Арагорн споткнулся от усталости. Орки, словно очнувшись, бросились к нему, но первый же упал со стрелой в горле, а остальных смел валун, метко сброшенный со стены... Боромир рубился внизу, и враги теснили его, и не было никого, кто прикрыл бы ему спину. Арагорн спрыгнул вниз и стал с ним бок о бок, так же, как бились они на Амон Хен. Но не суждено им двоим было вернуться из Хельмовой Пади...

***

Боромир стоял рядом с королем Теоденом на стенах Хельмовой Пади. Под ними простиралось ущелье, где погиб Хама, командир королевской гвардии. Ниже были ворота, у которых пал Арагорн, сын Араторна. Боромир стоял рядом с Теоденом, держа в руке Андурил, и рыдал. Наследник трона Гондора был мертв...

***

Тяжелой была Война Кольца, и победа в ней далась нелегко. Потери были неисчислимы, в сражениях пали многие, среди них — Теоден Роханский и Денетор, Наместник Гондора. Но все же Свободные Народы одержали победу, и те, кто выжил в битве при Моранноне, вернулись в Гондор героями.

Боромир возвратился домой вместе с Имрахилем из Дол Амрота и Эомером Роханским. Благородный князь Имрахиль отважно сражался за свою страну, а Эомер, король Рохана, стал, пожалуй, самым близким другом Боромира. Сам же Боромир занял место отца. Его не короновали, как Эомера, но под белым знаменем предков ему, облаченному в одежду Стражей Цитадели, вручили жезл Наместника и титул, положенный по праву рождения. Отныне он правил Гондором. 

Его брат Фарамир вскоре после этого обвенчался с леди Эовин. Боромир был рад за них, но сам не женился, хотя многие желали породниться с ним. Даже Лотириэль, дочь князя Имрахиля, прелестную и знатную леди, прочили ему в супруги. Она могла бы рожать ему сыновей и улыбаться, не заботясь о том, что он не любит ее, вопреки принесенной у алтаря клятве. Но он так и не женился, вместо этого отправившись воевать. Не одну битву он выиграл, и слава его гремела по всей стране, и был он любим воинами и народом. Как и его отец, Боромир был истинным вождем, и при нем Гондор обрел былое могущество.

Затем случилось непредвиденное.

Однажды, когда он вернулся из очередного похода, где они с Эомером сражались плечо к плечу и победили, к нему пришел брат. Пусть Фарамир и не участвовал в войне, оставаясь в Минас Тирите, но никто не заподозрил бы его в трусости: он управлял Гондором в отсутствие Наместника. К тому же его жена, Эовин, ждала ребенка — их первенца. Но заговорил он вовсе не о первом племяннике Боромира.

— Народ сделает тебя Королем, брат, — произнес Фарамир, когда они сидели рядом, и Боромир чистил меч.

Он замер, держа в руках клинок.

— Линия королей прервалась. Люди создадут ее заново.

Одно бесконечно долгое мгновение Боромир молчал. Он сидел неподвижно, словно окаменев, и смотрел на меч, что прошел с ним через столько битв. Лезвие покрывали знаки, которых он не понимал. Это был меч Арагорна, а еще раньше — Исилдура. Потом он оглядел зал и выстроившиеся вдоль стен статуи королей, чьи лица были благородны, а глаза — безучастны. На одном, последнем, Боромир задержал взгляд. И покачал головой.

— Нет, — сказал он твердо. — Король не вернется. Трон Гондора останется пустым до конца времен. Того, кому он принадлежал по праву, больше нет.

И такая убежденность была в его голосе, что Фарамир умолк и больше не заводил речь об этом.

***

Иногда, в темноте и тишине, Боромиру казалось, что не он владеет мечом, а меч им. Он не был Королем, не мог им быть — он не был Арагорном. Даже мысль о собственном возвышении, о том, что Гондор мог вновь обрести Короля, ужасала его: наследник Исилдура ушел, и никто другой не смел претендовать на трон. Ему предложили корону, и когда-то он обеими руками ухватился бы за нее. Но все изменилось.

Боромиру так и не удалось отдохнуть. Он провел бессонную ночь, а утром отправил гонца в Рохан, к Эомеру. Король должен вернуться в Гондор, пусть и после смерти. Останки Арагорна, Короля Элессара, упокоятся здесь, в Минас Тирите. И тогда никто больше не заговорит о Королях.

Он прошел в Башенный Зал и стал перед недавно изваянной статуей — склонил голову, верша суд над самим собою. Он не мог посмотреть в пустые каменные глаза. При всем своем мужестве, он не осмеливался.

— Нам тебя не хватает, — прошептал Боромир, и эти тихие слова эхом разнеслись по Залу и отдались у него в ушах.

