Женщина закрывает дверь за ними и добродушно указывает на дам. 

— Наш выбор довольно широк, господин, в подобном месте нечего стесняться своих предпочтений! 

Осаму недоумевающе хлопает глазами, прибывая в ступоре около пары минут, но затем, опомнившись, понимает, что не знает, как подойти к пикантности вопроса. Он несомненно может попробовать девицу на час, но имеет ли это смысл — действительно не ясно. 

— Мадам, я хочу начать с услуги проще. — Дазай неловко улыбается, понятия не имея чего хочет на самом деле.  

— Ах, Вам стоило сразу сказать! — Она проходит вперед, зазывая графа за собой. 

Они проходят за колонну перед стеной. Там, подле цветка, скромно сидит невысокая проститутка с рыжими волосами, спадающими на плечи. Лицо ярко украшено разной косметикой, а тело покрывает красное платье-сорочка, с закрытым верхом, судя по всему это сделано ради того, чтобы не подчеркивать обделенность грудью. Плечи прикрывает спальная накидка, так же красная.

Сопровождающая одобрительно смотрит на Дазая, гордо распрямляя плечи.

— Вот, — указывает она, — иностранка! Нынче Любовь зовут. Правда немая, что есть минус и плюс в одно время. Немота не мешает ей отлично работать ртом! — Женщина похабно — что не удивительно — рассказывает о возможностях для клиента. Осаму смотрит на сидящую. Она кажется Дазаю красивее всех девушек, которых он видел, пока проходил по залу. Было в ней что-то от мужчины, но даже если и так, косметика перекрывала какие-либо черты. И, честно говоря, у графа появилось необъяснимое желание стереть с лица всё лишнее…

— Хорошо, — соглашается Осаму, — я возьму её. 

Женщина в согласии кивает и снимает с пояса ключ, отдавая его в руку клиента. 

— Это ваша комната, рассчитаетесь в зависимости от времени, которое Вашество там проведёт! Люба, проведи клиента. — Сопровождающая кланяется и покидает зал.

Дазай был всё ещё в ужасном смятении от происходящего. Мало того, что он оказался в бордели, так ещё и собирается попробовать деятельность особого рода на немой девушке. Боже, будто эта идея не обречена на провал с самого начала. 

Девушка проводит их в комнату и, войдя, она закрепляет волосы на потрепанную ленточку. 

— Здравствуй? — Неловко улыбается Осаму, усаживаясь на кровать. 

Девушка кивает головой и подходит к Дазаю, опускаясь затем перед ним на колени. Она немного удивляется, потому что обычно мужчины уже приходят на половину возбужденными и к моменту, когда приходит пора приступить к работе у клиента всё на взводе, но этот парень…хорошо, он изначально показался необычным. Признаваться в подобном на рабочем месте категорически запрещено, но немая отмечает, что это первый клиент, который даже тупит очаровательно, конечно, раздражает, но всё ещё не бесит.

Осаму самостоятельно, немного нервно, расстегивает пуговицу штанов, а затем приспускает их. Девушка смотрит на клиента и еле сдерживает ухмылку: Боже, неужели этот парень девственник? Она не верит тому, что такой красавчик может быть невинен. Люба опускается на колени между быстро разведенными ногами и прикладывает руку к члену, медленно начиная водить по стволу и расцеловывая, чтобы возбудить. Движения были плавными, легкими, она, казалось, сама была так заинтересована этим процессом, что Дазай ненароком загляделся. И всё же она красивая: немного болезненная худоба, бледная, пряди, несмотря на ленточку, выбиваются из быстрого и неаккуратного хвостика, больше похожа на измученную за день аристократку, нежели проститутку. 

На самом деле если у вас кто спросит, то можно с точностью ответить, что сфера платного секса в 19 веке, тем более в России, проседала по навыкам. Различия в цене от низкой до высокой оправдывались только условиями для клиентов, практические навыки обслуга приобретала и улучшала сама. 

— Вы очень красивы, я уже упомянул? — Дазай не знает точно имеет ли он право на комплименты, но говорит, не подумав и от чистого сердца. Щёки Любы становятся красными и она отводит глаза, не отвечая даже кивком. Осаму улыбается, заметив смущение. На минуту он даже почувствовал себя в своей тарелке, решил, что доминирует над ситуацией и уже освоился, но это чувство продлилось ровно до тех пор, пока Люба не проводит языком по головке возбужденного члена. Графу приходится унизительно удовлетворенно ахнуть. Щёки краснеют, когда девушка проводит по всей длине языком и вновь доходит до головки, вбирая её в рот. Дазай невольно запускает руки в волосы и немного тянет, на что снизу реагируют резким выдохом. 

