Усянь и сделал. 

Поединок, разумеется, был приятельским. Бамбуковая флейта, даже такая чудесная, как Чэньцин, против меча Лань Ванцзи максимум, что могла — так это лишь в щепки от сильного удара не разлететься, никакого урона таким образом было нанести Лань Чжаню нельзя. Вэй Усяню же подобного и не требовалось, он лишь хотел немного повалять дурака. 

Однако, похоже оба они развлекались с весьма серьезными лицами или просто слишком увлеклись сражением. Потому что ставший случайным свидетелем этого действа, Вэнь Нин, пришел в состояние крайнего ошеломления и смятения, прямо граничащее с культурным шоком. 

В итоге Вэй Усянь наконец сдался и даже признал поражение. На что Лань Ванцзи тут же возразил — ничья. Вэй Усянь в свою очередь заявил, что тот должен ему одежду. Ведь это флейтой прорезать ткань нельзя, а Бичэнем — очень даже можно. 

На его темных одеждах и правда можно было заметить пару лёгких следов от лезвия меча. Вэнь Нин хотел было заметить, что все это можно починить так, что и следов видно не будет, но передумал произносить эти слова вслух, решив, что просто улучит момент и все сделает. 

Лань Ванцзи же в ответ подчеркнул, что теперь у него есть ещё одна причина пойти с Вэй Усянем в Цайи. Хотя изначально причина была вовсе не в самом Вэй Усяне, а как раз в жителях города, которые также были несколько обеспокоены сложившимся сейчас положением. Но присутствие рядом со Старейшиной Илина Ханьгуан-цзюня вполне способно уберечь людей от беспричинных опасений. 

Вэй Усянь заметил, что можно было бы просто сразу объяснить все толком. Но Лань Ванцзи коротко возразил — слишком много слов. И Вэй Усянь рассмеялся.


Улыбался он и теперь. 

Несмотря на то, что… 

Лань Ванцзи оказался прав, и это стало малоприятным впечатлением. Вэй Усянь бывал в Цайи ещё совсем юным, адептом Юньмэн Цзян, на обучении в Гусу Лань. 

Симпатичный на вид, весёлый — с таким местные жители общались вполне охотно. На самом деле и внешность, и жизнерадостный нрав оставались при нем и сегодня. 

Однако, раздуваемая молвой, дурная слава Старейшины Илина делала свое дело. Сложно было винить простых людей за то, что они не могут различить, где правда, где ложь. Вэй Усянь умом понимал, что боялись-то по сути не его самого, но боялись заметно. 

Несмотря на это оказалось достаточным немного изменить цвет одежд, убрав красный, чуть по-другому собирать волосы, носить флейту менее заметно, а нефритовый жетон, напротив, оставлять на виду, чтобы люди не то что бы совсем перестали узнавать в нем основателя Темного Пути, но просто немного позабыли бы, о том, кто он такой. 

Слухи продолжали жить и обсуждаться. Но Вэй Усянь стал восприниматься местными жителями, как бы отдельно от этих слухов. Сейчас в том числе и этому он был вполне рад. И в целом пребывал в весьма благодушном настроении. 


То размышляя, то чуть смеясь, то разговаривая с осликом, он добрался уже до самой окраины города, когда увидел, не так уж и далеко впереди, хорошо знакомую фигуру. Ошибиться было почти невозможно. Но при этом встреча была настолько внезапной, что Вэй Усянь чуть покачнулся на спине ослика и потёр глаза, а затем пригляделся ещё раз. 

Фигура впереди от этих его действий никуда не делась. «Ну и зачем он здесь на этот раз?» — задался вопросом Вэй Усянь и, решив, что ответ, пожалуй, проще всего получить в разговоре позвал:

— Цзян Чэн!

Тот не изменил шага, не остановился, не обернулся. Вообще никак не обозначил того, что услышал оклик.

Вэй Усянь позвал снова. Ровно с тем же успехом.

— Глава ордена Цзян! — попробовал он ещё раз.

И снова не получил ответа.

Кто-нибудь другой на его месте, усомнился бы или заподозрил неладное, а может быть, просто счёл, что человек, к которому обращаются, вовсе не желает никакого общения, но Вэй Усяня безуспешность попыток лишь раззадоривала.

