Ты не думал, да? Не думал о последствиях, когда гонялся за неизвестным Крюкоруком по всему миру? Не думал и вовсе, что будет после с твоей жизнью? Когда ты разглагольствовал на той самой яхте, фантазировал, что твой уже обожаемый агент после всего этого кипиша подружится с тобой, и все будет идеально… Думал лишь о том, что после будет мир во всем мире и добро восторжествует? Тебя послушают и кровопролития остановятся?

Да ты настолько наивен, что решился поговорить, доказать, что не все плохие… И что получил? С огнем нужно бороться огнем? Тихую злость и отторжение, с тем самым взрослым — «Да что ты понимаешь?»…

Даже минут пятнадцать назад, когда агент Марси убеждала тебя сдать Ланса, обещала золотые горы и новенькую лабораторию в придачу? Ты ведь верил в добро и, конечно же, как всегда по детски в то, что последствий не будет…

Вы, конечно же (!), работаете вместе; такое значащее для себя — Команда. Команда из тебя и супер агента, который, на твою великую ученую «случайность», теперь голубь…

Вся эта заварушка и тебе плевать, как дальше, ведь у вас самое главное и важное — банк данных: не дать дрону которым управляет какой-то там безумец выкрасть важные сведения. Веселые, для тебя конечно же, погони от опаснейшего Асасина по всей Венеции, игры голубиной стаи и адреналин в твоей крови, а в подкорке то же самое — «я сделаю всё по своему — по-доброму, все образуется, без жертв, без кровопролития!»

Ты даже думать себе запрещаешь о том, что пойти может что-то не так — не по плану. Всегда на оптимизме и вере. Прелесть! Ты никогда не думаешь о последствиях, ровно наивно не подозревая, что, как только всё разъяснится, зло будет наказано, а ты создашь сыворотку, тебя вышвырнут. Дважды или уже трижды уволен? Бред ведь! Ты веришь в дружбу, мир и грёбаный пацифизм — ту самую сладкую жвачку, даже когда опасное автономное оружие со свистом проносится в пяти сантиметрах от тебя. Даже когда тебя сносит с мопеда посреди голубиной площади, но на горизонте ведь такой прекрасный оранжевый рассвет!

Ты веришь в хороший исход и то, что, конечно, к тебе придут на помощь, даже когда тебе зажимают глотку носком ботинка и больно давят на грудь, а где-то там под обломками мопеда Ланс, в голубином тельце, лежит в отключке, придавленный железом. Даже в этот момент ты надеешься и не унываешь!

О! И естественно, чертов план моментально сформировавшийся в гениальном мозгу с участием голубей, опять этих удивительных птиц, и крошек в заднем кармане джинс...

Только так бывает лишь в мультиках, в фильмах про шпионов, но не в реальности. Не в суровой реальности, где мальчишка изобретатель вроде тебя попал между молотом и наковальней — под опал серьезных взрослых, которые плевать хотели на блестки, розовую жвачку и радужные пузырики.

Реальность более жестокая, а потому, прежде чем дотянуться рукой до заветного кармана, тебя палят, и боль от пинка под ребра тем же носком ботинка слишком оглушительная, почти нереальная, заставляя тебя содрогнуться и глотать порциями беззвучно воздух, под ядовитые слова мужчины с кибернетической клешней, который, почему-то, настолько ненавидит Стерлинга. И плевать этому человеку насколько тебе больно.

Неужели Ланс тогда был прав? Но нет! Так не бывает! Нельзя вечно жить в агрессии, злобе и лютой ненависти, убивая и подрывая мирных людей! Можно ведь минимизировать — все решить миром; можно ещё достать эти безглютеновые крошки и швырнуть в нависающего над тобой, можно докричаться до Ланса и…

И боль оглушает, разливаясь пламенем по лицу и голове, а сознание моментально отключается, и последнее что ты слышишь — хлопки крыльев и курлыканье рядом гуляющих голубей.

***

Но как же так? Наверное, ему мерещится, или же… нет?

— Всё… всё готово! Как вы и просили!..