Взгляд его медленно скользил по фигуре Арагорна — такой знакомой, несмотря на королевское облачение — и наконец остановился на каменном мече, высеченном на боку изваяния. Боромир сжал рукоять на своем поясе, помедлил и вытянул клинок из ножен.

— Ты одолжил мне его на время, — сказал он, — и я им воспользовался. А теперь возвращаю тебе.

С тяжелым сердцем он положил меч Арагорну на колени, кончиками пальцев погладил гравировку на лезвии — солнце, луну и руны, — а затем руки его бессильно упали. Он попрощался с Андурилом, который был с ним в стольких кровопролитных боях. Меч принадлежал не ему.

***

Через три недели Арагорн упокоился в Доме Королей. Его тело перевезли из могилы в Хельмовой Пади Всадники Рохана, и сам король Эомер сопровождал останки. Возможно, Гондор и Белый Город не до конца осознавали всю торжественность и горечь события: люди здесь никогда не жили при правлении Короля, и не знали, каким человеком был Арагорн. Но все понимали, что Наместник тяжко переживает утрату. По его повелению, едва процессия ступила на Рат Динен, весь Город погрузился в молчание.

Провожая Арагорна в последний путь, Боромир хотел сказать что-нибудь торжественное, но не смог подобрать слова. Вместо этого он опустил в гроб кольцо Барахира, фамильную драгоценность Короля. Звезду Элендила и скипетр Аннуминаса тоже положили рядом с ним. Их привезла с Севера Арвен, вместе с собственноручно вытканным знаменем.

Когда склеп закрывали, она расплакалась. Она была по-прежнему прекрасна, но вокруг глаз ее залегли морщинки — приметы надвигающейся старости. Боромир обнял ее за плечи и, казалось, она была признательна за поддержку. Подумав о том, чего Арвен лишилась, он поразился, что она вообще может стоять.

— Я сочувствую вашей утрате, леди, — мягко произнес он, пока она утирала слезы.

Она подняла голову и улыбнулась. Несмотря ни на что, она была очаровательна. Боромир подумал, что мог бы попросить Арвен остаться и выйти за него замуж — эту несчастную эльфийскую леди, потерявшую и свою любовь, и свое бессмертие.

Согласись она — и жила бы с ним, в том самом городе и стране, где должна была стать Королевой. Но он промолчал. Вероятно, это даже скрасило бы им жизнь. Но ничто не могло уменьшить боль от потери человека, которого они оба оплакивали.

— Это не только моя утрата, но и Гондора, и Арнора, — тихо заметила Арвен. — И твоя.

Потом они гуляли вместе и предавались воспоминаниям об Арагорне. Слезы стояли в глазах Арвен, когда она поведала историю их встречи. Боромир же в ответ рассказал о его гибели. Он не вдавался в подробности. Просто сказал, что Арагорн умер, спасая ему жизнь.

Стоило Боромиру закрыть глаза, и он опять увидел себя в окружении орков. Казалось, спасения не было, но вдруг появился Арагорн, с мечом в руке и боевым кличем, и они рубились плечом к плечу. А потом меч Боромира застрял в груди орка, второй замахнулся... И тут Арагорн шагнул вперед, принимая в грудь клинок, и со стоном осел на колени... Боромир добил орка и дотащил Арагорна до крепости.

— Займи мое место, — сказал Арагорн. — Я отдаю его тебе. Выиграй эту войну.

И отдал — прежде, чем свет померк в его глазах, он успел вложить рукоять своего меча в ладонь Боромира. Боромир крепко сжал ее, а другой рукой отвел прядь волос со лба Арагорна и поцеловал его на прощание...

— Я хотел бы умереть вместо него.

Слова потрясли и самого Боромира, и Арвен своей простой правдой: он умер бы за то, чтобы Арагорн остался жив. И сделал бы это с радостью.

— Не вини себя, — в глазах Арвен блеснули слезы. — Он сделал свой выбор, как и я — свой.

Боромир наклонился через стол и взял ее руки в свои ладони. Жест вышел неловким, но, тем не менее, казался ему правильным. И ей, похоже, он принес утешение. Ему хотелось сделать больше. Хотелось вернуть Арагорна, пусть не для себя, для нее. Она заслуживала лучшей доли, чем умереть в одиночестве, когда ее народ уплывет на Запад. Она заслуживала большего.

— Он редко говорил о тебе, — тихо произнес Боромир. 

Она посмотрела на него так, будто своими словами он разбил ей сердце второй раз.

 — Но однажды ночью он сказал мне, что любит тебя.

Арвен слабо улыбнулась.

— А сегодня ты сказал мне, что он любил тебя.

Внутри у него все перевернулось.

— Но я...

Она покачала головой и сильнее сжала его руку, которую он попытался отнять.

— Ты мог не говорить этого словами. Я не виню тебя. Знаешь, я думаю, что в нем было достаточно любви для нас обоих.

