Орки обрушились на стену Хельмовой Пади, как штормовая волна на песчаный замок. Защитников крепости оттеснили вглубь ущелья, к пещерам... И вот протрубил рог, и высокий воин, подобный великим героям древности, во главе десяти рохиррим бросился на врагов, чтобы уцелевшие Всадники успели добраться до Врат. Но черная стрела настигла его у стены...

***

— Сегодня мы вспоминаем тех, кто отдал жизнь, защищая эту землю, — Теоден поднял кубок и все, кто был в Зале, последовали его примеру. — Слава павшим героям!

— Слава!

«Павшим героям, — мысленно повторил Арагорн и невольно добавил: — Боромир...»

Помедлив, он все же отпил глоток эля в память о тех, кто ушел. Сердце его переполняла скорбь. Боромир погиб вдали от дома, сражаясь, но не за свою страну и не за своего Короля. Проделать такой долгий путь — и встретить смерть здесь, в Рохане. Да, Арагорн знал, что это была доблестная смерть, но ему было невыносимо горько от того, что никогда уже им не суждено вместе увидеть свой Город.

Ночь все длилась, и выпивка текла рекой. Постепенно общий мрачный настрой, царивший в Золотом Зале, сменился радостью праздника, на котором Арагорн чувствовал себя лишним. Леголас и Гимли, оба с кубками в руках, сидели рядом с комендантом Гамлингом. Арагорну подумалось — может, они говорят о Халдире и Хаме, своих друзьях, что полегли в Хельмовой Пади? Увидев, как Пиппин и Мерри отплясывают на столе и поют что-то веселое, он криво улыбнулся, но сам забыться не мог.

Арагорн ушел подальше от всех, в тень, и смотрел на происходящее сквозь дымное марево. Отставил в сторону кружку; подтянул на запястьях шнуровку наручей. Он знал, что не снимет их, хоть ему в них было не очень удобно. Эти наручи Арагорн сам забрал с тела Боромира, когда тот пал у крепостной стены. Кожа доспеха до сих пор хранила форму рук погибшего владельца.

— Ты любил его, — прошептала Эовин, подсев к нему.

Ее бедро коснулось его под столом. Он сморгнул слезы и кивнул, не оборачиваясь. Будь на ее месте кто другой — Арагорн бы все отрицал, но Эовин всегда знала.

— Очень, — ответил он. — Как и ты.

— Да, как и я, — она смотрела на шумную толпу. — Он был храбрым и сильным. Да... Да, я любила его.

Эовин перехватила взгляд Арагорна, поднесла к губам кубок и отпила, а затем протянула ему.

— Westu, Aragorn, hal,* — произнесла она, и в глазах ее блестели слезы.

Он взял кубок и выпил.

— И ты тоже, — ответил он, возвращая кубок.

Слабая улыбка мелькнула на ее лице, и она ушла.

***

Арагорн выпил больше, чем следовало, но не больше, чем остальные. Он пил не для того, чтобы забыться, как они, а чтобы вспомнить. Он топил в вине свои горести, пока в памяти не остались лишь воспоминания о прикосновениях, взглядах, улыбках, об их страсти, о кратких, словно украденных мгновениях в Ривенделле и неспешных днях в Лориэне. Он вспоминал, как стрела вонзилась в плечо его возлюбленного, а его собственный клинок проткнул шею мерзкой твари прежде, чем та довершила свое дело. Вспоминал, как сердце Боромира разрывалось надвое, когда они добрались в Эдорас. Вспоминал, как увидел Эовин.

Боромир ни разу не заговорил о ней и об их встрече, когда Арагорн внезапно вернулся из своей поездки в Ривенделл. И, тем не менее, он знал, что происходит между ними — видел по их глазам. Боромир никогда не просил отпустить его к ней, но Арагорн все равно отпускал. Ему безумно хотелось сказать: нет, не ходи, останься здесь, в этой постели, в моих объятиях. Но в глубине души он всегда знал, что однажды станет Королем, и сделает Арвен своей Королевой, а жене нужно хранить верность. Эовин же будет любить Боромира всю свою жизнь. И главное — никогда его не оставит.

Но сейчас Боромир мертв. Они оба его потеряли. Он покинул их.

Арагорн вытер глаза, допил эль и поставил кубок на стол. В Золотом Зале продолжали петь и танцевать, и он понял, что не к месту здесь: единственная хмурая физиономия, омрачающая веселье. Взгляд его скользнул по залу и остановился на Эовин. Она застыла, прислонившись к колонне и закрыв руками лицо.