Дрожащий голос кого-то рядом заставляет очнуться, с трудом открывая глаза и с болью во всем деле лицезря темную комнату, подсвечиваемую лишь несколькими плазмами тусклых экранов. Это их раскуроченный штаб? Нет… Он не бывал здесь, но место похожее на нечто секретное, военное. База, скорее всего. У Уолтера каша в голове и горло сдавливает колючий ошейник грубого металла. Металла? Где же он?

«Ты уверен, что хочешь знать?»

Не уверен. Конечно же нет. Но нужно. Нужно, пока Крюкорук разбирается с каким-то вопящим ученым; раз щупленький мужчинка в халате, то значит точно ученый, учитывая базу…

«Что? Убить? Зачем? Нет! Не надо!»

Мысли парня путаются, и картинка вновь размывается, а сознание противно плывет обратно во тьму. Видимо его здорового приложили на той площади. Стоп! Венеция, Ассасин и банк данных… Ланс! Где Ланс? Что с ним? А его самого, что — похитили? Но зачем? Он не представляет угрозы! Он вообще за мир… за… Голова раскалывается, а все звуки — электронные, скрежущие, металлические, дальние крики  и странно бушующие, подобно разыгравшемуся в шторм морю, лишь усиливаются, становясь слишком невыносимыми, но когда слух кажись не выдержит такой громкой нагрузки, всё моментально стихает, и парнишка оказывает словно под слоем мокрой ваты. Уолтер ничего не может с собой поделать, чувствуя, как медленно закрываются глаза, и он теряет вновь сознание. Кажет…

— Вы же обещали, что отпустите меня!..

Панические окрики пробуждают, заставляют дернуться и мгновенно поморщиться — шея саднит и… крик заглушает все ощущения и даже мысли.

Тот ученый… Его выкинули? С высоты? За что же?..

Картинки мутные, страшные и неполные; он словно в зыбке после наркоза. Никогда бы не подумал, что после обычного удара бывает такая раскоординация и усталость. Однако теперь Уолт четко видит комнату и этого злодея, который стоит возле поднятой стены выходящей на обрыв скалы с бушующим морем внизу. Мужчина стоит на ветру, смотря вниз, спиной к пареньку. Возле противоположной стены, чутка правей экранов светится банк данных, уже, судя по всему, рассекреченный и активированный на передачу данных беспилотнику. Он подсвечивается голубым и на странность красным, или красный это от активированного Ассасина, который жужжит совсем близко, зависнув в ожидающем режиме?

Парнишка трясет головой и тихо стонет от того, что всё тело затекло, включая шею, руки и ноги. Как показывает беглый осмотр, его прицепили к стене, зажав тремя креплениями обвивки стены. Не иначе дрон постарался, ободрал ленты от металлической стены, укрепленной между прочим, и зажал его. Или это все Крюкорук, благодаря своей кибернетической руке? Но важно не это, а то, почему такой хладнокровный и жестокий тип оставил его в живых? Ведь интуиция орет, что с таким безжалостным террористом не договоришься. И значит ли это, что он ещё нужен живым? Может наживка? Чтобы Ланс пришел за ним?

Ланс! Как он там? Его нашла Марси? А если да, то куда его забрали? Стоп, как его могут забрать, он вполне мог улететь, ведь никто не знает, что он голубь. И вообще, как там Лави? Как она? А ещё его рюкзак! Если Ланс не догадается как-то забрать, то сыворотка... Плохо дело, нужно срочно выбираться…

— Очнулся? — властный голос звучит настолько неожиданно и близко, что Уолт сразу дергается назад, больно припечатавшись к острой пошарпанности позади, кажется, поцарапав затылок.

— Кто… кто вы? — судорожно и настороженно, потому что его сканируют холодным взглядом голубых глаз, и тут даже железные крепежки не нужны для удержания — заморозиться запросто на месте можно. Столько в этом взгляде холода и ярости: чистой, неприкрытой, настолько, что все мысли о доброте и мирном исходе в голове Уолтера почему-то прячутся и не отсвечивают.

— Тот, кто перекроит мир, а заодно уничтожит паршивого Стерлинга вместе со всеми остальными агентами H. T. U. V.

