Гарри принципиально не любитель разного рода душевных разговоров, знаете, которые приводят к сложным выборам или, что ещё хуже, к объятьям, слёзам или… поцелуям?.. Совсем как в глупых мелодрамах, что играли в доме его тёти и дяди по ТВ. Тётя Петунья, плачущая над итальянским сериалом, совсем не сходилась с тем пазлом, что устоялся в его голове. Закреплённый скотчем и клеем, проверенный временем пазл из тысячи деталей оказался на практике до несуразного хрупким. В детстве он и вовсе позволял себе шальную мысль о том, что и она, и дядя Вернон — не люди, нечто иное, но потом Гарри вырос и всё переосмыслил.
Обида не ушла, но пазлы развалились.
Да и последняя их встреча многое прояснила. Жить свободнее не стало, скованность не исчезла «волшебным» образом, — ещё продолжительный период, даже после окончания, война высасывала из него все ресурсы, и он по сей день продолжал вслух обдумывать перед сном, как же так вышло, что Магическую Британию спас подросток. Поттер ходил из стороны в сторону в восстановленном зале первого этажа Годриковой лощины, ломал голову над несостыковками. В общем, даже после победы он продолжал жить в прошлом, хотя ему и пришлось устроиться на работу в Министерство, чтобы содержать себя в настоящем и будущем.
За кипами бумаг друзья его не донимали. Да, мы понимаем, столько дел, кивали они согласно. Гермиона и вовсе не приходила: разрыв с Роном дался ей тяжело, и она уехала покорять другие страны Европы, изредка присылая письма с сухими пометками. Ему казалось, что он верно догадывается, к кому она уехала. Больно Виктор ходил довольным, как писали СМИ.
С Седриком видеться отчаянно не хотелось: от стыда у Гарри щипало глаза и сжимались, походя на изюм, лёгкие. Поттер уговаривал себя, что поступил верно. «Мерлин, какой из меня гей?! В Магической-то Британии!», пытался достучаться он до рассудка. Только ментальные практики во всей красе вступали в силу, и перед напором адекватных логических доводов он проминался глиной. Но Диггори со времён войны он так и не писал.
Что ж, во всяком случае, до сегодняшнего дня.
Работа в аврорате после окончания военных действий казалась наименее подходящим вариантом. От травм, полученных во время столкновений, становилось до обидного тошно, и ему всё ещё снились лица погибших — изредка настолько чёткие, что он просыпался в поту, и чуть чаще — размыленные; нечеткие глаза на безэмоциональных лицах будто обращались к нему, и в такие дни он предпочитал работать на дому.
И этот осенний ветреный вечер — один из тех, когда Гарри, завернувшись в одеяло, разбирал бумаги на полу гостиной, изредка отправляясь на кухню, чтобы приготовить горячий шоколад. Сова постучалась в окно настолько неожиданно, что поначалу он подумал на грозу. Промокшая насквозь пташка этого не оценила, и впоследствии справила нужду прямо на его горячо любимый ковёр.
Письмо было от матушки Нимфодоры — Андромеды Тонкс.
***
Если бы Диггори сумел бы в один незадачливый пасмурный денёк изобрести заклинание, посильное ему и не требующее множества ресурсов, то оно наверняка походило бы на действие маховика времени. И он бы пел, одинокий и съехавший с катушек, в потрёпанной грозами лачуге, о том, что всё начнётся с нуля…
А после этого Седрик пытался от мысли о путешествии отказаться: во-первых, он понятия не имеет, что с ним случиться при таком раскладе может, и что — случится; во-вторых, выдуманный поворот событий никак не вмещался в список прижизненных целей и, в конце концов, парень отнюдь не болван, — отдавал себе отчёт, что изобретённое заклинание, если его и не убьёт, скорее всего либо уничтожит прежнюю вселенную, либо создаст новую, а неизвестность жутко его раздражала.
