Глава 1. Крысы и длинные руки

Когда одерживаешь победу над своим кошмаром, удостоверься, что проснулся, или готовься к борьбе с новым. Он оказался не готов. После грандиозного побега из затопленных канализаций и удара током по всему водному пространству, его, признаться, охватила лёгкая эйфория. Да, усталые мышцы не способствовали ей, но он воспрянул духом. Ощутил пресноватый ещё, но всё же вкус надежды. И глупо попался. Зачем он шумел, почему не схоронился, как крыса, испуганная толпа которых, кстати, должна была его на что-то навести. Но цепкие руки с длинными пальцами оказались быстрее.

Голова болит. Просто раскалывается! Он приподнялся и схватился за прутья клетки. По телу играючи пробежался страх. Голова закружилась от приступа паники. Он прикрикнул на себя мысленно, отвесил себе затрещину и даже попинал, приговаривая угрожающие фразочки. Удивительно, но голова протрезвела, и он огляделся.
Клеток вокруг было немерено, хотя не во всех кто-то сидел. Впрочем, в соседней явно кто-то был. Мальчик или девочка — в темноте не понять, но это ребёнок, и точно сильно напуганный. Он качался туда-сюда, обхватив колени.
— Эй, пс-с! — позвал его мальчик, постучав по прутьям клетки. Он не очень-то желал шуметь, но его оклик сложно было не услышать. Однако ребёнок в клетке не отреагировал. То ли паника накрыла его с головой, то ли он просто оглох, но этот пленник ничего не слышал. Или слишком боялся отвечать.
Зато от громкого шёпота и стука зашевелился кто-то наверху. На ещё более дальней клетке стояла другая. И вот как раз в ней мальчика кто-то услышал, всполошился и проснулся. Он сразу догадался, что это девчонка: более девчачьего дождевика он не видел. Ярко-жёлтым пятном эта девочка выделялась в общей темноте.
— Ты ведь слышишь меня, да? — уточнил мальчик.
— Естественно, я слышу, — съязвила девчонка, поднимаясь на ноги. Её клетка была в разы меньше, и она чуть ли не цепляла головой верхнюю крышку.
— Надо как-то выбираться, — продолжил продвигать идею мальчик.
— Да что ты? — саркастично отозвалась она. — А я-то не догадалась! Если ты ждал моего разрешения, так и быть: можешь начинать.
Он скривился. Они в одной передряге, однако девчонка ведёт себя так, словно ей ничего и не угрожает. Она без интереса рассматривает клетку и всё вокруг, ища зацепку.
— Может, попробуешь уронить клетку? — предложил он. — Крышка выглядит не очень прочной. Возможно, отвалится.
Из-под капюшона на мальчишку сверкнули два злющих огонька, но девочка всё же схватилась за прутья и попыталась раскачаться. Клетка начала подниматься то одним краем, то другим. Мальчик надеялся, что при падении девочка не пострадает, но не останавливал её. Наконец, девчонка навалилась всем телом на стенку, и вместе с клеткой рухнула вниз. Звук эхом разлетелся, наверное, по всей тюрьме. Верхнее дно отвалилось от клетки, и девочка в жёлтом дождевике смогла выползти.
— Чёрт, как же звенит… — пробормотала она, поднимаясь на ноги.
— Времени нет! — шикнул мальчик на неё. — Помоги мне выбраться.
Его клетка была в разы больше, и её просто так не раскачаешь. Девчонка стала прямо перед ним и фыркнула:
— С чего бы это?
Он опешил. Пару ударов сердца. Он даже не мог найтись, что бы ответить.
— Я же тебе помог! — наконец зашипел он. — Да и… мы же в одной лодке!
— До идеи раскачаться я бы дошла и сама. А насчёт лодки… я предпочитаю одноместные капсулы.
Она уже хотела было двинуться дальше, но мальчик резко схватил её за запястье через прутья. Она дёрнулась.
— Ты же не бросишь меня!
Девчонка хмыкнула и высвободила руку. Он успел подумать, что она и впрямь оставит его здесь. Приготовился крикнуть, зашуметь. Однако девочка подхватила из кучи хлама ломик и тихо заключила: «Должно подойти». Затем вернулась к клетке, просунула лом между прутьев и надавила. Прутья, будто обычная проволока, согнулись. Судя по всему, клетки здесь лепят без должного усердия. Ломаются они превосходно. Он вылез через дыру, радуясь в кои-то веки своему тощему телу. Металлическое кольцо на ноге неприятно звякнуло о решётку. Он поморщился.
