Две полоски.

  Грёбаные красные полоски.

  Голова загудела, словно по ней прошлись железной битой. Нет мыслей. Нет звуков.   Только оглушающее гудение заложенных ушей.

  Какого чёрта?

  Маленькая пластмассовая палочка обжигала ладонь своей холодной правдой. Но кому? Кому нужна эта правда?

  Рука дрогнула, и вещь отлетела в сторону, ударившись о стену. Девушка забилась к углу полутемного коридора и, закрыв лицо руками, сползла на пол.

  Наверное...это конец.

* * *

  Похолодало. Она лишь сильнее закуталась в объёмный коричневый шарф, с недовольством отмечая про себя, что он насквозь пропах сигаретным дымом. В наушниках – рандомная сопливая попса, а во рту – горький привкус дешёвого кофе из уличного ларька. И тяжелые шаркающие шаги по мокрому асфальту. Начинает моросить. Она ненавидела осень. Особенно такую – мокрую, серую, беспощадно тоскливую, будто на глаза натянули монохромную пленку. В такие дни и без того бесцветные улицы города становились одним сплошным месивом из беспрерывных голосов и звуков...

  - Я беременна, - прямо с порога.

  В и без того тихой квартире нависла гнетущая, напряжённая тишина. Сонный, ещё совершенно ничего не понимающий Чанёль застыл у прихожей и прислонился плечом к стене.

  - ...что? – сиплым голосом переспросил он.

  Тяжёлый вздох.

  - Не делай вид, будто не понял.

  И снова молчание.

  Пухлые губы слегка разомкнулись, взгляд остекленел, а дыхание сбилось, будто у него только что силой отобрали воздух.

  В её упрямо распахнутых глазах он увидел страх. Сковывающий страх, смешанный с кипящей глубоко внутри обидой, что отражалось на её лице лишь немым вопросом.

  Что теперь делать?