Что, если каждый прожитый день, будто пытка разжигает в груди такое горькое, неправильное чувство неполноценности? Что, если... Что, если всё то, что ты делаешь кажется тебе снедающим и таким чуждым, что впору разорвать грудную клетку, чтобы, наконец, отодрать от себя эту ноющую, изъедающую изнутри боль? Поверь, никто не ответит. И ты всё ещё будешь ощущать этот грёбаный монакопсис.

  Месяцем ранее

  Последний рейс Япония-Корея в три часа ночи.

  После бессонной ночи в окружении друзей из Токио, где они напоследок выпили пару бутылок саке в самой популярной сауне столицы, Чанёль выехал в аэропорт. Япония оставила после себя сладкое послевкусие терияки и ночных улиц с запахом плавленого сахара. Он будет скучать. И, возможно, вернётся не раз. Хотя... вряд ли. В следующий раз Чанёль хотел бы отправиться ещё дальше. Туда, где можно было бы найти тихий малолюдный уголок и осесть до конца своей жизни. Корея... Корея теперь напоминала ему слишком о многом. Глупо было полагать, что отъезд решит все проблемы, стоит только отдалиться от них. Из-за этого возвращение домой далось слишком нелегко.

  - Пассажиров, вылетающих рейсом 7C-9905 Токио-Сеул авиакомпанией Jeju Air, приглашаем на посадку...

* * *

  Сеул всё так же жил в своём безумном темпе. В темноте улицы пестрили многоцветной палитрой: тут и там мелькали рекламные щиты, модные витрины, вывески, мосты... Присущие ей днём спешность и постоянный топот деловых ног на время сменялись под светом уличных фонарей в размеренные шаги, тихие улочки, и тёплые придорожные кафешки, что согревали посетителей свежеобжаренной свининой и любимым соджу.

  Такси плавно притормозило у бордюра.

  В ту пору стояла такая же спокойная ночь. Такая же неспешная, тихая. Никто его не провожал, и уж тем более не ждал. Над головой возвышался всё тот же многоэтажный дом: с теми же бездушными окнами, с этими же дверьми с постоянно заедающим домофоном... Он будто бы и не уезжал. Лишь невыносимо ноющая боль незаметно притупилась, словно на него наложили густую мазь.

  Пустая квартира встретила его гробовым молчанием. Слабый свет прихожей осветил небольшую часть гостиной, и его взгляд зацепился за тёмно-синий флоковый диван, аккуратно накрытый пледом.

  «Значит, она приходила...»

  Ханна была своеобразной перфекционисткой, когда дело касалось домашнего порядка. Чанёль лишь равнодушно хмыкнул. Огонёк раздражения разошёлся по всему телу, навязчиво внушая ему тут же содрать и выбросить всё к чему прикасалась эта женщина. Он просто хотел забыть. А она назойливым привидением продолжала появляться перед ним во всём, что он перед собой видел.

  - Я встретила другого, - вдруг во время завтрака заявила Ханна, сжимая в руках чашку давно остывшего чая.

  В тот день она была одета в свой розовый домашний халат, в которую она обычно облачалась в особо холодные дни. Она сидела напротив и смотрела на мужа так, словно это было чем-то обыденным - будто бы говорила про погоду или о вчерашнем случае на работе. Чанёль оторвался от телефона. За всё утро он впервые посмотрел на свою жену. Она была красивой. Даже с этим нелепым халатом.

  - Это что, такая шутка? – хмыкнув, спросил он, хотя рука с телефоном всё же напряжённо сжалась.

  Она опустила свой взгляд на дно чашки, и смогла лишь тихо произнести:

  - Мне жаль.

  Чанёль пристроил дорожный чемодан у стены и прошёл в гостиную. Резким движением сорвал с дивана плед и, скомкав, отбросил в соседнее кресло. Да. Теперь стало лучше. Намного. Было невыносимо чувствовать её незримое присутствие даже несмотря на то, что эта женщина, пожалуй, давно перестала думать об этой квартире как о своём доме. Так чего же он ожидал? Он всё еще чувствовал себя по странному потерянно.

* * *

  В клубах Раэль всегда чего-то не хватало; возможно, экспрессии, волнительного драйва, а может и причины, ради которого стоило сюда приходить. В душе всегда зияла глубокая тоска. Будто её тело сковывало кандалами, и она никак не могла себя пересилить и заставить выйти на танцпол. В такие моменты ей больше нравилось быть в стельку пьяной – так она высвобождалась от своей клетки. Рюмка за рюмкой, и вот её тело постепенно высвобождается, мышцы расслабляются, и ей уже плевать кто на неё смотрит, как она двигается, и какой человек чувственно трётся около её спины, пытаясь затянуть её в свою волну. Опасно. Но кто скажет ей, что так нельзя? Очевидно, всем на неё плевать. В перерывах приходящего, то уходящего сознания она успевает уловить мыслью чьи-то крепкие руки у себя на талии, то чьего-то горячего дыхания у уха, то чьих-то требовательных губ у себя на шее или губах.

  Но вдруг вся эта какофония звуков, прикосновений и духоты обрывается резким холодным воздухом Итэвонской улицы. И кто-то трясёт её за плечи, пытаясь привести в чувства, и что-то кричит...кричит... Сквозь затуманенный разум она различает чьё-то размытое, но странно знакомое лицо.

  - Ты, блядь, спятила? Раэль! Приди в себя, идиотка!

  И резкая боль от сильного удара по левой щеке. И тут она обнаруживает себя на асфальте. С отодранными чулками, в одном коротком чёрном платье, и ноющей от боли лицом.

  - Мерзавка! – шипит стоящая над ней женщина.

  Раэль видит перед собой прямые ноги в дорогих шпильках от Прада, и, наконец, поняв кто перед ней стоит, горько усмехается, постепенно переходя на смех. Женщина снова хватает её за предплечья и тянет наверх, продолжая сыпать всевозможными эпитетами.

  - Ну чего ж ты, сестрица? Обрываешь всё всегда на самом интересном... - пьяно лепечет Раэль.

  Вскоре её подхватывают за подмышки и волочат к припаркованной недалеко машине. В салоне пахнет горькими духами и мятным освежителем.

  - Куда вас везти, госпожа? – спрашивает водитель.

  - Домой, - выговаривает женщина, потом осекается, и добавляет, - Хотя, нет. В виллу на Сампе-дон.

  Голова будто утопает в мягкой вате, перед глазами всё плывёт, а этот навязчивый резкий запах чужих духов, подобно самому сильному нашатырю лезет в нос и вызывает у Раэль тошнотворные рефлексы, заставляя содрогаться и покрываться мурашками. И, не выдержав, девушка начинает выворачивать внутренне содержимое своего желудка прямо на обчищенный коврик салона. Над ухом слышится громкий возглас женщины, машина резко притормаживает, и Раэль тут же выползает наружу, жадно обхватывая ртом прохладный воздух.

  Перед глазами сразу всё резко проясняется, и она обнаруживает, что они находятся на переполненной автомагистрали у обочины. За высоким ограждением моста она видит перед собой ночной город и протекающую под собой глубокую реку Хан. И не успевает она полностью опомниться, как её снова тащат к машине. На этот раз она не стала особо сопротивляться, позволяя водителю своей сестры затолкать себя обратно внутрь автомобиля.