В тот момент ему показалось, что Леди уничтожит его. Просто расплавит взглядом и размажет по трюму тонким слоем, или сожжёт, чтобы выбросить пепел в пасть голодных морских волн. Но Леди сдержалась и, изящным движением поправив фарфоровую маску, повела рукой, приглашая Беглеца подойти ближе. Он смотрел в идеально выточенные черты, но видел только озлобленный старый взгляд. Стало жутко. По спине в который раз пробежался холодок. Он умрёт здесь, так и не дойдя до выхода.
— Беглец, — почти ласково сказала Леди, он вздрогнул. — Ну здравствуй.
Она изменила свой голос, Беглец не знал как, но изменила: теперь он звучал мелодично и нежно, но Беглец всё ещё не мог забыть хрипящего гневного возгласа, от которого кровь стыла в жилах.
— Вы не убьёте меня?
Он не хотел произносить вслух, хотел выглядеть смело, но эти слова прозвучали. Жалкие, по-детски угрюмые. Леди засмеялась девичьем молодым смехом. Но это подделка. Просто фальшивка, призванная потешить самолюбие. Беглец распрямился, став выше на голову. Она всё ещё стояла перед ним, высокая, стройная, но он знал её грязный секрет, и потому у него есть преимущество.
— Я не убиваю детей, мальчик.
Он глянул на неё исподлобья. Ну конечно!
— Да… — протянула она. — На этом корабле много охранных механизмов от вредителей и воришек. Всё это может, разумеется, и убить. Есть несколько работников, которые с лёгкостью это сделают, но я… — она склонила голову набок, но вышло неестественно. Не хватало на её застывшем лице улыбки. — Но поверь, мальчик, я могу сделать вещи и похуже.
Он вскинул голову, словно намереваясь крикнуть: «Ну же! Чего же вы медлите?!», но вместо этого недоверчиво прошептал:
— Вам нужно что-то от меня? Вам?
— Догадливый парень, — похвалила его Леди. — Хочешь сказку?
Она не была похожа на добрую тётушку, присаживающуюся на край твоей кровати перед сном. Леди никак не могла быть названа «матерью» и, уж тем более, не смела претендовать на ласковое и тёплое «мама». Её руки холодны, как руки трупа, а глаза, кажется, способны светиться, как у расчётливого, жестокого хищника. Не дождавшись ответа, Леди продолжила:
— Это сказка о мальчике, который искал своё счастье. Счастье его было далеко, и, чтобы добраться до него, мальчику пришлось бы преодолеть множество трудностей. И, знаешь, он неплохо справлялся, — Леди издала хриплый, свой настоящий, смешок.
Она повернулась к нему спиной, демонстрируя пренебрежение. Беглец воспользовался этим, чтобы нервно переступить с ноги на ногу, переложить фонарь в другую руку и обтереть потную ладонь о штаны. До этого он стоял, как вкопанный.
— Вот только на пути ему встретилась девочка, — жёстко продолжила Леди. — Не принцесса даже, а наш мальчик зачем-то с ней подружился. Вот только девочка была со своим тёмным секретом, и, став свидетелем жуткой сцены, мальчик испытал страх.
Слово «страх» у Леди вышло особенно вкусно, с нужным отвратительным оттенком.
— Я её не боюсь! — выкрикнул Беглец, сжимая кулаки.
— Правда? — переспросила Хозяйка. — Глупенький, тебе стоило бы.
Беглец отступил на шаг, колени ослабели, ноги подкосились, не удержав его жилистое тельце.
— Хочешь продолжение истории? — безэмоционально продолжила Леди, её ровный голос бился в ушах, как кровь. — Мальчик хотел сбежать из тёмного места вместе с подругой, но им было не по пути. Она, конечно, искала выход, но не тот…
— Она сказала, что тоже хочет выбраться… — прошептал Беглец, едва шевеля губами. — Но нам пришлось расстаться. Ей нужно было кое-куда ещё зайти…
— Она обманывает сама себя, — пробормотала Леди. — Думает, есть «корень зла». Уничтожишь его, и падёт проклятье.
— Её проклятье можно снять? — встрепенулся Беглец. Мысли об опасности, о легкодоступной сейчас смерти отступили, его голову и сердце заняла надежда. Если только Шестой можно помочь, он сделает всё, только бы она избавилась от вечной боли.
