Какаши не любит говорить серьёзные вещи. От них болит голова, и впереди предстоит слишком много серьёзной и скучной работы, так что у него нет желания быть слишком серьёзным. Но когда два парня перед ним очевидно совершенно не понимают, как быстро может разрушиться их идиллия, Какаши сдаётся.

Саске как будто не против жить вместе с человеком, который выведет его на уровень раздражения «хочу уничтожить всю деревню» буквально за сутки. Какаши знает, о чём говорит. Он сенсей обоих идиотов.

— Ладно, — пожимает плечами Наруто с совершенно беззаботным выражением лица. И ладно Наруто, у него действительно не слишком много разумности, когда дело касается его друзей. Может, он рассматривает это как ночёвку: собирается заплести Учихе косички, рассказать о влюблённости и обожраться мороженного.

Сакура сверлит его спину.
Хатаке не любит, когда ему сверлят спину.

Он посылает двух АНБУ следить за мальчишками больше из любопытства, чем из реальной необходимости. Через сутки те возвращаются абсолютно усталые, истощённые и дёргающиеся от каждого звука. Какаши приходится менять АНБУ посменно. Ни один из них не хочет докладывать какие-то существенные (эмоциональные, да) вещи, ограничиваясь сухими предложениями: «Сходили в магазин. Сходили в аптеку. Весь вечер занимались ремонтом».

— Неважно, что они делали! — взрывается Сакура в один из дней. — Важно, как они это делали!

Под маской взгляда АНБУ не видно, но Какаши чувствует что-то, похожее на волну презрения.

— Свободен.
— Да, Хокаге-сама.

Сакура смотрит на него зло.

— Не позволяй своей заботе выражаться исключительно в агрессии, — в его голосе нет укора, но Сакура моментально поникает.
— Всё просто... такое хрупкое.

Она обнимает себя руками, не смея поднять взгляда. Итак, он оставляет все бумаги на Сакуру, ведь именно ради неё он идёт в логово опасных зверей (подростков без присмотра), чтобы проверить их эмоциональное состояние. Это довольно опасная миссия, которую он обязан выполнить инкогнито.

Он крадётся через всю деревню — и почему земля Учих на самом отшибе? — только чтобы, остановившись у реки, услышать крик:
— Ты достал меня!

Какаши поджимает губы.

Он слышал другие доклады. О том, что Наруто почти не видят в деревне. О том, что Учиха пугает всех своими глазами. Были даже просьбы запечатать его чакру, поскольку нукенины, свободно разгуливающие по деревне, которую когда-то предали, — хреново для репутации деревни. И ссоры, и столкновения чакры, и проломанные стены и изменение погоды исключительно в определённых кварталах: обо всём есть жалобы, сопровождающиеся осуждающим шёпотом.

Он знает, что они заметили его, как только он пришёл на поляну. Другое дело, что им, очевидно, абсолютно плевать. Какое тотальное неуважение.

— Тебе всё не так! Двигаюсь я не так, дышу я не так, думаю я не так! Может, я вообще существовать рядом с тобой не должен?
— Потому что ты делаешь это не так! — орёт Саске, и, о, это разнообразие.

Наруто лежит на земле, почти избитый до полусмерти, тяжело дышащий, с кровоточащим носом и явным пятном на щеке, которое скоро превратится в гематому. Саске же даже не испачкал свою одежду.
Какаши всегда думал, что Наруто слишком много позволяет делать Саске. Сбежал из деревни — не беда, скоро найдём. Не хочет возвращаться — вернём.

— Не нравится, как я учу? Тогда пусть Какаши учит!

Ладно, риннеган выглядит действительно жутко.

— Какаши-сенсей? — Наруто, хрипя, поворачивается к нему и смотрит с укором. — Разве вы не должны сейчас быть в офисе и работать?
— Ну-ну, я всего лишь пришёл проверить своих лучших учеников.

Саске фыркает. Наруто на него закатывает глаза.
Это довольно интересная динамика, будто секунду назад они не ссорились до полусмерти, но есть вещи поинтереснее:
— Почему Кьюби не лечит тебя?

— Потому что, — из голоса Саске сочится яд, натуральный, такой змеиный, — чёртов лис со мной согласен.
— Эй! Только потому что Курама один единственный раз нашёл смысл в твоём бреде, это не означает, теме, что ты должен быть таким...

Тут рука Наруто оказывается на голени Саске, а жопа поднимается к верху. Поза крайне забавная, с учётом того, что ногами он, видимо, рассчитывал повалить противника на землю и захватить чужую ногу. Вместо этого он переворачивается вокруг конечности и смотрит на Саске крайне разочарованно.

— Хорошо, я сдаюсь.

Возможно, всё это выглядит крайне жалко, потому что у него лишь одна рука. На самом деле, Какаши крайне старается не смотреть на отсутствующие предплечья своих учеников.

Его пугают его дети. Он боится того, что может случиться с миром, если они найдут ещё больше силы. Разве они не могут просто остановиться на мгновенье, чтобы пожить?

