Примечание
Этот фанфик такой старый, такой в чём-то нелепый, что он мне самой начинает всё меньше и меньше нравиться. Но как бы то ни было, его написание ещё на фикбуке и все полученные отзывы оставили исключительно приятные воспоминания. Наверное, только поэтому я до сих пор его не удалила:)
Пусть он иногда напоминает мне о том времени, когда всё в моей жизни было проще)
На улице сегодня хорошая погода… Начало осени знаменуется невероятно тёплыми днями, из-за чего складывается мнение, что лето вовсе никуда не ушло и учебная пора не вторглась в жизнь школьников и студентов вновь. Пока ещё рыжая пора только начинается, у последних остаётся время на самих себя и на спокойный отдых в обществе друзей и знакомых. Студенты всё ещё имеют возможность собраться вместе где-нибудь в городе и беззаботно проводить время, пока тревоги и проблемы не навалились на них тяжёлым грузом. Из каждого уголка города, сравнительно небольшого и расположенного на севере штата Калифорния, звучат задорные голоса подростков. Городок кажется ещё живым, прежде чем его скоро скуют морозы и холода; тут и там можно встретить группу подростков и словно вживую подзарядиться от них весёлостью и живостью на все несколько следующих месяцев. Одна из таких компаний расположилась в уютной кофейне за согревающим напитком и спокойной размеренной беседой. Их сложно было не заметить. Ярко улыбались девушки, их улыбки были похожи на россыпи настоящих бриллиантов, а голоса юношей были громки и звучны. У каждого из них были темы, на которые они хотели бы поговорить со своими друзьями-однокурсниками: как прошло лето, что интересного произошло, с чем столкнулись ребята и чем восхищались они долгими жаркими деньками. От компании отбился на некоторое время один юноша, двадцати лет, высокий и с вечным гнездом из золотистых волос на голове. На худощавом теле свободно болталась лёгкая куртка, а длинную шею прятал высокий воротник. Юноша попытался пригладить бардак на голове, расчёсывая пальцами спутанные пряди и отчуждённо смотря в сторону. Белая молочная кожа казалась ещё белее в тенях и тёмных оттенках кофейни, ледяной голубой цвет глаз поддавался этой бледности и будто превращался в серебристо-серый на её фоне. Рядом шумела кофе-машина. Юношу занимал телефонный разговор, пока со стороны доносились смех и громкие голоса его друзей. Блондин часто жмурился, выслушивая голос с той стороны телефонной трубки; разговор был не очень приятен и ему, и его собеседнице. Бледные пальцы оттянули воротник куртки в сторону; сам юноша выдохнул от духоты, порой охватывавшей помещение кофейни. Запах кофе пропитывал всего блондина, с головы до пят и до самых кончиков спутанных прядей, и это место часто становилось для него тем самым местом, где можно расслабиться после сложного дня. Сейчас расслабиться не позволял ровный и строгий, но одновременно с тем довольно приятный женский голос, доносящийся из динамиков телефона.
— Билл, мне неприятно снова слышать о тебе такие новости… Ты ведь это прекрасно понимаешь, да? Так почему же мы опять с тобой затрагиваем эту тему?
Блондин отрешённо смотрел в сторону, стараясь умерить беспокойство по ту сторону разговора. Он словно опомнился, когда его плеча коснулась ладонь баристы, вернулся из телефонного разговора и получил свой кофе из рук миловидной девушки. Билл кивнул ей в знак благодарности и отошёл немного подальше, к окну, чтобы спокойно продолжить беседу.
— Элис, клянусь, я не специально, — покачал головой юноша, отпив из стаканчика горячий напиток. — В этот раз я просто оказался в ненужном месте и в ненужное время.
— Но всё же большое внимание деканат уделял именно тебе. Ты мне обещал…
— …и я сдержу своё обещание, Элис! — перебил женщину Билл. — Ты знаешь меня, как никто другой. И ты знаешь, что я всегда держу свои обещания. Особенно те, которые были даны тебе, — интонацией юноша подчеркнул последнюю фразу.
— Не вздумай мне льстить, — по голосу женщины Билл понимал, что та улыбается. — Я уже устала тебе это повторять и это никогда не действует, но… чтобы больше ничего подобного не повторялось, окей? Мне не нравится краснеть за тебя в университете, ведь именно я поспособствовала в огромнейшей мере твоей учёбе именно в этом месте. Пожалуйста, не огорчай меня больше.
— Конечно, Элис, — согласился Билл.
— И ведь суток не пройдёт, как мне опять придётся говорить с тобой на такую тему, — в голосе женщины отчётливо звучала улыбка, но она вовсе не была в весёлом расположении духа.
— Посмотрим… В последнее время ты слишком плохого мнения обо мне. Как такое произошло?
— О чём ты?
— Ну, ты меньше мне доверяешь, например, — Билл постучал пальцами по стенкам стаканчика, задумываясь. — Ты во мне разочаровываешься, и, я понимаю, в этом есть моя заслуга. Как я могу исправить положение?
— Ох, даже не знаю, — Элис на мгновение замолчала. — Ну, через пару дней я навещу тебя и посмотрю, как у тебя дела. Там обо всём поподробнее поговорим, хорошо?
Билл кивнул. Когда его уха коснулись короткие гудки, то юноша направился обратно к столику, за которым некоторое время назад, до звонка, беззаботно сидел в компании своих старых друзей. Блондин скинул с себя куртку, оставил её на спинке своего стула. Постарался снова вклиниться в беседу, но тема звонка всё не оставляла его в покое. Он готов был чем угодно поклясться, что всё, произошедшее с ним сегодня на парковке у университета — совершенно дурацкое стечение обстоятельств. Но Элис просто с трудом верила своему подопечному. Почти оказавшись сегодня у университетских дверей, Билл и пара его друзей попали в небольшую аварию, причём вовсе не по своей вине. Наоборот, именно они пострадали, чуть не попав под колёса неосторожного водителя. Между Биллом и виновниками аварии завязался спор, который, как и характерный звук столкновения чужой машины со столбом, приманил на парковку одного из преподавателей. Так как Билл чаще создавал неприятности сам, чем становился потерпевшим по вине кого-то другого, то чуть ли не абсолютно вся вина была сдвинута на него. В очередной раз, как все посчитали, Билл Сайфер доказал статус безответственного и грубого ученика. Там и до звонка опекуну, что имела весомое место в университете, было не далеко.
Юноша отрешённо смотрел на стаканчик кофе перед собой, поглаживая пальцами тёплые стенки и витая в своём собственном мире. Его окликнул звонкий голос девушки, похожий больше на звон крохотных колокольчиков, чем на голос. Карие глаза с заинтересованностью смотрели прямо на Билла, а руки протягивали листок с беспорядочно набросанными на нём описаниями какого-то проекта. Билл быстро пробежался по строчкам глазами, но скачущий почерк шатенки просто невозможно было разобрать, потому взглядом намекнул на то, что сказанное недавно стоило бы повторить.