— Её проклятье — она сама. Девочке давно пора бы усвоить урок: мы те, кто мы есть, — Леди задумчиво погладила по голове куклу на туалетном столике.
— А вы? Что-то вы не очень торопитесь принимать себя такой, какая есть! — сердито выпалил Беглец. От фигуры Леди волной дыхнуло холодом.
— Не шути со мной! — резко повысила она голос. — …мальчик…
Беглец весь съёжился, растеряв минутный порыв храбрости.
— Я пока не решила, стоит ли поручать тебе что-либо, — брезгливо заметила Хозяйка, но мальчик проигнорировал обидный тон и осмелился напомнить:
— И всё-таки… как я могу помочь Шестой?
— Шестой… — повторила Хозяйка. — Она, наверняка, сказала тебе, что не отсюда, не из этих мест.
Беглец не собирался ничего отвечать. Но голова словно сама опустилась. Он кивнул.
— Сколько бы она не твердила это, с этим местом её связывает невидимая пуповина. Её не разорвать.
Леди замолчала, Беглец не решился спрашивать больше. Нет, она не скажет ему, как помочь Шестой, это не в её интересах. Он ждал, пока она скажет, чего же хочет. Выдвинет свои требования.
— Она придёт сюда, — сообщила ему Леди. Как будто он не догадался! Да, придёт. И он даже знает, зачем. «Корень зла», который придумала себе Шестая, её намерение сначала покончить с чем-то и только потом сбежать — всё стало очевидно. Хозяйка этого места в глазах его маленькой подруги — вот оно, зло, которое она так хочет искоренить.
Но что Шестая, девочка в жёлтом дождевике, может противопоставить этой страшной женщине? И что она собирается сделать затем? И что Хозяйке нужно от него, маленького Беглеца?
— Вы уйдёте, — её ледяной тон бил по ушам. — Вы можете уйти.
— Вы… отпускаете нас? — неуверенно переспросил Беглец. Нет, он не верит этому. Ловушка, не более, чем западня.
— Ты слышал. Если сможешь повлиять на подругу, сможешь заставить её позабыть о голоде, её проклятье и забыть «корень зла», вы сможете уйти.
Неужели она боится её, Шестую? Эта высокая, сильная Леди со сплавом стали и льда вместо сердца и уродливой оболочкой? Не может же быть такого… Так ли Шестой нужно держаться от этого места подальше? Беглец кивнул сам себе.
— Я согласен. Отпустите нас, и мы уйдём, не создавая проблем.
Слово «проблем» вышло совершенно жалко и наивно, но Леди не засмеялась. Её ядовитый взгляд скользил по его тени на стене, как бы изучая, желая запомнить.
— Что ж, — медленно протянула она, — тогда мы договорились.
Она растягивала слова слишком наигранно и подозрительно. Он развернулся. Он хотел уйти. Не-е-ет, он расскажет Шестой всё об этой женщине, она придёт и свергнет Леди с её пьедестала. А потом, да, они уйдут, а это прогнившее место рухнет без своей Хозяйки. Нельзя отступать, видя весь этот ужас. Он не один такой, были ещё дети, были заключённые и убитые, замученные и заморенные, потерявшие надежду и окутанные страхом. Были и будут, если они не вмешаются. Беглец не сможет сбежать от совести, он обязан им помочь, хотя бы рассказав Шестой обо всем, хотя бы попытавшись ей помочь. И не нужна ему никакая сделка!
Он шагал прочь из покоев ужасной Леди, а она окликнула его у самого выхода.
— Беглец, — в её голосе на этот раз звучала тошнотворная усмешка. Она видит его насквозь, он слишком мал для неё. — Беги, — равнодушно брошенный приказ.
Она протянула к нему руки, и горло перехватило, в груди кольнуло, словно она своими скользкими пальцами схватила его за сердце. Он рванулся, как рвался всегда, побежал, как сбегал не раз. Удушающая хватка не давала крутиться, сковывая. Леди подула из-под маски ему в след, он слышал, как свистит воздух на её губах; он слышал тварей, которые летели за ним. А Леди всё тянула из него что-то и тянула. Что-то важное, человеческое. Тянула, как рыбу за леску, а он трепыхался, барахтался, но уже показался над водой. Он бежал по коридорам этого жуткого места, но лёгкие словно спрессовывались.