— Это было жалко, — Саске частично озвучивает его мысли. Наруто тут же подскакивает, забыв о травмах, и уже хочет занести кулак, когда Какаши оказывается между ними двумя.
— Как насчёт того, чтобы ваш старый сенсей сводил вас отобедать? 
— Рамен! Ичираку!

Энтузиазм Наруто плещется через край, как будто компенсируя. Какаши смотрит на безэмоционального Саске и тяжело вздыхает.

Они почти обходят деревню, чтобы не попасться никому знакомому на глаза. Какаши знает, что с Наруто этот трюк прошёл на ура, но Саске, к сожалению, более внимателен к происходящему вокруг. Учиха усмехается, будто знает его грязный секрет. Какаши под маской улыбается ещё шире.

— Киба! Чёрт, в этот раз ты так просто не уйдёшь! Верни мои деньги! — Наруто подрывается с места, оставляя Саске очевидно одного, что не должен был делать под страхом трибунала из-за нарушения прямого приказа Хокаге. С другой стороны, если ты оставляешь преступника под присмотром этого самого Хокаге — считается ли это вообще провинностью?

— Ма-а-а, Саске-кун, ты что ты сделал с несчастными АНБУ?

Саске не удивляется вопросу. Допросу. Не совсем важно.

— Всего лишь небольшое гендзюцу. Вам стоит проверять ряды АНБУ.
— Ну-ну, с каких пор Хокаге должны слушать каких-то генинов? 
— И тем более нукенинов?

Юмор Саске сухой. Какаши не помнит, чтобы он был таким в детстве — с другой стороны, он вообще не помнит ни одной шутки из уст Учихи. Может быть, он был таким всегда.

— Какаши-сенсей, — голос разрезает мысли, и Какаши от удивительно вежливого обращения даже смотрит в глаза Саске, ища причину, — почему вы вообще взялись обучать нас?

Какаши не должен над этим много думать. Распределили — вот и весь ответ, никакой тайны за семью печатями. Хотя, конечно, наглая ложь, от которой у самого скулы сведёт.

— Я попросил Наруто, потому что он был сыном Минато-сенсея, — он до сих пор помнит, как Сандайме смотрел на него тяжёлым взглядом, одним движением пальца готовый сделать больно, если Какаши хотя бы проявит тень сомнения. — Тебя назначили мне, потому что у нас был шаринган, — Какаши не хотел видеть Обито каждый раз, когда поворачивался к своей команде лицом, но руководство никогда не волновало, что он хотел; он по сей день видит редкую улыбку Обито, но в этом больше нет ничего плохого. — И Сакура была подарком.

Очевидно, не совсем верный ответ ребёнку, которого ты взял под своё крыло. Какаши перематывает фразу в голове, только через секунду понимая, как она звучит, и пугается.

 — Понятно. С тем, как вы оставили Наруто на Джирайю и ничему не обучали Сакуру, мне действительно было интересно, почему вы не бросили нас после первого теста, просто потому что хотели.

Стоит отдать должное, Саске научился делать людям больно.

Какаши открывает рот, чтобы оправдаться, но, моргая, обнаруживает себя в кабинете Хокаге. Наруто смотрит на него с разочарованием, Саске — больше с долей веселья.

— Брать ответственность, только чтобы потом сбежать с работы... — Саске качает головой со слишком выраженным разочарованием, поэтому Какаши не волнуется, когда тот скрывается за дверью. Наруто же, с другой стороны, даже не улыбается.

— Знаете, — он поджимает губы, почти останавливая себя, однако затем смотрит прямо и уверенно, — Саске хочет быть похожим на вас. Он берёт с вас пример.

Дверь закрывается с оглушительным грузом вины.

Монстры. Его дети — монстры.
(он надеялся, что с ними будет всё хорошо)

Итак, Какаши вспоминает, что и Наруто, и Саске всё ещё генины, а он — всё ещё их командующий, так что их собственные тренировки внезапно превращаются в командные. Сакура занята организацией своей больницы, поэтому она редкий гость; иногда, улавливая странное дрожание воздуха и взгляды мальчишек друг на друга, Хатаке хочет, чтобы она была здесь.

Какаши вспоминает, что они дети, пережившие войну, когда Наруто рассказывает еле слышно, как Саске иногда перестаёт дышать на несколько секунд, будто не видит в этом смысла, а по утрам его всё тяжелее поднять. Он глядит исподлобья, словно ждёт наказания за это, и оглядывается по сторонам в попытках поймать кунай от Учихи. Куная нет. Осуждения тоже. Какаши только вспоминает своего отца и хочет, чтобы это было не то, что он думает.
(Какаши вообще много что хочет.)

Он заставляет Саске бегать круги вокруг Конохи. Сначала десять. Затем двадцать. За каждую минуту опоздания — дополнительный круг. И, поскольку Наруто теперь не разлей вода с Учихой, они бегают вместе. Наблюдать за искренней детской ненавистью в течение минут десяти всегда веселит Какаши.