— Нет! Вы... вы не имеете…

Жесткая пощечина затыкает, и парнишка жмурится, хватая вновь воздуха в грудь, дабы не настолько щипало и болело. Такое ему могло только присниться! Но нет, это не кошмар — реальность. Болезненная и грубая реальность. Однако он не будет уныва…

— А ты, значит, мальчишка Стерлинга, да?.. — риторика и надменность слышны в этом тоне, и Уолт даже не успевает ответить, как крепежки разламываются, и он готов свалиться вниз на жесткий железный пол, только вот холодная клешня левой руки ловит и, больно стягивая горло, пригвождает к стене рядом, приподнимая над полом.

И сделать юный ученый ничего не может, как не брыкайся и не отпихивайся, лишь механика медленнее, сильнее сдавливает трахею, до содранного хрипа и участившейся пульсации крови, отдающей в ушах. Уолтер задыхается, не веря в происходящее, но как и всегда не желая сдаваться. Однако и сделать ничего не может, у него ничего нет под рукой, да даже крошки теперь не помогут. Парнишке становится боязно до такой степени, что паника начинает преобладать над его рациональным мышлением. И... Неужели… всё? Неужели вот это и есть конец? Он не выберется? Станет очередной жертвой этого нелюдя? Почему же...

Знакомый звук расстегиваемой молнии на толстовке глушит паникующие мысли, и мальчишка пораженно замирает, в новом шоке понимая, как следом рвутся и пуговицы его рубашки под толстовкой, и ногти чужака больно задевая, царапают чувствительную кожу.

— За-зачем? Не… не надо! — хватает на сиплое и испуганное, наверняка понимая, что в таких случаях делают с пленниками, но до последнего врожденный пацифизм и желание видеть во всем положительное отгоняют дурные образы. И Уолтер надеется, что это лишь для устрашения, что пытать его не будут. Не будут же?..

Взгляд, брошенный киборгом, отрезвляет, заставляя чертовы радужные мысли покинуть умную черепную коробку. Мальчишка замирает под этим взглядом, но тут же загнанно дергается, когда шершавые тёплые пальцы медленно проходятся по ключицам, по груди, ведут вниз, на впалый живот, ещё ниже, почти добираясь до кромки пояса джинс... И так словно вечность, хотя, по сути, одна минута — он засекает. Ровно минута в тишине, под незначительное жужжание где-то на периферии Ассасина, гуляющий сквозняк и свое же загнанное дыхание. Под испытующим пожирающим взглядом этого… злодея.

Уолта передергивает, потряхивая не то от холода и мурашек из-за этого бегущих по голой коже, не то от странных прикосновений к нему. Он не знает, чего ожидать в следующую минуту, или удара в живот, как показывают в тех глупых боевиках, которыми он раньше засматривался, или все-таки удушья от настолько жесткой фиксации клешни на своей кровоточащей шее.

— Я убью тебя. После всего, что с тобой сделаю — убью. И швырну ему под ноги, — блуждая мутным взглядом по хрупкому телу парня, четко, слишком четко, и осознано говорит Киллиан, ярко представляя, насколько изуродует пацана, и после того, как все агенты падут раскуроченным трупами друг на друга, Стерлинг, припасенный на самое последнее, увидит, к чему привела его бравада и самодовольство. Увидит, как из-за него страдают те, кого он, вроде как, защищает. На деле же… самодостаточный хренов эгоист, с замашками спасителя-идеалиста.

— Не надо! Не… — Уолтер сипит и едва ли дергается, желая уйти и от прикосновений, и от жесткой хватки, которая уже причиняет ощутимую боль, сильнее сдавливая трахею, — Я не знаю, что было до… Не знаю, почему вы так… обозлились на Ланса… Но можно ведь всё решить… — парень захлебывается не то всхлипом, не то от недостачи воздуха, и берет краткую паузу на один короткий вдох, — …Решить миром! Можно ведь… договориться!.. И Ланс, он… хороший, может и совершал ошибки…

— Хороший, говоришь? О, да! Он хорош. Особенно в подставе других и самолюбии на трупах товарищей. Не веришь? — все ещё изучая испуганного пацаненка, мужчина дистанционно включает один из множества экранов позади себя, настраивая с помощью программ в кибернетической руке на камеры на той самой площади в Венеции, и ещё несколько в штабе H. T. U. V, так, для своего личного удовольствия, дабы потешиться реакцией парня.