— Саньду Шеншоу! — выкрикнул он.

Тот продолжал идти, как ни в чем не бывало.

— Оглох ты там что ли… — пробормотал себе под нос Вэй Усянь — Ну, погоди у меня, — договорил он, отправляя в сторону Цзян Чэна заклинание «один плащ на двоих». 

Набросив, он лишь чуть потянул за руку и тут же отпустил, зная характер шиди. Тот мог бы ответить весьма резко, а лететь со спины ослика навзничь Вэй Усяню совсем не хотелось.

Человек впереди и правда резко обернулся и Вэй Усянь окончательно убедился, что не ошибся. На лице Главы ордена Цзян гнев мешался с несколько недоуменным сомнением.

— Скажи ещё, что не узнаешь меня! — воскликнул Вэй Усянь. — Я уже битый час кричу тебе в спину! Ты делаешь вид, что не слышишь или просто игнорируешь меня?

— Что ты здесь делаешь? — спросил Цзян Чэн сурово.

Вэй Усянь наконец поравнялся с ним и, спрыгнув с ослика, пошел рядом. Он скормил животному остатки яблока и двинулся перед ним, помахав очередным лакомым фруктом за спиной, поэтому Яблочко послушно засеменил следом.

— Нет, это ты что здесь делаешь? До Пристани отсюда довольно далеко. Едва ли ты случайно оказался здесь без какой-либо определенной цели.

Цзян Чэн был застигнут врасплох появлением Вэй Усяня. Тот вел себя при этом, как ни в чем не бывало, что ещё больше сбивало с толку. После их последней встречи. После того, как он был исключен из ордена Цзян. «Может ли быть так, что он не в курсе?..» — подумал Цзян Чэн.

Не дождавшись ответа, Вэй Усянь истолковал молчание по-своему:

— Ладно. Не хочешь, не рассказывай. Только не будь таким мрачным, — он привычным жестом закинул руку Цзян Чэну на плечи. — Раз уж оказались на одной дороге, я просто провожу тебя. И не буду спрашивать лишнего.

В следующий миг у Вэй Усяня потемнело в глазах. Боли он не почувствовал. Но в доставшийся ему удар была вложена такая сила, что его отнесло за край дороги и упав, он ещё пару раз по инерции перекатился через плечо. По счастью у обочины росла свежая мягкая трава. 

Ослик было шарахнулся в сторону, но заметил оброненное Вэй Усянем яблоко и передумал спасаться бегством. 

Цзян Чэн же, кажется, только сейчас наконец опомнился и бросился к Вэй Усяню, который уже и сам приподнялся на локте.

— Вэй Ин… Ты как? — спросил Цзян Чэн с неподдельной тревогой в голосе, склоняясь над ним.

— Ничего, — тихо, но твердо ответил тот и поднял взгляд. — Если бьешь так, наверно, есть причины.

Цзян Чэн протянул ему руку, помогая встать. 

На самом деле он совершенно не хотел этого. Думал просто оттолкнуть, заставить сделать шаг назад. Цзян Чэн и сам не понимал, как вышло, что он ударил так сильно. Вэй Усянь не отказался от помощи. 

Поднявшись, он стряхнул пыль с одежды и усмехнулся, глядя на ослика, который с аппетитом дохрустывал яблоко. Цзян Чэн же вдруг порывисто обнял его. Сильно и резко. Так что заныли рёбра. Отчасти от только что полученного удара, отчасти просто от силы внезапных объятий. Но Вэй Усянь стерпел. 

Цзян Чэн схватился за него так, будто боялся напрочь сгинуть из мира, если не будет держаться за кого-то. А ещё Вэй Усянь понял, что тот плачет, почти беззвучно, но отчаянно и горько. Чужие слезы были сущим кошмаром для него, почти как собаки. Вэй Усянь не выносил вида слёз. Тем более что… 

Последний раз он видел слезы в глазах Цзян Чэна, когда пала Пристань Лотоса, почти всей их семьи тогда не стало. И Цзян Чэн принялся раз за разом повторять, что именно Вэй Усянь был причиной всего этого. 