— Ох, — Осаму неловко убирает руку, — прошу прощения! — Хорошо, у него был опыт соития как с мужчинами, так и с женщинами, но у него никогда не было такого, что он приходил в бордель, где его собирается обслужить миловидная и хрупкая девушка, безо всякого добровольного согласия или какой-то...искры? Возможно Дазай слишком романтичен, но происходящее ему не то что в непривычку, скорее дико, поэтому он и чувствует дискомфорт.

Люба удивленно смотрит на Осаму не сдерживая улыбки. Она берёт чужую руку и укладывает обратно на свою голову. Если клиенту удобно, то пусть так оно и будет. 

Она вновь берёт член в рот, но на этот раз глубже, заставляя Дазая чаще дышать. Понимая, что немного переоценивает себя, девушка хочет вытащить и взять не так глубоко, потому что, честно признать, Осаму имеет размер больше тех, с которыми приходилось иметь дело до этого, но сам граф не даёт этого сделать, неосознанно надавливая на голову, заставляя взять глубже. Черт возьми, если этот парень продолжит быть таким настойчивым, она не сдержится и издаст—

Стон?

Оу.

Осаму широко распахивает глаза и удивленно смотрит на девушку, по инерции ещё раз толкнувшись и выбив второй, более протяжный. Граф немного тянет за волосы, позволяя отстраниться. В этом взгляде было всё: озадаченность, смущенность и, естественно, заинтересованность.

Стон был явно глубоким, низким и хриплым, нисколько не девичьим. 

Возможно это просто девушка с низким голосом, но откуда голосу в принципе взяться, если изначально её зарекомендовали как немую. 

— Ты... — На некоторое время приходится отринуть мысли о том, что Осаму собирается завести около серьёзный диалог без штанов.  —…ты не немая? 

Люба охает и тут же прикрывает рот руками. Кто вообще позволил ей наслаждаться процессом настолько, чтобы простонать? Она испуганно смотрит на клиента. Если он сейчас пойдёт и расскажет о том, что случилось, её могут выпороть, либо лишить зарплаты. Любе страшно, но несмотря на это она робко кивает под пристальным взглядом. 

— Оу? — Он поднимает руку с кровати немного резко и проститутка жмурится, ожидая удара за обман. Дазай нежно держит леди за подбородок, тепло заглядывая в глаза под густыми ресницами. — Поднимайтесь. 

Люба кивает, быстро исполняя приказ, садясь рядом — туда, где похлопал по кровати клиент. Дазай быстро натягивает штаны, осознавая, что в принципе будет неловко общаться так. 

— Не волнуйся, думаю ты можешь заговорить, я не собираюсь на тебя жаловаться. — Он бы мог. Но от того что он это сделает ситуация закончится бессмысленным наказанием невиновной девушкой, а он так и не найдет ответов на свои вопросы. — Как твоё имя?

Губы любы слегка поджимаются, и она отводит взгляд. Никогда ещё говорить не было настолько тяжело.

Осаму слышит характерное «кхм», прочищающее горло. Действительно, удивительно его не слышать после игры в молчанку, ну и, естественно, члена, пару секунд назад упирающегося в стенку горла.

— Чуя... — голубые глаза всё так же смотрят в пол, — имя Чуя Накахара. 

У Дазая отвисает челюсть. Боже мой, если бы он знал, что у этой, судя по всему нисколько не леди, такой бархатный и приятный голос, то вместо плотских утех просил бы простого разговора. 

— И Вас просят молчать, потому что Вы мужчина? 

Люба, вернее, Чуя кивает. 

— Что ж, оказывается, Любовь и в этом случае оказалась мифом. — Дазай ехидно каламбурит. Он считает это уморительным, когда Накахара не оценивает, прикусывая язык, не вставляя колкий комментарий в ответ. Он его ещё и не придумал, но очень хотелось бы.

— На самом деле они не пытаться скрывать, что я муж…

— Но мне представили Вас как Любовь и как девушку. — Граф вскидывает бровь, втягиваясь в ситуацию. 