«Если я упаду, меня настигнет этой волной, и я захлебнусь», — билась в его голове паническая мысль. Подземелья становились темнее, он уже краем глаза замечал шевеление у стен. Это просыпались Пиявки. Наверняка они чуют его страх. Он бежал, не оглядываясь, не жалея воздуха в лёгких, не жалея горла, которое саднило от холодного воздуха подвалов. Пиявки тянулись к нему, но не успевали, а невидимая нить, за которую держала его Леди, натянулась до предела. Последний рывок, последний. И Беглец рванулся, на секунду теряясь от резкой темноты в глазах и рези под сердцем. Он тяжело дышал, сгибаясь, даже упёрся руками в пол, согнув ноги. Боль пульсировала где-то внутри, он даже не мог понять, где именно. Она словно была под кожей, под мышцами, внутри тела, боль пузырилась и кипела.
Чавкающие, хлюпающие звуки со всех сторон. Эти твари готовы задушить его, выпить досуха. Беглец поднялся на дрожащих, слабых ногах. Он ещё жив, а значит, ещё поборется.
«Нужно найти Шестую», — эхом мелькнуло в голове. Да, он должен найти её. Каким-то образом — эта задача вытеснила первичную: сбежать отсюда уже не было приоритетом. Пиявки медленно подкрадывались. Для них, конечно, это был стремительный бросок, но не для Беглеца. Чуть отдышавшись, он снова перешёл на бег, хотя это и стоило диких усилий.
После встречи с Леди, после отчаянного разрыва той связи, в его душе словно образовалась дыра, из которой сочилась жизнь, утекали последние силы. Он ощущал, как с каждым шагом, становится легче, будто невесомей. А сил всё меньше. Но ведь он не ранен… Наверное, просто устал. Неудивительно, от этого места можно просто сойти с ума, начав разговаривать с тенями.
К счастью или нет, но путь его становился светлее. Из-под двери впереди лился свет, но Беглец почему-то не был уверен, что это сулит что-то хорошее. Он оказался на одном из балконов, вроде того, на котором впервые увидел Леди. Только этот был расположен не так высоко, словно запасной выход. Беглец осторожно выглянул. Внизу раскинулись длинные столы, на которые навалили целые горы жратвы. Язык не повернулся назвать это едой: Беглец точно знал, из чего она и что случится, если попробовать хоть кусочек. За столами сидели существа, когда-то, может, бывшие людьми. Они загребали пищу руками и совали в свои бездонные рты. Беглец поморщился, но взгляда не отвёл, цепко наблюдая за Гостями. Несомненно, это здешние посетители, не жалующиеся на качество обслуживания, им по нраву меню.
Их разум заплыл жиром, как и их тела, но инстинкты, благодаря которым они ещё жили, подсказали бы, например, что костлявый мальчишка тоже съедобен. В том, что они способны сожрать его живьём, даже не задумавшись, Беглец не сомневался. Он не видел их глаз, но в них наверняка жил только голодный тупой блеск. Нужно быстро перебраться на другую сторону. Он мог бы попробовать тихо проскользнуть под столами, тщательно просчитывая каждый шаг, но это невероятно долго. Почему-то он всё ещё чувствует, что столько не протянет. Как будто теряет кровь прямо сейчас, как будто может умереть от этого. Он точно знает: нужно спешить, это подсказывает нутро, интуиция, да не важно, что именно, он ведь точно, точно знает! Он глянул на соседний балкончик, оттуда тянулась гирлянда из китайских шаров-светильников. Если он не будет за них цепляться, то вполне может проехать до противоположной стены.
Нужно взять верёвку подходящей длины и ещё как-то залезть туда. Беглец уже представил, как Гости тянут к нему свои жирные лапы в соке и соусе, но флаг со стены потянул. Ткань затрещала и разошлась бахромой с другого края, но внизу так чавкали, что никто не заметил. Беглец обвязал флаг вокруг себя несколько раз, чтобы не потерять, и приготовился прыгать на соседний балкончик. Он чуть выше того, на котором находится Беглец — придётся цепляться за пол (до перил он вряд ли допрыгнет) и подтягиваться. Беглец не дал себе опомниться. В теле царила такая слабость, что минута промедления заставила бы его передумать, сомнения бы не позволили совершить этого прыжка.
