Холодная капля срывается с потолка и пробирается за шиворот, заставляя Ваню вздрогнуть и сбросить сонливость. Со свисающих с округлого свода тоннеля коротких сталактитов равномерно падают капли воды, звонко разбиваясь о тихо журчащую поверхность реки, глухо сталкиваясь с каменным полом, убаюкивая размеренными звуками и навевая сонное оцепенение. Запах сырости и, почему-то, дождя, царящий в пещере, уже стал привычным, а потому практически не тревожит чуткое обоняние. Иван стряхивает головой и слегка ускоряет шаг. Бежать не рискует: обувь опасно скользит по влажным камням, покрытым зелёным мхом, что своим слабым свечением слегка разгоняет царящую вокруг темноту. Да и неизвестно, что может встретиться на пути. Яга, конечно, его бы предупредила, будь впереди что-то по-настоящему опасное. На этой мысли голову вновь поднимает тревога, заставляя парня нахмуриться. Необходимость полагаться на кого-то — достаточно новое для него чувство. Приятное, надо признать. И вместе с тем довольно нервирующее. Привычка — вторая натура. Липкая неуверенность пробирается в мысли и сбросить её куда тяжелее.

    Время растягивается до бесконечности. Это похоже на очередную иллюзию: вокруг лишь камни да вода. Муромец не может сказать сколько уже он слоняется вдоль реки: несколько минут или пару часов. В какой-то момент кажется, что Иван и не движется вовсе — топчется на одном месте, обманутый коварной рекой. О пройденном расстоянии свидетельствуют только ноющие от усталости ноги. Появляющийся впереди просвет вызывает у парня облегчённый вздох. Последние метры до него он пробегает и быстро поднимается по резко уходящим вверх каменным ступеням. Русло реки также неожиданно скрывается в узком проходе, уводящем её вглубь скалы.

    Яркий солнечный свет после мягкого сумрака коридора слетит слезящиеся глаза. Нагретый сухой воздух вытесняет из лёгких сырость тоннеля, заставляя Ивана невольно закашляться. Голова слегка кружится, а дышать неожиданно тяжело. Ему требуется около минуты, чтобы понять в чём дело. В выемке окна Ваня видит проплывающие облака. На какой же он высоте? Муромец слегка растерянно оглядывается. Помещение, в котором он оказался, небольшое, чем-то похожее на каменную часовню. А ровно посередине на небольшом постаменте возвышается каменная чаша, наполненная чёрной, как смоль, водой.

    Обойдя постамент по кругу и так и не обнаружив места притока воды, парень достаёт из-за пояса склянку и крепко сжимает длинную ручку. Стоит ему приблизиться к чаше, как её ровная гладь идет рябью и искажённый свет складывается… в картину? Иван в замешательстве наблюдает за возникающими на поверхности воды фигурами.

    Парень в отражении видит себя. Склянка, наполненная чёрной водой, висит на поясе, пока Муромец быстро спускается по тоннелю. Обратная дорога даётся в разы быстрее и легче, хотя по пути он и поскальзывается пару раз. Солнечный свет у выхода вселяет надежду, что всё закончится хорошо. Ивану кажется, что он чувствует дуновение свежего ветра. У Змея, свернувшегося на земле у пещеры, по клыкам трёх целых голов стекают капли алой крови. На мгновение Муромцу кажется, что он ощущает тошнотворный запах из оскалившейся пасти. Голова кружится то ли от металлического привкуса, возникающего на языке при виде кровавых следов, тянущихся за чудовищем, то ли от осознания того, кому эта кровь принадлежит. Змей бросается вперёд и парень невольно отшатывается, не желая видеть собственную кончину. Вода идёт рябью и вновь становится просто водой, такой же матово-чёрной, как и раньше.

    — Что за «Пункт назначения. Сельская версия»? — себе под нос бурчит Ваня, пытаясь игнорировать липкую дрожь от просмотренной картины и мерзкий комок вставший в горле.

    Картина собственной смерти оптимизма не внушает. Что это за история? То, что ждёт его впереди? Или очередной обман коварной воды?

    Парень возвращается к чаше.