Сейчас же Цзян Чэн держался за Вэй Усяня так, будто это было для него вопросом жизни и смерти. И Вэй Усянь отбросил прочь некстати нахлынувшую память. Он обнял Цзян Чэна в ответ и с трудом, но все же разобрал обращённые к нему слова:

— Вэй Ин… прости. Прости меня, слышишь?..

— Я слышу, — мягко произнес Вэй Усянь, гладя Цзян Чэна по спине. — Но мне ведь не за что тебя прощать. Я же сам сказал тебе, что мне не требуется защита. А в ордене я или нет, ты ведь все равно мой брат, а шицзе — сестра. Пути могут разойтись. Но нельзя просто взять и выкинуть из сердца тех, кто действительно дорог.

— Ты придёшь на свадьбу к сестре? — спросил Цзян Чэн.

— На свадьбу? — удивлённо переспросил Вэй Усянь. – Так, значит, Яньли все же…

— Да, — прервал его Цзян Чэн. — Что ж если она любит именно его. Не смей уже ругаться теперь.

— Я и не собирался ругаться…

Цзян Чэн наконец отпустил его, и теперь они просто стояли напротив, глядя друг другу в лицо, некоторое время — в молчании.

— Я не могу пойти в Ланьлин, — нарушил тишину Вэй Усянь. — Мне нельзя там появляться. Ты ведь и сам это прекрасно понимаешь.

— Даже если пригласят?.. — без особой надежды переспросил Цзян Чэн.

— Даже если, — подтвердил Вэй Усянь. — Это должен быть славный красивый праздник для шицзе. Мне достаточно, что она будет счастлива. Ничего страшного, если я не увижу…

— Без тебя… Она не будет так рада, как могла бы быть, Вэй Ин… — тихо произнес Цзян Чэн.

— Не говори ерунды. Конечно, она будет рада рядом с любимым, — возразил Вэй Усянь.

— Тебя она тоже любит.

— И тебя. Придется тебе и в этот раз отвечать за нас двоих.

— Не знаю… — со вздохом протянул Цзян Чэн.

Вэй Усянь посмотрел на него с подозрением:

— В чем дело, шиди?

Тот лишь отрицательно покачал головой.

— Вы в ссоре? — не отступался Вэй Усянь.

Цзян Чэн упрямо молчал.

— Да, говори же!

— Я… ей ничего не сказал. Но она все равно узнала. От других. Недавно. — с трудом проговорил Цзян Чэн.

— О… — только и смог произнести Вэй Усянь.

— Раньше она так никогда… не разговаривала, — добавил Цзян Чэн. Он посмотрел в лицо Вэй Усяню — Я был не прав?

— Никто не может быть прав во всем и всегда.

— Она сказала, что больше не хочет жить в нашем доме… — тихо сказал Цзян Чэн, глядя перед собой невидящим взглядом. 

Он вспоминал тот разговор с сестрой, вскоре после которого и отправился в Гусу, чтобы увидеть шисюна.

— Цзян Чэн… — Вэй Усянь положил руку ему на плечо. — Она поймет, дай ей немного времени.

— Это я во всём виноват, — глухо произнес Цзян Чэн, глядя в землю.

— Ты? Да разве только если Цзинь Цзысюнь отправился на ночную охоту в Цишане по твоему совету. Но это же не так, верно?

— Вот уж с кем бы я в последнюю очередь хотел иметь дело, — бросил Цзян Чэн.

— Вот видишь, — подтвердил Вэй Усянь. — Значит, всё это вовсе не из-за тебя завертелось. Послушай, давай-ка мы с тобой отправимся в Облачные Глубины сейчас?

— Зачем? — сощурился Цзян Чэн.

— Ты — Глава ордена, — напомнил Вэй Усянь. — Разве согласно правилам, ты не должен сообщить о своем присутствии, подтвердить, что твои намерения на этой земле исключительно добрые, отдать дань уважения местному Главе?

Цзян Чэн чуть скривился:

— Ты говоришь мне о правилах?

Вэй Усянь чуть усмехнулся:

— Не могу же я позволить тебе просто забыть о них. Такое только мне можно.

Цзян Чэн шутливо ткнул его кулаком в бок:

— Ты — бесстыжий балбес! Ладно, так и быть, идём.