«Мы не знаем, к чему это приведёт», говорят люди. «Как это не знаете?!», трепещет в Диггори желание закричать. А кто же тогда знать должен?! Покажите мне его вот прямо сейчас!
В общем и целом, Седрик с ситуацией в магическом мире смиряется. Ежели никто не может дать ответа, так зачем ему пытаться? Вдруг он сделает хуже?
С битвы проходит два долгих, мучительных года. Побитые, сломанные, все в трещинах и ушибах — скорее душевных, нежели физических, — маги понемногу восстанавливаются, но ужаса прошлого забыть не могут. «Победа» далась им всем непомерно дорого, и Седрик не понимал (и не желал), как люди могут праздновать, отчётливо осознавая, что в тот день потеряли несоразмерно больше, чем в итоге приобрели. Пиррова победа, как говорят магглы.
Помимо прочего, у Седрика в тот день победа перекрылась другим, не менее ценным, провалом.
Диггори в тайне был уверен, что поцелуй со стороны парня подразумевал выражение чувств, а не… эмоциональны всплеск, адреналин, в конце-то концов. Он чувствовал, как при таких мыслях его шею сжимают липкие руки, а колени подкашиваются, однако, писать письмо нужным не счёл. Ход за Гарри, не за ним. Во всяком случае, в однозначности своих слов и поступков он был убеждён.
Поттер ему не писал.
И Седрик просто… отпустил. Зарыл в себе чувства, всё ещё ожидая его в фоновом режиме, но не спеша открыто об этом заявлять.
С этим круто помогал отдел регулирования магических популяций и контроля над ними. Работы было неисчерпаемо, бумаги, требующие сортировки и рассылки, появлялись будто из воздуха даже в его комнате, хотя он отчаянно не помнил, что когда-либо брал работу на дом. Начальство этого будто не замечало, а отец посмеивался. В общем и целом, работа давалась ему тяжко, и постоянные недовольства руководства, заставляющих переписывать документы или переоформлять очередного новообращенного в соответствии с бесконечно обновляющимися законами, выводили из строя.
— Ты как посохом ударенный ходишь, Диггори. Неужели завёл подружку? Или дружка? — смеялся Малфой, с которым ему случалось встречаться в кафетерии.
Драко вернулся из Франции сравнительно недавно, хотя его родители остались в стране фейри, — их семья попадала под программу защиты, больно уж сильно влияли их капиталы на экономику двух конкретных магических стран. Магов осталось не так уж и много, ещё меньше — действительно полезных артефактов, которые ещё не прибрали к рукам гоблины. Это не говоря о книгах и других, более древних и ценных, источниках информации. Служащим банка было глубоко фиолетово на нарушаемые клиентами законы, а посему изъять, — читай, «выкрасть», — Министерству у Малфоев ничего не вышло. Пришлось идти на компромисс…
— Ты видел эти поправки на добычу селезёнки оборотня? Это мой последний прием пищи на две недели вперёд.
На обед сегодня рыбу на пару, и он осмелился предположить, что, запивая её молоком, сможет нагло сбежать вечером от родителей и их расспросов как минимум в уборную.
— Диггори, я работаю в отделе международного магического сотрудничества, ты не забыл?
— Очень бы хотелось стереть из памяти как тебя, так и твой мордеров отдел. А Зибини где? Ты его потерял? Вы же как две половинки, — удивился Седрик наигранно.
— Из нас двоих по мальчикам тут ты, — ощетинился Малфой. Приталенный костюм подчёркивал его фигуру, а чары — фемининные черты лица. Учитывая любовь этой семейки заводить себе любовников разных полов… Да, Зибини подходил под описание. Возможно, Диггори-из-другой-вселенной был бы чуточку влюблён.
— Наличие жены не делает из тебя натурала, Драко.
Малфой очень устало и разочарованно вздохнул.
— Я подумаю, какой бы дополнительный закон продвинуть по магическим тварям… Хотя, предупреждаю чисто по-дружески, в ближайшее время оборотни получат возможность…
— Заткнись, Драко! Ради Мерлина, заткнись.