Было странно слышать эти слова, такие слова; то, что было между ними, оставалось неназванным, хоть и подтверждалось не раз. Взгляды, прикосновения, эти крупицы счастья... Люди не решались дать всему этому имя, и вот Арвен сказала — так просто. Возможно, ее горе хоть немного уменьшилось от того, что она смогла его с кем-то разделить.

— Ты хороший человек, Боромир, — продолжала Арвен. — Мой отец утверждает, что люди слабы, но в тебе я вижу силу.

Она помолчала.

— Я слышала, твой народ хочет сделать тебя Королем.

— Они просили, — ответил он, и она кивнула. — Я отказался.

— Попросят снова. В следующий раз не отказывайся.

Он хотел было возразить, но какая-то таинственная сила заставила его молчать. В этот миг Арвен выглядела истинной дочерью своего отца.

— Если Гондор не может получить его, позволь ему получить тебя. Его род прервался, не осталось Короля, для которого твой Дом берег бы трон. Боромир, Наместники столетиями были Королями во всем, кроме названия. Сделай этот последний шаг. Покажи народу свою силу. Стань вождем, в котором Гондор так нуждается, — она взглянула на статую в глубине зала и улыбнулась. — Правь вместо него и в память о нем.

Он не нашел нужных слов для ответа и промолчал. Арвен выпустила его руки и поднялась. Склонилась, поцеловала его в лоб, а потом ушла. Он остался один.

На следующее утро Боромир пришел к ней и попросил остаться, хоть и знал, что она откажется. Десять дней спустя Арвен удалилась в леса Лотлориэна, и больше они уже никогда не разговаривали.

***

Арагорн редко говорил об Арвен, но однажды рассказал о своих чувствах к ней: о том, что эта любовь была не огненной страстью, а ровным, постоянным светом, озаряющим всю его жизнь. Он любил ее с юности, и будет любить всегда, свет его любви никогда не померкнет. Но в его словах и голосе слышалось другое: помимо этого света, в нем горело пламя — и горело оно для Боромира. Боромир лелеял надежду, что это пламя тоже никогда не угаснет. Но Арагорн сам сгорел прежде, чем это произошло.

«Свет, озаряющий всю его жизнь...» И Боромир поклялся, что Арагорн будет с ним: его любовь, его совесть, его советчик. Он поклялся Валар и готов был ответить за каждое слово. А потом за ним пришел брат.

— Я всегда стремился к этому, — сказал он, пока Фарамир набрасывал ему на плечи плащ, пристраивал на боку церемониальный меч, смахивал пылинки с черной туники. — Я так хотел этого, а теперь получил — и с огромным удовольствием отказался бы, — он взглянул на Фарамира и улыбнулся — тускло, печально. — Боюсь, что я хотел совсем не этого, братишка.

— Весь народ хочет твоей коронации, и это наилучший выход. Но ты до сих пор считаешь, что так неправильно.

Боромир кивнул. 

— Он должен был стать Королем. Он и был им.

— Арвен сказала тебе, что он бы это одобрил.

— Может, и так.

— Тогда ступай, брат. Все ждут.

Перед дверями Башни его встретил Белый маг. Гимли держал на подушке крылатый венец, и на глазах собравшейся толпы Гэндальф возложил его на голову Боромира. Венец оказался не таким тяжелым, как он представлял себе.

Боромир оглянулся на брата и леди Эовин, которая держала на руках сына. Они улыбались, а ему было совсем нерадостно. Когда он проходил мимо, люди кланялись, и он чувствовал себя лицемером. И когда они с Эомером, тоже увенчанным короной, пожали друг другу руки, стало еще хуже. Он все сделал правильно, но чувство неловкости не исчезало. Он вошел в Башню.

Здесь стоял трон, и чуть ниже — кресло Наместника. Он пропустил Фарамира к креслу, а сам проследовал вперед.

В сопровождении друзей Боромир всходил по ступеням, дрожа и едва не падая и, наконец, дошел. Обернулся и посмотрел вниз. Его трясло: вот он здесь, выше, чем был его отец, и там, куда не сумел дойти Арагорн. Он глубоко вздохнул и сел на трон.

Дело было сделано. Брат стоял рядом с креслом Наместника и улыбался ему. Гэндальф, Леголас, Гимли — все склонили головы. Он взглянул на Эовин и сына Фарамира у нее на руках. Боромир по-прежнему не собирался жениться, а значит, этот мальчик однажды станет Королем. Фарамир  — лучший из них, самый благородный —  этого заслуживал. Его потомки будут великими Королями людей. 

Боромир перевел взгляд на статуи, и почему-то происходящее перестало казаться ему предательством. Они все были с ним — Элендил, Исилдур, Элессар — и станут его советчиками. Он слабо улыбнулся.

Может, он и не был полноправным Королем, но правление его будет справедливым. Боромир надеялся, что этого хватит