Это весело ровно до того момента, пока он не отправляет их на первое совместное задание за пределами Конохи. После Великой битвы прошёл уже месяц. После первого выхода Саске за ворота деревни — шесть часов. Нет, Какаши не переживает, и нет, он не параноит.

Он знает, что не делал этого, когда Наруто с почти трясущимися руками приходит к нему и говорит:
— Саске не убьёт себя.

Может, им обоим чудится слишком много; может, они придают слишком большое значение несущественным вещам. Но Наруто рассказывает, как у его лучшего друга всегда по пять-шесть слепых мест, которые он оставляет открытыми, хотя даже на тренировках не так плох. Он не убьёт себя — но это не значит, что он не ищет смерти.

— В его религии смерть сакральна. Он не может убить себя, потому что иначе не войдёт в Большой зал, где его ждут брат и клан. Он должен погибнуть как воин, окропленный кровью своих врагов, — Какаши хочет предложить закурить Наруто, но вовремя вспоминает, что нет. — Я просто думал, что он выбрался оттуда, что это только мои страхи...

Наруто замолкает, перебирая документы. В последнее время он всё чаще и чаще сидит в кабинете Хокаге, слушая и впитывая в себя все протоколы и модели поведения, которые применяет Какаши, чтобы управлять деревней. Не то чтобы Рокудайме — хороший пример, но что есть, то есть.

— Любовь не абсолютна, — Какаши смотрит в глаза Наруто. — Это обязательство. Ты теперь взрослый воин. Оставайся верным.

Это максимум наставлений, который Какаши способен действительно дать. Наруто сначала хочет возмутиться, потому что он самый, чёрт возьми, верный ниндзя этой деревни, он проливал кровь, чакру за Конохагакуре, ломал кости, ломал себя, никто больше не вытерпел столько за это проклятое место. Однако морщится и ничего не говорит.

Через полгода Какаши тащит Саске на проверку, которую, оказывается, можно пройти с лёгкостью даже без левой руки, не зная, что это проверка.
Он лично отдаёт ему ту маску, которую сам когда-то носил.

— Ты хотел проредить АНБУ? У тебя теперь есть шанс.

Между строк читается «подготовь здесь всё для Наруто».

Саске смотрит на свою отсутствующую руку, затем на маску, которая неловко повисает в воздухе между ними.

— Однажды предатель — всегда предатель.
— Та Коноха первой предала тебя. Ты другой. Коноха другая, — Коноха под расцветом Наруто, конечно, это совершенно другая деревня, — поэтому оставайся верным, — он не может сказать ничего другого, но этих же слов хватает, чтобы увидеть керамического пса не в зеркале, а перед собой.

Это длится несколько лет. Всё утихает. Всё настолько тихо и безопасно, что в какой-то момент он ловит себя на мысли, что читает новую серию от издательства, в котором когда-то издавался Джирайя, закинув ноги на стол. Наруто за соседним читает какие-то бумаги из совсем маленькой стопки по несколько раз, переписывает что-то для себя и ставит размашистую подпись и свою собственную печать рядом. Сакура заносит им обед раз в неделю. Саске — капитан АНБУ с разведывательной миссией в Таки из-за подозрительной деятельностей нескольких личностей из книги Бинго. Его отчёты невозможно разобрать, потому что его почерк явно унаследован от Итачи, и Наруто единственный, кто может расшифровать каракули.

Это тот момент, когда Какаши думает, что может отойти от дел. В конце концов, не то чтобы он делал хоть что-то полезное в этом кабинете, кроме как отсиживал задницу. Именно поэтому Наруто хочет всё испортить.

— Мы с Саске хотим ненадолго уйти.

Какаши не падает с кресла только потому, что слишком элитный шиноби для такой реакции. Наруто плевать на великолепные рефлексы и идеальный контроль чакры своего Хокаге, он продолжает, как ни в чём не бывало:
— У нас обоих скопилось достаточно недель отпуска, чтобы уйти на месяца три. Я надеялся, что вы дадите нам ещё... — он замолкает, хмурясь, — год.

— Почему?

— Мы оба задыхаемся здесь, Какаши-сенсей, — Наруто не улыбается, потому что тема серьёзная, но в глазах есть эти искры смеха просто из-за слишком удивлённого лица обычно невозмутимого наставника.

Какаши не понимает, почему. У них есть собственный дом, окружённый секвойями и рекой. У них есть покой. У них есть сила. У них есть постоянство — это, кажется, то, что они должны искать с детства.

— Большинство миссий Учихи носят разведывательный характер. Не говори, что ему не хватает путешествий. 
— Я устал удивляться, как он возвращается домой не с кишками наружу, — Наруто кладёт ручку на стол так, будто ставит точку в разговоре, занимает настолько твёрдую позицию, что по коже ползёт противное чувство: будешь перечить — будет больно. — И я устал от документов. Саске давно говорил про то, чтобы уйти. Я думаю, что пора.