— У меня есть проект и он очень интересен, — вновь зазвенел голос невероятно заряженной позитивом девушки. Билл сконцентрировался на её словах. — Всё должно получиться довольно меланхолично, а вся следующая суббота должна вызвать достаточно воспоминаний у каждого студента. Мне нужна будет огромная помощь, чтобы создать праздник для всего универа. Это что-то вроде родительского дня, который частенько проводят в школах. Нужно сделать креативные бланки на каждого студента, устроить вечер и украсить актовый зал. К тому же, кому не будет интересно узнать побольше о своей семье… можем наладить связь с архивом библиотеки, где кто-то может отыскать что-то из истории своей семьи. Как вам?
Девушка окинула взглядом каждого, широко улыбнулась. Она, Мейбл Пайнс, беспокойный и талантливый вихрь с бесконечным запасом идей, в этом году заняла место культ-организатора и тут же, с первых дней взяла быка за рога, собираясь организовать масштабный проект. В Мейбл трудно было усомниться — её хлебом не корми, дай воплотить в жизнь какую-нибудь идею, которая обязательно должна покорить сердца. По одному друзья кивали, соглашаясь с идеей своей подруги, накидывали свои предложения и дополнения. Только Билл пока оставался в стороне. Сейчас он живёт вместе со своей опекуншей, Элис, и старается не вспоминать тот случай, ставший причиной его разлуки с родной семьёй. Юноше вполне хватает того, что он имеет сейчас и затрагивать прошлое он не любит. В прошлом осталось слишком много всего… Уютный и родной дом, отец и младший братик, которых так порой не хватает. Билл любит считать себя взрослым и не предаваться больным воспоминаниям, но иногда от боли утраты и обиды на нерадивую мать-кукушку так гложет внутри грудной клетки — кажется, что с секунды на секунду начнёшь истекать кровью, а жизнь начнёт сочиться сквозь пальцы, словно мелкий песок. Билл отпил ещё горячий кофе, обратился к подруге.
— Я помогу с проектом, — девушка на согласие друга весело улыбнулась. — Я помогу организовать вечер, подготовить всё прочее, но на меня бланк не делай, хорошо?
— Ох, точно… — на мгновение в компании друзей повисла тишина. Каждый из присутствующих прекрасно знал, что случилось с Биллом. Мейбл неловко переглянулась с каждым, прикусив губу. — Прости меня, Билл… Я что-то не сообразила сразу. В-всё хорошо? И если тебе нелегко, я не стану насильно привлекать тебя к этому проекту… Ты можешь отказаться.
— Да не бери в голову, — отмахнулся Сайфер, стараясь улыбнуться Мейбл как можно более ободрительно. — Я с радостью помогу тебе всё организовать, как полагает другу. Никоим образом на мне вся атмосфера мероприятия не скажется отрицательно, уж поверь, Мейбл. Как-то же живу восемь лет с этим — с чего это всё должно в один вечер перевернуться?
— Ну, раз так… Ты, я и Диппер можем собраться сегодня у нас и набросать пару идей насчёт оформления. Договорились?
Билл кивнул. На сегодняшний вечер у него не было никаких планов, и юноша мог полностью себя посвятить прелестям работы в команде культ-организатора. Между друзьями вновь зазвучал смех, темы менялись быстро и за ними сложно было уследить. Билл снова выпал из общей атмосферы… Он взглянул в сторону, заметил, как пара за столиком неподалёку о чём-то спорит, а речь обоих влюблённых наполнена злобой друг на друга и остротой. Они рвут всё то, что строили вместе, в отношениях… Билл с тянущим ощущением в груди вспоминал, как его мать и отец рвали всё то, что строили вместе, в браке. Неприятное чувство охватило всего его. Подумать только — восемь лет прошло, а для Билла все события рокового вечера будто только вчера произошли. В груди будто дыра, ноющая и болящая, которая всё никак не затянется… Элис, с первых дней опеки над мальчиком, старалась стать для него родной, старалась стать семьёй. Она добрая и такая хорошая… Своих детей у Элис нет, и мальчик двенадцати лет сразу стал для неё словно родным ребёнком. Она отдала всю себя своему подопечному. И Билл полюбил эту женщину всем сердцем, но она всё ещё остаётся чужой. Элис просто прекрасная «Элис» — опекун и друг, не больше. Билл прикрыл глаза, пока белые ресницы затрепетали от какого-то странного удушья — будто чья-то рука сжалась вокруг горла, перед этим метким ударом попав в солнечное сплетение. Билл хочет назад, на восемь лет в прошлое, чтобы хотя бы крепче прижать к себе плачущего младшего брата и удержать его рядом с собой и Элис. Он хочет зашептать на красное ушко тихонько «Не плач, Вилл, всё хорошо…», обнять маленького Вилла за плечи и заплакать вместе с ним, пока мама уйдёт ни с чем из некогда своего дома под ручку с любовником. А вот теперь Билл хочет всё снова забыть…
[• | •]
Я — Билл Сайфер. Мне двадцать лет и уже вот как восемь лет я живу не своей жизнью. Я нахожусь в своём теле, стараюсь реализовывать свои планы в привычном темпе и жить так же, как живут все юноши моего возраста. Вот только в один вечер я ясно почувствовал, что моя жизнь будто раскололась осязаемо на до и после, как раскалывается на две равные половины, например, плитка шоколада. И ведь каждый из нас понимает, что эта самая плитка шоколада раскалывается вовсе не на равные части… Так же и моя жизнь. Обе её части очень сильно друг от друга отличаются и при переломе я потерял слишком много. Слишком много осталось на одной половине, что я не могу порой чувствовать себя полноценным человеком. Все подробности я расскажу как-нибудь позже, когда выдастся больше времени. Да и не хочется пока огорчать ни себя, ни читателя тяготами моего детства…
С момента моего совершеннолетия, Элис Аддерли, мой опекун и ближайший мне в данное время человек, полностью оставила в моё распоряжение квартиру. Сама женщина отправилась в Канаду, где и живёт сейчас со своей роднёй, а иногда, раз в месяца два, приезжает меня навестить и проверить, как у меня дела и всё ли в порядке. Первое время я беспокоил Элис своим вспыльчивым характером и привычкой с подросткового возраста влипать в неприятности — звонки из стен университета ей, как моей опекунше, были обычным делом, а порой дело чуть не доходило до отчисления. Сейчас всё немного сгладилось, но иногда происходит то, что произошло сегодня, и я снова оказываюсь виноват.
От квартиры до универа около получаса ходьбы, а иногда я добираюсь туда и обратно на автобусе. Сегодня душный салон переполняет голос Мейбл Пайнс, моей соседки и первого в ранее незнакомом Пьедмонте друга, в которой всё не унимался энтузиазм и горит огонь креатива и ответственности за целое мероприятие. Диппер Пайнс, её брат, всё пытался как-то отмахнуться от своей сестры хоть на мгновение и сконцентрироваться на книге в руках. К его сожалению, голос Мейбл был слишком громким и гибким, что пробирался через все препятствия на его пути. Близнецы Пайнс — мои соседи и первые люди, с кем я познакомился в Пьедмонте. Все восемь лет моей жизни переполняет общество этих двух разных людей, но связанных крепкими узами настоящей семьи. Без них я, наверное, и не был бы таким, какой есть сейчас — кто, как ни близнецы Пайнс, всегда вместе и всегда взведённые оптимизмом дети, смог бы вытащить меня из комнаты и, по совместительству, из депрессии?!
