Не помню, как я провалился в эту темноту полусна-полубреда. Наверное, прилёг отдохнуть после очередной ходки за артефактами. Или спасался от Выброса и едва успел найти укрытие… Успел ли?
На сон это не похоже — скорее, на обморок. Слышен судорожный шум, отдалённо напоминающий пульсацию крови в висках, а зрение будто вовсе отключилось — или же вокруг настолько непроглядный мрак, что взгляд ничего не фиксирует, точно засунул голову в непрозрачный мешок и пытаешься разглядеть его содержимое.
Но вот сквозь уже ставший привычным мерный шум пробивается другой звук — повторяющийся, негромкий, но назойливый. Он становится всё более различим, и я понимаю, что это голос. Женский голос.
— Проснись.
В одно мгновение пробуждаются все ощущения: резкая жгучая боль словно разрывает голову на части, тусклые бесформенные пятна плывут перед глазами, во рту — привкус железа.
— Приди в себя. Ну же, давай! Пока можно, пока мы наедине. Нас с тобой столько связывает — так поговори же со мной хоть раз с глазу на глаз!
Голос — то ласковый, уговаривающий, то резкий, истеричный, действующий сродни пощёчине, — заставляет открыть глаза и взглянуть на его владелицу.
Лучше бы не глядел.
— Да, я в тебе не ошиблась… Любопытный всё же, ведь мог бы прикинуться, будто не слышишь, но решил-таки посмотреть на меня. Так любуйся же своей избранницей, какой ты меня видишь.
Молодая женщина… Нет, скорее юная девушка… Или же древняя старуха… Она неуловимо менялась каждое мгновение, перетекала из возраста в возраст, из настроения в настроение, смена её масок вызывала лёгкое покалывание в висках, от него кружилась голова, но от этого действо не становилось менее завораживающим. Её тело, то статное и налитое, то дряхлое и сгорбленное, окутываемое лучами неяркого, льющегося откуда-то сверху света, было прикрыто жалкой пародией на обычное платье. Ношеное и потёртое, оно было собрано из бесчисленных клочков: истрёпанный, некогда белый лён с вышивкой, тонкое кружево, и тут же, рядом — грубый брезент цвета хаки, заляпанный глиной, соседствующий с окровавленным обрывком камуфляжного военного костюма. А голову женщины венчал… Нет, право, это уже слишком… При попытке рассмеяться мои лёгкие будто обожгло, и вместо смеха наружу вырвался лающий хрип. На каштановых… рыжих… седых… русых… волосах женщины покоился венок, который с первого взгляда можно было принять за терновый, но, присмотревшись, я узнал плетения колючей проволоки.
И чего же ты хочешь от меня, мученица в венце из терна? Мучительница в металлической короне…
— Не зря я решила повидать тебя, познакомиться, — олицетворение Зоны подарило мне краткую улыбку, и меня передёрнуло от зрелища кривых острых зубов. — Вижу, тебе нравится мой вид. Конечно, ведь именно такой меня знаешь ты и подобные тебе. Непостоянной, одновременно прекрасной и раздражающей, непонятной…
— Жестокой, — ответил я, сам не слыша собственной речи.
Но она услышала. Её живая, дёрганая, как у умалишённых, мимика выразила сотню чувств в тот момент. Голос понизился до судорожного шёпота:
— Жестокая я, говоришь. Злобная, негодная, сумасшедшая стерва. Но разве я виновата в том, что стала такой?! — женщина крикнула мне в лицо, широко распахнув глаза. — Разве не вы создали меня, какая я есть? И разве я не нравлюсь такой тебе — и сотням других, как ты, человек? Вы зовёте себя сталкерами, и я для вас — всё. Я — ваша распутная девка… Ваша невинная дева… Ваша мать-покровительница, вы — это и есть я! Вы — кровь моя, — она заговорила тихо, будто убаюкивая, — вы — единственное, что у меня есть, а я — всё, что есть у вас… Мало кто из вас может вернуться назад. А даже если могут — ты не задумывался, мой наглец, почему они всё равно в результате бросают Большую землю, меняют уют и семью на мои опасность и боль? Почему они оставляют своих детей и раз за разом изменяют любимым жёнам со мной? С той, что может улыбнуться и поманить за собой, а иной раз, напротив, отвесить пинка и отобрать всё?
Я отвёл взгляд, а владычица сталкерских судеб продолжила негромко говорить, присев на корточки в своём нелепом одеянии и раскачиваясь из стороны в сторону, от чего истрёпанный подол платья то показывал, то снова прятал её стоптанные до мозолей босые ступни.
— Да потому, что я вам нужнее всего остального. Единственная возлюбленная. И неважно, оттолкну или приласкаю, любить меня вы не перестанете. Своей странной любовью, всегда непонятной, но всегда — взаимной…
Я слегка приподнял голову, в недоумении уставившись в её безумные глаза.
— И это ты зовёшь взаимностью? Мы гибнем десятками, сотнями. По одному и вместе. Каждый день. Каждый час. Даже в этот самый момент кто-то умирает — из-за тебя, из-за твоих выходок и капризов. Аномалии, мутанты, радиация — разве это всё не ты? О какой любви может быть речь, если ты медленно убиваешь каждого, кто приходит к тебе?