Вэй Усянь приманил своего ослика очередным яблоком, и они отправились в путь.

— Эй, Вэй Ин. Только не вздумай проболтаться сестре, — в своей уже почти совсем привычной манере предостерег Цзян Чэн.

— Да, когда я хоть раз сказал ей то, чего бы говорить действительно не стоило? Когда, кстати, ее свадьба? Ты не сказал.

— Второго августа.

— О. Время есть. Ты точно успеешь помириться с ней. Главное, не поссориться снова.

Цзян Чэн кивнул. В тишине они одолели немалую часть пути, когда он наконец решился спросить ещё кое-что:

— Шисюн, …а это правда, что ты всё-таки уничтожил свою часть и Печать как артефакт, больше не имеет силы?

— Да, правда, — кивнул Вэй Усянь. — Почему ты спросил?

— Мало, кто в это поверил…

— Я знаю.

— Но я сказал им, что ты действительно передал именно фрагмент Печати, а не бесполезную смесь камня с металлом.

— Это не смесь, просто такой металл, — машинально поправил его Вэй Усянь и тут же переспросил — Погоди, что ты сделал? Ты же не видел Печати…

— Вообще-то видел. Но ты прав, дело не совсем в этом.

— А точнее?

— Точнее… Что ж, я расскажу. Пока идём дорогой, — Цзян Чэн немного помолчал, собираясь с мыслями. — Ты действительно сказал мне тогда, что собираешься уничтожить Печать. Но я не очень-то в это поверил. Разрушить артефакт такой мощи. Лишить подобной силы самого себя. Кажется слишком уж невозможным. Но в итоге Глава ордена Лань пришел на Совет в Башни Кои и сообщил, что ты всё-таки сделал это. Точнее он сказал, что ты выдал Печать. По счастью я знал, что уж это-то точно невозможно. Так вот. После всего я задумался о том, как доказать хотя бы то, что эта вещь и правда принадлежала тебе долгое время.

— И что же? — поторопил, заинтересовавшийся Вэй Усянь.

— Вещи помнят тебя, — произнес Цзян Чэн. — Хотя нет, не так. Вещи помнят своих хозяев. Нередко. Личное оружие, например. Другие предметы, наделённые собственной силой. Они хранят что-то вроде следа души или духовных сил тех, кто… хм… часто берет их в руки и радует.

Вэй Усянь чуть покачал головой.

А Цзян Чэн продолжал:

— Пока Суйбянь был в Пристани мне все ещё казалось, что ты где-то рядом, совсем близко. Вот-вот войдёшь откуда-то, помахивая сосудом с вином, снова будешь нести ерунду, смешить, а потом мы опять с тобой поцапаемся, только не всерьез. Твоя тень будто бы все время стояла за моей спиной. Однажды, я взялся начищать твой меч. Ты давно забросил его. Я думал, ему это… неприятно. Когда я вынул его из ножен… сложно описать… он как будто был рад, но не мне. Потом я до последнего дня держал его в своей комнате… И каждую ночь, иногда совсем недолго, но все же, каждую ночь во сне я видел тебя. Или точнее твой образ и взгляд. Которого так и не понял, как будто я чего-то не знаю… А ты никогда не говорил. Я пытался спросить. Но ты только смотрел на меня и молчал. Тогда я думал, что скучаю по тебе. Но, когда я отдал тебе меч, все это… почти закончилось. И после я подумал, что дело не во мне, а в Суйбяне, или в нас обоих за раз. Печать… тоже помнит тебя. Ведь ты ее создал. И помнит самою себя. У нее ведь было что-то вроде собственного сознания?

— Да, было, — подтвердил Вэй Усянь.

— Я показал это Цзинь Гуаньшаню, — сказал Цзян Чэн. — Теперь… в том, что это правда Печать, половина того самого артефакта, сомнений у него почти нет. Поэтому… я подумал, теперь не будет плохо, если ты придёшь на свадьбу сестры.

— Спасибо, — сказал Вэй Усянь. Он долго молчал, потом произнес. — Я не смогу прийти. С этим уже ничего не поделать. И дело ведь совершенно не в Главах орденов. А в мире заклинателей, в мире в целом. Ты верно тогда сказал, уже слишком для многих я стал одержимым отступником, основателем Темного Пути. Отменить этого нельзя. Там, где я, люди боятся и беспокоятся. Это мало подходит для такого важного и хорошего праздника, как свадьба, верно?