[•]
Стоило ключам щёлкнуть в замочной скважине, как из глубины квартиры раздался переполненный счастьем лай. Мохнатые лапы опирались о мои ноги, пока пёс тянулся к моим рукам вытянутой мордой и тёрся о ладони мокрым носом. Пёс перестал вдруг гавкать и жалостливо заскулил, с укором в больших чёрных глазах смотря на меня. Надо же, опять оставили бедолагу почти на весь день одного в пустой квартире! Я опустился перед псом на колени, играючи взъерошил длинную шерсть на шее и затылке, за что животное стремилось ухватить меня за рукав. Длинные уши торчком стояли на голове, а розовый язык всё стремился выбраться из-за ограды белоснежных клыков и коснуться моей щеки. Я ещё немного ласково почесал пса за ухом, пока тот с довольной мордой потихоньку не прекратил меня бранить, и поднялся с пола, зазывая животное за собой на кухню. Уже там по дну собачьей миски застучал корм, и пёс радостно завилял хвостом. Пока я стоял, чуть склонившись вниз, пёс всё-таки обыграл меня, и всего в пару мгновений на прохладной после улицы коже остался мокрый след. Всё же, хоть Кригер — так зовут пушистое сумасшествие, напавшее на меня с порога — и выглядел взрослым псом, но на самом деле он был ещё щенком, маленьким и беспокойным. Уже достаточно массивная фигура немецкой овчарки любит проказничать и баловаться: совсем недавно Кригер украл у соседки из квартиры кошелёк с деньгами и с полной невинностью в глазах принёс его мне. И даже не спрашивайте, как он попал внутрь квартиры… Вероятно, дверь туда была открыта, а мы с псом в это время возвращались с прогулки.
Время уже близится к вечеру, а ещё нужно успеть убраться в квартире к приезду Элис. Совсем скоро ко мне заглянет Мейбл насчёт проекта родительского дня, и тогда на уборку не останется времени. Пока я брожу по квартире, Кригер возится под ногами, держа в зубах поводок-рулетку и то и дело подпрыгивая на месте. В своей комнате я приоткрываю дверцу клетки и оттуда сразу же выглядывает розовый носик, а красные глазки, сверкая в лучах закатного солнца, устремляются на меня. Крохотные когтистые лапки с розовыми подушечками цепляются за мою руку, пока я пытаюсь коснуться белоснежной шёрстки и легонько почесать ещё одну свою домашнюю зверушку. Тихий писк и подёргивающиеся длинные усики заставляют меня улыбнуться. Белоснежный крысёныш тоже скучал, потому смело цепляется когтями за рукав свитера и пытается взобраться на моё плечо, что очень любит делать. Вдруг рулетка с характерным стуком падает на пол, а острые собачьи зубы хватаются за мой рукав, напористо и слегка ревниво. Кригер тащит меня к выходу, просится на прогулку, и как бы мне ни хотелось запереть его в ванной и заняться по дому, я всё же беру в руки поводок и иду за собакой к двери. Перед этим я накормил крысу и не забыл закрыть клетку. Но сам я, видимо, сегодня так и не поем толком…
К вечеру совсем немного похолодало… Кригер беззаботно бежит впереди меня, а я вдруг вспомнил первый мой родительский день в школе. Мы — я, Вилл и папа — тогда сделали самое большое древо во всей школе. Туда вошло больше двух-трёх десятков поколений нашей семьи, и мы с Виллом вместе несли огромный плакат с генеалогическим деревом в школу, держа свёрток с двух сторон, а потом, уже в стенах школы, с гордостью показывали его каждому в классе. Это дерево теперь позади — далеко-далеко, за стеною восьми лет… Я не люблю скучать по ушедшим годам — разве могу я их вернуть? Элис помогала мне отвыкнуть от скуки и тоски, но иногда все её уроки и все мои усилия летят, а обида гложет нутро и не даёт видеть будущее. Я не могу и не хочу простить свою мать — я вижу виноватой во всём именно её. Я хочу повернуть время вспять… Я хочу вернуть это дерево, хотя бы маленький, крохотный его уголочек. Самый-самый крохотный…
[• | •]
Где-то в другом уголке, вдалеке от Калифорнии, Пьедмонта, идёт другая жизнь… Там, в просторной, но совсем не уютной пятнадцатилетнему юноше квартире закончила свой путь самая ломаная линия этой истории, сочащаяся из прошлого жгучим плющом. Ядовитые ветви никуда не ушли, а решили остаться на тонкой бледной шее Вилла Сайфера. Потому юноша в полутьме сгорбился над книгой, чуть жмурясь и иногда тормозя на определённых моментах, не в силах разобрать строки. Совсем один. Из-за подобного чтения, практически в полной темноте и с сильно согнутой спиной, Вилла подводит зрение. Из-за дверей комнаты иногда до уха юноши доносятся голоса его матери и младшего брата. За дверью идёт другая жизнь, от которой Вилл отгорожен высокой непреодолимой стеной. И Вилл не имеет никакого желания вмешиваться в эту жизнь… вот только она сама порой вмешивается в его жизнь, доставляя сплошные неудобства. Мать давно забила на своего старшего сына болт — хорошо ещё, что из квартиры не выгоняет. А на любые попытки сблизиться с мамой Вилл получает сплошные разочарования — та гонит его с ненавистью в голосе и действиях. Младший брат, Крис, нередко язвит и досаждает Виллу, чтобы поразвлечься. Хотя, в большей мере, именно ему не всё равно на своего сводного брата — хоть в какой-то мере, но внимание он ему оказывает. Частенько случается и такое, что Крис заводит абсолютно доброжелательный разговор с Виллом, не веселясь и не стараясь уколоть. А отчим… ему почти что всегда параллельно на своего пасынка; лишь иногда он интересуется жизнью Вилла, но в целом остаётся равнодушным. Правда, в последнее время мужчина старается проводить со своим пасынком время, уделять потерявшемуся и одинокому подростку внимание… Но вот такое поведение чужого Виллу человека только настораживает подростка.
Вилл поправляет старую футболку на себе, одёргивая её края, по пути в кухню. Кружку наполняет кипяток из чайника, и горячий пар поднимается из-за стенок вместе с ароматом чая. На кухне кроме Вилла никого — Крис занимается уроками в своей комнате, а мать в гостиной смотрит телевизор. Отчим ещё не вернулся домой с работы. Вилл крепче перехватывает кружку с горячим чаем в своих руках, тонкие пальцы чуть подрагивают от усталости. Голубые глаза устремлены в одну точку; юноша задумался, опустившись на стул. Он вечно один… Он вечно чужой. Дом — это часто то место, где человек может найти себе покой и уют. Но Вилл не может найти эти такие нужные вещи в своём доме. С тех пор, как мама развелась с отцом, забрала Вилла от самых родных ему людей — папы и старшего брата Билла — и искала себе нового мужчину среди множества встречных, жизнь у Вилла пошла под откос. Он не умел переживать кардинальные изменения легко и спокойно, а эти самые кардинальные изменения происходили с ужасающей частотой первые два года после развода родителей. Вилл не хотел привыкать к отчимам, он побаивался их и видел в них настоящих чужаков, которые могут обидеть и навредить мальчику. Возразить Вилл не мог — звонкая пощёчина от матери махом затыкала маленького мальчика. Вилл вечно отчуждён от того, что должно быть ему родным. Семья должна быть ему родной, но почему-то этого не происходит. И Вилл круглыми сутками один, за книгой или уроками, пока за дверью комнаты идёт жизнь, которая его ненавидит и бросает туда-сюда, стоит юноше незначительно вмешаться в её дела.