И Уолт, как бы не старался не смотреть, не думать, не анализировать грязные слова, впивается взглядом за спину злодея, ведь на первой камере, на той самой площади, после которой он отключился… там Марси, и ещё двое сподручных ей агентов. Они прибегают ровно под конец того, что помнит сам Уолт, видят похищение и успевают сосканировать всех, кто на тот момент был на площади, несмотря на обстрел Асасина, которым по ним велся лишь для прикрытия улететь. Но дальше... Уолт видит, как спецагенты о чем-то переговариваются, эмоционируют, что-то пробивают в стационарных передатчиках связи, но сам хмурится, не в силах понять по губам весь разговор, несмотря на хороший фокус приближенной камеры…

Недостаток исправляется, словно его мысли прочитали, или же по его изумленному лицу и так всё понятно. Программа включает звук, и теперь паренек слышит. Слышит, как ругается девушка агент, как по базе её подчиненные идентифицируют в злодее ныне считавшегося погибшего в той самой операции в Киргизии противника Стерлинга. Уолт теперь слышит его имя, знает, кто это, знает, что произошло десять лет назад, и что тогда сотворил Ланс, но сил вновь посмотреть на мужчину нет, жестокий неправильный комок внутри не дает, и он всё ещё увлеченно вглядывается в то, что происходит там — на экране.

Мопед, также перекуроченый, но благо не взорвавшийся полностью… и голуби. И Ланс! Он там, раненый слегка… И таки выдает себя, а все вокруг замирают, узнают, видимо, знакомый голос, и Марси первая признает в странном голубе, настоящего Стерлинга. Уолтер едва ли вздыхает от облегчения, ведь теперь с его напарника сняты все обвинения…

Из динамиков отлично слышно, как удивленная девушка расспрашивает о том, что произошло, и быстрый пересказ злого и раздраженного, обеспокоенного Ланса, с нетерпеливым быстро накидывающимся планом дальнейших действий. Только вот несмотря на его бравый запал Марси его останавливает, едва ли зажав в руках. И плевать ей на его трепыхания.

Несмотря на серьезные доводы, секретного агента не слушают, указывают в каком он состоянии и обрубают парой доводов. Он сейчас всего лишь разговаривающая птица, уже не действующий агент до окончания расследования, ну хотя бы официально. Он не будет принимать участия в боевых или расследовательно-шпионских действиях, пока не будет готова сыворотка и его вновь не превратят в человека. Ведь рюкзак Уолтера остался подарком, брошенным, но сразу подмеченным Лэнсом. Благодаря этому половина проблем решена. И правильно. Они — ученые из лаборатории — разберутся, что в сыворотке не так и естественно превратят Стерлинга обратно в человека.

Парнишка не показывает насколько он рад и обеспокоен одновременно, тем как быстро его напарник смиряется с жестким приказом той же Марси, как позволяет себя забрать, как не возражает и тому о чем говорит старший, на данном этапе, агент Каппел.

Запись прерывается. Однако та камера, что установлена в штабе, включается неожиданно на точном заданном отрезке, и парнишка дергается, переключаясь на знакомые кабинеты в их штаб-квартире. Видимо, запись через пару часов после событий в Венеции.

В закрытом для переговоров кабинете все: и Ланс и, на удивление, его голубка Лави, забранная Марси, и полный состав действующих и подключенных к этому делу агентов, вместе с их Шефом. Из шума и гомона, порой прерывающегося приказами седоволосой женщины ясно лишь то, что у них нет времени и какого-то другого выбора. Банк данных всех агентов H. T. U. V похищен, а значит теперь всё кто в штабе и все те, кто выполняют шпионские задания по всему миру подвержены смертельной опасности и находятся на крючке у Киллиана.

Опять это имя режет слух пареньку, но он лишь отмахивается, ведь не это его больше коробит, а последующие слова Лэнса-голубя, звучащие слишком четко в стихшем на время кабинете:

— Если я правильно понял, Уолт прикрепил к нему маячок… Значит с вычислением не будет проблем.

— Всё верно! Я их засекла. Северное море. Наш секретный оружейный комплекс, — кивает в подтверждение Глаза.

— Прекрасно, — соглашается глава организации, — Направим туда группу зачистки, а всем действующим агентам прикажем возвращаться в штаб. Возражения есть?