Именно поэтому он с разбегу заскочил на перила и оттолкнулся от них. Через один удар сердца понял, насколько неудачно прыгнул. Скверно оттолкнулся, до перил точно не достанет, хотя бы до пола дотянуться. Вот-вот пальцы царапнут по дереву, и он полетит вниз. Он вцепился в выступ, как кошка, повис на пальцах, боясь двинуться наверх и соскользнуть. Внизу Гости пожирали стейки из кого-то не столь удачливого. Беглец всё ещё может присоединиться, только разожми пальцы, брось несчастный балкон. Пальцы налились свинцом. Слабость. Из него всё ещё хлещет невидимая кровь.
Беглец подтянулся и перевалился вперёд, практически упав лицом в пол. Мамочка, как же страшно, как же хочется заплакать!
Куда он спешит? Он, может, даже не нужен Шестой. И вообще никому не нужен! А выход где-то здесь… Куда он пойдёт потом? Шестая… Девочка с непонятным прошлым и жуткими приступами, которой даже не нужны друзья.
Беглец перевернулся на живот, опёрся на руки, на колени и поднялся, пошатнувшись. Только бы не начала кружиться голова! Он развязал флаг, сложил его и перекинул через гирлянду. Вроде, получается, чуть ниже фонарей. Беглец подёргал, проверяя надёжность. Перелез через перила. Его пока не замечали, но это лишь вопрос времени. Когда гирлянда провиснет под его весом, они оживятся, они захотят его достать, потянут грязные руки и раззявят рты. Провиснет ли эта гирлянда настолько, чтобы у них получилось схватить его? Беглец не знал, но, если решится, то узнает. Высота совсем небольшая, но и вес у него маленький. Снова: если дать себе слишком много времени, страх победит, и он не прыгнет. Беглец выдохнул, зажмурился, снова открыл глаза и оттолкнулся как можно сильнее, чтобы придать максимальную скорость. Что на другой стороне? Увы, отсюда слишком плохо видно. Но будет обидно, если он впечатается в стену.
В ушах свист, он поджал ноги, но их пару раз касались чьи-то жадные руки, не успев ухватить. Руки он расставил пошире, чтобы не цеплять фонарики и не терять скорость, но это оказалось ужасно трудно, и руки ныли уже через две секунды. Он летит над столами. Сбежавшая еда. Беглец сглотнул, но зубы сжал, чтобы не закричать. Нельзя привлекать ещё больше внимания.
Через секунду после того, как он понял, что перед ним стекло, руки разжались. Звон. Кувырок по битому стеклу. Он сжался на полу в темноте, осознав, что вокруг уже никого нет.
Всего минуту он потратил, чтобы прийти в себя. Оставаться на одном месте слишком долго явно плохая идея. Мальчик поднялся на ноги, отряхнулся. Вокруг осколки, возможно, он порезался. Рассеянным, затуманенным взглядом он огляделся. Его окружали мешки, коробки, как всегда аномально большие. Наверное, в кладовку попал. Хотя в кладовках обычно окон нет… Впрочем, задерживаться надолго Беглец здесь не собирался. Нужно найти Шестую. Толкнув дверь, он сдвинул её немного и протиснулся в щёлку, моментально ухнув под стол, чуть ли не кувырком добираясь до него. И не зря спрятался: это место вынуждало быть осторожным. Судя по запахам, попал он в одну из кухонь. Запахи так себе, но у мальчика всё равно заурчало в животе. Только напоминание себе о том, какую еду готовят в этом месте, заставило опомниться. В прошлый раз это место выбило его из колеи, а сейчас при его состоянии он и вовсе может остаться здесь. У плиты он заметил фигуру повара. Лица не видно, но Беглец и не хотел его видеть. Его собственный путь лежит дальше. Беглец вжался в стену кухонного шкафа, впервые задумавшись, как собирается искать Шестую на таком гигантском корабле. Она может быть где угодно; они могут разминуться; он может вечно блуждать в здешних казематах, а Шестая тем временем…
— Пс! Беглец?
Он повернулся, удивлённо и недоверчиво улыбаясь.
— Шестая! — шёпотом воскликнул он, словно пытаясь показать ей, что узнал, что радуется их встрече.
— Сможешь перебежать сюда? — девочка пряталась под навесным шкафом. Места там было ещё меньше, чем под столом, но и дотянуться туда сложнее. Он с трудом расслышал, но Шестая жестами активно показывала на своё убежище. Место понадёжнее. Чтобы попасть туда, придётся пересечь кухню.
— Может, ты? — предложил он. Выглядеть трусом не хотелось, но слабость в ногах беспокоила. Что, если ноги откажут на середине пути?