Вилл слышит шаги, приближающиеся к нему из коридора. В кухне появляется невысокая худощавая фигурка Криса, чьи рыжие волосы взлохмачены и настоящим гнездом лежат на округлой голове. На щёчках веснушки, а маленький носик чуть вздёрнут вверх. Голубые сонные глаза сквозь приспущенные густые реснички выискали в светлой кухне Вилла. Крис рухнул вялой тушкой на стул напротив старшего брата и опустил голову на сложенные на столе руки. Мальчик выглядел очень усталым и, видимо, за уроками он немного задремал.
— Вилл? Сделаешь мне чай? — тихо спросил Крис, смотря совершенно щенячьими глазами на своего брата.
— Конечно, — пожал плечами Вилл и поднялся с места.
Спустя пару мгновений на стол перед Крисом опустилась кружка с поднимающимся от неё белым паром. Сладкий горячий напиток хорошо взбодрил мальчика и тот уже более ясным взглядом смотрел на мир вокруг себя. Тонкие губы изогнулись в бодрой улыбке, звонким голосом мальчик заговорил с Виллом о прошедшем дне. Хоть кому-то было не всё равно на Вилла… Иногда Крис был очень вредным, надсмехался и откровенно издевался на сводным братом. Но порой случалось то, чему Сайфер очень радовался — Крис дружёлюбно болтал с ним, как с настоящим другом. Братья могли порой поделиться всем, что накипело. Крис крепко держал в маленьких ладонях кружку с чаем, улыбался и без язв рассказывал, что такого потрясающего для мальчишеского ума произошло за весь этот день.
— Слушай, Вилл… — Крис вдруг слегка нахмурился, дав понять брату, что у него есть что-то очень важное и серьёзное для Сайфера. — Я спросить у тебя хотел… А мама тебя любит?
Вилл взглянул на братишку непонятливым взглядом. Этот вопрос немного смутил его, хотя ответ был практически очевиден. Вилл не мог сказать, что мать испытывает к нему хоть мало-мальское тёплое чувство. Он не мог сказать, что между ним и мамой есть какая-то нежность и любовь. Между ними двумя огромная стена из терновника, которую взрастила именно мать, чтобы полностью отгородиться от прошлого и от следа этого прошлого в лице сына. Вилл, стоит ему попытаться пробраться через эту стену, отравляет себя страшным ядом и чуть ли не смертельно себя ранит. Глубокие порезы и рваные раны кровоточат, а такая необходимая жизненная сила утекает из слабого тела Вилла, когда терновник впивается под кожу и гонит прочь от себя и своей хозяйки нежеланного гостя. Мать не любит Вилла — юноша точно может это сказать. Но почему тогда держит его при себе — непонятно.
— Что это за вопрос такой? — стараясь больше увильнуть от ответа, спросил Вилл. — Любит, не любит… к чему тебе это знать, Крис?
— Просто мне захотелось это узнать… — Вилл уже мог начать подозревать жестокую игру-насмешку в словах братишки, но вот в голосе твёрдым стержнем являлись сострадание и искренний интерес в делах старшего брата. — Сегодня днём мама разговаривала с папой по телефону, и они вдвоём говорили о поездке куда-то. Но мама не хочет брать тебя с собой. Говорила, мол, что ты «одни только неприятности приносишь» и с тобой «хлопот не оберёшься»… Она настаивала на том, чтобы поехали отдыхать только мы втроём — она, папа и я. Сейчас я решил с тобой поделиться этим…
Вилл тихо вздохнул, отведя взгляд в сторону. Страшное чувство обиды съедало юношу изнутри, а глаза покалывало от слёз. Он всегда был плаксой, всегда был слишком чувствителен ко всему. «Таким мальчик быть не должен!» — говорила мама. Но Вилл не может отказаться от такого себя и перестать «вести себя как девчонка!»
— Ясно… — Вилл прикрыл лицо ладонью, стараясь спрятать свою плаксивость от Криса. А тот будто специально пытался заглянуть в лицо старшего брата и увидеть бегущие по покрасневшим щекам слёзы. — Ну-у… я не могу ответить на этот твой в-вопрос. Я и с-сам себе не могу дать точный ответ, — голос Сайфера всё сильнее и чётче дрожал. Он врал, и ложь эта была легко различима.
— Вилл… — мальчик перегнулся через стол, встав на стул на колени, и тёплые тонкие ладони обхватили запястья Вилла. Большие голубые глаза заглядывали прямо в душу старшему брату, стараясь выцепить изнутри правду и заставить Вилла её сказать. — Точно не любит?
Вилл, без сил что-то сказать уже Крису, всхлипнул и обхватил руки брата в ответ. Он закивал, боясь поднять глаза на Криса. Как же он не любил признавать эту истину, что в этой жизни он никому не нужен. Что всё осталось в прошлом и больше он не испытает ни любви, ни счастья. Теперь вокруг него лишь боль… Крис улыбнулся своему брату, заглянув прямо в глаза тому и зарывшись маленькими пальчиками в растрёпанные голубые пряди. Вилл очень давно выкрасил свои волосы в яркий лазурный цвет, стараясь этим что-то изменить в своей жизни. Со стороны окружения он получил тихий смешок и снова стал незаметен, как и до смены имиджа. Этот цвет вовсе и не нужен был парню для того, чтобы кого-то впечатлить. Виллу нужен был голубой цвет как шаг вперёд, ещё дальше от прошлого, которое ничего, кроме страха и разочарования не приносит.
