«Хулиган, стыдоба. Как ты смел, кем ты стал?»

Oxxxymiron, «Там, где нас нет»

Слабые лучи вечернего солнца слабо дотрагивались до лица молодого человека. Он стоял на краю крыши одной из хрущёвок, покачивался на носочках в такт музыке, льющейся из наушников. Отстранённый взгляд шарил по собирающейся внизу толпе. Люди, как падальщики, собирались перед будущим местом гибели, махали руками и возбуждённо о чём-то кричали ему. Парень не слышал их. Он так же не слышал глухие толчки в чердачную дверь, которую перед тем, как показаться на крыше, он тщательно запер.

Предсмертная записка лежит на столе в кухне, последние долги отданы, можно и уходить. Алые лучи заката как прекрасный конец его жизни, с которой он не смог справиться. Осталось сделать шаг. 

«Дальше земли не упадёшь», - хмыкает голос в голове. Тонкие губы горько усмехаются. Страшно сколько не падение, а чувство, что ты стремишься вниз. Но он к нему так привык, что и этот страх потихоньку отступал в глубины сердца и замолкал. Всего лишь шаг...

Неблагополучный район никогда не был подходящим местом для воспитания хорошего человека. Каждый был сам за себя. В таких районах никогда не бывает тихо. Маленькие дети слишком рано начинали практиковать искусство посылать всех и вся по известному адресу; озлобленные подростки шатались тут и там, в поисках возлюбленных бритв и шприцов; молодые женщины подпирали стены и ждали того, кто мог бы в этот вечер ощастливить их ещё на несколько сотен; законченные неудачники топили свои судьбы в бутылках на детских площадках, где копошились в песочницах их "проблемы". Все старались сбиться в стаю, чтобы не быть изгоем хотя бы здесь.

Дети - самый жестокий народ. Он понял это быстро. Он старался держаться всегда незаметным в их компании. Лучше быть униженным, но не одним. Одиночки - только ненормальные! Как хорошо, что его и так не замечали. Дети занимались гораздо важными делами: играли в лапту, разбивали соседям окна, таскали кошек за хвост. Он, подобно серому крысиному хвосту, всюду волочился за ними. Лишь бы не быть одному, лишь бы не стать, как отец. Он больше всего на свете боялся этого. Но самое странное: он никогда не знал своего отца. Одна лишь фраза пьяной матери: "А он весь в отца. Из него ничего не выйдет" зацепила мальчишку. Он поклялся самому себе стать лучше.

Мальчик не останавливался ни перед чем, лишь бы быть в «стае». Но пробил час, и он потерял право быть частью сомнительного коллектива. Одно слово, фраза, слух... А всё из-за переехавшего в соседний подъезд мужчины лет за 50. Стоило матери увидеть нового соседа, как она побледнела. Он бы тогда не придал этому значение, но радостный возглас в сторону родительницы: «Валька! Ты ли это?», стал роковым. «Чё, знаком с ней?», донёсся вопрос со стороны стола, где играли в нарды. «А кто ж её не знает, - фыркнул мужчина. - Всему двору сосала». Всё. «Сын шлюхи». Кличка та ещё. В тот момент мальчик был озлоблен. И то ли ненависть, поселившаяся в его сердце была из-за обзывательств, то ли из-за сомнительного прошлого матери, то ли из внезапно появившегося мужика... Он знал, что его матери часто говорили одну и ту же фразу: «Ваш ребёнок замкнут. Он совсем не ладит с коллективом!». А что поделать, если коллектив - сплошные паскуды?

В какой-то момент матери надоело возиться с ребёнком, который, казалось, смотрел на неё только с искренним презрением. Она избавилась от него, сдав сначала в детский сад, потом через год - в школу, и вернулась к своей возлюбленной бутылке водки. Мальчик лишь наблюдал, как его бывшие товарищи взрослели, переходил из одного класса в другой вместе с ними. «Вы самый дружный класс!», - восхищались учителя. Наивные. Издевательства продолжались, но теперь с новой силой. И если раньше он робел перед «стаей», то сейчас всё стало совершенно ясно - перед ним обычное стадо баранов. «Баранам» такой взгляд на вещи не нравился. Поэтому каждый раз, возвращаясь со школы, он слышал вздохи соседки, искренне сочувствующей судьбе мальчика: «Только глянь на себя... Тут фингал, там синяк».

Проходили года. Игры перерастали в забавы, иногда даже переходящие всякие границы закона. Но всё сходило с рук, стоило щенячьими глазками заглянуть в глаза жалеющих учителей. Юноша с лёгкостью пользовался своей «несчастной судьбой», вселяя всем веру в то, что он несчастная жертва среднестатистического пьющего родителя. «Вокруг все - глупцы, не понимающие меня». Лишь мать смотрит снова так, что её не проведёшь. В холодных глазах всегда можно прочитать одну и ту же фразу: «Ты ничем не лучше других». Это злит его. Как она смеет так думать? Хоть ничего и не говорит...

Новая компания затягивает очень быстро. Вместо школы по утрам шатания по серому городу в поисках открытых падиков. Смешное слово, которое часто повторяет его новая подружка. Любит ли он её? Нет. Они знакомы всего полмесяца, но уже встречаются. Лишь затем, чтобы не чувствовать себя ущербным перед глазами друзей. Она тоже им пользуется. В обществе - если ты один, значит ты никому не нужен. Но нужно врать, что любишь. Нужно каждую её попсовую песню о любви знать наизусть, уметь целовать и постоянно ревновать. Он хочет получать тепло любящего сердца. Но в замен отдавать так и не научился. 

Его пальцы любят прикасаться не только к телам подружек, но и к шершавым упаковкам. Эйфория накрывает его с головой, стоит открыть и принять их. Голова идёт кругом, из под ног вылетает земля, и он падает на мягкий пол. Когда он в первый раз попробовал, рядом стоял довольный человек, который только полчаса назад объявил себя его другом. Он с интересом смотрел на присевшего юношу и хрипловатым голосом заговорил: «Чё, ништяк? Прикинь, только сегодня всё по шестьдесят. Тебе крупно повезло! Бери сейчас!». И так тянется вереница дней. Сначала было весело, но когда жажда рассеяла его рассудок, стало страшно. Особенно в ту ночь, когда за окном раздался визг полицейской сирены, и люди в форме выбили дверь. 

«Какая?»-«228». Три года из жизни вычеркнуты. 

Жизнь после заточения оказалась сложнее всего. На бирже труда ему было трудно найти работу. По вечерам он топил свои проблемы в бутылке на детской площадке, присоединившись к компании выросших детей из той компании. Но сегодня.. «Сожалеем, но у нас так же нет вакансий». Крик матери: «Ты сломал мне жизнь!». Дрожащими руками он достаёт ручку и выводит на клочке тетрадного листка последние строки в своей жизни: «Прошу об одном: пусть на могильном камне выбьют как-нибудь по шикарней:

Там, где нас нет - горит невиданный рассвет.

Где нас нет - море и рубиновый закат.

Где нас нет - лес, как малахитовый браслет.

Где нас нет? На Лебединых островах!

Где нас нет! Услышь меня и вытащи из омута.

Веди в мой вымышленный город, вымощенный золотом.

Во сне, я вижу дали иноземные;

Где милосердие правит, где берега кисельные.»