    Во вновь прошедшей по воде ряби Ивану чудится угроза. Новая сцена не заставляет себя ждать. Всё та же склянка с чёрной водой на поясе. Сумрачный тоннель. Фигура в отражении тянется к бутылю с варевом Яги, собираясь последовать её наказу и выпить его на обратном пути. Но скользкое стекло выскальзывает из пальцев. Звон разбитого стекла эхом отражается от стен. Вместе с этим звуком у Ивана обрывается сердце. Парень в воде громко ругается и ускоряет шаг, надеясь проскочить и выбраться наружу. Он не успевает. Тень Василисы выходит из реки ему навстречу. Кидается под ноги, захлёбываясь слезами. Муромец в воде замирает, смотря на её сгорбленную фигуру. Его панический взгляд мечется между тёмным тоннелем, уводящим прочь от каменной кельи, и подруги, рыдающей у его ног. На мгновение Ивану, замершему у чаши, кажется, что обман реки будет раскрыт, но чары мёртвой воды всё же побеждают. Парень в Зазеркалье бросается навстречу коварному фантому и вскоре исчезает вместе с ним в водах оказавшейся неожиданно глубокой реки. Мелькает отстранённая мысль о том, сколько же костей устилает её дно.

    Ваня делает шаг прочь от чаши. Вода в своей каменной обители вновь успокаивается и показывает новую картину: Избушка, мнущаяся неподалёку у реки, Василиса, стирающая с меча змеиную кровь. Пустая склянка на поясе.

    Ребус, по сути своей, не сложен, если опустить один очень важный вопрос: насколько эти видения правдивы? Парень обводит пальцем горлышко склянки, задумчиво разглядывая ровную чёрную гладь. Являются ли эти картины его будущим? Почему тогда разные? Так любимый фантастами эффект бабочки? От мыслей начинает пухнуть голова. В любом случае он не имеет права медлить. Кто знает, что происходит внизу, пока Иван тут рассуждает. Сердце тревожно ноет, отзываясь на эти мысли. Вернуться к друзьям без воды тоже нельзя, иначе весь путь будет проделан зря. Муромец игнорирует очередное видение, возникшее на пошедшей рябью воде, и осторожно наполняет склянку. Крышка плотно прилегает к горлышку.

    Спускаться из светлой часовни обратно в полутёмный тоннель тревожно. Перед глазами — кадры недавно увиденного «будущего», а сердце встревоженно колотится в груди. Пойло Яги не разбивается о камни, как предсказывала чертова вода, хотя парень ясно видит слабую дрожь в пальцах.

    После сумрака пещеры яркий солнечный свет режет глаза. Иван смаргивает выступившие слёзы, готовясь услышать звериный рёв, но поблизости нет и следа Змея. Дышать становится чуть легче. Тревога слегка разжимает свои когти на сердце. Парень проверяет склянку с Мёртвой водой на поясе, отходит подальше от русла коварной реки и бросается бежать к друзьям.

    Алые пятна на траве видны издалека. От пробуждённого их видом дурного предчувствия слегка кружится голова, но фигуры, возникшие на горизонте, наполняют парня облегчением, от которого подкашиваются ноги.

    У Василисы перевязано плечо, но выглядит она вполне довольной. Её бледные губы растягиваются в слабой улыбке, когда она неловко, но крепко обнимает друга одной рукой. Муромец крепко прижимает её в ответ. Дурное предчувствие, следовавшее за ним с тех пор, как он приблизился к реке, наконец-то окончательно рассеивается под напором чужого тепла.

    — Вань, ты как? — слегка подрагивающим голосом спрашивает девушка, отстраняясь и цепко оглядывая друга.

    — Да что мне будет, Василис, я ж богатырь. Можно сказать в рубашке родился.

    — Воду достал? — перебивает Яга их разговор, выступая вперёд и сверля парня взглядом.

    — Достал-достал. Ни здрасьте, ни до свидания, — слегка раздосадованно отвечает Муромец. Он надеялся на более тёплый приём от ведьмы.

    Чёрная вода сверкает на солнце радужными переливами и тут же уплывает в руки женщины.