Интересно, от кого Узумаки научился этой стали в голосе.

Какаши видит, что Наруто сам не знает, ушёл бы он любым путем вслед за другом, какой бы тот не выбрал.
Какаши только надеется, что Саске не убьёт Наруто.
(Надежда умирает последней.)

***

Сакура смотрит на них и боится. Боится натурально, истошно, до ледяных игл в костном мозге: потому что видит картины их сражения по ночам. В первую ночь она просыпается от собственного крика отчаяния и картинкой под веками, как её сокомандники, уничтожив друг друга, уничтожают мир.

Один раз ей снится, что Саске умирает там, в Долине Завершения, а Наруто остаётся существовать. Он не живёт ровно с того момента, когда Саске делает последний вздох, и погибает в течение недели от потери чакры, которая перестаёт связывать его душу с телом.

— Саске возненавидит меня, — говорит он ей под капельницей с иссушенными губами и замутнённым взглядом, — потому что я не смогу умереть в битве. Хотя, теме даже не узнает...

Это её самый долгий кошмар за всю жизнь. Она просыпается со стянутой от слёз кожей и заложенностью носа, которая не проходит неделю, как бы она не пыталась применять медицинскую чакру. В конце она приходит к выводу, что это психосоматическое.

Поэтому, когда они почти смеются и переглядываются между собой в полном непонимании, будто вернулись к детству и общению без слов, она думает о худшем. Это её работа — думать о худшем за них двоих, быть реалистом. Очень просто сделать вид, что они вернулись ко времени, когда Наруто падает вниз головой с дерева, а Саске его подхватывает, просто потому что может. Но это невозможно.

— Это значит, что ты будешь его надзирателем, Наруто, — её голос выдаёт усталость, но Сакура старается держать лицо. — Что вы должны жить вместе.

Наверное, ей стоит закупить им продукты на первое время, а также написать пару рецептов, чтобы их питание было достаточно полноценным и отвечающим требованиям восстановления... К тому же, нужны ещё некоторые добавки и сеансы физиотерапии...

— Зайдите ко мне оба позже по поводу протезирования. Вполне возможно восстановить полную подвижность и чакро-каналы, если мы сможем сделать из клеток Хаширамы материал...

— Да-да, конечно, Сакура-чан. Мы зайдём позже! — и убегают, как нашкодившие школьники. Какаши отправляет за ними АНБУ.

 — Не думаю, что это полезная трата военных сил, — замечает она.

— Когда их ссоры будут выходить из-под контроля, они могут вызвать подкрепление для установления барьера.

Сакура не знает, смеяться ей или плакать.

Она возвращается домой, усталая от документов и запаха крови на своих волосах, только чтобы встретить мать, которая абсолютно не понимает, где пропадает её дочь.

— Смотри, сыр порежешь именно этим ножом, а хлеб — этим, ничего не перепутай. Рис в мультиварке, выключи, когда пропищит сигнал... — которая считает свою дочь маленьким ребёнком, не способным к жизни.

Сакура хочет рвать на себе волосы. Хочет кричать: «Мама, я убивала. Мама, меня убивали. Мама, я срастила столько костей, восстановила столько нервов и воссоздала столько чакро-каналов, что грёбанный хлеб для меня не проблема». Но она молча поджимает губы под недовольный взгляд матери и в этот же вечер начинает искать себе жильё.

Гражданский квартал — он хорош. Здесь в каждом доме много места, всегда есть горячая вода, электричество никогда не сбоит и антенна ловит лучше, потому что нет постоянных всплесков чакры, мешающих сигналу. Квартиры шиноби настолько по-спартански минималистичны, что у Сакуры начинается клаустрофобия.

— Тебе только шестнадцать. Ты уверена, что хочешь съехать от родителей?

Сакура удивляется вопросу от Какаши-сенсея. Она закрывает медицинское досье, где подробно описывается, как именно раздроблена скуловая кость пациента, и смотрит на папку перед собой.

— Мне... шестнадцать?
Какаши вздыхает.
— Да, Сакура. Тебе шестнадцать.

Она хотела съехать от родителей с тех пор, как поступила в Академию. Они никогда не понимали её увлечения, никогда не понимали, что значит быть в центре боя, что значит быть сильной, что значит быть беспомощной, что значит застыть от страха посреди битвы, что значит наконец стать достаточно сильной, чтобы разрушать целые здания...

Она смотрит на Какаши-сенсея уверенным взглядом.

— Ты можешь взять резиденцию Хокаге. Мне не нравится это место, и в будущем Наруто явно не намеревается жить там.

Её коробит от того, что Какаши уже оставил пост Хокаге Наруто, хотя ещё даже сам не принял его должным образом.

Дом Хокаге большой. Он светлый, немного пыльный и безжизненный, но тут есть горячая вода, электричество и даже телевизор. В любом случае, с тем количеством работы, которое у неё есть сейчас, она не собирается тут ночевать по будним дням. Но место выглядит хорошо.

