Что-то было не так. Робин чуял это уже с неделю — нутром, как выразился Маленький Джон, с которым он поделился соображениями. Сначала Джон припомнил свояченицу, у которой на смену погоды чесались уши. Потом кума, который предсказывал повышение налогов по ноющим зубам. Затем троюродную тетку жены, которая начинала икать, стоило ей увидеть женщину, что должна вот-вот забеременеть. Еще был пятиюродный брат крестной Вулфа, на которого нападал неудержимый чих, как только шериф или его подручные оказывались в миле от деревни, и патер, обладавший даром за десять ярдов определить того, кто недавно совершил плотский грех. Последняя способность восхищала Джона больше прочих, ибо заключалась в мгновенном приливе мужской силы. Попросту говоря, у святого отца вставало, едва к нему приближался прелюбодей или прелюбодейка. Это причиняло неудобства, зато среди его паствы заметно сократилось число супружеских измен. 

Однако у Робина ничего не чесалось, не ныло, он не чихал, не икал и не страдал внезапным возбуждением. Просто что-то было не так, он точно знал. Но вот что именно? Это ощущение не давало спокойно спать, есть и даже грабить мешало. А еще оно сказывалось на остальных, и не лучшим образом. За последние три дня они раз десять по пустякам поругались с Уиллом, причем во время последней ссоры Робин был вынужден отвесить своенравному младшему братцу солидную затрещину, и теперь тот с ним вообще не разговаривал. У Фанни случился приступ ревности к некой селянке, и она выставила Джона спать под дуб. Да и у других происходили мелкие, но от этого не менее раздражающие неприятности.

Отец Тук в свою очередь тоже заметил, что творится неладное — с вожаком. И предложил ему перво-наперво исповедаться, после чего освежиться кружечкой-другой превосходного эля, захваченного три дня назад в обозе, направлявшемся в аббатство Девы Марии, и завершить все свиданием с леди Мариан. По мнению Тука, все беды происходили из-за отягчающих душу грехов, недостатка в желудке пенного напитка и отсутствия прекрасного пола в поле зрения. Робин обещал подумать над предложением и сбежал прежде, чем монах решил причинить ему добро. Осенило его в ту минуту, когда он проходил мимо шалаша Азима. По мавру можно было пять раз в сутки определять время — что лесная братия и делала. Даже когда они отправлялись взимать пошлину с проезжающих через Шервуд, тот не пропускал намаз. Лишь в разгар боя он изменял своему обыкновению. И вот сейчас солнце стояло в зените, но вместо того, чтобы погрузиться в молитву, Азим сидел на коврике, и взор его был полон вселенской печали. В руке он держал точило и меланхолично проводил им по лезвию ятагана.

Робин и не подозревал, насколько изменения привычного уклада жизни способны повлиять на настроения в отряде. Но главное, источник был найден. Теперь оставалось выяснить причину и вернуть все в нормальное русло.

— Друг мой, — проникновенно начал Робин, усаживаясь рядом с Азимом. — Тебя что-то гложет?

Ответом был взгляд, способный заставить рыдать камень, и тяжкий вздох.

— Ты тоскуешь по родным пескам? — предположил Робин, твердо намеренный докопаться до истины. — Или по возлюбленной?

— Эх, англичанин... — Азим в последний раз провел точилом по лезвию, убирая невидимую щербинку, и положил ятаган на колени. — Мое сердце похищено и разбито. Я и не думал, что со мной вновь случится такое.

— То есть, ты влюбился? — уточнил Робин, обрадованный, что все оказалось просто, как фартинг. Уж помочь другу в любовных делах он всегда был готов. — И кто она?

— Она ошеломляет и смущает ум, — лицо Азима стало мечтательным. — Поступь ее легче шелеста травы, взгляд ее — огонь в горне, порождающий тысячу вздохов, ноги ее — древки стрел, прямые, тонкие и сильные. Она сияет, как четырнадцатидневная луна среди звезд...

— Я уже понял, что твоя возлюбленная — богиня, — улыбнулся Робин. — Но зовут-то ее как?

— Я не знаю ее имени, любовался издалека. Ее берегут как зеницу ока, не подойти, — Азим снова вздохнул. — Она мчалась по полю, будто ветер, грива и хвост ее развевались и стелились над рожью, подобно черному шелку...