Сухая сморщенная ладонь легла на мой лоб.
— Так ведь любовь всегда убивает, милок, и сама я не в силах это остановить. Да и кровь нужно обновлять. Уходит лишнее, старое, ненужное. Хлам сметается Выбросом, как веником. Но после этого я немножко меняюсь, чтобы оставаться интересной для вас — и на место одного погибшего приходят двое. И пока жив хоть один из вас, я буду жить, потому что знаю: придут ещё. Обустроят свой немудрёный быт, будут ходить за артефактами… как вы это зовёте? За хабаром. Потому что я вам нужна.
— Ты права, — кивнул я. — У нас нет выбора. Мы приходим к тебе, рано или поздно, впервые или снова. Ответь только: почему ты так долго мучишь именно меня? Чем я тебе приглянулся? Или я чем-то провинился перед тобой, многоликая?
Вместо ответа юная дева обняла меня, от чего меня проняла нервическая дрожь, будто все аномалии, все «карусели», «мясорубки» и «электры» разом коснулись меня, но почему-то не причинили вреда.
— А просто ты — один из тех немногих, что осмелились не просто флиртовать со мной, но и попытались понять меня. Понять, полюбить… и возненавидеть. Не первый раз идёшь ты в самую глубину, прорываешься к моему сердцу. Зачем? Чтобы я открыла тебе свои секреты? Или чтобы получить могущество? — мерцающие глаза заглянули мне в лицо, пытливо уставились на меня, и я провалился в них, погрузился в водоворот мыслей Зоны. — Когда ты снова дойдёшь туда, куда рвутся столь многие… Что ты попросишь? — Я чувствовал её прерывистое дыхание на своём лице, глаза мои заслезились, как будто я взглянул на яркое солнце.
Я не знаю, что тебе ответить, моя прекрасная и уродливая избранница. Ты и сама не знаешь, что хочешь услышать. Наверное, я попросил бы, чтобы ты исчезла. Это глупо и бесполезно, как подтвердила ты сама, но какой сталкер не хочет хоть немного верить в то, что в сердце твоём исполняются любые желания?
Да, я хочу отнять тебя у них всех. И у себя. Избавить мир от Зоны… Какая избитая фраза, навязшая в зубах у всех, кто хоть краем уха слышал об убеждениях «Долга»… Впрочем, долговцам такое и не снилось… не то что вам сейчас, товарищ поехавший умом сталкер. Сама Госпожа к вам в сон наведаться решила, надо же, да ещё охмуряет и намёки делает… Эх, а вроде и не пил сегодня…
Кажется, она не нуждалась в моём ответе. Резко остановив цикл превращения и оставшись в образе некогда прекрасной молодой женщины, правую сторону лица которой обезобразил жуткий шрам, она склонилась к моему уху и доверительно шепнула:
— Я понимаю тебя. Как никто другой, я разделяю твои чувства. Я себя ненавижу, но, увы, хороший мой, — её взгляд встретился с моим, гладкая холодная ладонь коснулась моей поросшей щетиной щеки, — ни ты, ни кто-либо другой пока не способен ничего со мной поделать. Я — ваша вечная невеста.
Не раз и не два впоследствии я просыпался в холодном поту, когда мне снова снился этот поцелуй, это прикосновение обжигающих, как «жарка», губ, приникших к моим. Я хотел вырваться, остановить это, но не мог и шевельнуться. Внезапно её зубки сомкнулись на моей губе, по подбородку потекла тёплая алая струйка…
В реальность я вывалился резко, без перехода. Густая темнота зоновской ночи привычно приняла меня в свои объятия. Я стёр кровь со рта — видимо, прокусил губу, пока был в отключке, — и попытался сесть. Тело била крупная дрожь, надсадное дыхание всё никак не удавалось успокоить, всё плыло перед глазами. Пальцы не слушались, но каким-то образом мне удалось извлечь свой КПК. Прибор замигал и погас, успев лишь на секунду показать мне карту местности. Видимо, я всё же попал под Выброс. Судя по участку карты, который мне выдал умирающий наладонник, болото совсем рядом, а значит, я могу успеть добраться до жилища Доктора, пока не вырублюсь снова…
Подхватив рюкзак и автомат, я ползком двинулся на юг, экономя силы, прижимаясь к жухлой, примятой Выбросом траве. Как и всегда после подобного, на уши давила тишина: мутанты, поднятые с места гоном, либо погибли, либо спрятались, сталкеры отсиживались в укрытиях. Кругом меня не было ни души.
Кроме Неё, конечно. Она-то меня никогда и не отпускала, я наконец-то осознал это. И пусть сейчас я Её уже не видел, но прекрасно чувствовал, как Она смотрит на меня. Вглубь меня. И будет смотреть всегда, потому что мне уже не уйти от Неё. Но и я пока готов бороться.
Ведь я — кровь Её.
И уходить мне пока рано.