В коридоре послышался хлопок двери, и Крис с широкой улыбкой взглянул в темноту. У входной двери загорелся свет; мальчик тут же сорвался с места, выбежал из кухни и повис на шее своего отца, крепко того обнимая. Пока отец и сын болтали друг с другом, соскучившись за весь день, Вилл перебрался к себе в комнату. Под прицелом холодных серых глаз отчима он чувствовал себя просто ужасно. Этот мужчина оставался Сайферу чужим, а его внимание к персоне подростка слишком сильно пугало его… Лишь когда дверь за спиной захлопнулась и Вилл снова оказался в своей комнате, он почувствовал себя в безопасности. Тощая фигура задрожала в тусклом свете настольной лампы, Вилл еле добрался до своей кровати на ватных ногах. Он один… Ему хорошо сейчас одному. Но ему хочется быть хоть кому-то нужным. Без получения при этом жгучей боли от сильнее стягивающегося на шее плюща…
[• | •]
— Улыбнись мне, солнце…
Я проговариваю эти слова с такой несвойственной мне нежностью. В своей груди я чувствую приятное тепло, что разливается по всему моему телу, взяв начало в сердце. Фигура передо мной издаёт тихие всхлипы, этот человек чем-то огорчён. Только недавно закончилась истерика, и он молча, вздрагивая иногда всем телом, лежит в моих объятиях. Вокруг меня темнота, что прерывается тусклым светом маленькой свечки. Одна единственная свечка и освещает эту комнату и помимо округлой парафиновой фигурки ничто не издаёт хотя бы такого же крохотного лучика света. Человек в моих руках полностью завёрнут в плед, я даже не могу разглядеть его лица. И я чувствую, как его тонкие бледные руки держатся за меня, так крепко сжимая в пальцах ткань моей футболки. По каждому его движению я вижу, как сильно этот человек ко мне привязан. Я ощущаю и то, что сам испытываю сильное влечение к нему. Вижу в нём что-то… Не знаю. От вида этого человека я согреваюсь, хотя не ощущаю в комнате тепла. Но… Я же даже не знаю его. Хотя, может быть и знаю… В конце концов, лица человека я не видел. Он вдруг замолчал, но не отпускал меня из крепких объятий. Какое-то горе поглотило его с головой, этот человек искал утешение и помощь именно во мне сейчас. А я и не знаю, что делать и как помочь ему…
Я протянул руку к пледу в надежде открыть для себя личность человека. Только я потянул за край ткани, а из-под неё выпала голубая прядь волос (чему я даже успел улыбнуться), как всё вокруг завертелось бешенным вихрем. Предметы меняли форму, будто сделаны они из желе, краски закручивались в воронки. А в моей голове возник жуткий писк.
[•]
Настойчивый звонок в дверь и телефонный звонок вырвали меня из сна. Распахнув глаза, я даже не сразу понял, что произошло. Я даже не до конца осознал, что всё увиденное мною до этого было лишь сном. Когда же озарение пришло ко мне, я скривился от звона в ушах. Смесь громких звуков явно не шла мне на пользу, особенно после вчерашней затянувшейся беседы с Пайнсами о проекте. Почти всё уже вчера было обсуждено, и эта неделя будет посвящена организации родительского дня. Громкие звуки словно молоточками стучали по вискам; со звонками чередовался громкий лай, что доносился откуда-то из коридора.
Распахнув глаза, я уселся на кровати, до конца приводя мысли в порядок. Я бросил свой взгляд на окно, а после на часы. Я и предположить не мог, кто мог заявиться ко мне в семь часов утра, ни свет ни заря. Погода за окном тоже не радовала — сильный ливень резко контрастировал с вчерашним жарким солнечным днём. Сейчас небо было плотно скрыто тучами, в которых блестели тонкие серебристые ниточки молний. Окно исполосовано ручейками воды. На нём пыталась спрятаться от дождя пара серых голубей, но они всё равно остались мокрыми с головы до лап и теперь угрюмо хохлились, распушив крылья.
Всё-таки поднявшись, я быстро натянул валявшиеся у кровати джинсы и побрёл к входной двери. Кригер затих, увидев меня. Животное радостно виляло хвостом и следовало за мной до входной двери. Звонки не прекращались, телефон разрывался, лёжа на простыне у подушки. Я не удосужился несколько минут назад взглянуть на экран, чтобы узнать, кто мне звонит, а сразу ушёл к двери. Как я позже понял, просто брошенный на телефон взгляд ничего бы мне не дал.
[• | •]
— Он не отвечает…
Сонная шатенка устало опускает руку с телефоном в ней, сбросив непринятый вызов. Мейбл хмуро смотрела перед собой и ей явно не было приятно раннее утро выходного дня. Перед ней стоит непримечательная женщина, её грубый взгляд направлен на девушку. Она извлекает из кармана полупустую пачку сигарет и зажигалку, а шатенка делает небольшой шаг в сторону, заметив предметы в чужой руке, дабы не дышать дымом. Рядом с женщиной стоят двое юношей, один много старше второго. Его выкрашенные в голубой цвет волосы очень привлекают внимание Мейбл, и та практически не отводит от молодого человека глаз. Кроме того, девушку волнует ещё кое-что. Глаза. Они, мутно-голубые, такие прекрасные. Они словно сделаны изо льда, такого холодного… И из них будто всю жизнь высосали. Мейбл кажется, что она смотрит в глаза мертвеца. Бледная кожа ещё больше пугает девушку. На открытых худых руках виднелись синие венки.
Юноша делает глубокий вдох, откинув голову назад и прикрыв глаза. У него очень усталый вид; рюкзак, увешанный потёртыми брелками, висит на его плече, а руки держат чемодан. Стоящий рядом мальчишка от скуки покачивался из стороны в сторону и не знал, чем себя занять. Ожидание маленьким детям — самый ужасный друг, и вскоре мальчугану надоело просто так стоять. Он принялся тихонько бродить по лестничной клетке, прыгать по ступенькам и просто от скуки заниматься глупостями.
— Может, его нет дома? — тихий голос подростка нарушил тишину.
Женщина злобно зыркнула на него.
— Заткнись, Вилл, — процедила она сквозь зубы, убрав от губ сигарету.
— Обычно Билл в такое время дома. А в такую погоду он бы не высунулся и из-под одеяла, — быстро протараторила Мей, а после перевела взгляд на парня. — А тебя зовут Вилл? — девушка коротко хихикнула.
Тот быстро кивнул, опуская глаза в пол. Пайнс снова обратила внимание на него. Такой взгляд… Девушка снова особенно всмотрелась в него. Такой пустоты в чьих-то глазах она никогда не видела. Даже самые хмурые и серьёзные люди, которых девочка видела, не обладали таким взглядом. Мейбл интересовала жизнь этого юноши: что с ним случилось? кто виновен в таком несчастном виде Вилла? можно ли ему помочь?
Вилл ладонью отгоняет от себя сигаретный дым, на шаг отходя в сторону. Женщина что-то бормочет ему, злобно шипя и пропуская слова сквозь зубы. «Она же его мать?» пронеслась мысль в голове Мейбл. Потом она метнулась глазами к мальчишке, что отошёл в сторону. Тот повис на периллах, смотрел вниз, порой легко соскальзывая с них и снова занимая исходное положение.
— А у Вас трое детей? — с любопытством обратилась Пайнс к женщине.
Та бросила на девочку непонятный взгляд, а после отрицательно замотала головой.
— Двое, я думаю… — ответила женщина, смотря в упор на Вилла. Тот только сильнее помрачнел.
Мейбл в усмешке прикусила губу и осуждающе цокнула языком. Мамаша не заметила этого. Пайнс собиралась ещё что-то спросить, но тут послышался скрежет в замочной скважине. Дверь открылась, и из-за неё высунулась лохматая макушка со спутавшейся копной пшеничных волос. Увидев у дверей мать, Сайфер недовольно фыркнул, а лицо искривилось в презрении. Билл вскинул брови вверх, упёр одну руку в бок. Губы изогнулись в усмешке, а после Билл зашёлся громким смехом.
— Это с чего же мне оказана такая честь? — произнёс Билл, смотря в упор на свою нерадивую мать. Он старался вложить в свой голос столько желчи, сколько в нём накопилось за целых восемь лет. — Извините, я не вырядился подобающе к Вашему визиту… Что тебе здесь надо?