***
Седрику очень нравится, когда люди его окружения, всем своим нутром излучают стабильность, умеренность… Наверное, потому что сам он подобного давно не ощущал. Невилл Лонгботтом, молниеносно ставший весьма состоятельным и уверенным в себе мужчиной после окончания школы, казалось, полностью освещал комнату непоколебимой аурой спокойствия.
Но в этот вечер в кабинет-кладовку Седрика он вбегает взмыленный, растрепанный, с ошалевшими глазами.
— Седрик! Ради Мерлина, скажи мне, это правда?! — от удара рук по столу бумаги рассыпались, а ведь он сортировал их вручную весь день, позабыв палочку дома: на работе она была не нужна большую часть времени, а он и без того опаздывал.
— Мистер… Невилл, какой леший занёс тебя ко мне… и заколдовал на разрушения?
Под размеренным, тихим голосом тот тушуется; невесомые пассы палочки восстанавливают изысканную башню макулатуры, даже наклон, словно у Пизанской, остаётся прежним.
— А теперь объясни, чего ты от меня ждёшь. Я не спал два дня, и скоро отключусь от побочки зелий, — «если не будет ещё больше работы», добавил мысленно.
Вид у него, стоит предположить, действительно малопрезентабельный, поскольку вечно вежливый и чуткий Невилл не возразил. Он присел на край стула, скромно скрипнувшего, и откинулся обречённо на спинку.
— Если ты и правда всё ещё не понял, о чём я…
— Предоставь мне свои глаза…
— Обойдёмся без этого! — вздрогнул тот, вмиг выпрямляясь.
Седрик подавил смешок: его совсем не поражало, что все знали об определенных… предпочтениях. И реакция не обижала. Во всяком случае, никто излишне резко к чужим вкусам в их мире, где палочка всегда под боком, не осмелится. Отчасти потому, что этим не брезговали чистокровные вроде Малфоев. Дед Драко, к примеру, часто заседал в баре с юными мальчишками на своих коленках, и обе стороны были довольны.
— Что там?
Лонгботтом расслабил галстук.
— Оборотней и вампиров хотят приравнять к магам.
Мысль, проскочившая у Седрика в голове, вырвалась слегка мягче:
— Малфой, вейлы ты сын! А ну, вставай, Невилл, мы идём в отдел международного сотрудничества…
Лонгботтом поглядел с сомнением, но со стула встал.
***
Департамент Малфоя, — офис международного совета по выработке торговых стандартов, — находился на пятом уровне, в то время как подразделение Седрика — на четвертом. Его отдел был вторым по размеру, впрочем, будучи работником-универсалом, Диггори приходилось регистрировать, контролировать и всячески общаться со всеми тремя подразделениями: тварей, существ и духов.
Малфою в этот вечер не повезло: секретаря у кабинета не было, и они с Невиллом быстро и незаметно проскочили за массивную пафосную дверь. Драко курил трубку, закинув ноги на стол; развязанный галстук и скинутый на ближайшее кресло пиджак намекали на окончание рабочего дня. Заприметив их, «принц» не удосужился даже убрать ноги на пол.
— О! — воскликнул он без тени смущения. — А я всё ждал, когда ты прибежишь сюда.
— Драко, ты меня можешь не прощать, но… Какой чёрт дернул Министерство на этот шаг?!
— А ты не знал? Эту идею протолкнуть ещё Дамблдор, — губы его неприязненно сжались, — пытался…
— Это же… — Седрик ухватился за голову, — это же столько бумаг сейчас переписывать! Нет! Я должен увольняться…
— Поздно, дорогуша, — тот бесхитростно пожал плечами, — сейчас все подразделения будут работать без выходных. Дел, с учётом всё поступающих изменений относительно общин, мест работы, обучения… на год или два вперед. Это не учитывая обычной загруженности.
Диггори услышал, как позади него Невилл обреченно уселся на пол.
