— Как давно это началось?

Билли молчит, кажется, раздосадованный и невероятно угрюмый. В его глазах нет доверия к священнослужителям и одержимость он считает блажью. Отец Эймос читает это по молодому лицу, понимающе кивает в сторону соседского дома. В единственном горящем окне за занавеской быстро прячется женщина.

— Твоя сестра — ведьма. Люди, занимающиеся чёрной магией, заполняют своё тело грязью и смрадом. На запах их грехов слетаются демоны. Мы должны помочь ей обрести контроль над своим телом. И разумом.

Билли усмехается — не верит, слова пастыря для него не аргумент. Но крепкие мужчины, маячащие за спиной, грубо отталкивают Билли от двери и заходят в дом. Он что-то кричит, шипит, вырывается, а Эймос уже заходит в спальню.

У Магды руки привязаны к спинке кровати, над самой кроватью распятие, но девушку это совсем не беспокоит. Она смотрит на священника осознанно, без страха и ярости, в её зелёных глазах отражается огонь свечей. С виду Магда кажется нормальной, и святой отец и не помыслил бы, что она одержима. У неё растрёпанные тёмные волосы, видимо, давно их не расчёсывали, губы сухие, потрескавшиеся, искусанные и ярко-розовые. Белая сорочка, полупрозрачная, неприлично задралась, обнажая длинные стройные ноги со шрамами на коленках. Смуглая кожа блестит в свете огня, и Эймос не может отвести от них взгляд, скользя вверх по бёдрам. Край одеяла свисает на грязный пол, Магда перебирает ступнями, ища тепла, но лишь сбивает одеяло, пока оно совсем не падает.

— Ну здравствуйте, падре.

Эймос замечает, как Магда улыбается уголками шершавых губ, и её лицо кажется невероятно красивым, нет, порочным для её юных лет. Кончик языка скользит по нижней губе, зубы мелькают в прорези рта, глаза дьявольски смеются. Огонь в них становится ярче, дерзит, путает мысли, чернотой глотает в разврат.

Пастырь видит очертания груди под сорочкой, ведьма изгибается, опускаясь на спину, и ткань натягивается до предела, бесстыдно задираясь до самых бёдер.

Дверь громко хлопает, Магда невольно вздрагивает от неожиданности, с лица слетает похотливая улыбка, но тут же возвращается на место. Рядом с Эймосом стоит злой до невозможности Билли, он сжимает руки в кулаки и молчит, с силой скрипя зубами. Если он скажет хоть слово, то не сдержится и нагрубит. Но язык чешется так, что желваки гуляют под кожей.

— Она не ведьма и никем не одержима.

— Тогда почему связана? — резонно замечает Эймос, и Билли замолкает, не в силах признаться.

Пастырь орошает комнату святой водой, не смотрит на ведьму, а она внимательно следит за его действиями из-под полуопущенных чёрных ресниц. Несколько капель падают прямо на неё, но она даже не шипит, улыбается и не прячет лицо, даже подставляет его. Эймос громко читает отрывки из Библии, наизусть, стараясь не смотреть на ведьму, чтобы не отвлечься и не запнуться. Но должного эффекта нет, Магда скучающе отворачивается и с интересом разглядывает стены. Огонь в камине жарок, Эймосу становится невыносимо душно, но он продолжает читать. Магда, кажется, даже не слушает, раздражённо кусая губы. Их взгляды встречаются, девушка мрачно скалит зубы, и Эймос чувствует победу. Он заносит крест над головой, Магда смотрит на него безучастно, можно сказать, мимо, и пастырь перекрещивает ведьму. Она не дёргается, не выгибается и не кричит, но глаза её становятся злыми, брови нависают, и Магда гневно поджимает тонкие губы. Пальцы пляшут, она вырывает руки, но они грубо связаны, и девушка недовольно обводит их взглядом, скользит по подушкам, не в силах усидеть на одном месте неподвижно. Она выворачивает локти, кашляет, но выходит странный гортанный звук, похожий на карканье вороны. Эймос видит, как она закатывает глаза, так сильно, что видны только красноватые белки, Магда смеётся, и смех её детский, задорный, весёлый.

Пастырь замолкает, и она перестаёт дергаться в немых муках, рвано дышит, грудь тяжело вздымается под прозрачной тканью. Девушка молчит, лишь ресницы отбрасывают зловещие тени на румяные щёки, да прядь волос забилась в уголок рта.

Эймос подходит ближе, не раздумывая, поправляет на её пояснице бесстыдно сбившуюся ночнушку. Магда открывает воспалённые глаза, смотрит на него устало, и святому отцу становится жалко её.

— Как зовут тебя, демон? — спрашивает он, не смотря в тёмные глаза, зная, что так его можно легко загипнотизировать.

Ведьма молчит, полуоткрытые губы слабо шевелятся, но звука нет.

— Имя! — громогласно требует Эймос, и девушка слабо прикрывает глаза, шумно вздыхая.

Она натягивает верёвки на руках, и кожа на запястьях бледнеет от натиска.

