Парень, ты же сейчас по объездной на тридцать второе шоссе едешь? Подбрось полицейского, будь человеком. Вот, удостоверение, сотрудник полиции Фред Райли, все честь по чести… Спасибо.
Занятная игрушка у тебя на ветровом, парень. Не мешает? Флажки еще, четки...
Вещи, вещи, куда их столько, окружают, прикидываются милыми и полезными, но меня не обманешь, я насмотрелся за тридцать лет в убойном отделе. Другие, как их в академиях учили, так и продолжают думать на людей, возиться с подозреваемыми, мотивы там, алиби, отпечатки пальцев… А я смотрел на места преступления в целом и понял. Люди — так, мягкое мясо, что им вещи внушат, то и сделают.
Думаешь, ты в безопасности дома? Стул, стол, диван — думаешь, они твое послушное имущество? Трижды «ха»! Полезешь лампочку менять или прибить паука — а стул возьмет и скинет тебя виском на угол стола. Или диван из окна на тебя выпадет. Да, маловероятно, но возможно. Сам видел.
Бутылки вот, скажем, те еще отморозки. Спаивают человека, размягчают мозги еще больше, а потом р-раз, ломаются об стол в розочку и впиваются в теплые внутренности. Или сговорятся с этими монстрами, автомобилями: держи, мол, этот готов, поджарь его там. И какой-нибудь «Бьюик»-людоед подмигнет в ответ и р-раз! Спрыгнет с моста или вырулит в столб, чтоб пережевать человека и выплюнуть шмат мяса вперемешку со стеклом.
Фонарные столбы, кстати, те еще людоеды. Подкарауливают ночью компании людишек попроще, нетрезвых, и ну их подначивать приложить друг дружку об этот столб. А притянуть к себе машину — это их, фонарей, любимое. А потом стоят такие погнутые, морда кирпичом, будто не при делах.
А бассейны? Зачем наивные граждане заводят этих тварей? Охладиться типа, поплескаться? Расслабиться? Расслабляются, о да, а потом я их, опухших, вытаскиваю из грязной воды, и в мешок.
Зачем им это? Я не знаю, я человек. Тут другого человека-то не всегда понимаешь. Зачем Пегги О’Лири из дорожного отдела всю неделю красит губы коричневой помадой, а в пятницу — ярко-красной? У нее, у стервозины нашей, нет никого, в пятницу она пойдет домой и нахлещется винишка под пиццу. Нет, я не сталкер, я просто наблюдательный. Может, это помада ее заставляет? Оба тюбика. Поделили сферы влияния. С этими шмотками все может быть. Или вот зачем мой напарник Маккензи каждое утро берет… брал одиннадцать пончиков, десять съедал, а последний так и забывал на столе, и уборщица каждый вечер выкидывала объедок?
Так, о чем это я?.. Да, точно. Профайлеры и психологи годами учатся понимать других людей, таких же, как они. А как узнаешь, о чем думает швабра? Или банка стрихнина? Судя по тому, где я их нахожу — о том, как бы вывернуть человека наизнанку или раскроить череп всмятку. Наша уборщица — или человек железной воли и не по зубам своей швабре, или очень хорошо прячет трупы.
Или, к примеру, галстук, змея подколодная. Я больше не ношу галстуки. Сжег их к чертям. Делает вид, что делает тебя солидным человеком. А в один прекрасный день заставит твоего партнера по бизнесу — так себе бизнес, на последнем издыхании — затянуть его, галстук то есть, на твоем горле. Гортань всмятку, штаны в дерьме, и я, сотрудник полиции Райли, буду осматривать место преступления, пока Маккензи опрашивает соседей и родственников. И объявит… тьфу, объявил бы он того делового партнера в розыск, а мне останется только вздыхать.
И ремням тоже никогда не верь. Сейчас он сидит у тебя на пузе, а через неделю захлестнет одним концом балку в сарае, другим твою шею, и все. Доводилось вынимать таких, знаю, о чем говорю. Не самоубийство это ни хрена. Уволили, жена бросила, дочь умерла — это пыль в глаза, а не причина. Это слабина в мозгу, в которую и залезает вещь, чтобы убить тебя.
Да, парень, надежда есть, мы можем сопротивляться. Но нужна сила духа, воля, разум! Вторая благая весть — некоторые вещи послабее. Рубашки с брюками не так опасны. Зубные щетки тоже. Туалетная бумага. Еда? Нет, еда не в счет, еда еще мягче, чем мы, еду мы спокойно жрали еще обезьянами на деревьях. За тридцать лет службы я не видел ни одного человека, убитого пиццей. А вот твердые вещи — вилки, ножи… Этих видел. Столовая утварь — звери просто, спят и видят, как огреть тебя по кумполу или застрять в глазнице. Я выкинул все свои кухонные причиндалы в ведро с цементом и утопил. Ем пиццу руками, и ничего.