Однако в закрытом кабинете наступает мертвая тишина, каждый из присутствующих молча отводят взгляд в сторону или же делают вид, что вообще не причем. Стерлинг, тот на кого Уолт так надеется, аналогично другим не высказывается, распушился только, нервно передернув крыльями, но возмущения не высказал, не подал голос, не...остановил. Почему же?

— Значит нет, — подводит итог директор, и беспрекословно отдает новый приказ, поворачиваясь к Марси, — Агент Каппел, на вас подготовка оперативной группы и их инструктаж. На все про всё три часа. Стерлинг, ты — в лабораторию. Это приказ! Пусть наши экспериментаторы, что угодно с тобой делают, но ты мне нужен в рабочем человеческом состоянии меньше чем через сутки! Все по своим местам, у нас мало времени, если хотим спасти агентство и мир в частности!

Моментально создавшуюся суету и быстро реагирующих действующих сотрудников штаба Уолтер не понимает, ровно, как и не понимает, вглядываясь в экран, зачем зачистка? Почему Ланс соглашается с экстренными мерами? Что значит эта группа и почему они не говорили о нем? Но опять камера переключается, словно в издевательство, словно он и так мало увидел и услышал, на другое помещение, где Марси спешно собирает группу, боевую группу, с автоматами, всякими шпионскими наворотами, в камуфляже военного десанта... Что? Что они задумали? Зачистка, это в смысле — его вытащить, а Киллиана убить? Всё из-за базы данных и угрозы национальной безопасности? Но почему же так?

Уолтеру больно смотреть на нашпигованных до зубов опасным оружием парней в униформе, которые, ясно дело, точно безопасными игрушками шутить не будут. Уолтеру невдомек, почему про него, как про заложника, так и не упомянули, ему больно от несправедливости и липкого страха перед неминуемым новым конфликтом, где он словно вообще не значащая единица... И почему?..

Почему Лэнс ничего так и не предпринял? Почему не помешал им? Так ведь нельзя!

Почему? Почему? Почему…

— Почему? — хриплый злой голос прерывает быстро набирающую обороты панику, и парнишка отрывается от экранов, возвращаясь в опасную реальность и переводя испуганный взгляд на мужчину всё также держащего его за глотку в подвешенном состоянии, — Потому что хорошие мальчики убеждающие матерых агентов поступать правильно, никогда так ничего и не понимают, и умирают при вот таких зачистках. Тотальных зачистках, где никто не выживает.

Мужчина довольствуется испугом и неверием пробежавшим по лицу мальчишки, ему даже нравится пугать этого странного недоученного, что по сути попал ни в то время и ни в то место. Только это уже ничего не меняет, и Киллиан лишь жестко продолжает, добивая свою новую жертву:

— Они придут сюда, благодаря маячку. Ты молодец, подставил себя сам. Придут и повзрывают всё что можно и нельзя, диактивируя дрон. А если захотят еще проще... — Киллиан прерывается, слегка поворачивая голову и кидая взгляд на экран, —  ...Судя по экипировке и камуфляжу, разведают ситуацию и после скинут пару бомб. Прямо сюда. Скажут, на военной базе произошел технический взрыв. Никто из командования и разбираться не станет. Подпишут рапорты и забудут. И на тебя, как видишь, им плевать. Главное уничтожить банк данных, если уж не выходит вернуть, боевой беспилотник и, естественно, меня.

— Но… здесь же я! Здесь гражданский и...  — Уолт, только сейчас сопоставляющий, что к чему, не понимает, как так можно поступать и принимать такие зверские решения, ведь это неверно, они не должны подставлять своих,  — ...Они должны спасти! И Лэнс, он ведь…

— Придет тебя спасти? Твой Стерлинг? — шипит мужчина и до боли вцепляется правой рукой в ключицу парня, сжимая пальцы как можно крепче, заставляя паренька надрывно вскрикнуть от острой боли, — Ещё не понял, что твоя жизнь для них ничего не значит? Кто ты по сравнению с целой базой данных всех секретных агентов в мире? Кто ты такой, чтобы ради тебя одного подставлять целый мир? Мальчишка, на свою дурость полезший во взрослую игру. Или думаешь твой Ланс бросит всё, подставит себя, агентство, мир, обычных людей, коих тысячи — миллионы, и придет тебя спасать? В обличье-то голубя?