Когда её переезд заканчивается, она запирается в лаборатории вместе с генетическими образцами, желая, чтобы всё получилось. Если клетки смогут провести чакру... На исследование уходит недели три, она почти не спит, боясь потерять мысль исследования и умертвить клетки, но, когда у неё выходит, она может наконец вздохнуть с облегчением.

У неё под глазами кошмарные круги и немного трясутся от возбуждения пальцы, когда она посылает записку Наруто, чтобы он и Учиха тащили свою задницу к ней в больницу на осмотр.

Через полчаса приходит только Наруто. Он неловко улыбается и чешет затылок, отводя взгляд, будто в чём-то провинился.

— Теме не хочет протез.
— Ты должен был его заставить! — она сажает Наруто на кушетку и разматывает бинты. Рана выглядит хорошо, но, к сожалению, чакра Кьюби не играет ей на руку: придётся срезать слой мышц вместе с уже здоровой кожей, потому что ткани слишком хорошо зажили. Позже оказывается, каналы чакры тоже вошли в свой особый режим, начиная уже почти уменьшатся за ненадобностью.

— Если мы не поставим протез в ближайшие месяца три, то ты не сможешь использовать половину ниндзюцу. И даже если Саске-кун не хочет протез, у него гораздо больше времени передумать, чем у тебя... в любом случае, ему нужно явится на осмотр. Шаринган требует специального наблюдения.

— Сакура-чан, — Наруто зовёт её каким-то слишком потерянным голосом, поэтому она оборачивается немедленно, бросая аппаратуру на стол, — почему ты думаешь, что теме передумает?

— Потому что, — он отворачивается от Наруто, не в силах смотреть, как его ломает, — когда-нибудь он перестанет наказывать себя, если ему станет лучше.

— Он в порядке, — возражает Наруто со всей яростью, которая допустима по отношению к медику, который лечит тебя; потому что если Саске не в порядке, то не в порядке Наруто, а он в порядке, значит Саске должен быть в порядке.

— Тогда почему его здесь нет?

Наруто уходит, ничего не ответив.

Саске приходит на следующий день с таким выражением лица, будто Сакура будет его пытать. Чисто из вредности она заставляет ждать его, пока оформляет все документы на Учиху, что, в общем-то, довольно долго, а бумаги много, потому что вот что бывает, если берёшься за лечение бывшего ниндзя-отступника. В графе «последний медосмотр» Сакура смело пишет «Никогда» и через пару секунд сама ужасается.

Она знает, что шаринган требует много внимания к себе. От проблем с чакрой и кровообращением до травм внутри мозга, без должного ухода весь этот улучшенный геном — как бомба замедленного действия.

Она почти боится за Саске, и это... освежает, такой страх рядом с ним. За его шкуру. В его височной артерии начинает образовываться тромб, в правом слёзном канале закупорка, но она не может понять, от травмы это или из-за использования мангекьё (если это из-за всего вместе, Сакура не будет удивлена). К тому же зрительный нерв тоже повреждён, хотя, кажется, она ловит это на самой ранней стадии. У Саске есть слепое пятно снизу слева на левом глазу, и, хотя Сакура ожидала, что будет больше проблем с риннеганом, это оказывается не так. Левая сторона Саске будто вопреки всему абсолютно здорова.

Она воссоединяет разрывы в каналах чакры там, где это возможно сделать без реальной операции. Ей нужно подумать, нужно ли будет хирургическое вмешательство, но, вполне вероятно, тело и чакра Учихи справятся сами после того, как она прочистила закупорки. Вообще, не иметь образовывающийся тромб рядом с мозгом очень помогает выживанию.

Сакура хочет его отпустить, прежде чем вспоминает самое важное.

— Это, — говорит она твёрдо, протягивая визитку, — контакты психотерапевта. Она шиноби в отставке.

Саске не смотрит на неё с презрением, как когда-то. Не смотрит с ненавистью или негодованием. Он протягивает руку и кладёт визитку в карман.

— Спасибо, — говорит Саске. Он останавливается у выхода, и Сакура ужа сама хочет, чтобы он ушёл, потому что присутствие Саске рядом, вот так, один на один, это странно, чуждо и... страшно. — Ты можешь не...

Он прерывается на полуслове, в итоге просто достав коробку из кармана и кинув Сакуре в руки. Сакура боится ещё больше. Потому что, даже если это простая коробка, она знает, что Саске хочет восстановить свой клан, и она единственная куноичи, с которой он может разговаривать на приемлемом уровне. Ей кажется, что её межрёберные мышцы сводит судорогой, когда она открывает коробку.

Это серёжки.
Это простые чёрные серёжки с небольшим камнем, в котором, сколько не всматривайся, нельзя увидеть проблески света.

— Они слишком драгоценны, — говорит она с кривым выдохом, потому что дышать всё ещё сложно.