— Что? — переспросила она. Они всё ещё переговаривались громким шёпотом. — Отсюда выход ближе, — возразила девочка, справедливо предположив, что он предлагает что-то другое.
Беглец выдохнул. Отсюда ей не объяснишь, как плохо он себя чувствует. Придётся рискнуть, пока они не привлекли внимание и побег не стал невозможным.
Он побежал по гладкому полу, выложенному плиткой. На нём невозможно споткнуться, разве что поскользнуться. Но каким-то образом он оступился, нога подвернулась и подкосилась от боли. Повар заметил его и издал то ли булькающий смех, то ли довольный возглас. Он бежал неуклюже, но мальчик едва ли успевал, неловко волоча больную ногу. Возможно, если бы Шестая пошумела, повар бы отвлёкся, но, скорее всего, только бы замедлился на миг, а в следующий — уже схватил бы его. Но Шестая не стала шуметь. Она кинулась вперёд, к нему. Она даже не бежала, скользила. Затормозив, она схватила его руку, потянула на себя и перекинула через плечо. Девочка рванулась под навесной шкаф, а Беглец кулём повис на ней. Повар, уже собиравшийся прихлопнуть их, пролетел чуть дальше, но шустро развернулся. Его жадные руки, почти такие же, как у Гостей, тянулись к детям. Беглец зажмурился, запоминая, как Шестая поддерживает его. Но она мгновенно его отпустила и пихнула в спину, да так, что мальчик пролетел вперёд, чуть не саданувшись о тот самый шкаф. Сама Шестая подпрыгнула, судя по звуку, Беглец уже не видел, что именно она провернула. Неужели пролетела над ладонью? А в следующий миг она прижалась к стене, игнорируя тот факт, что к этой же стене, в этом же месте уже прижался он. Короче, Шестая вышибла воздух у него из груди, впечатав в стену, а он мог только сдавленно мычать и наблюдать, как дёргается ладонь повара, пытаясь достать их.
Шестая принялась сбивчиво шарить рукой по стене, кончики пальцев-сосисок стали чуть ближе, девочка в панике пнула стену назад. Попала она не по стене. Беглец зашипел сквозь сжатые зубы, но Шестая его проигнорировала и ещё раз лягнула ногой стену, в этот раз удачнее. Старая доска скрипнула, Шестая ударила пяткой ещё раз, и доска ввалилась внутрь. Не тратя зря времени, Шестая впихнула Беглеца в маленькую норку, коридорчик между буфетом и стеной, а затем ввалилась сама.
Беглец моментально зажмурился, противная пыль так и лезла в глаза и нос, он чихнул, Шестая открыла рот, чтобы пожелать ему здоровья, наверное, от синяка, который останется на его ноге от её пятки, но сама вдохнула пыль и закашлялась. Да ещё паутина… Беглец уже чувствовал, как она цепляется за его волосы и проникает через ушные раковины в мозг. Его передёрнуло. Шестая нащупала его руку, и они двинулись вдоль стены вперёд, сощурившись.
Беглец уже не чувствовал ног, но ещё упрямо шагал вперёд. Шестая хотела выскользнуть через мышиную нору, но Беглец остановил её. Он и так знал, что там за стеной: толпа голодных посетителей, готовых спутать их с ужином. Лучше уж проскочить через паутину и пыль. Они старались не разговаривать, и Беглец жестами попытался показать, что знает, куда идти. Впрочем, он не был в этом до конца уверен, и где-то в глубине души плескался страх, что он не справится. Ему хотелось вывести Шестую в коридоры с картинами и коврами, но он не знал наверняка, какое направление выбрать. Подруга кивнула ему, признавая, что он действительно лучше знает, куда идти. Теперь зато в этом не был уверен он.
Беглец всё пытался вспомнить путь, а голова кружилась и словно полнилась туманом. Он пошатнулся. Шестая поддержала его. Они всё ещё старались не открывать рот, чтобы не вдыхать пыль, но долго так продолжаться не могло. Беглец наконец выбрал место, чтобы вынырнуть из их лаза. Пригнувшись, он выполз и помог выбраться Шестой. Они попали в очередную комнату, но Беглецу она показалась знакомой. Он вдохнул полной грудью. Даже это далось с трудом. Как будто он болел, как будто температура под сорок, а ещё как будто он через миг совсем исчезнет. Он присел и облокотился на стену, запрокинув голову. Затем посмотрел на Шестую. И поймал её голодный взгляд.