— Так, это тоже нужно снять, — немедленно отреагировала девочка.
— Ага, вместе с ногой? — отозвался он, вспоминая все тщетные попытки снять эту гадость.
— Успокойся, — припечатала девчонка и присела рядом. Она прокрутила железный браслет на его ноге, нашла заклёпку. — Так…
Подцепив кольцо ломом, опёрлась о пол и нажала. Звяк. Он зашипел от боли: всего на миг металл врезался в кожу.
— Ну вот, а ты боялся, — хмыкнула девчонка. Её способ хотя и заставил его массировать ногу, всё же сработал. Однако слова благодарности замерли у него на губах. Девчонка вся превратилась в слух, застыла. Он тоже прислушался. Тихие, шаркающие шаги. Это Сторож! Та тварь с длинными руками, которая схватила его.
Девочка прислонила палец к губам, чуть присев. Двигаясь очень осторожно, они отползли за кучу хлама, в которой нашёлся лом. В комнате появились две длинные тени, отходящие от небольшого тела с непропорциональной головой. Руки. В полнейшей тишине, они подхватили клетку, в которой ранее он сидел, и потащили куда-то да собой. Видимо, Сторож не заметил, что клетка теперь с некоторым дефектом. Едва руки исчезли, он дёрнулся.
— Всё, прекращай! — злым шёпотом приказал он, дёргая её за руку. Всё это время она смотрела на него страшным взглядом, держа палец у губ. Это бесило. Только дурак бы не понял, что лучше помалкивать. — Я бы и так молчал!
— Кто тебя знает, — буркнула девчонка. — Ты, кстати, кто?
— Беглец.
— Это, разумеется. Но что насчёт имени? — фыркнула она и скрестила руки на груди.
— Так и зови, — Беглец хитро прищурился. — А тебя как звать?
— Шестая, — девчонка сказала это под нос, но он услышал.
— Спасибо, Шестая, — наконец, смог он собраться с мыслями. — Что помогла выбраться, и вообще…
— Пф, — Шестая закатила глаза. Вернее, Беглецу так показалось, потому что под капюшоном разглядеть точно было нельзя.
Они вышли из укрытия, и Шестая побежала проверять дверь. Беглец подошёл к ещё одной клетке. Ребёнок внутри, как и тот, к которому он обращался первым, раскачивался туда-сюда, обнимая колени.
— Э-эй, — Беглец помахал перед самыми прутьями. — Ты меня слышишь?
Ребёнок не отозвался. Шестая вернулась к нему, шагая словно с неохотой.
— Итак, — начала она, — готова поспорить, дверь открывается с помощью вон той веревочки, — она ткнула пальчиком в канат в ручкой.
Вообще-то, когда Сторож уходил, они, наверное, могли бы заметить, как он вышел, но были слишком заняты.
— Погоди спорить, — прервал её Беглец. — Для начала нам ещё понадобится лом. Нужно освободить всех.
Шестая запнулась и поперхнулась фразой.
— Спятил? Каких всех? — зашипела она. — Они даже не реагируют на твои действия. Они либо слепые и глухие, либо парализованные… либо не желают выбираться!
— Но, — Беглец окинул взглядом ряд клеток. Никто из сидящих внутри ничего не говорил, никто не цеплялся за прутья, никто, кроме них, не пытался выбраться. — Мы их бросим?
— Спасение утопающих… — пробурчала себе под нос Шестая. — Если они сдались кошмарам, это не наше дело.
Девочка вскарабкалась по клетке наверх, ребёнок внутри никак не отреагировал. Может, это гипноз или какое-то колдовство? Беглец рассматривал все варианты. И почему это, что бы это ни было, не коснулось их с Шестой? Та уже повисла на канате, и проход медленно начал открываться. Беглец не стал дожидаться саркастичного комментария, и бегом проскочил в следующую комнату. С той стороны он видел, что Шестая раскачивается на канате, беря всё большую амплитуду. В какой-то момент девочка отпустила руки и, как кошка, приземлилась у двери. Пока она летела, проход уже начал закрываться, но она оказалась быстрее. Кувырком, она проскочила к Беглецу и, поднявшись, отряхнулась.
— Отличная работа, — похвалил он. — Сам не смог бы лучше.
