Из старых черновиков придворного барда Хан Джисона, не опубликованных более нигде.

“...а умный скакун моего потерянного друга шёл впереди, и виделось нам, что его призрачный хозяин возглавляет нас на пути домой.

Не обманул Горный Царь: я получил в награду славу и достаток, о которых столь долго грезил. Что боги вручили моим дорогим друзьям, я не знаю: Хенджин рассказывать не хотел; молчал и Чанбин. Гадать об этом я не берусь. Чтобы это ни было, им это по силам.

Приключилось так, что спустя четыре зимы судьба-чертовка отправила меня обратно, в те дремучие края, аккурат в Спожину неделю. Хозяйка тамошней таверны признала во мне несносного мальчишку, каким я был когда-то, и мы поговорили.

Стало быть, от неё я узнал, что Чанбина в тот несчастливый год лишили жреческого сана и выгнали из общины Матери. Ему припомнили и многочисленные пьянки, и дебоши у святых идолов. Хенджин ушёл из города вслед за ним: сам ли или заставили, об этом не знает никто. Как и о том, где они сейчас.

Госпожа Ру пригорюнилась, когда беседа наша коснулась Чана. За спиной у меня, в самом тёмном углу таверны спал пьяный чанов отец: седой и высушенный старец, к чьей длинной бороде прилипли хлебные крошки. Сколько ни пытались, его сына не сумели найти ни лучшие охотники с псами, ни солдаты бургомистра. По миру пошло его зодческое ремесло, и нажитое непосильным трудом хозяйство пришлось продать. Так он горевал, так стенал по сыну, так злился на себя, что в одном лишь видел смысл: в пьянстве до беспамятства.

Я хотел бы остаться до конца празднеств, да спешил в столицу. В ночь перед моим отъездом разыгралась Охота, и в ней мне случилось поучаствовать, как в прежние времена. В самой гуще поля, сквозь шорох суданской травы, сквозь смех девиц и крики юношей вдруг откуда ни возьмись донесся волчий вой. Красные глаза разглядывали меня через черную щель между колосьями, а я от страха врос в землю, не дышал и не моргал. Грозный зверь низко заурчал, не обнажая клыков, словно говорил мне что-то. Следом послышался щенячье скуление. Крошечные волчата от души забавлялись, кусали хвост и лапы своего родителя с заядлым усердием. 

Когда чей-то юный крик о помощи прорезал тишину, волк бесшумно вернулся в ночь, забрав своё потомство. Их я больше не видел.

Крик принадлежал Водящему, настолько нерасторопному и плохому в своём деле, что кто-то веселья ради перевязал его лодыжки верёвкой. Его голос, прячущийся за маской Лиса, был мне отчего-то знаком. Как только я опустился рядом с ним, чтобы подсобить, он нахлобучил на мои волосы венок из чертополоха, сплетенный им же самим. Бедолага знал, что поймает сегодня разве что воздух. Я пожалел его, потому и согласился выйти из поля, будто бы пойманным им по правде.

В ответ я услышал смех, какой ни у кого ещё не слышал: поистине прекрасный и счастливый, похожий на весеннюю капель в горных пещерах. Когда мой неожиданный спутник снял маску, мне стало наконец понятно, откуда я его знаю. Горный Король с глазами цвета зеленого малахита взял меня за руку и повёл на свет факелов…”

От Онгель Таль:

Я писала эту работу почти 2 года не потому что она сложная или что-то вроде, скорее… она моя отдушина? Мой отдых? Во время написания “Бог и Камень” я возвращалась к “Лисьему Романсу”, чтобы прийти в себя. Летом, когда я работала над “Вселенная-25”, ЛР помог мне не поехать кукухой. Неважно, сколько текста я писала, абзац или несколько предложений, эта история очень меня грела.

Изначально фф не планировался большим, и я рада, что я смогла удержать нужное количество страниц, не превратив это в макси (как я это люблю, ага). Может быть, я где-то что-то слила и не рассказала, но это издержки моего плана и сегодняшнего стиля написания. Если любопытно, вы можете сравнить, как я писала в главах 1-4 и как пишу сейчас.

Итак, как вы могли понять, Минхо отказался от бессмертной жизни божества, стал человеком и встретился с Джисоном спустя 4 года. Их дальнейшая жизнь довольно счастливая и безбедная: Джисон поёт в столице при местном Короле, а Минхо занимается ювелирным делом. Территории, которыми когда-то правил Минхо, теперь принадлежат Золотому Лису.

Феликс не убил Чана, как показалось Джисону. Феликс превратил Чана в своего подданного, в волка-оборотня. Его Джисон видит в эпилоге перед встречей с Минхо. У Чана своя волчья жизнь (семья, дети), он под защитой Феликса, как и другие волки, что давным-давно тоже были людьми, которыми увлёкся Золотой Лис.

У хенбинов тоже хороший конец. Они оба покинули город, в котором не знали свободы, и ушли на Восток. Чанбин бросил пить, а Хенджин стал уважаемым врачом-акушером (на самом деле, для их истории требуется отдельная работа, хаха).

Вот и всё! Спасибо, что вы со мной!