Билл перевёл взгляд с матери, чуть в сторону и у него ком в горле встал. Вытянувшаяся и так изменившаяся фигура его младшего брата просто не могла не произвести на Билла впечатление. Худощавый, не очень высокий, бледный и будто избитый… Под глазами залегли тёмные синяки от недосыпа, а на острых плечах куртка висела бесформенной тряпкой. Мутно-голубые глаза взглянули на старшего брата в ответ, и щёки Вилла махом порозовели. Он весь словно оживился, не сводил взгляда с высокой фигуры Билла. Что-то забеспокоило обоих братьев… Внутри Билла что-то стянулось в тугой узел, а в голове всплыли образы из сегодняшнего сна. Билл распахнул дверь шире и за руку провёл Вилла в коридор. На глубине ледяных глаз младшего из братьев что-то будто промёрзло сильнее, а после мгновенно растаяло. Пока мать с Крисом проходили дальше на кухню, куда им молча указал Билл, у Вилла задрожали руки. Стоило гостям скрыться на кухне, как взмокшие ладони выронили наконец чемодан и сомкнулись за шеей старшего брата в крепкий замок. Билл даже и моргнуть не успел, как его самый родной на этом свете человек крепко прижался к нему в объятиях и тихо всхлипнул. Билл и сам почувствовал жгучее чувство внутри, вызывающее слёзы на его глазах… Они снова оказались вместе… Но как именно — так внезапно и неожиданно. Оба будто пребывали в состоянии шока и не понимали, что происходит вокруг них. Братья просто крепко держались друг за друга, боясь отпустить и боясь, что всё вокруг вдруг окажется сном. А Вилл так и вовсе крепко сжал пальцами плечи брата, привстав на носочки. На кухне залаял громко и жалобно Кригер, разрушая идиллию между двумя братьями…
[• | •]
Целых восемь лет я не видел Вилла, своего младшего брата, кто теперь единственный родной мне человек… В мои двенадцать лет мои родители разошлись. Все прекрасно понимают, как на детях сказывается развод родителей — семья разбивается на две части, а при определённых условиях один из родителей должен стать совсем чужим. И, ясное дело, ребёнок не может разлюбить мать и отца, без которых остаётся. Он получает какую-то травму… Если для меня всё прошло более-менее легко, то я даже не могу представить, что претерпел мой младший брат, когда остался без отца, который был для семилетнего Вилла всем на свете. Моя мать повела себя просто отвратительно; она ушла от отца, предав его безграничную любовь к ней. Сначала всё было хорошо… Годы счастливой семейной жизни, и папа делал всё для того, чтобы она была таковой всегда. Теперь я могу только с тоской вспоминать то, как родители друг с другом разговаривали, как друг другу улыбались и как проявляли свою любовь друг к другу. Бесконечные комплименты, такая особая нежность, которой мы с братом старались учиться у своих родителей. Они вдвоём были счастливы, мы с Виллом были счастливы… Матери в один день чего-то не хватило, хотя отец буквально все сокровища бросал к её ногам. Однажды эта женщина нашла себе кого-то получше папы и отдалась ему всецело. Я часто видел, как она запрыгивает ему на шею и в салон его автомобиля, позволяет ему целовать те губы, что с нежностью целовал отец у алтаря и которые клялись мужу в любви до гроба. Мать пропадала из дома до поздней ночи, возвращалась окрылённая и нагло врала папе в глаза про ночные посиделки с подругами. Папа пытался закрывать на это глаза, но даже и не успел узнать обо всём. Он ничего не знал и был беспомощен, не зная, что их с матерью любовь нуждается в спасении. В один вечер она заявилась домой в обнимку с любовником и сказала, что бросает своего мужа. В доме стоял скандал… Причиной его было то, что мать собиралась забрать нас с Виллом к себе. Отец был вне себя от злости; он кричал, что ни за что не позволит этого. Всё происходило на наших с Виллом глазах. Пока мой братик, тогда совсем маленький мальчишка с очаровательными, чуть кудрявыми, цвета белоснежного блонда волосами, прятался в комнате, я крепко его обнимал, успокаивая слёзы. Вилл всегда был плаксой, а тогда у него была настоящая истерика.
— Билл, Билл, м-мне стра-шно…
— Тише, тише, малыш, я рядом. Твой старший брат…
— Билл… Почему мама с папой ругаются? И кто этот мужчина?
Я не знал, что сказать мальчику. Ему было только семь лет, и он невинным непонимающим взглядом смотрел в коридор на ругань матери с отцом. Папе вдруг стало плохо… Мать кивнула в нашу сторону, и её новый мужчина подбежал к нам в намерении просто увести нас из дома. Всё было как в тумане… Заплаканного Вилла схватили за руку, моё запястье сцепила твёрдая чужая ладонь, оставившая налитые яркие синяки. Нас дёрнули вверх; я начал пинаться, пытался сопротивляться. Мать что-то крикнула, и меня отпустили, отбросив в сторону. Я ударился головой, и всё в глазах поплыло…
Дети всегда переживают развод родителей очень тяжело… Развод наших с Виллом родителей происходил в ужасных условиях, заставляя нервничать всех участников этого процесса, включая и самых маленьких. Мать вместе с Виллом уехала в другой город, жила там и часто не являлась в суд. А папу начало подводить здоровье. У него всю его жизнь было плохо с сердцем, а стресс после ссоры с мамой совсем подорвал состояние папы. Он пролежал несколько недель в полуобморочном состоянии, с каждоминутными приступами и полуотказывающим сердцем. Врачи не оставляли надежд на выздоровление отца и все как один твердили скорые сроки смерти. Тогда-то и появилась в моей жизни Элис. Как говорится, мир не без добрых людей, и спасительные цифры её номера были сохранены в телефоне отца. Элис откликнулась на мой зов… Элис — лучшая женщина, что встречал папа за свою короткую жизнь. Она любила его все школьные годы, но её чувства не были взаимны. Когда отец умер, Элис поклялась стать для меня опекуншей и вырастить меня достойно. До самого конца эта женщина шла вместе с папой, сопровождала его в ходе развода, отчаянно спорила с матерью о том, что та делает и на что детей обрекает. Пока родителей разводили и пока судом не было принято окончательное решение, мы с Виллом виделись и общались. Я просто не мог узнать своего брата… Ему становилось всё хуже и хуже, он угасал на глазах и боялся оставаться с матерью на то долгое время, что мы снова разлучались, до новой встречи в суде. Однажды я уговорил своего младшего брата на побег… Мы вместе сбежали из здания суда, пока в зале находились и мать, и отец, и Элис. И скрывались мы в улицах небольшого городка, где-то на севере Орегона и вдалеке от отцовского дома, целых двое суток, прежде чем нас всё же нашла полиция. Прятались мы в подворотнях, а еду я тащил из магазинов, будучи худым, юрким и быстрым и избегая погонь на раз-два. Элис вся на нервах пыталась отчитать меня за такую выходку, а Вилла просто забрала мать… его судьбы я не знал. Бракоразводный процесс вскоре был завершён. По его итогам я оставался с отцом — мать не хотела мириться с моим характером и решила оставить меня с ним. А Вилл остался с ней. Они вдвоём уехали и больше ни о маме, ни о брате я не слышал совсем ничего. Элис оформила надо мной опеку и увезла в Пьедмонт, где я вырос и живу сейчас.