— Пф, — Шестая пренебрежительно мотнула головой. — Едва ли ты бы смог так.
Беглец не стал её переубеждать. Похоже, его новая знакомая не очень-то привыкла работать в команде. Однако в месте вроде этого команда была бы очень кстати.
Новая комната. Снова тёмная и сырая. Беглец некоторое время прислушивался, а потом решился включить фонарь. И заслужил неодобрительный поворот головы от Шестой. Взгляда он не различил. В её ладошках появилась миниатюрная зажигалка, в которой заплясал огонёк, и мальчику открылась часть её лица.
Они огляделись. Шестая шлёпнула босой ногой по луже. Беглец осмотрел глухую стену, обернулся к двери и предложил:
— Может, наверх?
Шестая тоже повернулась, проследив за его взглядом, подняла голову.
— Дамы вперёд, — хмыкнула она. Беглец не возражал. Голос у неё диковатый, но звонкий. Даже если она и пытается его зачем-то оттолкнуть, делать это стоит точно не голосом.
Спрятав зажигалку, Шестая легко вскарабкалась по решётке наверх. Беглец последовал за ней. Нога после тяжёлого браслета непривычно ставилась, как не своя, но мальчик надеялся, что скоро это пройдет. Наверху их ждала мешанина из хлама. В очередной раз. Надо признать, нигде больше Беглец не смог бы увидеть заржавевшую ванную и гильотину в одной комнате. Шестая почти ничем не заинтересовалась, пробежав мимо. Она не обращала внимания на него, даже не оборачиваясь, словно забыв о том, что он существует.
И всё же Беглецу не хотелось разделяться, так что он следовал за ней. Девочка юркнула в маленький проход, спрыгнула вниз и побежала вперёд, даже не посмотрев, успевает он или нет.
— Ты всегда такая необщ.. — начал Беглец, но Шестая шикнула на него, махнув рукой в сторону. Беглец резко заткнулся. Они крались по каким-то тряпкам, а когда заглянули за угол, внутри ёкнуло. Стало понятно, почему Шестая так тихо кралась. Похоже, они забрели в то место, куда попали бы они в клетке, если бы не выбрались. Чудак-старик со сморщенной кожей и длинными руками перебирал что-то на своём столе. Похоже, он заматывал что-то в светлые тряпки… Беглец, вытягивая шею и пытаясь разглядеть Сторожа получше, опять не заметил, как исчезла Шестая. Раз — и она уже на другом конце комнаты. Беглец решил тихонько прокрасться за нею, но только он ступил на старые доски, они предательски скрипнули. Сторож оглянулся, словно кот, навострившись.
Беглец пулей метнулся назад, спрятался за клетки и даже бесшумно вскарабкался на решётку. Старик повертел головой, обнажив странную складку из кожи вместо глаз. «Он слеп, но не глух», — понял Беглец, осторожно спускаясь на пыльные тряпки. Сторож продолжал прислушиваться, не замечая его, затем, наконец, отвернулся и направился к столу, а мальчик выскользнул из укрытия. Шестая в это время стояла на столе, держась руками за края капюшона. Беглец предположил, что она повторяет сейчас одну и ту же фразу. Но мало того, что он не умел читать по губам, так ещё и лица девочки не видел. Переступая с носка на пятку, Беглец, чтобы как-то забыть, что к нему могут дотянуться лианообразные руки, гадал, что это за фраза. Как насчёт: «Ты идиот!», — или, может, более прозаичное: «Пол умеет скрипеть!». Новость, ага?
Когда он забрался наверх, Шестая изобразила удар ладони об лоб и шёпотом сообщила:
— Ты идиот! — она, чтобы не спалить их, сказала ему прямо на ухо. — У меня новость: пол умеет скрипеть!
Беглец нервно улыбнулся и пихнул её, чтобы двигалась, а не обзывалась. Дети юркнули в маленький проход, а затем Шестая зашептала:
— Мне кажется, нужно активировать вот тот механизм…
— Сам вижу, — шикнул Беглец. — А вон и ручка от него валяется.
— Хм, неплохо, — задумчиво протянула Шестая, что-то прикидывая в уме. Прежде чем она успела сказать, что «дамы вперёд». Беглец юркнул за ручкой. Он крался быстро, но как можно тише. Подхватил деталь и метнулся обратно к Шестой. Сторож уже спешил, всё-таки услышав его. Шестая уже привычным жестом постучала по лбу, но, когда они переждали «бурю», недовольно сказала:
— Неплохо. Ты, хотя и старался, не спалил нас.