    — А змей где? — наконец задаёт Иван наиболее тревожащий его вопрос.

    — Обратно уполз. Яга говорит, он ещё не скоро вновь появится, — поясняет вместо женщины Попович. Той, рассматривающей Мёртвую воду со всех сторон, будто пытаясь найти сокрытый в ней клад, явно не до молодёжи.

    — Ну и зашибись, валим, пока не очухался, — подвёл итог Иван, забираясь на крыльцо и уводя за собой Василису.

    Не проходит и десяти минут, как Избушка трогается с места. Её мерное покачивание, следствие их медленного отдаления от чёртовой скалы, успокаивает несколько расшатанные рекой и чёрной водой нервы.

    — Эй, старая, куда нам дальше?

    — Не нам, а тебе, божедурье, — едва внятно произносит ведьма, по каплям смешивая новое пойло. — За Калинов мост всем подряд шастать не пристало. Я тебя до него доведу, а дальше как знаешь. Избушка, а ну стой! — Резко командует женщина.

    Внезапная остановка приводит всех в замешательство. Не удержавшаяся на ногах Василиса болезненно шипит, ударившись раненым плечом о стену. Иван потирает макушку, тихо матеря не вовремя подвернувшуюся полку, и оборачивается на взволнованный голос Поповича. Богатырь помогает девушке подняться, осторожно придерживая за талию. Лёгкий румянец на её щеках заставляет Муромца понимающе фыркнуть.

    — Кто тебе права то выдал, — не надеясь на ответ, спрашивает он, смотря на уцепившуюся за шкаф ведьму. Та выпрямляется, закрывает крышку очередной склянки и несколько раз её встряхивает.

    — Вы нас тут ждите. За порог ни ногой. Поняли? — грозно наказывает ведьма, смотря на прижавшихся друг к другу Алёшу с Василисой. Ребята молча кивают.

    — Избушка. К лесу задом, ко мне передом, — сухо велит Яга.

    — Не думаешь, что встать к тебе передом для неё будет несколько проблематично? — не удерживается Иван от замечания.

    — А ну цыц, баламошка.

    — Вань, — тихо зовёт Василиса, так и не отошедшая от Поповича. — Будь осторожней.

    Парень насмешливо хмыкает на её слова.

    — Ты меня будто на войну провожаешь, в самом деле. Всё нормально будет.

    Перед носом совсем невежливо возникает склянка, полная мутной жидкости.

    — Пей, — твёрдо приказывается ведьма.

    — Опять вы всякой отравой меня пичкаете. Слушай, старая, я всерьёз начинаю думать, что ты хочешь меня травануть.

    — Если б хотела, давно б в земле гнил. Пей давай, ащеул, — раздражённо повторяет женщина, всучивая парню в руки склянку. Обречённо вздохнув, парень послушно открывает крышку и осторожно принюхивается. В нос ударяет резкий запах, заставляя его невольно отшатнуться.

    — Блин, ну и гадость. Слушай, Яга, а можно как-нибудь без этого? А то чувствую, я от твоего пойла точно кони двину.

    — Пей давай, — странно глухим тоном повторяет ведьма. — И не оборачивайся.

    Муромца слегка удивляет отсутствие у нее привычного раздражения на упрямство богатыря и странное напутствие. Под сердцем ядовитой змеёй сворачивается подозрение, что ничем хорошим это всё не закончится. И всё же он делает глубокий вдох и залпом выпивает зелье, отчаянно надеясь не ощутить его привкуса. На мгновение кружится голова, опора словно уходит из-под ног и Ивану кажется, что он сейчас упадет. Костлявые пальцы ведьмы с силой впиваются в предплечье, возвращая к реальности. Парню чудится, что он слышит глухой стук позади.

    — Какой ты всё-таки хилый. Тоже мне, богатырь, — ворчит она. — Не оборачивайся. — повторяет женщина и открывает дверь избушки. За ней простирается плотный туман, позволяющий увидеть лишь пару метров впереди. — Пошли.