…Что значит «мы их создали»? Это они нас создали, чтобы мы их размножали, развлекали. Они древнее нас. Не веришь? Зря. Посуди сам. Какие первые вещи были у наших предков? Ну, водили же в школе вас в местечковый краеведческий музей, сам должен был видеть. Скребки разные, наконечники, зубила. Камни. А камни старше человека. Вот они и захватили первых обезьян, заставили работать, эволюционировать — а заодно с размаху бить собратьев по черепушкам или под ребро, чтоб каменюка или палка напилась кровушки.
Не веришь, да? Ничего, я привык, что мне не верят. Все факты снаружи, на блюдечке, а они не верят. Шеф, когда услышал в первый раз о моем открытии, послал меня на комиссию досрочно. Как будто я псих какой. А в комиссии такие же непуганные идиоты, и у каждого на шее галстук, а на руке ролекс. Наручные часы вообще не убийцы, но и не ангелы — те, что подороже, внушают носителям говнючье высокомерие. Неужели не встречал таких? Короче, психиатрам я сказал, что выпил лишку и пошутил. Ничего, обошлось. Но повышения мне теперь не видать. Ну и пофиг, не хочу уходить из полиции. Тут наблюдать за этими бездушными сволочами удобнее. И, пока я тут служу, вот этот вот «Глок» в надежных руках и не найдет себе жертву.
Огнестрел, он еще опаснее галстука. Лежит такая гадина у тебя на боку или подмышкой, караулит каждый вздох. Чуть расстроишься — там, сосед занял место на парковке, сопляк на дорогой машине подрезал, кассир сдачи недодал — так он, «Глок», тут же толкает тебя под руку: заряди обидчику пол-обоймы в морду, пораскинь чужими мозгами, будут знать!..
Но меня так просто не возьмешь, у меня воля — кремень! Могу в руках его держать — и хоть бы хны! Вот, смотри. Не, все, смотри обратно на дорогу! Ты же за рулем, тебе тоже надо бдеть. Думаешь, я просто так тебя тормознул и попросил подвезти? Нет, потому что ты не в обычном джипе, а в нутре чудовища. Бензовоз — это монстр. Вот признайся, неужели ни разу тебя не тянуло въехать на нем в какой-нибудь молл или на ярмарку, прямо в толпу эту дурацкую?..
Да не боись, не сдам. Я же понимаю, это не ты, это бензовоз. Ты это, держись, не поддавайся. И я тоже держусь. Эх, возраст…
Знаешь, откуда я? С похорон напарника. Джек Маккензи, тридцать пять, женат, есть сын. Не бывает безвредных вещей, запомни. Даже детская машинка может подловить тебя на лестнице и сбросить вниз — костей не соберешь, и доктор тоже не соберет.
Ушел я пораньше, в общем. Понял потому что — дальше молча собирать улики и ни хрена не делать нельзя. Надо действовать, чего бы это мне ни стоило. Я свое пожил, могу идти вразнос спокойно — знание я тебе передал, а ты вроде парень неглупый, посмотришь внимательнее, сопоставишь факты и поймешь, что я был прав.
С той машинкой я уже расправился. Сжег вместе со всем домом, со всеми хищными вещами, пока миссис Маккензи с ребенком на похоронах и не пострадают. А сейчас очередь за рассадником этих сволочей. Да-да, гипермаркет, угадал. Тормози прямо сейчас. Полицейский приказывает. Вот жетон, вот «Глок» — что убедительнее? Не огорчай старого копа, а то еще нервы сдадут, поддамся на уговоры своей пушки… Вот и умница. Вылезай из кабины, дальше я сам. И не надо коситься на монтировку за сиденьем. Она та еще тварь, я знаю, что она тебе сейчас шепчет. Не поддавайся, выходи. И ремень сними, потом спасибо мне скажешь, что я избавил тебя от этого паразита.
Нет, что ты, никаких жертв! Среди людей, то есть, а вещей пострадает много. Я уже позвонил в гипермаркет, сказал, что он заминирован, всех людей два раза успели бы эвакуировать. Нет, парень, я действительно сражаюсь за человечество. И я не псих. Я — последний здравомыслящий человек, который все знает. А ты теперь предпоследний. Если меня укокошит какой-нибудь зонт или стена — ты знаешь, что делать и куда смотреть.
Береги себя, парень. Помни старину Райли и не верь барахлу. Удачи.