Это было восемь лет назад… и как я ни пытался от этого отвлечься, отречься, оторваться — ничего не выходило. Как мне ни помогала Элис, ничего не выходило. Подростком я был ужасно несносным… Становясь старше, я всё сильнее и чаще расстраивал Элис своим поведением и сложившимся взглядом на собственную жизнь. Мне всегда казалось, что я одинок и покинут всеми, и пытался найти спокойствие в увлечениях. Я ввязывался в неприятности, лез к судьбе нарожон и таскался по Пьедмонту с плохими компаниями. Я прививал себе разные привычки, от баловства сигаретами и алкоголя до кое-чего посерьёзнее… И отрекался от всего того, что могло мне помочь, и гнал всех, кто хотел искренне мне помочь. Мои выходки всегда оказывались на повестке дня, а в полиции моё имя почти что наизусть заучили. Элис меня вытаскивала из того омута, в который я скатился. Она отучила меня от всего, к чему я пришёл за несколько лет, утащила подальше от смертельной тоски. Выбрасывала в мусор сигареты и смывала в унитаз наркоту… Эта женщина избавила меня от всех моих ужасных зависимостей и заставила задышать чем-то другим, нежели пропитанным никотином воздухом. Но в самой глубине, под внешней оболочкой, осталась та самая тоска, которая и погнала мою жизнь под откос. Теперь она заглохла, как только мой Вилл вернулся… самая крохотная часть нашего семейного древа. Я так хотел его вернуть… Он вернулся сам.
[• | •]
Билл молча поставил на стол кружки с чаем и упал на стул, пронзая мать взглядом. Вилл смущённо протянул руку к своей кружке; он сидел немного поодаль от всех, сжавшись и не произнося ни звука. Билл бросил на него взгляд, и не на шутку взволновался. Его младший брат выглядел не так, каким Сайфер его запомнил. Слишком много вопросов завертелось в голове блондина и ни на один не было ответа. Пальцы Вилла немного подрагивали, ресницы трепетали. Билл смотрел на него, хмуря брови. После вновь с озлобленным взглядом вернулся к матери. Отношения у старшего сына с ней были, мягко говоря, не самые лучшие.
— Ещё раз рассмотрим ситуацию… — начал Билл, выдохнув. — Ты явилась ко мне ни с того, ни с сего спустя восемь лет, после того, как бросила нас с отцом… Бросаешь своего сына, — парень махнул в сторону младшего брата. — чтобы куда-то укатить со своим хахалем, так?
— Это не хахаль, а муж, — отмахивается женщина, стараясь загубить скандал на корню и не позволить Биллу её отчитать. — Мы уже шесть лет женаты.
— Не перебивай, — коротко бросает Билл, глядя в кружку с чаем. — И кроме того, ты вешаешь мне на шею своего мелкого отпрыска, который уже чуть не оторвал ухо Кригеру! И это после восьми лет отсутствия? Ты просто решила свалиться мне на голову и перевесить на меня какие-то свои заботы? И ты считаешь, конечно же, что я с радостью откликнусь на зов кукушки, которая давным-давно для меня стала никем?
Билл чуть не на крик переходит, почёсывая своего пострадавшего питомца за ушком под столом. Кригер завилял хвостом, подставляясь под чужую руку.
— А что он разлаялся? Да ещё и на Криса начал бросаться.
— Во-первых, пёс не бросался, а просто подбежал к твоему мальчишке из интереса, ведь он ему был не знаком. А во-вторых, лаял он, потому что собаки — очень и очень умные животные. Чуткие… И разнюхать твою блядскую натуру у него особого труда не составило.
Пронзаемый ошеломлённым взглядом юноша откинулся на спинку стула. Женщина что-то прошипела и отвернулась от сына.
— Чтобы Вилл у меня остался жить — да ради Бога! всё-таки, он мне роднее тебя и тем более — твоего мелкого. Вилл — мой родной брат, с которым ты меня благополучно разлучила восемь лет назад… Вилл мне нужен, а он, — Билл указал рукой на Криса. — нет.
— Но Крис побудет у тебя только до вечера, часов в семь-восемь я заеду за ним.
— Да хоть через час — не оставлю я его у себя! Я вообще не хотел бы с тобой хоть когда-то встретиться… Ты давно уже перестала быть для меня матерью. А с незнакомыми женщинами я дел иметь не люблю… Был уже подобный опыт, не принёсший мне ни капли пользы. Одно только разочарование…
Билл ставит чашку на стол, зачёсывая волосы назад. Молчание длится недолго: женщина просто вскакивает с места, ещё раз повторяет сказанное и уходит с кухни. Билл даже не следует за ней — нервы целее будут. Сплёвывает с губ ругательства и роняет голову на сложенные на столе руки. Сайфера оставили одного с младшим братом и дерзкой мелочью бывшей матери. Хотя бы присутствие первого всё облегчает. С Виллом парень не виделся очень долго, и очень даже рад был его видеть… Билл вдруг почувствовал, будто пробудился после многолетней спячки и с новыми силами взглянул на мир, вдохнув жгучий кислород. Но вид брата его не на шутку взволновал. Вилл выглядел слишком зашуганным, пугливым… Билл ждал того момента, как сможет поговорить наконец обо всём с младшим братом. Послышался хлопок двери, и в кухню запрыгнула Мейбл. Лучезарная радость на лице девицы только сильнее злила старшего Сайфера.
— Чего все такие хмурые? — не теряя позитива громко спросила Мей, оперевшись о стену.
— Зачем ты ей сказала, что я дома? — в ответ бросил вопрос Билл. По взгляду, сверлящему девушку, Пайнс поняла, что Биллу встреча с матерью не принесла ни капли радости.
— Ну, я не знала… Извини. А что мне ей нужно было сказать?
— Что меня дома нет, что я тут не живу, что я уехал… Сдох я, в конце-то концов!
Со стороны послышался тихий голос, оборвавший Сайфера.
— Билл… Извини, я вообще не по своей воле приехал к тебе, — почти не слышно извинялся Вилл. — Мама просто сказала собирать вещи, и что утром мы поедем к тебе, — на несколько мгновений он затих, наткнувшись на ласковый взгляд старшего брата.
— Да ты-то здесь причём… — Билл придвинулся к брату ближе, ободряюще улыбнулся ему. — Тебе, наоборот, я только рад. Насколько бы мать ни решила тебя здесь оставить, я сделаю всё, чтобы ты остался навсегда.
— Да… не нужно, Билл. Я не хочу приносить тебе неудобства… — поспешил отказаться от слов брата Вилл.
— Ну, а вообще, — перебила беседу братьев Мейбл. — если вам тут слишком тесно будет вдвоём, то мы с Диппером можем Вилла приютить!
— Нет, я вам лучше вот его сплавлю, — выкрикнул Билл, указывая рукой на место… где пару минут назад сидел Крис. — Где это он…?
Тут же раздался звон бьющегося стекла, и Билл, словно ужаленный бросился на звук.