    Первый шаг за порог даётся с трудом: ноги, будто одеревеневшие, просто отказываются гнуться и подчиняться желаниям своего хозяина. Стоит всё же сойти с крыльца, как дверь за ними сама собой захлопывается, отрезая от тепла помещения. В тумане прохладно и сыро. На ум почему-то приходит мысль: «как в могиле». Ивана от этого сравнения передёргивает. Яга идёт слегка впереди и беспокоить её расспросами отчего-то не хочется. Хочется обернуться. Проверить на месте ли Избушка. Удостовериться, что Василиса и всё, с ними произошедшее, ему не привиделось. Белая дымка, заполняющая собой всё видимое пространство, заставляет сомневаться в том, что существует хоть что-то кроме неё.

    Дорога, против ожидания, не занимает много времени. Иван не уверен, что у их блужданий вообще было хоть какое-то конкретное направления. Как это вообще возможно? В тумане нет никаких ориентиров, дорога под ногами идеально ровная, ни малейшей щербинки, даже звуки кажется тонут в белёсом «молоке». И всё же куда-то они явно приходят. Сначала появляется неясная тень, к которой и направляется Яга. Иван безропотно следует за ней. Чем ближе они подходят, тем чётче становятся очертания, тем яснее в ней угадывается женская фигура.

    — Давно не виделись, Ядвига. Неужто забыла путь к старой подруге? — Сладкий, тянущийся как патока голос раздаётся ещё до того, как им удаётся разглядеть женщину. Его хочется слушать бесконечно, но незнакомое имя режет слух, возвращая Муромца к зыбкой реальности. Ведьма говорящую никак не поправляет и хмуро отвечает:

    — Тебя забудешь, Смура.

    Иван встаёт рядом с Ягой и наконец-то чётко видит незнакомку. У женщины белое, теряющееся в тумане, лёгкое платье, подчёркивающее серую кожу. За спиной, словно потревоженные ветром, развеваются длинные седые волосы. Бледное, слегка округлое лицо пересекает безобразный рваный шрам. Начинаясь возле уголка правой брови, он проходит через белёсый, явно слепой глаз и задевает левую сторону губ, отчего они кажутся искажёнными в грустной ухмылке. Второй, полностью чёрный и матовый глаз, без зрачков и белков, напоминает богатырю Мёртвую воду.

    — Яга, а это что за девочка-видение? — тихо спрашивает Иван, не выдерживая гнетущей тишины.

    — Цыц, малохольный, — шепотом вновь осаждает его ведьма, пригвождая к земле раздраженным взглядом, и отворачивается к незнакомке. — Я по делу пришла, — не тратя времени на расшаркивания заявляет она.

    Женщина печально вздыхает, наигранно раздосадованно поводя плечами.

    — Вот всегда ты так: только по делу и приходишь. А тут так скучно… — капризно произносит Смура, поджимая тонкие бескровные губы и жалостливо заламывая седые брови. В уголках её глазах Ивану чудится насмешка.

    — Ты мне зубы-то не заговаривай, ёра. Ему за Калинов мост нужно.

    Смура открыто ей улыбается.

    — Так ко мне за другим и не ходят. Сама знаешь.

    — Да знаю, — беззлобно соглашается Яга и наконец поворачивается к парню. — Это Смура, хранительница Калинового моста. Она тебя пропустит. Если, конечно, договоришься, — с едва уловимой насмешкой напутствует ведьма, тяжело опуская ладонь ему на плечо, и уходит, тут же растворяясь в тумане.

    — Эй, старая, погоди! — Женщина послушно останавливает, но видимо не для того, чтобы его выслушать.

    — Не сгинь тут, богатырь. Василиса расстроится, — бросает она, прежде чем окончательно раствориться в тумане.

    — Тоже мне, помощница. С такими друзьями никаких врагов не надо, — несколько растерянно произносит Иван себе под нос. От упоминания подруги в таком контексте щемит сердце. Он ведь и правда может её больше не увидеть…

    Тихий смех Смуры звоном колокольчиков разносится по туману и отражается от него слабым эхом, напоминая, что остался парень здесь не один. 

    — Ну, здравствуй, Иван Муромец, Ильи Муромца сын.