— Ты всегда такая милая?
— Только когда путешествую по опасным местам с неуклюжими мальчишками.
Беглец фыркнул. Оглянувшись на Сторожа, он решил ещё немного выждать. Шестая напряглась, но не стала отнимать ручку механизма. Беглец на секунду задумался, что же происходит в голове у старика, когда он мчится проверять каждый шорох. А потом мальчик со всех ног кинулся к механизму, кое-как приладил ручку и начал крутить. Резкое скрежетание явно привлекло всё внимание Сторожа, и Беглец почувствовал, как его прошибает пот. Крышка погреба начала подниматься, Шестая уже кинулась туда. Она остановилась у самого края, оглянувшись на Беглеца. Руки уже устали, а девочка смотрела ему за спину, наверное, наблюдая, как за ним тянутся длинные руки…
— Всё! Прыгай! — не выдержала она, крикнув во всю мощь лёгких. Наверное, это немного отвлекло старика, а Беглец кинулся к погребу, в котором уже исчезла Шестая, понимая, что медлить больше нельзя. Свистнула рядом с головой огромная ладонь, и вот мальчик уже падает вниз. Каким-то образом погреб оказался входом в местную сеть труб. Беглец выдохнул, проведя рукой по затылку. На ладони остались капельки пота.
— Как ты? — оглянулась на него Шестая. Они уже двигались дальше по трубам ползком. — Я немного перетрусила, если честно… — Шестая замялась, — ну, что ты не успеешь.
— Ого, ты так умеешь! — притворно восхитился Беглец.
Шестая моментально огрызнулась. Они препирались, пользуясь возможностью говорить. Хотя и старались особо не греметь.
— Слушай, а тебя не напрягает такое количество башмаков на нашем пути? — Беглец притормозил, оглядывая очередной экземпляр.
— Да нет, тут всегда полно хлама, — отозвалась Шестая. — А что?
— У меня нехорошее предчувствие, — с сомнением отозвался мальчик. — Ты не ощущаешь?
— С чутьём у меня не очень, — кисло отозвалась Шестая.
— Как? А разве со Сторожем… ты не действовала по наитию?
— Не-а, — Шестая пожала плечами. — Я просто встречала его раньше.
Беглец не стал расспрашивать дальше, сосредоточившись на внутреннем ощущении опасности. Оно холодным ужиком проползло по спине, заставляя кожу покрываться мурашками. Чем ближе они подходили к выходу из трубы, тем сильнее не хотелось спускаться. Но он не успел предупредить Шестую. Она шустро спустилась, нырнув в целое озеро башмаков. Удивлённо воскликнув, она швырнула в Беглеца башмак.
— Ну, чего застрял?
А у мальчика внутри всё похолодело. Он тоже спрыгнул, но осторожней, приземлившись на старый чемодан и со всей возможной твёрдостью попросил Шестую:
— Уйди оттуда!
Она непонимающе глянула на него, а холод в животе нарастал. Он протянул ей руку.
— Ну, давай же! Быстро!
Шестая с непониманием и безразличием погребла в его сторону, схватилась за руку и со скептицизмом начала:
— Ну и чего так пани…
Она не закончила. Беглец дёрнул её за руку, затаскивая на свой остров из чемодана, и в тот же момент из башмаков завихрился ураган и пронёсся от стены к тому месту, где нырнула Шестая. Слова, кажется, застряли у неё в горле. А Беглец выдохнул: весь холод внутри словно разрядился во время этого башмачного торнадо.
— Это ещё что за буря? — наконец, выговорила Шестая.
— Какая-то тварь, которая любит башмаки, — хмыкнул Беглец. Когда представляешь опасность, жить легче. — И похоже, не любит, когда кто-то трогает коллекционные предметы.
Они минутку помолчали, придумывая план. Ну, или просто представляя природу башмачного явления. Шестая представила океан, где вместо воды — башмаки, и как волны в таком океане накрывают их с головой. Благо, башмаки хотя бы не воняли. Могло быть хуже. Беглец же представил скрюченного карлика, чем-то напоминающего крота, который копается в своих башмаках. Мальчик не обратил внимания на отсутствие запаха в реальности, и в его воображении башмаки воняли, да ещё как.
— Как будем действовать? — наконец прервал молчание Беглец?