— Мчалась? Грива и... хвост? — переспросил Робин, потрясенно глядя на друга. — Ты хочешь сказать, что твое сердце украла лошадь?

— Не просто лошадь, англичанин, — Азим закатил глаза. — Она самое совершенное творение Аллаха, отлитое в форму красоты и блеска. Ее привезли с моей родины. За такую кобылицу сам Саллах-ад-Дин продал бы душу шайтану.

— Лошадь, — повторил Робин, качая головой. — Ну, так за чем дело стало? Давай купим ее тебе, думаю, король не станет возражать, если из того золота, что шериф собирал для подкупа баронов, мы позаимствуем сколько-то. Тем более он все равно еще не вернулся.

— Ее не продадут, — взгляд Азима стал еще печальнее, хотя куда уж дальше. — Я бы тоже не продал, будь она моей. Теперь свет померк для меня. В каждом лесном звуке я слышу ее ржание, а ваши луки напоминают крутой изгиб ее шеи. Среди моего народа такую кобылицу почитали бы как величайшее сокровище, ибо ко всем своим непревзойденным достоинствам она обладает еще одним, воистину удивительным — шкура ее чернее лучшего бархата, что привозят из страны Серес. Ее гриву расчесывали бы гребнями из слоновой кости, а копыта умащали драгоценным нардом. Лошади этой масти рождаются в наших табунах очень редко...

— А ты знаешь, кому принадлежит это сокровище? — поинтересовался Робин.

— Дворянину. Я видел герб: в серебряном поле лазуревая зубчатая глава и черный идущий медведь. Но он мне не знаком.

— Не думал, что ты умеешь описывать гербы, — Робин поспешно припоминал все, что успел вдолбить ему в голову отец. Не то чтобы он был совсем уж нерадивым учеником, но стрельба из лука интересовала его гораздо больше скучных правил блазонирования и того, у кого какой цвет щита и что там изображено.

— У тебя плохо с логикой, друг мой, — впервые за время разговора на губах Азима промелькнула улыбка. — И с памятью. Ты забыл, что я тоже дворянин.

— Прости, — повинился Робин. — Но зато я вспомнил, чей герб ты видел. Это лорд Уильям Бельвард Эгертон. Он помешан на лошадях и всяких редкостях, говорят, у него в коллекции есть блюдо, на котором Саломея поднесла Ироду голову Крестителя. Этот точно не продаст.

Казалось, даже татуировки на лице Азима выражали скорбь. Он взял брусок, перевернул ятаган и принялся править клинок с другой стороны. Сочувственно похлопав его по плечу, Робин поднялся и направился к дубу. В голове постепенно начал складываться план.

***

— Ни за что! — Уилл яростно сверкал на Робина глазами, судорожно сжимая рукоять ножа, и, судя по всему, готов был кинуться в драку. — Мало того, что у меня до сих пор звенит в голове, так теперь ты... предлагаешь мне такое!

— Слушай, больше некому, — Робин на всякий случай приготовился защищаться. Все-таки младший Локсли дрался, как дикий кот. Конечно, Робин вполне мог его скрутить, но не обошлось бы без травм с обеих сторон. — Я же не для себя прошу. Азим тебе тогда руку спас, между прочим. А сейчас его самого спасать надо.

— Почему не Вулф? — Уилл выпустил рукоять и принялся расхаживать по поляне. Азим действительно спас ему простреленную руку, а неблагодарным он не был. — Или сестра Белоручки.

— Потому что ни Вулф, ни сестра Белоручки никогда не общались со знатью и понятия не имеют, как себя вести, — почувствовав, что брат дает слабину, Робин утроил усилия. — Их тут же раскусят, и тогда все пропало.

— За конокрадство полагается виселица, ты же знаешь, — Уилл посмотрел на него исподлобья. — А перед тем еще и яйца могут отрезать.

— Мы все и так вне закона, и уже раз десять приговорены к смерти, — Робин пожал плечами. — К тому же, нам с тобой полагается даже не топор, а меч, но никак не веревка. Лорды не допустят, чтобы человека знатного рода казнили как простолюдина. Они шерифа за это сами на клинки поднимут.

— Ладно, убедил, — усмехнулся Уилл, сдаваясь. — Конечно, меч и вправду лучше веревки. Быстрее.