Цзян Чэн долго не отвечал на это, размышляя, но в итоге всё-таки согласился:

— Что ж, к сожалению, ты весьма вероятно, прав.

— Не стоит о сожалении, — произнес Вэй Усянь.

Цзян Чэн кивнул, а после сказал:

— А, знаешь, удивительно ещё и то, что тебя помнят и другие вещи, а не только, наделенные собственной силой.

— О чем ты? — удивился Вэй Усянь.

— Есть ещё чарка.

— Я всегда любил доброе вино, — Вэй Усянь чуть пожал плечами.

— А дерево, на которое ты взбирался с самого первого своего дня в Пристани, помнишь?

— Помню.

— Вот и оно помнит тебя.

— Цзян Чэн, хватит. Если ты сейчас дойдешь до циновок, ковров или моей подушки, я, пожалуй, и правда сойду с ума. И едва ли потом осилю найти дорогу в себя обратно.

— Да, ладно тебе, — отмахнулся Цзян Чэн. — Спорим, что-нибудь здесь наверняка тоже помнит тебя.

— Да, с чего бы? Я здесь сто лет не был, на этой тропе.

— Ну, вот и узнаем, — весело сообщил Цзян Чэн, выводя в воздухе заклинание, которое вспыхнуло фиолетовым, вздрогнуло, рванулось вперед и разлетелось сверкающей россыпью во все стороны.

— Используешь заклинания? — поинтересовался Вэй Усянь.

— А, что? — тут же огрызнулся Цзян Чэн. — Ты с малых лет этим развлекаешься. А, мне что же, нельзя?

— Разве же я сказал, что нельзя? — возразил Вэй Усянь и, натурально открыв рот от удивления, произнес. — Чтоб меня…

Тропа, по которой они шли, как раз проходила мимо небольшой полянки и прямо сейчас под одной из растущих по ее краю, сосен появилась сначала зыбкая, а потом вполне внятная тень. Совершенно узнаваемые фигура и профиль. Как будто кто-то невидимый и правда сидел, прислонившись спиной к дереву и держал в руках маленького пушистого кролика.

— Вот видишь? — гордо сообщил Цзян Чэн. — А ты не верил.

— Да, как такое возможно? — возмутился Вэй Усянь. — С чего бы им помнить меня столько лет? Это же еще с нашего обучения в Гусу…

— Вот именно. Мы — в Гусу Лань. Тут особенные деревья. Память у них отменная, должно быть. Или что-то помогает этому дереву не забывать, — размышлял Цзян Чэн вслух. — Когда речь о тебе, всегда стоит искать наиболее невероятные варианты. Жаль, что в мою голову они приходят крайне редко.

— Угу, — хмыкнул Вэй Усянь. — Видимо именно поэтому ты и сотворил это свое заклинание. Дурная голова случайным образом сработала.

Цзян Чэн снова ткнул его в бок.

— Ну, ты! Не обзывайся. С Главой ордена говоришь. Совсем приличий не помнишь! … Э, нет! Близко не подходи. Мало ли, что будет. Так никто еще не делал!

Цзян Чэн мало верил, что это предупреждение остановит шисюна. Но тому и без того было несколько не по себе. Он не спешил особенно близко знакомиться с собственной тенью многолетней давности. И правда, мало ли что может из этого получиться.

— Каким меня запомнила Печать, я даже спрашивать не хочу, — сообщил Вэй Усянь.

— Почему? Просто самый обычный, многим заклинателям знакомый, ты, вот и всё. Иначе, можно было бы сомневаться и дальше. А, так все понятно и просто. Сложно поспорить с тем, что ты — это и правда ты.

— Ну, ладно, — кивнул Вэй Усянь. Он обнял Цзян Чэна за плечи, и они пошли дальше. — Спасибо тебе за помощь.

— Да, прекрати ты, — огрызнулся тот. — Какое еще тут спасибо?

До входа в Облачные Глубины было уже совсем недалеко.