А он не верит, дергается, царапая безуспешно жесткий металл на своей шее, одну из деталей, пытаясь разжать и вырваться. Только без своих примочек Уолтер даже отпора дать не может, лишь дергаться, мычать и злится от несправедливости. От того, что сейчас увидел и услышал. От того, как всё паршиво оборачивается. Так ведь не должно быть!

— Он придет! — выкрикивает что есть сил Уолт, и обмирает устало, пытаясь сделать глоток воздуха.

— А не он ли сейчас дал разрешение на бомбежку? — насмешливое в ответ, впрочем не отвлекаясь от осмотра худенького тельца парнишки, — Но он придет. Да. После того, как они введут ему твою доделанную вакцину. Но тебя уже к тому моменту не будет.

Брыкающийся и шипящий мальчишка едва нозит, раздражает своей упертостью, а потому его небрежно пришибают, вновь саданув о стену и не заботясь о кровоподтеке оставшимся на шершавом металле стены.

— Это не твоя игра. И ни разу не была твоя. Даже если бы здесь была деревня, небольшой городок, жители, или выжившие военные, им было бы плевать. Они начнут зачистку, в два этапа через полтора часа.

«Не верю! Не хочу верить! Это неправильно! Они не должны, не имеют право. Можно ведь по-другому, можно обесточить… Можно изменить параметры базы, можно взять других Ассасинов и направить на борьбу с этим!.. Можно ведь...» — Уолт больше не может придумывать — зажмуривается, не в силах вынести всего, что бушует в тяжелой голове, и не знает, сколько он ещё в таком положении продержится.

В отеле было не так страшно, и в Венеции тоже. Он думал, что это всего-лишь отличное приключение, думал, что его жизнь впервые настолько здорово и круто меняется, думал, что доделает сыворотку, превратит вновь Ланса в человека, они найдут выход из этой ситуации более мирно, он сможет дойти до конца вместе с лучшим шпионов в мире и победить зло... не применяя особой силы, не уничтожая...

Неужели это всё действительно сказки и так не бывает? Но, а как же его изобретения, его…

Уолтер настолько в блуждающих мыслях отвлекается, прибывая в шоке от узнанного, что не замечает, как шприц с  автоматической ампулой всего в несколько сантиметров, не больше спичечного коробка, появляется в руке безжалостного террориста, ровно и не успевает среагировать, когда игла прокалывает кожу чуть выше левой ключицы, и жгучая жидкость вводится прямо в сонную артерию. Парень тут же вскрикивает, от неожиданности и легкого жжения, дергается особо рьяно, и либо у него появляются силы лучше оттолкнуться, либо мужчина отвлекается на ещё что-то. Но Уолтеру чудом удается избавиться от клешни и отползти в сторону. Он сразу же вскакивает на дрожащие ноги и, придерживая саднящую шею рукой, в панике мечется взглядом по комнате. Единственный вход и он же выход заблокирован моментально вышедшим из автономного ожидания дроном, что теперь ярко подсвечивае красным, и на всякий случай готовя пару пушек с двух сторон. Выход заблокирован, но…

Юный изобретатель не знает куда ему деваться, вообще не представляет, как поступают в такой ситуации без намека хоть на какую либо защиту. С его-то паникой, кружащейся головой и такой раскоординацией, слишком быстро меняющиеся события не на руку. Мальчишка соображает плохо, не то введенное лекарство дает о себе знать, не то общее состояние страха, и выход Уолт видит лишь в «открытой» стене выходящей на обрыв. Только вот подбежав, юный изобретатель резко тормозит, не решаясь прыгнуть в бушующее море внизу. Там скалы, прибрежные каменные пики, и процентов восемьдесят девять на то, что он разобьется и моментально умрет, остальные одиннадцать — погибнет не сразу, либо перебив позвоночник, либо от разрыва внутренних органов и, вдобавок, захлебываясь в воде. В голубых глазах впервые скользит неподдельное отчаяние напополам со злостью и Уолтер оборачивается, смотря зверенышем на невозмутимого, слишком мрачного, мужчину, медленно подходящего к нему.