— Госпожа, — мягко окликнул он, подходя к ней.

Она поспешно вытерла глаза. Потом увидела, что это Арагорн, и слезы снова потекли.

— Я не должна плакать, — голос ее охрип и срывался. Она теребила подол юбки. — Он ушел пировать к предкам, к павшим героям. Я должна радоваться за него. Я не должна плакать.

— Но тебя он покинул, — Арагорн медленно приблизился, протянул руку и отер ее слезы. — Ты вправе горевать сейчас, если не о нем, то о себе.

Она на мгновение подняла глаза, всхлипнула, вздрогнула всем телом и зарыдала. Арагорн привлек ее к себе и крепко обнимал, пока она плакала, цепляясь за него, уткнувшись ему в плечо. Он осторожно гладил волосы Эовин и сам смаргивал слезы с ресниц. Так и держал, пока у нее не выровнялось дыхание, а потом отступил назад и взял ее лицо в ладони.

Она едва заметно улыбнулась, когда Арагорн пальцами смахнул с ее щек слезы, и положила руки ему на грудь. Но тут же вновь сникла и вцепилась в его рубаху.

— Я не хочу быть сегодня одна.

Арагорн нахмурился.

— Но я...

Она прикоснулась к его губам кончиками пальцев, заставляя умолкнуть.

— Только сегодня, — светлые глаза опять наполнились слезами. — Пожалуйста, пойдем со мной.

Эовин потянула его за рукав. Миг он сопротивлялся, в голове все смешалось от горя и выпивки. Потом позволил ей взять себя за руку и увести. Среди общего веселья им удалось ускользнуть незамеченными.

***

Так они очутились этой ночью вдвоем за закрытыми дверями спальни Эовин. Не было нерешительности и неизбежной неловкости: между ними было столько общего, что казалось, они знают друг о друге все. Оба решили, что не станут сожалеть о случившемся, и говорить об этом тоже никогда не будут.

Арагорн провел пальцами по ее обнаженной груди, и Эовин застонала, не закрывая глаз. Ее белая кожа была такой мягкой под его огрубевшими руками, щеки пылали, ноги были широко раздвинуты. Он глубоко вошел в нее, и они двигались вместе, сплетая пальцы и глядя друг на друга. Она была так прекрасна, возлюбленная его любовника. Она могла бы сделать его счастливым. Он позволил бы ей сражаться вместе с ним, а она любила бы его за это.

После Арагорн лежал, обнимая Эовин, и перебирал ее волосы, пока она не заснула. Затем поднялся с постели, быстро оделся и ушел. Неподалеку от Зала ему встретился Леголас, но вопросов не задавал. Даже если и знал, где он был, то не сказал ни слова.

***

Вскоре они уехали, и Эовин тоже — Арагорн был уверен, что она поступит именно так. И не удивился, когда встретил ее в Гондоре и выяснил, что она участвовала в битве, переодевшись в мужскую одежду. При мысли о том, как Эовин, свободная и отважная, вступила в бой с самим Королем-Чародеем, он невольно улыбнулся. Она была истинной девой-воительницей Рохана.

Весть о ее помолвке тоже не удивила его. Он встречался с Фарамиром, сыном Денетора: тот был очень похож на брата, и столь же благороден и храбр. Арагорну были дороги они оба. С радостью в сердце он смотрел на их венчание.

А вот известие, что Эовин ждет ребенка, стало для него полной неожиданностью. Новость эту сообщила Королева, и Арагорну едва удалось скрыть охватившую его дрожь. Позже он подгадал время, когда Фармир отсутствовал, и зашел к Эовин. Ему достаточно было взглянуть ей в лицо, чтобы узнать все, что у нее на душе.

— Этот ребенок — не от твоего мужа, — сказал он.

Она покачала головой. Он взял ее руку и поцеловал, а она прижала его ладонь к своему животу.

Арагорн потрясенно посмотрел на нее.

— И не от меня!

— Фарамир знает, — улыбнулась она. — И пусть это дитя его брата, он будет любить его, как своего собственного.

— Я тоже.

На глаза Арагорна навернулись слезы. Эовин поднялась и притянула его к себе.

— Благодарю тебя, — прошептал он.

Она понимающе кивнула. Теперь Боромир жил не только в их воспоминаниях.

***

Ребенок появился на свет в конце года, зимой. Это был мальчик, и назвали его Эстель.