Один из адептов на страже главных ворот преградил им дорогу. Вэй Усянь послушно остановился. А Цзян Чэн и возникший было перед ними стражник тут же отступили от него на пару шагов. Ни один из них при этом не успел понять, почему им вдруг захотелось отойти.

— Молодой господин Вэй, — произнес стражник, которому было недосуг думать о внезапно посетившем его наваждении. — На территорию Облачных Глубин нельзя проходить с животными. Позвольте мне забрать ослика и отвести вон туда? — он указал жестом в сторону, где за нечастой порослью угадывалась поляна, явно ухоженная и сейчас даже заполненная людьми, большую часть из которых составляли дети. 

Вели они себя при этом довольно тихо. Как и положено рядом с Обителью. Поэтому их присутствие рядом заметить раньше было почти невозможно.

— Хорошо, — кивнул Вэй Усянь. — Можешь забрать его, — Он протянул стражнику яблоко, которое все это время держал за спиной — Только если у него закончится запас яблок, он будет требовать еще и весьма громко.

Тем временем по другую сторону ворот возник Лань Сичень.

Они с Цзян Чэном обменялись поклонами. Вэй Усянь в свою очередь тоже поклонился. И Первый Нефрит спросил:

— Здесь что-нибудь произошло?

— Вовсе нет. Я просто проходил мимо. С Цзян Чэном. И вспомнил, что у тебя вкусный чай, — сообщил Вэй Усянь.

Прежде Цзян Чэн очень досадовал на шисюна за слишком невежливое на его взгляд и чересчур близкое обращение к многим, пусть даже едва знакомым, людям и заклинателям. Он считал, что Вэй Усянь непозволительно и слишком легкомысленно коротко сходится с каждым, кто возникает на его пути. 

Но сейчас Глава ордена Цзян вдруг почувствовал, что внутренне абсолютно спокоен. Ему больше не хотелось одернуть брата, напомнить о приличиях, лишний раз обратить таким образом на себя его внимание.

Стражник тем временем увел ослика прочь. Тот послушно последовал за ним, увидев, что вожделенное яблоко сменило руки. Но едва они ушли, Вэй Усянь почувствовал, что его обняли за ногу. Он опустил взгляд с усмешкой:

— Ах, ты проказник! Как оказался здесь?

— С Лань Ванцзи, — произнес А-Юань, весело глядя на Вэй Усяня.

Повертев головой, малыш отпустил его и перебежал к ногам Цзян Чэна, тут же обняв его.

— Это еще что? — выпалил Цзян Чэн от неожиданности.

— Шиди, — усмехнулся Вэй Усянь. — Это А-Юань. Он — ребенок. То есть тоже человек, просто еще маленький.

Цзян Чэн бросил на Вэй Усяня сердитый взгляд.

Тот присел на корточки рядом с малышом:

— А-Юань, в самом деле не стоит вот так хватать всех подряд. Это невежливо.

— Красивый, — сообщил ребенок. — Мне нравится цвет.

— Красивый, — согласился с ним Вэй Усянь. — Но, если тебе нравится, значит, тем более стоит вести себя вежливо. Тогда, может быть, он придет снова.

— Гэгэ, извини меня, гэгэ, — А-Юань потянул Цзян Чэна за одежду. — Я больше так не буду. Не сердись.

Цзян Чэн опустил взгляд и некоторое время смотрел на ребенка, на шисюна, который также оказался у самых его ног. Он не понимал, шевельнувшихся внутри чувств, но все же ответил ребенку:

— Я не сержусь. Все в порядке.

— Ты убежал от Лань Ванцзи и оставил его одного? — спросил Вэй Усянь малыша.

— Нет, — покачал головой ребенок. — Там тетя Цин. Другие дети. И еще кролики.

— О, — сказал Вэй Усянь. — У тебя появились друзья?

А-Юань кивнул, улыбаясь.

— Нехорошо, если ты убежал ничего никому не сказав, — заметил Вэй Усянь. — Возвращайся. Я присоединюсь к вам позже.

А-Юань еще раз кивнул и помчался обратно.

Вэй Усянь с улыбкой смотрел ему вслед, потом обернулся:

— Лань Сичень, я не знал, что у тебя уже в достатке гостей. Поэтому привел еще, — обратился он к Первому Нефриту Лань.