    — Здрасьте. — Иван подавляет желание спросить откуда она его знает. Вряд ли существо, заведующее мостом в мир мёртвых, может не ведать таких мелочей.

    — Зачем ты пришёл сюда? Хочешь вернуть чью-то душу, верно?

    — Ну да, не умереть же здесь.

    Она тихо хмыкает, явно позабавленная ответом.

    — Ты в этом так уверен, богатырь? А если не сможешь предложить мне ничего достойного взамен и сгинешь в водах моей реки? — Она говорит по-прежнему мягко, словно убаюкивая, но последних словах парню чудится скрытая угроза.

    Иван пожимает плечами. Почему-то показать перед ней на мгновение охватившую его дрожь кажется неправильным.

    — А ты скажи, что нужно, я достану. Я-то парень хоть куда, хоть луну с неба.

    — Всё-всё достанешь? — лукаво щурится Смура. Она похожу на кошку, забавляющуюся с мышкой. От этой мысли Муромцу крайне некомфортно.

    — Слово пацана, — разводит он руками, обмирая внутри. Обычно после таких слов следуют самые невыполнимые требования.

    Женщина улыбается завлекательно и в то же время угрожающе. Словно он сейчас безбожно продешевил. Смура смотрит, не отрывая взгляда, заглядывая в самую душу, и медленно приближается к нему, почти плывя по воздуху.

    — А если я в обмен твою душу попрошу? Кощеева — уйдёт, а твоя — останется. Что скажешь? Всё ещё согласен, добрый молодец? — Тихий, вкрадчивый голос завораживает, погружая в некое подобие транса. На мгновение — только на мгновение — Ваня задумывается, чтобы потом решительно ответить:

    — Согласен.

    Смура останавливается в сантиметрах от него; мягко улыбается и смотрит чёрным глазом, кажется, даже не моргая. Иван с такого расстояния видит морщинки в уголках её глаз и пушистые ресницы, бросающие тень на пепельную кожу.

    — Правильный ответ, Ванюша. — Её бледные, ледяные на ощупь руки обхватывают щеки, не давая отвести взгляд. — Только душа твоя мне без надобности — своих хватает. Да и твоя потом тоже ко мне вернётся. Зачем торопить события? Любовь твою дурную забрать, что сюда тебя привела? Так горька она, как полынь. Не нужно мне такого счастья. Сил волшебных у тебя нет, вещиц магических — тоже. Взять-то с тебя толком нечего. Но кое-что я всё же заберу. Кощей забрал, а ты вернёшь. — За странной фразой тут же следует ледяной поцелуй. Удивлённый чужими словами и действиями Ваня не может оторвать от неё взгляда и видит, как расправляется кожа на её щеке и наливаются чернотой шелковые волосы. Спустя секунду женщина отпускает его. Смотрит ласково, как на любимого ребёнка. — Плата взята. Ты можешь пройти через Калинов мост и забрать с собой одну душу. Если, конечно, она согласится пойти с тобой, — лукаво добавляет Смура. Она делает шаг спиной назад. Её волосы взвиваются вверх, словно от порыва сильного ветра, а следом за ними расходится в стороны проклятый туман, наконец показывая реку Смородину. Русло с обоих концов скрывается в белой дымке, так что ни начала, ни тем более конца разглядеть парень не может.

    — Удачи тебе, Иван. Заходи, как время будет, — легкомысленно приглашает Смура и тёмной кляксой стекает в зажатую туманом чёрную воду.

    Река неожиданно вспенивается, красными всполохами облизывая серую землю, и также внезапно успокаивается. Иван с опаской подходит к застывшей, как смола, воде, пытаясь понять, что же ему, черт возьми, делать дальше. Вброд переходить? Когда до русла остаётся пара шагов, вода вновь оживает. Костями выстилается дорога от одного берега до другого, изогнутые хребты заменяют столбики моста, а фонарями служат человеческие черепа, горящие могильными зелёными огнями, вместо перил между ними натянуты сплетенные в канаты волосы. Парень с трудом сглатывает подкативший к горлу ком.

    — Охренеть декорации.

    В могильной тишине ему чудится звонкий смех Смуры.