— Сэр, вы обарщайтесь со мной на ты.. 

— Ах, так ты плохо говоришь по-русски! 

Щёки Накахары краснеют и он чувствует себя пристыженным этим фактом, но Дазай отмахивается, всё так же улыбаясь.

— Ничего страшного, главное, что я понимаю тебя. — Он размышляет пару секунд. «Чуя Накахара» — японское имя, значит есть вероятность того, что новый знакомый вполне говорит на родном языке Осаму. — Ты ведь из Японии, верно? Мы можем говорить на японском. — Дазай старается выражаться на русском менее сложно, чтобы смысл фразы доходил четко.

Чуя радостно кивает. Ему редко, а вернее почти никогда, удаётся поговорить на своём родном языке, и он счастлив встретить кого-то, кто поймёт его. 

— Вы разве не знали? 

— О чём? 

— Это Дом Генерала Максимовича, здесь продаётся не только любовь мужчин и женщин, но и мужчин с мужчинами или женщин с женщинами. 

— Гм, однополая, проще говоря.

— Полая? Нет, полы здесь не продают...

— Я... — Осаму кривит губы, пытаясь сдержаться от усмешки, — потом тебе объясню. 

Накахара хмурит брови. Ему явно не нравится что-то не понимать, а теперь, когда образ милой девчушки спал, он даже может не бояться показывать какие-то другие эмоции помимо возбуждения или смущения. 

— Но меня Вам продали как девушку, вот почему я не мог говорить. Обычно так и бывает, меня дают как девушку тем, кто пришел сюда за услугами меньше, как парня девушкам, они здесь бывают не часто, поэтому обычнее всего меня продают как мужчину мужчине. 

Сочувствие — вот единственное чувство, которое Дазай испытывает по отношению к парнишке, сидящему рядом с ним. Однополая любовь в принципе нелегкое дело в их время. Не то чтобы Осаму знает, как оно обстоит там, в будущем, он просто судит по себе и отношению окружающих к чему-то подобному. Но вот какого это — продавать то, что и без того не представляется лёгким. 

— Я прошу прощения, Вы пришли сделать сюда это с девушкой, мне правда жаль, у меня не было цели всё испортить…— В глазах Накахары читается столько сожалению, что Дазай даже напрягается. 

— Нашел за что себя винить. — Дазай качает головой, укладывая руку на плечо проститутки, словно старому знакомому. Странно было бы пугаться такого жеста, учитывая тот факт, что ещё минуту назад этот самый знакомый был у тебя между ног. — Да, интересно было проверить мою реакцию на женщину, но то что ты оказался парнем не выглядит как проблема. Я изначально заметил в тебе какую-то мужественность.

— Ах, так Вы из этих…

— Из каких?

— Ну, вы знаете…— Это удивительно очаровательно, когда проститутка не может выговорить «мужеложство» или стесняется слова «зелёный».

Дазай улыбается. Славный малый этот Чуя, он определенно навестит его ещё. Теперь, когда вся эта путаница закончилась, он подмечает в Накахаре широкие для женщины плечи, кадык, форму лица и много другого, не идущего в пометку «женское телосложение». Чуя не перестаёт быть милым, скорее наоборот, став самим собой он понравился графу ещё больше.

Осаму откидывается на кровать, хмурясь при приземлении. Твёрдо. Возможно это обычно для кровати, но Осаму привык к куче мягких подушек и облачном матрасе, в котором тело практически утопает. Нельзя сказать, что до этого он не обитал в каких-то менее царских условиях, это в России его избаловали подобным, в Японии, как и подобает, кроватью служил футон. К хорошему быстро привыкаешь. 

Чуя мельком смотрит на Дазая, быстро возвращая взгляд в исходное положение. 

— А Вы…— Накахара не знает, почему он чувствует себя так неуверенно. Обычно он более дерзок, даже если молчалив. Дазай поворачивает на голову на зов. Кажется, он вообще забыл где находится. —…не хотите закончить сеанс? — Проститутка сжимает платьице в кулачках. 

Осаму заостряет внимание на бледных, маленьких, по сравнении с его лапами, руками в ссадинках и мозолях, в очередной раз подмечая разницу в их образе жизни. 

 

— А ты хочешь этого? — Дазай приподнимает бровь.