— Salve, Regina, Mater misericordiae, — медленно, нараспев продолжает пастырь, опуская свою тёплую ладонь на взмокший лоб Магды. — Vita, dulcedo, et spes nostra, salve. Ad te clamamus exsules filii Hevae…*

Магда протяжно стонет, скорее мучительно выдыхает скрипучий звук и выгибается в пояснице, да так высоко, что Эймос невольно отшатывается от неожиданности.

— Замолчи! — в ярости верещит девушка, искажая свой голос до неузнаваемости.

Она бьётся в судорогах, с неимоверной силой дёргая связанные руки так, что кровать трещит, жутко скрипя. Свеча с тумбы падает и гаснет. Эймос с трудом удерживает руку на лбу впавшей в безумие ведьмы и продолжает читать молитву.

— За-мол-чи, — по слогам шепчет Магда, но святой отец даже не думает останавливаться.

— Имя! Мне нужно имя!

— Тогда прекратишь? — внезапно тихо и своим же голосом спрашивает девушка, и Эймос кивает, видя в её глазах застывшие слёзы боли. Он нежно гладит её по голове, обещая покой и благоговение, и девушка плачет, не в силах терпеть темноту. — Не дождёшься!

Металлический смех сменяется угрозами, проклятиями в сторону каждого, кто сейчас был в комнате. Билли меняется в лице, бледнеет, но молчит, лишь виновато морщится.

— Лжец! Потаскун! Я заберу тебя с собой в ад, — хрипит Магда, и её голос режет уши, вспарывает кожу ржавым лезвием, проникает внутрь, раздирая когтями, забирая жизнь.

Пастырю не по себе, кружится голова и очень жарко, но больше всего жалко девушку, исходящую под его рукой.

— Имя, — шепчет Эймос ей на ухо, — скажи мне своё имя. Оставь девочку, она ведь не со зла. Ей никто не объяснял, что магией заниматься плохо.

— Умри!

Коротко и ёмко, но Эймос пропускает слова мимо ушей.
 

— Марбас.**

В первую секунду пастырь думает, что ослышался. Магда затихает под его рукой и поднимает голову, чтобы с ненавистью взглянуть на Билли и одарить его испепеляющим взглядом.

— Откуда ты знаешь? — Эймос смотрит на Билли и не верит собственным глазам.

Тот виновато качает головой, с заботой и страхом смотрит на притихшую сестру.

— Я болел. Сильно. Никто не мог помочь. Магда заключила сделку с Марбасом, заложила своё тело в обмен на моё здоровье, и он забрал болезнь. И сестру.

Эймос растерянно гладит мокрые пряди на лице Магды, замечает её испуганный поникший взгляд и давит на её плечи, заставляя лечь на постель.

— Зеркало! — командует он, и Билли поначалу медлит несколько долгих секунд. — Сестру спасти хочешь?

Билли кидается к шкафу, скидывает ненужные вещи, тянет ему маленькое серебристо зеркальце, и Магда хрипит, пытаясь освободиться. Она верещит, громко, словно уведённая на бойню свинья, надрывно и оглушительно. Пастырь седлает хрупкую девушку, но силы в ней намного больше, чем в трёх крепких мужчинах, она сбрасывает его с себя, но Эймос вцепляется в её плечо. Магда вертит головой, кричит, мерзко скрежеща зубами, отказываясь смотреть в зеркало.
 

— Смотри! Смотри!

Магда отчаянно стонет, плачет, почти рыдает, захлёбываясь слезами, и Эймос грубо хватает её за острый подбородок. Девушка поначалу верещит, затем затихает, хлопая мокрыми ресницами, а потом улыбка озаряет её лицо. Магда любуется своим отражением в зеркале, и Билли любопытства ради заглядывает в него. От увиденного у него волосы встают дыбом, он в ужасе отшатывается, хватаясь за тумбу, падает вторая свеча, тухнет.

Магда улыбается и по-детски смеётся, заливая своим смехом комнату, да что уж, весь дом. Эймос отводит зеркальце, и девушка следит за ним красными глазами, с придыханием закусывая окровавленные губы. И пастырь со всего размаха разбивает зеркало об пол, и Магда верещит, сменяя звонкий смех душераздирающим ором. Крест, прижатый к её лбу, оставляет на коже страшные ожоги, и Эймос дочитывает молитву, завершая её троекратным:

— Аминь.

Магда в последний раз дёргается, судорожно дрожа всем телом, а потом затихает, закрывая глаза. Лицо, искажённое гневом, разглаживается, и девушка расслабленно вздыхает, откидываясь на подушки. Эймос на всякий случай выливает на неё остатки святой воды и гладит по мокрым волосам. Ласково целует в лоб, стараясь не касаться губами обожжённой кожи. Магда льнёт к руке, благодарно улыбаясь, и Эймос накрывает её голые ноги одеялом.

Когда он выходит из комнаты, помогая абсолютно седому Билли передвигаться, мужчины в гостиной во все глаза смотрят на них, и пастырь устало им кивает.

***

— Отец Эймос, бывает ли у вас такое ощущение, что всё, что вы делаете, напрасно?

— Почему ты спрашиваешь об этом, Магда?

— Потому что вы каждый день молитесь Богу, но ведь Бога нет.