— Но чтобы отрубить голову, сначала надо поймать, не так ли? — подмигнул Робин и, обернувшись, коротко свистнул. Раздался ответный свист, в кустах зашуршало, и на поляну вышла леди Мариан в сопровождении Сары и Маленького Джона.

— Робин, вы с Уиллом опять ссоритесь? — Мариан окинула обоих подозрительным взглядом. — Ты обещал мне, что не будешь его обижать. И зачем тебе понадобились мои платья и все остальное? Джон ничего толком не объяснил.

— Мы не ссоримся, любовь моя, мы разрабатываем план, — Робин обнял ее за талию и поцеловал в благосклонно подставленную щеку. — По спасению Азима.

— С помощью платьев и вот этого? — Мариан взяла у Сары мешок, вытащила светлую накладную косу и с сомнением посмотрела на Робина. — Странно. Что же с ним стряслось? 

Уилл при виде косы вздрогнул и скривился, как будто съел незрелой брусники.

— Он влюбился... — Робин бросил взгляд на шалаш, откуда по-прежнему доносился шелест точила по клинку. — Ну, если можно так сказать. И нам нужно заполучить предмет его страсти, а то дело может плохо закончиться. Горячая сарацинская кровь, ты же понимаешь...

Он многозначительно провел ребром ладони по горлу. Сара охнула и перекрестилась. Мариан тоже посмотрела в сторону шалаша, взгляд ее был полон сочувствия.

— Он так страдает, что может наложить на себя руки? — она вздохнула. — Ты обязан ему помочь, Робин, — Мариан воодушевилась. — Он ведь твой друг. Мы все должны ему помочь. Расскажи мне, в чем дело.

Она уселась на бревно и похлопала ладонью рядом с собой. Сара тем временем извлекла из-под плаща сверток и вручила Уиллу. Тот развернул кусок льна, затем пергамент и расплылся в улыбке. Внутри лежали знаменитые на весь Ноттингем пирожки с вишней, еще теплые. Над поляной поплыл соблазнительный запах. Робин принюхался, обернулся и протянул было руку, но Уилл мстительно показал ему кукиш.

***

— Лошадь?! — Мариан ошеломленно хлопала глазами. — Та самая арабская кобыла, которой похваляется лорд Эгертон? Кстати, он собирается через несколько дней устроить скачки и прислал мне приглашение.

— Та самая. И это гораздо серьезнее, чем девица, — Робин покосился на Уилла, который уплетал пирожки и явно решил уничтожить весь запас, не поделившись с братом. — Да еще и кобылу охраняют похлеще королевской сокровищницы. Белоручка промышлял конокрадством, но тут ему одному не справиться.

— И за конокрадство — виселица, — Мариан поежилась. — Однако мы не можем допустить, чтобы Азим страдал или того хуже...

— Вот поэтому нам нужны вы с Сарой и все это, — Робин кивнул на мешок с одеждой. — У меня есть план. Уилл, подойди.

Сзади раздался тяжкий вздох.

***

— Леди не вытирает губы рукавом, для этого есть платок, — Мариан постучала Уилла прутиком по пальцам.

Уроки проходили на небольшой поляне посреди зарослей терновника, втайне от Азима. Разбойники, посвященные в затею, тоже получили задания. Маленький Джон, Клэй Белоручка и Бычок присматривали за мавром, который погрузился в пучины меланхолии, так что даже отец Тук оказался бессилен перед этой напастью. Ни богословские диспуты, ни шахматы, которые монах лично выкрал у епископа — ничто не могло вернуть Азиму радость жизни. Остальные следили за лордом Эгертоном и замком. Посты сменялись четыре раза в сутки, чтобы не пропустить, когда шериф и его кузен отправятся собирать налоги. Попадаться им на глаза было слишком рискованно, могли узнать. Тогда как лорду Эгертону хоть и случалось трижды платить пошлину за проезд через Шервуд, но дело было в темноте, и вряд ли он хорошо разглядел разбойников.

— И не пялься в упор, это неприлично. Если хочешь кого-то рассмотреть, делай так... Робин, стань сюда!