Это серёжки его матери. Она уверена, что Саске раскопал их где-то в завалах своего района и решил отдать ей. Возможно, единственная вещь, которая осталась после родителей. Возможно, нет. Она не знает, были ли у Саске сёстры или кузины, но, скорее всего, нет.

Это почти как предложение вступить в семью, которую два мальчика создали без неё.

— Они не такие дорогие, — она видит, как он закатывает глаза, — это всего лишь гагат.
— Я знаю, что они значат.

Она не отпустит это просто так. Он не сделает из этого шутку.
Сакура пугается, автоматически выпрямляет спину и прикрывает уши волосами, когда кажется, что Саске смотрит ей в глаза.

— Ты можешь их выбросить. Или отдать кому-то ещё. Мне всё равно с ними нечего делать, — последние слова она почти не слышит, потому что Саске бормочет их слишком быстро, как смущённый подросток, и захлопывает за собой дверь.

Сакура беспомощно улыбается, потому что, если честно, она всегда была беспомощна перед Учихой, и растирает девственно чистую мочку между большим и указательным пальцем.

На следующий день она берёт кусок льда, лимон, спирт и прокалывает уши швейной иголкой перед зеркалом. Крови почти нет, и она тут же вставляет серёжки. Хотя они серебряные, Сакура надеется, что всё заживёт хорошо. Чего она только раньше боялась? Совсем же не больно.

(Ещё через день она пытается подвигать их и понимает, что одна из серёжек приросла с одной из сторон. Она рвёт кожу, смазывает спиртом и даже прикладывает немного чакры, но чакра явно не помогает с пирсингом, сращивая металл и кожу. В итоге она мучается с серёжками около месяца.)

Она не знает, идёт ли ей чёрный. Возможно, она хочет зелёные серёжки, чтобы подчеркнуть цвет глаз. С другой стороны, чёрный — нейтральный цвет, который должен подходить всем. Сакура хочет думать, что они ей идут.

Через три недели Сакура узнаёт, что Саске взял визитку, только чтобы её успокоить: он так и не явился на приём, и у психотерапевта не было новых клиентов за этот промежуток, что исключает хенге. Она врывается в дом, только чтобы убедиться в своих подозрениях: Саске не хочет ничего здесь строить или исправлять, он просто собирается уйти, сломив Наруто пополам, в этот раз убив.

Саске ничего не отрицает.

Она вытирает слезу с щеки, когда ей навстречу идёт Наруто с огромными пакетами еды. Она замечает несколько чашек быстрорастворимого рамена и улыбается, тяжело вздыхая.

— Сакура-чан?.. — он бросает сумки на землю и подходит к ней, пытаясь обнять, но ей не нужно утешение. 
— Когда Саске уйдёт, что ты будешь делать? — она спрашивает не из желания сделать больно, но из желания понять, что ей надо будет сделать, чтобы собрать по кусочкам его обратно.

Наруто только застывает с утешительной улыбкой на губах.

— Он не хочет ничего исправлять, он не хочет двигаться вперёд, он даже на осмотр повторный не пришёл. Он не хочет здесь ничего строить, Наруто, — она рвано вздыхает, потому что, может, это глупо, но в какой-то момент у неё в груди цвела надежда, что вот сейчас всё будет в порядке, что они попробуют по-новому. — Он знает, что это убьёт тебя, задерживаясь всё дольше, но всё равно рано или поздно уйдёт. Он не тот, кем был в детстве. Не дай ему убить себя.

Она хлопает Наруто по плечу и уходит.

От Какаши ей доносятся обрывки их жизни: о чужих кошмарах, страхах и желании наткнуться на вражеский кунай животом десять раз. Она выписывает несколько рецептов полезных блюд для них, иногда они ужинают вместе, и Сакура присоединяется к тренировкам.

Потом Саске сбегает.
Он берёт миссию высокого класса и сбегает под её предлогом. Проходит месяц, прежде чем она сообразит, что да, этот момент действительно настал. Сакура идёт к Какаши, распахивает дверь с громким стуком и не может ничего сказать. Только смотрит на умиротворённое лицо Хокаге и не понимает, как тот может быть спокоен, потому что Наруто подле него выглядит как труп.

— Он сбежал, — говорит она, подходя ближе к сенсею. — Он сбежал, и ты знаешь это, потому что это то, что он всегда хотел сделать, и как бы хорошо он не притворялся, он никогда не хотел оставаться здесь!

Какаши устало вздыхает. Наруто перестаёт перебирать бумажки и замирает с сжатыми в замок руками на столе.

— Кто знает, что сбежавший Учиха может натворить на свободе, прикрываясь именем героя и хитай-атэ Конохи...

Она слышит хрип и громкий удар.
Наруто резко и тяжело дышит, схватившись за сердце, упав лбом на документы, испачкав всё лицо чернилами. Сакура подскакивает к нему, замечая моментально, какой он бледный, уставший, разбитый. Умирающий.

<Умирающий из-за ухода Саске.