— И хорошо, что привел, — ответил тот. — Не будем продолжать стоять на пороге. Тем более, что ты говорил о чае. Прошу, следуйте за мной.

Некоторое время они поднимались по склону, который уходил довольно круто вверх. А потом Лань Сичень забрал в сторону, повернул раз, другой — и они оказались на площадке, очищенной от деревьев. На ней стояло несколько небольших павильонов, под ними столики. А желающие могли бы расположиться и прямо под открытым небом. Но бесспорно самым удивительным был открывающийся отсюда вид. В ясный день почти не было туманной дымки, и взгляду открывался поистине невероятный простор.

— Лань Сичень, ты, похоже, нашел здесь исключительный способ вызывать чувство внутренней тишины. Честное слово, я напрочь забыл все мысли и, кажется, даже слова, — произнес Вэй Усянь.

— А так и не скажешь, — привычно буркнул на него Цзян Чэн.

Лань Сичень пропустил их вперед и за их спинами чуть улыбнулся.

Некоторое время они все трое просто предавались созерцанию. Лань Сичень и Цзян Чэн в нескольких шагах друг от друга. Вэй Усянь же неспешно, чуть покачиваясь, прохаживался туда-обратно.

— О чем ты думаешь? — спросил его Лань Сичень, когда тот проходил мимо в очередной раз.

Вэй Усянь посмотрел на него, чуть вскинув бровь, и покачал головой.

Он помнил, что Первый Нефрит был единственным, кто без слов понимал малейшие эмоции своего младшего брата. Но не думал, что сам был достаточно хорошо знаком с Лань Сиченем, чтобы тот также без слов понимал и его. Однако, Вэй Усянь видел, что Глава ордена Лань рассчитывал, и вполне по праву, хоть на какой-то ответ, поэтому все же заговорил, правда все же не о том, что занимало его мысли одно мгновение назад:

— Цзян Чэн нашел способ доказать, что мы передали Цзинь Гуаньшаню именно фрагмент артефакта, которым он хотел владеть.

Первый Нефрит Лань посмотрел на Главу ордена Цзян с уважением, озвученная тема явно была ему интересна.

— С одной стороны — это весьма полезно, — продолжил Вэй Усянь. — Однако… если Печать хранит память о том, кто ее сделал. Может ли часть помнить о том, что была целым? Не иметь силы. Но при этом, каким бы то ни было образом, хранить информацию…

— О чем? — переспросил Цзян Чэн.

— О том, как выглядит целое. О второй части, — произнес Вэй Усянь.

Цзян Чэн покачал головой:

— Может быть… Мгм… Предположим. Темная Ци считается ненасытной. Значит, части Печати всегда стремились друг к другу.

— Верно, — подтвердил Вэй Усянь.

— Тогда…Часть может быть в силах хранить следы формы и сути. Но не информацию о том, как создать целое. Кроме того, следы могут быть весьма размыты. Всякое сознание добавляет что-то свое в представление о целом.

— Об этом надо подумать… — проговорил Вэй Усянь.

— Предполагаешь… — вымолвил Лань Сичень — Кто-нибудь попытается…

— Почему бы и нет, — подтвердил Вэй Усянь. — Большая сила — большой соблазн.

— Но подобного прежде никто не делал, — сказал Первый Нефрит.

— Может быть, мы просто не в курсе, — чуть повел плечами Вэй Усянь. — Печать была целой. Может хранить в себе следы своей сути. Подсказки о форме и содержании, если их можно каким-либо образом получить… Это уже куда больше, чем просто неизвестное.

— Не думаю, что можно ожидать успешных попыток. Возможно, побьются — и бросят пустую затею. Материал-то подходящий едва ли так просто найдется? — сказал Цзян Чэн.

— Да, пожалуй… — вроде бы согласился Вэй Усянь, хотя было видно, что он не оставил раздумий.

— Не беспокойся заранее, — сказал Лань Сичень. — За этим артефактом будут многие наблюдать. Да, и использование энергии подобной мощи не останется незамеченным.

— Разве ты знаешь момент, когда я создал Печать? — спросил его Вэй Усянь.