Её скрючило, девочка держалась за живот и тяжело дышала. Глаза у неё горели ненормальным голодным блеском, и взгляд был направлен на него. На секунду, только на секунду, но всё же, Беглеца охватил страх. Он не просто появился, страх окутал его, утопил, мальчик на эту самую секунду потерялся в страхе, захлебнулся в темноте, где не было спасительного лучика. Но Шестая отвела взгляд. Страх отступил. Не прошёл, а сделал шаг назад, давая передышку. Его подруга почти лежала на холодном деревянном полу, скрючившись. Её пальцы сжимали ткань дождевика в области живота. Руками она его обнимала, словно желала схватить боль вместе с тканью и вырвать её.
— П-прости… — пробормотала Шестая. Она зажмурилась, и мальчик понял: она почувствовала его страх. Эту секунду слабости она почуяла, как зверь, и тут же пожалела обо всём. Он и не мог представить, как она проклинала свою проницательность, свой голод, свою боль, свою ненависть. А Беглец вдруг почувствовал, что их пути пришёл конец.
Он умирает. Он слышит подкрадывающихся псов Смерти. Через дыру в его сущности всё сочилось, утекало что-то очень важное. Беглец не знал, что именно Леди сотворила с ним, но ещё немного, ещё чуть-чуть, и в нём не останется этого «важного». Последняя капля впитается в пыльные доски.
Шестая корчилась у стены. У неё не было сил справиться, не было желания вставать и идти, ведь это бы означало борьбу. А борьба с голодом — это всегда насыщение. Её же голод вечен. И Беглец не мог ничем ей помочь. В его сердце в этот момент сосредоточилась только жалость и сожаление. Страх отступал всё дальше. И мальчика уже не волновало, что случится, когда песок в его внутренних часах высыплется.
Он подполз к Шестой. Она взглянула на него своим безумным взглядом и отшатнулась.
— Не подходи! — вскрикнула она и хрипло добавила: — Ну пожалуйста…
— Я умру, — спокойно сообщил Беглец. Вдруг всё показалось ему нереальным. Он гордо произнёс эти слова. Его преимущество над подругой, его способность защитить её придали сил. Ведь всё же она девчонка, которой якобы никто не нужен, а всё-таки девчонка. И пусть его жертва выглядит не так сверкающе-белоснежной! Он приносит её, считая достойной, значит, так и есть.
Шестая замотала головой, смотря в пол и сжимая зубы.
— А ты нет, — Беглец улыбнулся, но Шестая этого не увидела. Она не хотела поднимать глаза. Она увидит его горло, только на миг увидит… — Я встретил Леди. И долго не протяну.
Шестая, не поднимая взгляда от пола, прохрипела:
— Зачем?.. Не стоило тебе, — она снова сжалась от боли, — ходить к ней.
— Она приманила меня, хотела, чтобы мы не лезли к ней, — тяжело хмыкнул Беглец. — Теперь я понимаю: это мишура. Она не отпустила меня просто так.
— Она… — Шестая зажмурилась. — Она…
Беглец положил руку ей на плечо. Он старался расслабиться и не думать, что это совсем конец. Сосредоточившись на том, что он — герой, отдавший жизнь подруге, которая может спасти и другие жизни, Беглец оградил себя от ужаса и напряжения. Его ладонь коснулась гладкой ткани жёлтого дождевика. Глаза Шестой метнулись в ту сторону. Её тёмные зрачки блестели из-под капюшона. Она не была человеком сейчас, а только сумасшедшим существом, готовым на всё, только бы сбылось его желание, утолилась жажда. В голове билась бледной молью мысль, что она не может сама добить своего умирающего друга.
А затем Шестая вгрызлась в запястье Беглецу. Он закричал, но его крик быстро оборвался: последняя песчинка, капля, как ни назови, испарилась, и срок его истек. Шестая отшатнулась, как только в голове развеялась красная пелена, утих бешеный голод. На губах ощущался металлический привкус, секунду назад она наслаждалась им, а сейчас ужасно хотелось вырвать все из себя назад. Она закрыла испачканный рот руками, в ужасе наблюдая, как меняется тело её друга. Воздух вокруг него темнеет и сгущается, а лицо Беглеца навсегда теряется в этой буре.