Чуя считает, что Осаму откровенно чудик, но вслух такого не говорит – не испытывает терпение клиента. Он только медленно моргает, обрабатывая информацию. Да, Осаму – клиент, которого нужно обслужить, но он определенно отличается от всех когда-либо приходивших, не только к Чуе, он уверен, в бордель в принципе. Никого не интересовало раньше какого Чуе здесь, любой пошел бы жаловаться на незаконченность интимной связи и вообще, его же обманули, верните деньги.

— Это моя работа, Вы платите за это, какая разница хочу ли-

— Ты правда к этому так легко относишься? 

— Что? 

— К тому, что тобой пользуются мужчины.

Чуя поджимает нижнюю губу. Когда об этом говорят так – происходящее выглядит не совсем нормально. Он в этом деле достаточно долго, да и попал он сюда в возрасте, когда внушить что-то не представляется сложным. За всё время происходящее стало казаться нормальным и приличным, даже нравственным.

— Господин, это моя работа, даже если мне это не нравится, я не могу отказаться. Как минимум я…— Он запинается, раздумывая о чем-то, что могло привести бы его на новую ветвь осознания, но в подобном случае работа стала невыносимой, поэтому он отмахивается. — Как минимум я останусь на улице.

— Ты не можешь уволиться и найти новую работу? 

Чуя удивленно вскидывает брови. Он пялится на Осаму пару секунд, а затем уголки его губ приподнимаются; он прикрывает рукой рот и беззлобно смеётся. Как Накахара и подметил — чудик!

— Кто ж возьмет бывшую проститутку на службу! — Богатые клиенты – странные. И шутки у них странные. Графов обычно не волнует подобное, они приходят получить своё и уходят, забывая о тебе как о старой потрепанной кукле, забытой повзрослевшей дочерью под кроватью. Чуя смотрит на Дазая, решая, что у этого господина просто фетиши такие, на расспросы и своеобразную заботу о близь сидящем. 

— Есть множество прогрессивных людей, не смотрящих на подобное, если человек действительно хороший! — Осаму звучит как маленький ребёнок и это…завораживает. Чуя непозволительно любуется графом, не желая, чтобы этот разговор заканчивался. Так устраивает ли эта работа его? Однозначно нет. Но может ли он сделать хоть что-то, что поможет ему вернуться в, хотя бы, подобие нормальной жизни? 

— Проституция – клеймо, господин. — После Дазая придут другие и они будут не столь вежливы, испортят впечатление от разговора и в очередной раз используют Чую.  — Отсюда есть только один выход…— Так устраивает ли это его? —…смерть. — Однозначно нет. — Конечно, можно выкупить проститутку в личное пользование, навсегда, но даже за самую дешёвую бордель завысит цену. — Нормальная жизнь, хотя бы холопская жизнь – роскошь ещё большая, чем царские богатства. — Поэтому и не важно устраивает меня или нет. Чем больше барахтаешься, тем сильнее тебя грызёт зверь. — Чуя понуро вздыхает, а затем мотает головой, в надежде прогнать лишние мысли. 

Чем больше барахтаешься, тем сильнее тебя грызёт зверь. 

Дазай обрабатывает информацию, уставившись в одну точку. Вот оно как выходит. Представления Осаму были слишком наивными, сейчас предложения разбиваются о камни реальности, так и не отрастив крылья в полёте.

Всё это место, любое подобное заведение Петербурга – один большой тонущий корабль с людьми, привязанными к кроватям своих кают. Хотя каких «своих», нет здесь «своего» — всё общее. 

— Понятно, — Дазай поднимается. Ему больше нечего сказать. — В таком случае, расскажешь подробнее в следующий раз? 

— Следующий раз? — Накахара не уверен. Он откровенно провалил оказание услуг, а теперь клиент говорит о том, что придёт «в следующий раз». Это второй шанс, и он придет за услугой снова, или что-то больше? 

Осаму оставляет Чую размышлять об этом. Остаток дня, мужчины, женщины, всё теперь проносится перед глазами слишком быстро, он полностью погружен в загадочную простоту недавнего клиента, кажется, желающего украсть его сердце. Но Чуя отвергает это суждение. Он – проститутка, Дазай Осаму – граф. Никакого романа, даже случайной мысли о нём. Тот факт, что голова Чуи забита этим мужчиной исходит из простейшей заинтересованности в развитии событий. 

Дверь в пока ещё безлюдную комнату захлопывается. Рабочий день Чуи окончен.