— Нет, — покачал головой Лань Сичень. — Но тогда это было впервые. И шла война. Слишком много вспышек энергии. Разной энергии. Теперь мир спокоен. И я лучше понимаю, за чем наблюдать.

Вэй Усянь кивнул:

— Ладно. Сотворенного вспять не повернешь. Будь, что будет.

— Но ведь ты не об этом думал, — заметил Лань Сичень.

— Я вообще больше ни о чем думать не хочу, — усмехнулся Вэй Усянь. — Хочу пить чай и смотреть на горы. И кстати, сделай для меня кое-что, Лань Сичень?

— Что же?

Они принесли столик, пиалы и холодный чай и расположились вокруг, наслаждаясь пейзажем. Усевшись и отпив из своей пиалы, Вэй Усянь пояснил:

— Оставь Цзян Чэна на ночлег в Облачных Глубинах сегодня. Пусть он отдохнет. А в обратный путь отправится завтра. Заодно вспомнит, как мы жили здесь во времена ученичества. Мне же может, наконец-то удастся протащить Улыбку Императора мимо Лань Чжаня.

— Ты — совсем обнаглел, — рыкнул Цзян Чэн.

— Ладно, — пожал плечами Вэй Усянь. — Раз так, то не приду к тебе с вином ночью. Будешь спокойно спать в тишине.

— На самом деле, он куда чаще просто говорит о вине, чем пьет его, — заметил Лань Сичень, смотря на Цзян Чэна.

— Угу. Вино нынче дорого. А я купил ослика. Ослик требует яблок. Свои еще не созрели. А-Юань требует кататься на ослике. Вэнь Цин требует денег и заниматься делами. Своими делами я люблю заниматься ночью. Поэтому долго после этого сплю по утрам. А в итоге через день на второй мне напоминают, что я — бездельник.

— Ох, и тяжело тебе приходится, — притворно вздохнул Цзян Чэн.

— Просто ужасно, — рассмеялся в ответ Вэй Усянь.

— Ванцзи привел сегодня к нам А-Юаня и Вэнь Цин в твое отсутствие, — сказал Лань Сичень. — Ты был недоволен этим?

— Я не был недоволен, — ответил Вэй Усянь.

— Да, пожалуй, что все же был… — произнес Цзян Чэн, вспомнив, как нечто дернуло его посторониться от Вэй Усяня у главных ворот.

— Понятия не имею, о чем вы, — сообщил Вэй Усянь. — Почему я вообще должен быть недоволен чем-то? Если Вэнь Цин наконец выбралась прогуляться — отлично. А-Юань — ребенок. Ему нужны впечатления. Общение со взрослыми и со сверстниками. Единственное, о чем я действительно думал, так это о том, что старый Учитель Лань точно не будет в восторге от всего этого.

— Оставь мне заботы об этом вопросе, — сказал Лань Сичень.

Вэй Усянь фыркнул, покачал головой и наконец произнес:

— Ладно. Хорошо. Оставил. В конце концов, это твой Учитель и один из ближайших родственников. А А-Юаню, пока рядом с ним Лань Чжань, бояться нечего.

— Все будет в порядке, — кивнул и заверил Лань Сичень.

Со стороны все это очень напоминало семейное общение. Или дружеское. Всех этих людей что-то связывало. Что-то сквозило между слов, как Цзян Чэну казалось. Что-то важное. Чего он никак не мог четко уловить, распознать. Раньше в такой атмосфере он начинал чувствовать себя чужим и лишним, порой недостойным внимания. 

Но сейчас ничто подобное его не тревожило. Он сидел рядом с Вэй Усянем, близко, почти касаясь. И было не так уж и важно, что тот говорит, кому и как. Пусть шутит, пусть дурачится, пусть дразнит или изредка будет серьезен — неважно, лишь бы был рядом. На самом деле — лишь бы просто был.

— Лань Сичень, — снова позвал Вэй Усянь после непродолжительного молчания. — Я бы хотел, чтобы Цзян Чэн мог беспрепятственно проходить на ту сторону горы при необходимости или просто, если захочет. Ты не против?

— Конечно, пусть приходит. С чего бы мне возражать этому. Он же — твой брат, — охотно ответил ему Первый Нефрит Лань и Глава своего ордена.