— Что вы мне… дали?.. — нетерпеливо выспрашивает Уолт, чувствуя, как изменяется его дыхание на более рваное, и странное тепло, распространяющееся по телу, — Нет! Не подходите! Не надо! И что это было?.. Зачем?!

Паника граничит с адреналином, и мысли путаются, а резкая холодная дрожь прокатывается по телу, чередуясь с теплыми волнами жара. Что это? Нервный возбудитель? Транквилизатор? Сыворотка какая-то?.. Голова резко начинает раскалываться, и Уолтер зажимает голову руками, стискивая волосы до боли, чтобы перебить паршивое ощущения во всем теле и гул нарастающий в сознании. Он пропускает момент, когда Киллиан находится в шаге от него, и лишь зашуганно дергается, подметив, отходя на короткий шажок назад — дальше нельзя — дальше черная пенящаяся пропасть и скалы.

— Не шагу больше! — вскрикивает парнишка, — Иначе спрыгну!

— Прыгай. Мне плевать, — зловеще осматривая перепуганного парня, пожимает плечами Киллиан, но зная прекрасно, как на Уолтера подействуют следующие слова, не скрывает едва видимой опасной ухмылки, — Но ты никогда не узнаешь, как поступил тот, на которого ты надеялся. Подохнешь, изменив своему оптимизму?

— Что ты… — юный ученый не договаривает, задыхается от новой волны жара и падает на колени, чувствуя, как грудину тянет наружу, медленно надрывая, словно хирургическими крюками, и одновременно... так томительно жарко тянет ниже.

«Что? Что это было? Зачем это вкололи? Тоже сыворотка обращения? Транквилизатор? Сыворотка правды? Бред! Зачем этому злу во плоти правда от того, кто ничего не знает… Нет. Не те симптомы, не те ощущения. Думай Уолтер! Думай, если не хочешь, чтобы всё закончилось именно так! Действия на ЦНС? На мозговую деятельность? Паралитик? Нет, от паралитика давно бы онемели пальцы рук и ног, и было бы трудно дышать, а легкие сокращаются всё ещё в обычном темпе, насыщая кровь кислородом. Тогда... Что же это?! Что...»

Хлесткая пощечина оказывается неожиданностью, и его хватают за волосы, заставляя подняться; парень вскрикивает, желая увернуться, только с его не контролем движений всё тщетно. Мальчик оказывается на самом краю комнаты, и Киллиан, стоящий позади него, вновь сжимает клешней горло, разворачивая парня к обрыву, и наклоняя вперед. И Уолт с надрывным криком смотрит вниз — на морскую, жаждущую его смерти, пучину темных вод.

— Говори, когда отпустить, пацифист, — следует вдогонку мечущемуся сознанию жесткий голос.

— Я не… — Уолтер прерывается и задыхается, то ли потому, что странное ощущение мути кружит голову, то ли от того, что вновь здоровая рука мужчины проходится по его раскрытой груди и медленно ползет все ниже.

Хлесткий морской ветер растрепывает зеленую рубашку и толстовку, холодя молочную кожу, и парнишка брыкается не то от этого, не то от странной реакций тела и мозга. Но все его трепыхания бестолку. Уолтер сам это знает, потому что лекарство или, судя по всему, наркотик действует хорошо, беря под контроль его тело: ноги и руки медленно немеют, а бойкие движения становятся ватными, ленивыми, усталыми. Словно он десятикилометровку намотал, с его-то результатом всего в один.

— Я отниму у него всё. Но начну с тебя, — слышится не то шепот, не то Уолту уже мерещится, только следом тупая боль обжигает сзади шею: его с силой кусают за холку, резко дергая на себя и сдавливая горло сильнее, так, что мальчишка заходится вздохом, не в силах даже закричать.

Неужели его хотят… Мысль от шока пропадает, так и не успев сформироваться.

Помутневшее, переставшее подкидывать идеи, сознание — сдавшееся сознание — уступает место чернильным эмоциями, и Уолт уже не понимает, что нужно контролировать, а где начинать паниковать в голос. Вот так… Обвисшей куклой в стальной хватке злодея.

Значит, вот что означала фраза — «Злу плевать насколько ты хороший!». Но, он ведь ничего этому человеку не сделал. Почему? За что с ним так?..