[• | •]
Я прошёл в комнату, всё ещё вскипая от злости. Вилл молча следовал за мной, волоча за собой чемодан. Мальчишка, которого мне до вечера повесили на шею, умудрился разбить вазу из небольшого комода в моей комнате. Элис будет не в восторге от этого. Крис сидит на кухне, и я боюсь его там оставлять одного… Вилл всё ещё стесняется, жмётся. Он опускается на диван, оглядывается по сторонам, изучая комнату. Его руки всё ещё сжимают ремешок рюкзака, чемодан остаётся стоять рядом.
— Вот здесь пока что одну ночь переночуешь, — тихо проговариваю я, падая на диван рядом с Виллом. — А завтра я разберу свою старую комнату, в которой мелким здесь жил.
— Целая комната? — тихо спросил Вилл. — Ну, я не думаю, что мне нужна целая комната. Мне вполне хватит дивана в гостиной…
— Хватит, — я качаю головой, прижимая к себе брата за плечи. — Что же ты как не родной? Всё-таки, мы всё ещё друг другу родня… — Вилл легонько улыбнулся, почти незаметно. — Ну же, взбодрись, Вилл! Что же это с тобой.?
— Я не знаю… Наверное, на меня так влияет смена обстановки — никак я к этому не привык, даже за целых несколько лет!
— Ну, если так… — я пожал плечами. Между нами с Виллом действительно витала странная атмосфера, такая жёсткая, грубая, ледяная… Я поспешил сменить тему. — Что ж… Диван раскладывается, мягкий, целый… Ну, тут, правда, крыса его кое-где погрызла. Но это спать не мешает. Потом переберёшься в комнату — и не вздумай больше возражать.
— Крыса? — в голосе Вилла звучит непонимание.
— Да, — я усмехнулся, замечая в глазах брата вопрос. — Одну секунду…
Я широким шагом ухожу в другую комнату. Быстро открываю маленькую дверцу клетки. Протягиваю руку, и на неё с тихим писком взбирается белоснежное чудо. Уже через несколько минут возвращаюсь к Виллу с домашней крысой в руках. Тот немного вздрагивает и ошеломлённо смотрит на животное в моей руке.
— Знакомься, — улыбаясь шоку брата, начинаю я. — Ратте.
Крыса тихо пищит, подняв голову с моей руки. Маленький розоватый носик чуть дёргается, а чёрные глазки смотрят на Вилла. Тот заворожён, а розоватые губы изогнулись в искренней улыбке. В глазах загорелся огонёк, и Вилл восхищённо сцепил руки в замок перед собой.
— Крыса… по имени «крыса»?* — брат тихо усмехается, не сводя глаз с крысёныша.
— Да. Хочешь погладить?
Вилл часто моргает, а после кивает. Я присаживаюсь рядом с ним, протягиваю руки с крысой к нему. Тонкие пальцы касаются шелковистой шёрстки, лоснящейся на свету. Крыса тихо пискнула, принюхиваясь к чужой руке. Поначалу зверёк с недоверием смотрел на моего брата, а после сам подставился под ласку. Вилл хихикает, изучая взглядом животное. Пальцы касаются маленьких розовых ушек, поглаживают по спинке крысы. Та спокойно принимает все ласки со стороны, вертит головой. На лице Вилла сияет улыбка. Подумать только, как же я соскучился по нему… Мой взгляд фокусируется на небесного цвета прядях. Вспомнился сон… Мне снился Вилл? Почему? Это значило только то, что я увижу его в этот день? Вряд ли… Во сне меня преследовало чувство. Не похожее на просто родственные отношения между братьями. Что-то большее… Пока Вилл играет с крысой, я погрузился в свои мысли. Мы с ним и правда давно не виделись. Целых восемь лет. Сколько ему сейчас? Пятнадцать, если я правильно посчитал. Господи… Вилл убирает руки от моего питомца, всё ещё улыбается.
Годы шли, и я ведь постепенно забывал обо всём, что происходило. На первом курсе в универе я даже и не задумывался больше о прошлом, о разлуке с отцом и братом. А теперь Вилл вернулся. Совсем другой… Побитый, со смертельной тоской в глазах… Что ему испортило жизнь? Хотя, есть догадки. Наша мать Вилла не любила совсем. Она часто сетовала на то, что отец вырастит его тряпкой, злилась… Вилл стал очень похож на папу. В этом, наверное, и есть причина такой злобы со стороны матери к бедному плаксивому мальчишке. Он напоминает ей о том, чего она избежала и чего не хочет больше никогда вспоминать… Она отыгрывается на бедном мальчике за плохие воспоминания о прошлом.
Впереди у нас с братом целый вечер… Можно поговорить обо всём, что хочется узнать. И я обязательно узнаю. Как было раньше, я узнаю обо всех неудачах и печалях Вилла и помогу ему. Я выложусь весь ради этой цели… Пока мы вместе смеёмся и разговариваем в гостиной с крысой в руках, на кухне происходило что-то ужасное. Об этом я узнал, только услышав звук разбивающегося в крошки цветочного горшка…
[•]
Уже совсем стемнело. На экране мелькают кадры фильма, который я толком и не смотрю, а на моём плече лежит Вилл, завернувшись в плед и заворожёно смотря на тревожные картинки. Кригер спит у меня в ногах, уложив голову мне на ступни. Всё. Я останусь на этом диване навеки… Ну, или пока пёс не проснётся. Вилл внимательно смотрит на экран телевизора, не отводит взгляд, следя за происходящим в фильме. Что там? Фильм ужасов? Я бросил взгляд на брата. В основном, на его глаза. В них прыгают уменьшенные версии кадров фильма, белёсые ресницы подрагивают. Он напряжён. Что бы я сейчас ни сделал, я перепугаю Вилла до смерти. Это за меня сделал звонок в дверь. Вилл подскакивает на месте, смотря в тёмный коридор. За Крисом приехала его мамаша. Наконец-то! Пусть заплатит мне за алоэ, горшок с которым её противный несносный мальчишка уронил. И за испорченные обои на кухне. И за сломанную микроволновку. И за измотанные нервы…
Я тихо похлопал Вилла по плечу, успокаивая, и направился к двери. Когда же я вернулся, а предварительно выволок Криса за шиворот из квартиры и предъявил его матери полный отчёт о воспитании её отпрыска, Вилл уже уснул. Только… Сон был таким беспокойным. Вилл мелко вздрагивает, часто и прерывисто дышит. В уголках глаз блестят слёзки. Это только из-за ужастика? Завтра попробую расспросить Вилла обо всём. Или послезавтра… Лучше уж, когда он освоится. Ведь пока что он абсолютно нелюдим и холоден. Я аккуратно поправил одеяло, потеплее укрыв Вилла им, и ушёл в свою комнату. Он ещё немного поёрзал на месте, пряча лицо под тёплой тканью одеяла. Мой младший брат… Самая крохотная и самая дорогая мне часть моей семьи. Он вернулся ко мне… Он останется у меня навсегда.
Примечание
*Ratte (ратте) – (нем.) крыса
о боги, вы сделали мне сердечный приступ. спустя столько лет вспоминаю об этом фф, решаю перечитать данное великолепие, но в панике минут 15 перешуршила весь интернет.. такую чудесную историю чуть не потеряла. Автор, у вас талант, никак иначе 💕
после прочтения под новым взглядом, я оставлю ещё один комментарий. мне ужасно больно осознавать, как такое невероятно творение скрывают в тени.