— Так же, как и всегда: быстро и решительно, — хмыкнула Шестая.

Беглецу вряд ли удалось бы забыть этот обувной кошмар. Конечно, испытанные ощущения не были оригинальны: сзади мчится нечто огромное и опасное, а тебе кажется, что ты тащишься, словно улитка, хотя дыхание уже клочками вырывается из груди. У мальчика позже был шанс испытать такое ещё, и не один раз. Но прокапывать дорогу в куче башмаков, слушая, как за спиной тучи из них же взвиваются вверх под гневом обувного крота… Впрочем, Беглец признался себе, что эта обувная гонка немного, но сплотила их. Ещё один маленький шажок в стремлении наладить контакт со скрытной девчушкой был сделан, и Беглеца это устроило.
Когда в следующем коридоре из ниоткуда выпрыгнул давнишний Сторож, Шестая схватила его за руку, не раздумывая ни секунды. Они бежали наравне, не отставая друг от друга. Ладонь Шестой в его руке стала знаком, что он всё же умудрился сделать дуэт значимым.
Дети спрятались в лифте. С замиранием сердца они вслушивались, как старик шарит по коробкам и ящикам. Он слышал их. Он знает, что они здесь. Или только один из них?.. Его длинные руки подобрались к ним вплотную, когда Беглец подумал уже, что его сердце остановится раньше, чем он их схватит.
Их выручил Ном, маленький шустрый человечек в высоком колпаке. Конечно, не специально. Но Беглец все равно решил, что позже отблагодарит его, если встретит.
— Эти маленькие ребята, — шепнул он Шестой, — кто они?
— Они… живут здесь, — помедлив, отозвалась девочка. — Уж не знаю, откуда берутся, но Номы безобидны. Даже иногда полезны.
— И всё же они чудаковатые, — хмыкнул Беглец. — Было бы интересно узнать, откуда они.
Шестая пожала плечами, словно повторяя «уж не знаю». Девочка не очень-то удивилась, когда Ном помог им спастись, и, кажется, не особо интересовалась ими. Они двинулись дальше, но Беглец уверенно заявил, что встретиться со Сторожем им ещё придётся.
Да, они набегались от него вволю. В конце концов привыкнуть можно ко всему, и слепой старик с длинными руками уже не пугал так сильно. Они умело использовали его слепоту и чуткий слух. Беглец иногда в отблесках зажигалки видел улыбочку Шестой. Стоит признать, его подруга оказалась очень изобретательной. Она могла использовать всё что угодно: от заводной обезьянки до напольных часов, чтобы отвлечь Сторожа. Беглец мог бы даже поспорить, что её это забавляло. От этого местами было жутко. Несмотря на то что Беглец уже не пугался до обморочного состояния цепких рук Сторожа, ему всё равно не казалось забавным дурить его. Впрочем, этим занималась Шестая в своё удовольствие.
— Тебе не кажется это жестоким? — спросил Беглец, наблюдая, как девочка заставляет Сторожа мчаться за трескочущей обезьянкой, как собаку, хотя они уже забрались наверх.
— А тебе не кажется жестоким приманивать голодных детей объедками?
По её тону Беглец понял, что она скривилась, и промолчал. Его не покидало чувство, что Шестая знакома со многими вещами куда теснее, чем он сам. Конечно, они оба уверенно карабкались по полкам, прыгали на покачивающийся под потолком рояль (и кому в голову пришла безумная идея подвесить его?) и старались сохранить равновесия во время особенно сильной качки. Но Шестая двигалась как-то… привычней? обыденней? уверенней? Эта интрига висела между ними, но мальчик не спешил её обрывать.
Сторожу не нравится, когда в уши поёт старый чёрно-белый телевизор. А Шестой не нравится, когда что-то идёт не по плану.
Поэтому она включала телевизор. Поэтому она нервно хихикала, когда они бежали по разрушенному местами этажу. Беглец удивлялся, как старик всё ещё преследует их. Он цеплялся за балки под потолком не хуже них, детей, спрыгивал и карабкался, доставал своими ручищами до верхних полок, лез в каждую щель в стенах. Сколько нужно упорства, чтобы так желать найти всего двух детей. Хотя Беглец не был уверен, что Сторож знает, что их двое. Его слух, может, и не такой острый. И хорошо, что бег не его преимущество. Они бежали от него со всех ног, пользуясь этим.