— Наруто-кун, слушай мой голос. Пытайся взять дыхание под контроль, — она кладёт ему руку на плечо, желая как-то заземлить, потому что каждый хрип режет по коже без ножа.

Наруто дышит только тяжелее и через мгновение теряет сознание.

Сакура чувствует влагу на собственных щеках, когда раздаётся стук в окно. Ястреб.

— Чертовски вовремя, — шепчет Какаши и впускает птицу внутрь.

Сакура узнаёт, что Какаши всё это время получал еженедельные отчёты, а Наруто получал ничего. Ни одной весточки, ни одной записки, ни одного письма. Саске будто намеренно хочет сделать ему больнее: не предавая деревню, которую ненавидит, но предавая самого Наруто. Сакура не понимает. Она смотрит на сенсея мутным взглядом, чтобы тот объяснил ей хоть что-то, но тот не понимает тоже.

Сакура думает об этом ещё два месяца, пока не видит Наруто у себя в кабинете. У него подбит глаз, он двигается так, будто дышать даже больно, а от его одежды пахнет горелым мясом. Она тут же бросается к его протезу, разматывая бинты и обнаруживая нитевидные шрамы от плеча до кончиков пальцев. Она видит удар молнии, пока прослеживает шрамы.

Наруто нервничает. Ёрзает и не смотрит ей в глаза. Он даже не нервничает, а скорее... стыдится? Стыдится своих травм.

— Слушай, Сакура-чан, извини, что побеспокоил, но я уже сам нашёл, что мне нужно, так что я пойду, ладно? Теме ждёт, — он бормочет очень быстро и выбегает, хлопнув дверью.

Так Сакура узнаёт, что Саске вернулся в Коноху.
Она проверяет все запасы мазей от ожогов, растяжений и прочее, но не находит недостачи. Возможно, она что-то неверно записала прошлый раз.

Сакура тяжело вздыхает, садится на пол рядом со шкафчиком и обнимает себя руками. Она просто не понимает. Но она попытается.

Наблюдая, как битвы становятся всё жёстче, захваты приводят к вывиху плеч, кунаи протыкают ступни, она делает свои выводы.

— Как вы думаете, от чего это? — она спрашивает Какаши, болтая ногой на дереве, наблюдая, как Саске ухмыляется, занося кулак над лицом Наруто.
— От сдерживаемых возможностей, — отвечает сенсей. Вполне вероятно, он мог бы ответить «от сексуального напряжения», поэтому она принимает серьёзный ответ, даже если не согласна.

Саске просто жесток, и Наруто потакает ему.

— Может, Наруто-кун думает, что, показывая свою силу, он даст понять, что Саске не найдёт больше в другом месте, — она давно размышляла над этим вопросом, но размышления утомили ей.

— А может, они не поделили последний кусочек тунца.

Когда Саске вступает в АНБУ, Сакура, как его личный медик, получает отчёт о его физическом состоянии от других специалистов. На глаза ей попадается строчка «Психически здоров». К собственному сожалению, она не верит ей ни на йоту.

***
 

Конечно же, Наруто узнал, когда она уходит из деревни. Доверьтесь Какаши, чтобы сохранить секретность, и он тут же выболтает всё своим любимым деткам, стоит им состроить глазки побольше. 
(не то чтобы она не была такой по отношению к Наруто, она знает, насколько действенна эта техника)

— Баа-чан, ты хотела свалить, не попрощавшись?

Это ночь. Вокруг ни единой души. Естественно, она хотела уйти, не вызвав слишком большую бурю эмоций.

— Если бы теме не сказал мне ничего, последний раз, когда бы мы виделись, произошёл на войне.

Она знает, что это не совсем честно. Ни по отношению к Наруто, ни по отношению к Шизуне, ни даже по отношению к Хатаке и проклятой шляпе на его подоконнике.

— Какаши не умеет держать язык за зубами, — Учиха почти что хвастается, краем глаза следя за жестами Наруто.

Она услужливо не тыкает его носом в тот факт, что Какаши всё это время знал, что его брат не был виновен, потому что был капитаном Итачи. Она видела все документы об истреблении Учих, вплоть до секретности высшего уровня, потому что Наруто болел мальчиком. Жаждал, как воздух, вернуть его к себе. У неё было представление о том, как сильно Учиха страдал.

Но она всё равно считает, что игра не стоила свеч.

— Ты слишком хорош для него, — он сбрасывает невидимую пыль с плеч Наруто, и он напрягается под её руками из-за обидных слов. Хотя Учиха стоит спокойно, даже не признав оскорбления. Это ей не нравится. — Ты недостоин того, чтобы ради тебя теряли гордость и стояли на коленях, — она выплёвывает это в лицо Учихе, и тот каменеет, смотря сквозь неё.

— Баа-чан, — Наруто шипит на неё, не зло и не добро, а с тем оттенком ненависти, который она никогда не рассчитывала услышать в голосе мальчика. Поэтому она отступает. В конце концов, она отступает от деревни, так что она отступает и от Наруто.