— Бабушка меня убьёт… Нет, сначала она убьёт Министра, а потом — меня… Умру холостяком! Кто бы знал!
— Можем исправить, — буркнул Драко незамысловато.
— Что? — вздрогнул Лонгботтом.
— Что? — вздёрнул бровь Седрик.
— Что?.. О, Мерлин, Лонгботтом, я же про то, что могу тебя познакомить с кем-то! Моргана… Упаси меня от слухов…
— Тебе, Малфой, даже Мерлин не поможет…
***
Письмо Гарри писал долго, кропотливо, целых пять листов пергамента извёл, оставляя кляксы, продумывая предложения. Если бы семейка Тонкс не была ему так дорога, а малыш Тедди не был столь очарователен в свои два года, то Поттер постарался бы дать Андромеде понять, что знать никого из отдела регуляции магических популяций не желает. Ах, если бы да кабы…
Ах, если бы…
Если бы Гарри думал головой, а не телом (откровенная ложь, честно говоря), то этой ситуации в принципе бы не возникло! Проблемы сыпались одна за другой, и парень в итоге записал их на листке:
«1. Обращаться на «ты» или «Вы»? Это официальное письмо?
2. Насколько дорога мне дружба с Андромедой Тонкс?
3. Что делать, если Седрик не ответит?
4. Что делать, если он ответит?
5. Сколько стоят билеты в Париж в один конец?»
Начал Поттер со следующих слов:
«Мне очень жаль…»
…но Вы мне симпатичны, додумывает Поттер, и откладывает дрогнувшей рукой в сторону перо. Отпивает уже-не-горячий шоколад, морщится, моргает. В желудке у него все леденеет, и не разберешь, что послужило причиной. Поза становится железной, спина выпрямляется, совсем как в то злосчастное мгновение. Голова тяжелая, и это явно не сигнал обдумывать сегодня эти чувства. Он достаточно давно не думал о Седрике… произнёс бы Гарри, умея лгать. Поттер и видеться-то с ним себе не позволял, потому что боялся сдаться и вновь оказаться под давлением общества. Мало того, что он ненормальный, так как маг, отныне к этому готовился прибавится статус не менее ненормальный. «Гомосексуал» в его детстве было обзывательством, чаще принимающее форму в словах «петух» или «педик» — как раз на манер местных компаний.
И если бы из него выбивали правду, то, естественно, Гарри бы выдал, что мечтал о конкретных губах, руках, дыхании над ухом каждую ночь… как подросток. И с тех пор, как им был.
Реальность грозилась ударить его в рёбра, совсем недалеко от укромного места, где Гарри мысленно хранил воспоминания о чужих тёплых, чуточку шершавых руках; о ясных глазах, горящих, словно в них утонули звёзды, и квадратной улыбке, освещающей лицо; о запахе, напоминающим свежеиспеченный брауни и волнистых волосах, блестящих под солнцем.
Когда они с Седриком засыпали в одной палатке, ему не снились ужасы. Уже после войны Гарри осознал (не без помощи Лонгботтома), что так работают парные ментальные щиты и что требуют они не только концентрации «работающей» стороны, но и полного доверия стороны «принимающей».
Так что Поттер, сжимая перо и щуря слезящиеся глаза, дописал:
«Мне очень жаль, что я не писал».
И в самом уголке обратной стороны, криво:
«Скучаю».
***
Седрик редко выпивал. Тем более в компании.
Невилл и Драко, однако, вскоре после третьего бокала объединились, настроившись против его персоны, чем-то им не угодившей.
— Нет, ты представляешь! — воскликнул Лонгботтом, всплескивая рукой с бокалом. Напиток чудом остался не вылитым. — Засосал Поттера дай Мерлин каждому!
— То есть ты заявляешь, что вот это, — Драко туманно обвел его силуэт пальцем, — умеет целоваться?