Всё резко оборвалось, когда он загнал их в тупик. В маленькую комнатку без выхода. К счастью, старик не смог пролезть целиком, большая массивная дверь мешала ему. Но под ней оставалась маленькая щель, в которую пролезли знакомые жадные руки. Беглец залез на клетки и вжался в стену. Морщинистая ладонь шарила прямо рядом с ним, и, кажется, сердце в груди билось так сильно, что Сторож мог услышать.
«Что делать, что делать, что?», — вопили все его мысли, но Беглец не мог сдвинуться с места — только сильнее вжимался в стену. А Шестая вдруг подскочила на месте, шепнула: «Погоди-ка, это идея!», — и отпрыгнула от стены. Рука как раз дёрнулась на звук и попыталась схватить её. Шестая бросилась прямо к двери. Беглец хотел заорать, что там явно самое плохое место, но подавил в себе этот порыв. Нельзя, чтобы его заметили. И Шестую тоже. Что она вообще задумала?
Беглец присмотрелся к девочке и вдруг понял, что она дёргает за прутья железной клетки, которая мешает двери закрыться полностью.
«Нет…», — пронеслось эхом в его голове. Но отреагировать он не успел. Решётка со скрежетом выскочила из-под двери, и та, словно лезвие гильотины, упала вниз. Шестая отскочила. Беглец упал с клеток на пол, уперевшись руками в пол. Его давила тошнота. Мальчик глотал комки в горле, но не помогало. Последний раз нечто похожее он ощущал, чувствуя запах жареного мяса в затопленных канализациях. Его мутило. Руки, как длинные шланги, пару секунд извивались, но затем затихли. А вот крики, раздирающие мальчику уши, не стихли. Они носились между стенами металлическим эхом. За дверью Сторож метался от боли. Дико хотелось, чтобы, наконец, вырвало и чтобы нос, уши, глаза забились. Чтобы затихли крики, развеялся приторный запах крови и грязные обрубки перестали бросаться в глаза в этом маленьком пространстве.
Шестая похлопала его по плечу. Такая спокойная! При тусклом освещении он видел частично её лицо. Она даже не побледнела.
— Идём. Люк открылся.
Он поднялся на ноги и, как чумной, последовал за ней, не оборачиваясь. Он не обвинял Шестую даже в мыслях. Она спасла их обоих, сумела сделать важную вещь в критических условиях. Но вот бы его наконец вырвало!
— Как же мерзко… — выдавил он из себя. Шестая промолчала.
Они снова ползли по трубам, а Беглец не мог выбросить из головы образ безрукого старика. Если он не умрёт от кровопотери, что очень вероятно, но точно не сможет больше выполнять свою работу. Это вроде казалось справедливым и даже хорошей новостью для всех детей, но Беглец не мог успокоиться.
— Давай отдохнём немного? — предложила Шестая, то ли заметив его состояние, то ли сама вымотавшись.
Они упали там, где стояли. Чувствуя спиной холодную стену, Беглец чуть расслабился. Напряжение последних часов начало отпускать, однако перед глазами всё ещё извивались отрубленные руки Сторожа.
— Он… был плохим человеком? — выдавил из себя мальчик с вопросительной интонацией.
— Был ли он вообще человеком? — помедлив, отозвалась Шестая.
Им обоим тяжело, по разным причинам, но в сущности по одной. Звучит сложно, но их детские души сейчас как никогда просты.
Беглец больше не пытался как-то оправдать произошедшее ни вслух, ни в своей душе. Он решил: случилось то, что случилось. Он был рад, что они живы и вместе. Скорее, он даже чувствовал облегчение и усталость. И под этими ощущениями успокаивался. Когда они отдохнули и выбрались из вентиляции, Беглец старался абстрагироваться от происходящего. Мимо них плыли крюки для мяса. И на некоторых из них болтались мешки, они качались, иногда дёргались. Беглец в первую секунду бросился к такому мешку, но Шестая остановила его.
— Мы не сможем, — безапелляционно сказала она. — Нам нечем быстро разрезать, а такой механизм затормозить не выйдет.
— Мы снова будем смотреть? — тихо отозвался Беглец. Мимо него проплыл дёргающийся мешок. Мальчика передёрнуло. — А если бы я не выбрался из клетки, сейчас так же бы болтался на крюке.
— Но ты выбрался! — отрезала Шестая. И вдруг схватила его за плечи. — Я знаю, что ты чувствуешь. Да, мы в кошмаре. В ужасном кошмаре, который существует наяву. Мы сможем проснуться, только выбравшись отсюда. Но мы не сможем вытащить всех!