Мариан опустила глаза и несколько секунд поглядывала на Робина из-под ресниц, потом перевела взгляд на Уилла, который то и дело одергивал платье и поправлял искусственный бюст. Этот бюст был гордостью Фанни — сделанный из бычьих пузырей, набитых чесаной шерстью с заячьими шкурками и обтянутых тонкой перчаточной кожей, под платьем он выглядел как настоящий, даже на ощупь было не отличить.

— И оставь в покое грудь, а то кто-нибудь решит, что в тебя вселился бес, и позовет священника. Давай лучше еще раз пройдемся, посмотрим, как у тебя получается, — Робин, мысли которого от взглядов Мариан так и норовили склониться в сторону плотских удовольствий, поспешно отвернулся от нее, шагнул к брату и подал ему руку.

— Эти чертовы сиськи торчат, — буркнул Уилл, опираясь на его локоть.

— Ну, тебе же нравится грудь у девушек, — шепнул Робин, пока они шли по поляне под придирчивыми взглядами Мариан и Сары.

— Так то у девушек, а не у меня, — мрачно отозвался Уилл.

— Всего-то ничего потерпеть, — Робин ободряюще похлопал его по плечу. — А потом можешь дать мне в ухо, разрешаю.

— Что, и уворачиваться не будешь? — покосился Уилл.

— Не буду, клянусь. И сдачи давать тоже. Так, в обратную сторону... Подол придержи, наступишь.

— Уже гораздо лучше, — похвалила Мариан, когда они остановились перед ней. — Только шаги делай покороче.

Сверху свистнуло, и в землю перед Робином вонзилась стрела, к древку которой был привязан клочок пергамента. Он выдернул стрелу и развернул записку.

— Шериф и Гисборн в сопровождении отряда стражи выехали из замка. С ними повозка с пустыми сундуками, значит, точно за налогами. У нас неделя. Успеем все хорошенько разведать и во время скачек провернем дело.

Еще одна стрела воткнулась рядом с первой.

— Мач пишет, что Эгертон перенес скачки, назначил день после возвращения шерифа, — сказал Уилл, прочитав вторую записку. — И еще он сменил всадника. Поскачет сын одноглазого Мартина. Дважды дерьмо!

— Вместо рыцаря он взял сына оружейника? — Робин нахмурился. — Почему вдруг?

— Томас три года подряд побеждал на осенних скачках, — пояснила Сара. — Он лучший наездник в Ноттингеме.

— Робин, нам придется все отменить, — Уилл скомкал пергамент и в сердцах зашвырнул его в куст. — Даже если шериф меня не раскусит, в чем я сомневаюсь, мальчишка может погибнуть. Его отец не переживет этого. А он всегда помогал нам, вспомни. Половина нашего оружия выкована им, он дает нам железо для наконечников, и дважды укрывал наших раненых, хотя сам сильно рисковал. 

Робин прошелся по поляне.

— Что же делать? — Мариан переводила взгляд с него на Уилла и обратно. — Мы не можем допустить, чтобы мальчик пострадал. Но Азим... Он даже с Туком не разговаривает.

— Меняем план, — Робин резко остановился. — Мы заберем лошадь не во время скачек, а до них.

— И как ты себе это представляешь? — поинтересовался Уилл. — Отвлечь его во время скачек я сумел бы. Но к нему ж еще подобраться надо. И, главное, как подобраться к этой чертовой лошади, которую стережет чертова прорва вооруженных до зубов людей?

— Ты проникнешь к нему в дом под видом леди. Сара будет твоей служанкой, Клэй — конюхом, а я — охранником-сарацином. Эгертон меня знает, конечно, мы встречались несколько раз... — Робин задумался на мгновение. — Возьму одежду Азима. Лицо закрою, никто не увидит. Если потребуется, Мариан сделает вид, что ты ее подруга. Вы могли познакомиться при дворе. Сару он вряд ли помнит в лицо, знать обычно не утруждает себя запоминать слуг. А дальше будем импровизировать.

— Ты рехнулся, — констатировал Уилл. — Нас поймают и повесят. То есть, отрубят голову. Тебе и мне. А остальных — точно повесят. Или колесуют. Или сварят в масле.

— Робин, это очень, очень опасно, — глаза Мариан азартно заблестели. — Я готова!

Уилл мрачно посмотрел на нее. Затем на брата. Затем на Сару. 

— Черт с вами, — он сплюнул, извлек из рукава отделанный кружевом платок и изящно вытер губы.