— Я тогда… — Невилл перешёл на шёпот, — мимо пробегал. Клянусь, был бы, ну, ты понимаешь, так прыгнул бы к нему в кровать без раздумий! Он из него как дементор чуть ли душу не высосал, да я там чуть свою не отдал.
Малфой глянул на него с сомнением.
— Так почему бы и нет? Ты же холостяк! Свободный мужчина…
— Думаешь?.. — призадумался тот, не обращая внимания на поперхнувшегося Седрика. — Нет, этот по уши в Поттере. Дурак, конечно, но не всем везёт с мозгами так, как повезло нам с тобой.
— Лонгботтом! — восхитился Драко. — Знаешь, из всех гриффиндурков ты мне не нравился меньше остальных.
— Спасибо! — казалось, Невиллу подтекст комплимента совсем не вредил. Седрик лишь переживал, что вскоре жёнушка Малфоя начнёт ревновать. Пара Лонгботтома и Малфоя смотрелась до подозрительного органично.
Но, как оказалось, выпил он не зря.
Воспринимать письмо Поттера без алкоголя мозг отказывался. Воспринимать Поттера, стоящего напротив двери его дома, и вовсе отчаянно невозможно.
Ночной воздух лишь слегка привёл разум в порядок, взбодрив тело прохладой. Звёзды, словно дырочки, к этому моменту полностью покрыли небесный пол. Гарри выглядел смущённым и постоянно одёргивал края фланелевой рубашки. Очки свисали на его груди, подвязанные веревочкой.
— Так зачем ты отдал мне письмо, если всё равно пришёл лично? Мы можем просто… поговорить. Как люди. Хотя, чем чёрт не шутит, как и другие… виды… жизни… Что уж теперь!
Стоило ему чуточку отвлечься, перед глазами вставали картины того, как он погибает под кипами бумаг.
— Прости? — озадаченный голос Гарри звучал мягко и робко.
— Знаешь, а ведь я ждал, когда ты напишешь. И в итоге не знаю, что сказать.
Губ Поттера коснулась скромная улыбка.
— Ага. Без понятия, что я тут делаю. Даже письмо написать нормально не вышло, жаль было расстраивать Андромеду Тонкс.
Седрика как агуаменти окатило.
— А, ясно. Так она хочет, чтобы я продвинул её внука в очереди? Это всё? Ладно, сделаю, что смогу.
— Седрик, я…
Его большие ясные глаза часто щурились во время их прошлых встреч, но сейчас он смотрит прямо, с вызовом, несмотря на то, что выглядит так, будто от предвкушения его сердце скоро выпрыгнет из груди.
— Знаешь… — начинает Поттер, подходя ближе и забирая конверт, — если бы ты… сейчас меня поцеловал… это было бы допустимо.
Губы у Гарри сухие, в ранках, возможно, появившихся из-за его привычки прикусывать их от стресса. Седрик жмётся ближе, сжимает его талию и давит на поясницу. Ближе, ярче, острее. Поцелуй обжигает легкие, как высокоградусное пойло, и у Седрика всё ещё кружится голова, но он убеждён, что виновник — Поттер.
Тот сладостно дышит в ответ, цепляется за плечи. Седрик целует его с отчаянием умирающего. Младший задыхается, когда чужая рука надавливает на брюки, и слышится хриплый стон. Диггори сминает чужие губы остервенело, с животным безумием.
Гарри что-то бормочет, с силой закрывая глаза, и Диггори, наконец, отстраняется.
Они касаются лбами, и их дыхание смешивается.
— Малфой будет в восторге.
— А? — движения у Гарри вялые.
— Я слышал, как он и Невилл спорили, кто из нас сдастся первым.
— Неуместно говорить о хорьке, когда целуешь меня. Что у вас за отношения?
Седрик со смешком прикусывает чужие губы, подбородок, подставленную шею.
— Знаешь, если он сбежит однажды от Гринграсс к Невиллу, я буду его шафером.
— Значит, я буду шафером Лонгботтома… Звучит уместно.