— Но мы даже не пытаемся! — покачал головой мальчик. Он смотрел в тень капюшона Шестой и принимал её неоспоримую правоту. Да, это был практичный и трезвый взгляд на вещи. Но до того циничный, что его коробило. Разве выбраться из кошмаров — привилегия случайных детей? Разве шанс нужен не всем?
— Беглец… — впервые за долгое время Шестая назвала его так. — Я знаю, что мы должны выбраться. Я знаю, что у нас есть такой шанс. Более того, я знаю, что кошмару можно положить конец раз и навсегда.
— А ещё ты знаешь, что, помогая кому попало, мы распыляем силы? — зашипел Беглец. Хотел бы он послушать, что это за способ «положить конец раз и навсегда». — Теряем время?
— Нет, — Шестая сдержанно вздохнула, — мы становимся уязвимы. И это место, оно, как гигантский осьминог с даром телепатии, почувствует нашу слабость. И ударит. Мы не справимся.
— Помощь другим не слабость! — Беглец от разочарования и бессилия сжал кулаки.
— Разве? — голос Шестой резко высох. Повеяло чем-то холодным, мёртвым, примерно как когда она вытаскивала решётку из-под двери, зная, что та отрубит руки Сторожу. — Я помогла тебе сбежать, хотя ты, парень не глупый, может, справился бы и сам чуть позже. Но вот теперь мы ходим вместе, и мне приходится останавливаться. Да, терять время! Да, распылять силы! Чтобы лечить твой альтруизм! — последние слова она процедила тихо, но от её тона кожу покрыли холодные мурашки. — А теперь цепляйся за крюк. Или рви мешки.
Она больше ничего не сказала, отпустила его плечи и, запрыгнув на валяющийся уже мешок (в котором наверняка был труп не выбравшегося оттуда ребёнка), зацепилась за крюк. Девочка поехала в проём, дальше, по ленте для мешков с мясом, больше не оглядываясь на Беглеца.
Ему не понравился такой тон. Никто не любит, когда в лицо цедят слова с нескрываемым презрением. Но Шестая всё же была единственным человеком, у которого он мог найти здесь отклик. Да, она была непрошибаемой и иногда даже злой. Но Беглец всё же поверил в неё, как в свою подругу. Верил и теперь, когда она нашипела на него, фактически заявив, что теряет с ним время.
Мальчик разжал кулаки. Ему не о чем с ней спорить. Её правда тоже жива, и к ней стоит прислушаться. В конце концов, он не герой, не великий освободитель. Он просто хочет, чтобы этот кошмар кончился. А там… кто знает, может, все эти дети — просто персонажи его страшилки? Или все они в своих собственных кошмарах иной плоскости тоже пытаются выбраться? Тогда почему-то у них с Шестой один кошмар на двоих?..
Так рассуждал Беглец, уцепившись за крюк и двигаясь за Шестой. Лента везла их как будто в другой отсек. В бледном свете Беглец заметил странные силуэты существ, вроде людей, но не успел разглядеть. Шестая отпустила крюк, и Беглецу пришлось разжать руки, чтобы приземлиться туда же и не потерять её. Они упали на что-то мягкое. Рассмотрев, что это, Беглец тут же попытался забыть. Огромная куча мешков, которые уже не дёргались. Мальчик сглотнул. Шестая бросила на него взгляд, но он не различил, какой именно.
— Идём, — вполне спокойно произнесла она.
Они спустились и двинулись дальше. В бледном свете фонаря и зажигалки Беглец заметил горы тряпья и мышеловки. Вдруг свет зажигалки дрогнул, Шестая отстала от него. Такое за ней водилось редко. Он обернулся, полагая, что она нашла другой путь. Свет зажигалки погас.
— Шестая?
Девочка вдруг согнулась и выдохнула сквозь сжатые зубы.
— Что такое? Тебе плохо?
Она задышала чаще, но согнулась сильнее, прижимая руки к животу. Ладони комкали ткань дождевика.
— Нет, я… — она с трудом выдавила из себя ответ. — В порядке. — выпрямилась. Но Беглец заметил, как дрожат её согнутые колени.
— Просто очень хочется, — она облизнула губы и сглотнула, — есть.