Цунаде выходит из Конохи через главные ворота в три часа ночи, оставляя за собой сомнения, травмы, нового Хокаге и надежды на спокойную жизнь.

Они навещают её через лет, кажется, пять. Они улыбаются, будто вопреки её ожиданиям, и держатся друг за друга, как за спасательный круг. Она всё ещё видит, как один стремится потопить другого.

Потом Наруто своей перемотанной рукой хватает Учиху за правую, переплетая пальцы слишком медленно, чтобы можно было расценить только как самый интимный намёк, и, о, улыбка Учихи такая, какую она видела только на устах Дана.

Но она старая бабка. Ей сложно признавать свои ошибки вслух.

***
 

Несмотря на то, что она шиноби, Хината не совсем понимает, что такое траур. Это странно, потому что шиноби и смерть должны быть неразлучны, но это не так для неё. Может быть, поэтому, когда она надевает чёрную одежду, она не знает, как ещё выразить почтение.
Она не знает, как скорбеть.

Слёзы катятся из её глаз на похоронах, но этого недостаточно. Этого недостаточно, чтобы выразить всю ту скорбь, которая таится в её сердце, и боль, которая пожирает из-за потери. Неджи бы не хотел, чтобы она плакала по нему. Но Неджи нет, поэтому ночью, зарывшись в подушку лицом и почти задыхаясь, не сняв одежду, провонявшую благовониями, она рыдает навзрыд и до крови из носа.

Что она может сделать ради них?
Она может быть сильнее и начать жить.

Это её траур: быть наследницей клана Хьюга. Исследовать каждый случай, когда из-за печати побочной ветви случались несчастья, и доказать, что печати — это зло. Она зарывается в архивах и осознаёт реальность, только когда Ханаби приносит поесть.

— Сходи на могилу, — говорит сестра шёпотом. — Вспомни, как жить.

Она встречает Наруто, когда идёт к Ино за белыми лилиями. Наруто теперь всегда ходит с Саске, который, словно тень, затягивающая в бездну, ждёт момента.

Хината не совсем понимает, для чего.

— Наруто-кун, давно не виделись, — она улыбается ему максимально вежливой улыбкой, не желая вступать в драку посреди улицы. Или быть отравленной змеиным ядом посреди ночи.
— Хината-чан, — он улыбается ярко, но затем замечает чёрную одежду, и улыбка гаснет. — Как ты?

Она в порядке? 
Она не в порядке? 
Ей больно, что её чувства отвергли?
Ей больно, потому что он продолжает интересоваться её чувствами?

Она не знает.

— Я просто пытаюсь не разочаровать Неджи.
— Нельзя жить во имя мёртвых, — голос Наруто почти слишком резкий для её ушей.

Они разговаривают об изменениях, которые Хината готовится внести в клан Хьюга; о погоде и трауре, о тренировках и новом Хокаге. С каждым словом Учиха за плечом Наруто становится всё более и более раздражённым, хотя это и не видно на лице, это чувствуется в воздухе и напряжённых плечах.

Чем более неудобен Саске, тем более неудобно разговаривать. Хината считает, что с неё хватит, когда видит, как чужое запястье еле заметно прикасается к бедру Наруто. У неё есть гордость.

— Удачи вам обоим, — говорит она с высоко поднятой головой и вежливой улыбкой на губах и шагает вперёд.

Хината оборачивается им вслед, наблюдая, как стоят они слишком близко, как воздух вокруг Учихи трещит от раздражения. Именно в этот момент ей приходит идея в голову, что, возможно, печати могут быть не злом: каждый ленивый пытается вырвать глаза Учих из их глазниц после смерти. И если переделать печать и поставить абсолютно всем...

Она любит Наруто.
И если Саске Учиха — это то, что делает его счастливым, Хината будет счастлива за него. Даже если он однажды проснётся с кунаем у горла, она будет счастлива за него до самого конца, потому что это выбор Наруто.

***

Когда Наруто первый раз заходит к нему после войны, он чувствует только всеобъемлющее облегчение и зуд в руках, чтобы приготовить лучшую порцию для своего лучшего клиента. Здание совсем новое, здесь ещё пахнет древесиной, а не бульоном, мясом и специями; место не пропиталось достаточным количеством улыбок, чтобы быть лучшей раменной.

Вот почему ему так нравится Наруто. Он олицетворяет всё то, что повар хочет делать с человеческим сердцем.

— Аяме. Достань ту особую лапшу, которую я хранил.

Аяме серьёзно кивает ему и убегает. Именно тогда мужчина замечает, что Наруто не один.

Наруто приводит с собой какого-то мальчика, которого Теучи раньше никогда не видел в деревне. Они переругиваются между собой, смотрят в глаза друг другу, но иногда скользят взглядом чуть ниже, и сплетаются ногами под столом. Наруто светится так сильно, что Теучи уже любит второго мальчика.

Похоже, ему придётся приготовить две лучшие порции.