Пруд был небольшой, на пару уточек-мандаринок, десяток декоративных карпов, стог лотосов, кочку с мини-сосной и отражение одной какой-нибудь луны. Все луны сразу в зеркало пруда не влезали.

Карп номер семь, почти самый младший и мелкий, больше всего любил ту луну, которая оранжевая. Ее свет сквозь рябь пруда в полнолуние походил на рыжее пятно на боку карпа, в полуфазе — на пятно на лбу, а в новолуние — на пятно на хвосте. Этого было достаточно, чтобы он считал апельсиновую луну своей дальней родственницей. Он часто подныривал в пятно на изнанке воды и представлял, что лежит на луне и греется в ее теплом, вкусном свете.

Еще он размышлял. Что если небо — это такой второй пруд, Пруд-над-прудом, сделанный не из воды, а из воздуха, и луна — блик другой, настоящей луны на поверхности воздуха? Какой же красивой должна быть та луна, что в самом верху…

Карп все детство мечтал спросить у уток, заплывали ли они ко второй поверхности. Вот везет этим птицам! У них есть лапы для плавания в воде и крылья для плавания в небе. Но мальком он боялся подплывать к уткам слишком близко — вдруг съедят? А издалека они его не слышали. Поэтому он упорно жрал все, что пролезало в рот, чтобы вырасти побольше. И еще побольше, в длину и в обхвате. И, сравнявшись с размерами тени мандаринки, он задал свой вопрос. Утка обкрякала его и заявила, что пруд есть только один, а небо — так, пустота и иллюзия, и выше него даже птицы не заглядывают. Хотя, может, боги или души покойников… И добавила, что карп обязательно попадет на луну, когда всплывет пузом кверху. Он хотел на луну, очень хотел, но при жизни. А еще понял, что утки что-то скрывают. Наверно, не хотят делиться красотой.

И одним зябким утром он сожрал свою порцию улиток, отобрал паек у задохлика Десятого, и даже, обнаглев, стащил запас хлебных крошек у жирдяя Пятого. Все равно карп собирался покинуть родной водоем. Ведь если подумать, вода течет сверху вниз, и если поплыть вверх по ручью, впадавшему в пруд, то можно подняться до самого неба. Или почти до неба, а там до луны допрыгнуть недалеко, наверно…

Карп разогнался, перемахнул порожек и почесал вверх по течению.

Это оказалось трудно. Не остановишься ни на секунду, и еда тоже не лежит на месте, и вода не теплая. Но карп не сдавался и научился втыкаться под камни, чтобы не уносило течением, выпрыгивать из воды за мошками, растерял жирок и накачал мышцы. И даже подрос.

И когда на очередной развилке он свернул в тот рукав, где вода холоднее и дно поднимается резче, то через пять минут заскреб брюхом по дну. Ручеек оказался мелковат для него.

Похлопав жабрами, карп пополз дальше вверх на плавниках. Не бросать же мечту. Но ручей тоже однажды кончился у края ледника. Карп вздохнул (он уже привык дышать воздухом почти без воды и спокойно обползал водопады по суше), для разминки отжался пару раз на боковых плавниках (он уже нарастил серьезные мышцы и по одиннадцать пальцев на каждом плавнике) и полез на лед.

И скатился назад, стуча зубами. Холодно же! Через неизвестно сколько попыток кончики костей его плавников загнулись и затвердели. И на новых когтях карп резво пополз все выше и выше, и выше…

Гора тоже кончилась, а небо так и не началось. И луна, рыжая луна дразнила своего родственника, виднелась четко, вплоть до каждой пупырки-кратера, но не близко не подплывала, не допрыгнуть никак. Другая луна, сиреневая, казалась поближе, покрупнее, но карп глаз не отводил от рыжего полумесяца… круга, снова полумесяца. Он уже усвоил, что если долго стараться…

Если оттолкнуться хвостом, как пружиной, если взмахнуть плавниками изо всех сил, плюхнуться назад на склон, скатиться по леднику к лагерю альпинистов, утащить у них объедки для подкрепления сил, взбежать на вершину снова, оттолкнуться, замахать, упасть, скатиться, отобрать у альпинистов паек, взбежать, прыгнуть, упасть, закусить зазевавшимся альпинистом, взбежать… Взлететь.

Теперь ничто не отделяло карпа от цели, кроме незнамо скольких ри пространства и воздуха. Хотя нет, воздух закончился раньше, чем пространство. Карпа это не остановило. Если набрать побольше разреженного ледяного воздуха в плавательный пузырь, или если дышать пореже, или вовсе не дышать…

Через бессчетное число оборотов апельсиновой луны вокруг Земли на бугристую оранжевую поверхность опустился странный зверь с мощными когтистыми лапами-крыльями, бронечешуей, впитывающим солнечный свет гребнем, полной острейших зубов пастью. Огляделся. Луна оказалась небольшой: на ней еле хватило места расставить три лапы, а четвертую конечность с хвостом пришлось свесить по бокам для устойчивости. И сделана она была из гладкого, блестящего, но совершенно обычного фарфора. Да еще, загороженная от солнца широким хвостом, луна поблекла. Так она еще и не сама светилась, а только отражала лучи солнца?! Карп ощутил разочарование, но не сильное: он, честно говоря, подзабыл, что ему было нужно от седьмой, апельсиновой луны. Пятна сравнить, кажется. А зачем? Или погреть живот о пушистый, мягкий свет? Так это, оказывается, надо лететь к солнцу. Карп оторвался от луны и взял курс на светило, но оглянулся и замешкался. Луна висела в пустоте такая маленькая, такая жалкая и ненужная. Нет, она определенно когда-то что-то значила для карпа-ставшего-драконом, что-то светлое и важное…

Он развернулся к луне, щелкнул челюстями, примерился и проглотил ее кое-как. Почему бы и не прихватить ее с собой, как сувенир на память о забытых мечтах юности?

А тяжесть в желудке — ерунда. Подрасти еще немного, и недомогание пройдет. Интересно, станет ли он огнедышащим, если проглотит солнце?

Карп полетел на свет.