Беглец с беспокойством смотрел на неё, поддерживая за локоть. Он тоже мало что ел за время пребывания здесь, пил мутноватую и ледяную воду. Он бы не отказался от обеда, однако почему-то это место притупляло голод, и он не был таким уж болезненным. Может, своими кошмарами оно отбивало аппетит? Шестая крепкая девчонка, но он её понимал. Однако так резко?
— Должно быть, свело желудок, — всё ещё обеспокоенно предположил мальчик. — Ничего, мы найдём что-нибудь.
Шестая обожгла его странным взглядом, который заставил поёжиться. Более того, он на секунду разглядел её глаза. В них горел огонь. Стало не по себе, но Беглец продолжил держать медленный темп, хотя Шестая и не позволила поддерживать себя за руку.
Где-то в стороне копошились крысы. Дорогу им преградили ящики. Беглец осветил их фонарём, пытаясь разглядеть, что сверху. Он не сразу заметил, что Шестая снова отстала. Она прижалась к дальней стене, сверля взглядом крыс у мышеловки.
— Всё хорошо?
Беглец был уверен, что нет. С его подругой происходило что-то, и ему это не нравилось. Всегда бойкая, отрицающая слабость. Он не мог поверить, что…
— Ты боишься крыс? — он поднял брови.
— Да! — выпалила она, но тут же сморщилась, поджав губы. Он почувствовал это по голосу. Она… врёт ему? — То есть нет… я, — она снова согнулась, опираясь на стену, — не могу.
— Давай помогу, — Беглец сделал шаг вперёд, всерьёз задумываясь о том, чтобы поймать и зажарить крысу. Это мерзко, но все же, если Шестой плохо настолько…
— Не подходи! — резко выкрикнула Шестая, вытягивая вперёд одну руку. — Не подходи, слышишь?
Беглец замер и даже сделал шаг назад.
— Всё хорошо, я не подхожу, видишь?
Шестая кивнула и, согнувшись, сама двинулась к нему. Почему-то она не смотрела в его сторону, словно специально отводила глаза. Она прошла мимо крыс.
«Похоже, она умеет преодолевать любые страхи», — с гордостью подумал Беглец.
И вдруг один взгляд. Она повернула голову в сторону крыс. И сорвалась с места. Но не от них. Девочка накинулась на одну из крыс и вгрызлась в тело. Беглец услышал, как она рвёт животное на части. Оборвался предсмертный писк. А он замер, не в силах даже сглотнуть. Он смотрел, как его подруга вырывает из туши кусок сырого мяса и рвёт его, с трудом справляясь маленькими зубами.
Она поднялась. Повернулась к нему. Включила зажигалку. Её губы были в крови, а у ног валялась тушка крысы, а сама она не двигалась с места. Только смотрела на него. И Беглец смотрел тоже. Нет, у него не завыла внутри сирена, умоляющая бежать. Но в ногах появилась слабость, а голова чуть затуманилась. Шестая подняла голову, и зажигалка осветила её лицо, он, наконец, его увидел полностью. Она смотрела на него с вызовом, но Беглец слишком хорошо знал страх и его умение прятаться в глазах. Шестой было страшно.
— Ну… — хрипло выдавил он. — Если ты… наелась, можем идти дальше?
Он выдал эту фразу не обдумывая, он даже не услышал её, потому что уши словно набили ватой. Но он заметил, как Шестая моргнула, растерявшись, опустила голову, снова глядя исподлобья и из тени капюшона.
— Ты правда… — вдруг начала она жалобно.
— Молчи, — оборвал её Беглец тихо, но уже вполне осознанно. — Я пока не готов говорить об этом. Пойдём, пожалуйста, дальше.
Он наконец сглотнул, смочив пересохшее горло, развернулся на сто восемьдесят градусов и шагнул вперёд. В голове кипела каша, в ушах стоял звон, а нос всё никак не хотел мириться с тем, что запах крови так далеко и ярко не распространяется. Он всё равно чувствовал его.
Беглец услышал, как Шестая последовала за ним. Он одновременно почувствовал облегчение и потребность ускорить шаг. Но он подавил в себе это трусливое желание.
«Ты видел, ей страшно, — напомнил он себе, — произошло что-то… непонятное. Но ты не должен сейчас её оттолкнуть». Он повторил это мысленно несколько раз, как мантру. И инстинкт бежать постепенно отступил в тень. Но Беглец был уверен, что это чувство вернётся. В этом месте всё кошмарное возвращалось.