Нещадное время. Отвратительные деньки пошли с тех пор, как… С того дня. Хотя этого следовало ждать.
Человек — существо слабое, которому свойственно отмахиваться от того, что злит, печалит, раздражает сознание. Мы предпочитаем прятать досаду в прошлом. Но иногда прошлое само нагоняет нас и наносит удар клинком под рёбра.
Вот и моё меня настигло. Я готовился к его атаке, однако оно всё равно застало меня врасплох.
Моя голова — последнее место, где ты хотел бы оказаться. Но сейчас мне было бы легче, если бы я мог показать тебе хоть часть того, что творится в ней последнее время. Пусть и в этом случае я не стал бы рассчитывать на прощение и понимание. Ни того, ни другого я не заслуживаю.
В какой же момент всё повернулось так? Казалось бы, человек, у которого не то что руки в крови, а за ним тянется скопленный за годы кровавый шлейф — не мог так сломаться от ещё одного заурядного заказа. Одной царапиной на клинке больше. Одной живой душой меньше.
Вот только это дело не было заурядным. А я не успел понять этого. Видно, правы те из моих ребят, кто между собой, думая, что я не слышу, переговариваются: главарь стар и слаб, теряет нюх. Даже Билли, самая преданная, ближайшая моя последовательница, всё чаще сомневается, и я слышу нотки неодобрения в её голосе, а ведь с неё берут пример и остальные китобои. Однако они, как всегда, послушно вышли со мной на дело в тот день. Хотя лучше бы взбунтовались и прирезали меня в одной из подворотен этого проклятого города, не дав добраться до Башни. Не позволив выломать тот единственный болтик в механизме, удерживавший громадную машину государства в целости…
Хотя и это не помогло бы.
Только теперь я полностью разглядел комбинацию, разыгранную Им, начатую ещё давно игру на этой доске, где все мы являемся фигурами. Движущимися по клеткам — и падающими за край, когда приходит время… Осознание всего этого сводит меня с ума.
Я на всё готов пойти ради долгожданного покоя для стареющего тела и измотанной души. Но пока что сам себе не могу позволить его.
Столько раз я застигал врасплох беззащитных людей, не готовых увидеть перед собой убийцу — а теперь сам настигнут ассасином по имени совесть, хотя был уверен, что с ней в своей жизни уже не пообщаюсь. И всё, что мне остаётся — попытаться если не исправить совершённое, то хотя бы немного перевесить чашу весов. Правда, в моём случае это так же эффективно, как тушить пожар плевком. Но мне нужно завершить это хотя бы ради самого себя.
Я знаю, что ты скоро придёшь ко мне. И, что бы я ни успел сделать до этого момента, не буду ждать смягчения приговора. Я понимаю, что сейчас творится в тебе. И осознаю, что отнял у тебя не просто повелительницу и подзащитную.
Самолично я не сталкивался с тем, что прежде удерживало в целости твою душу, но видел, что оно творит с другими — это воспеваемое чувство, которое наполняло тебя жаждой жизни все эти годы, одно из нескольких, способных толкать человека вперёд, дальше от пропасти, по краю которой мы все ходим. А я заставил тебя повиснуть над этой пропастью на тонком волоске. Вглядеться в неё. Никто не ожидал, что ты не только выберешься из-за этого края, но и начнёшь искать виновных в этом — чтобы заставить их увидеть хоть толику того, что заглянуло в тебя оттуда.
Я не буду сопротивляться, когда ты пинком отправишь меня туда, за край. Я заслужил эту бездну. И раз уж о ней речь… Не думай об этом как о попытке переложить свою вину на черноглазого ублюдка, но, не будь на моей руке этой метки, эта история пошла бы по совсем иной колее. Лучшей или худшей — вряд ли известно даже Ему, просто… по другой. Может, в ней не было бы места для старого ассасина. А может, у него была бы уже иная роль.
Но сейчас мы все там, где оказались.
Знаешь, а тебе в чём-то даже проще. Твои мотивы чисты и прямолинейны. Гнев и жажда мести — одни из самых честных, незамутнённых человеческих чувств. Ты ясно видишь свой путь, пролегающий замысловатыми изгибами по улочкам этого агонизирующего города, и в конце концов он приведёт тебя к цели.
Моя же цель… Даже Бездна вряд ли знает, к чему я в конце концов стремлюсь, как определяю своё предназначение.
Ты — олицетворение надёжности, ты создан, чтобы оберегать, и ты это знаешь. И тем более теперь эта миссия как никогда ярко сияет перед тобой.
А мне… да просто бросить бы это всё, послать весь мир к черноглазому и провести остаток жизни где-то подальше отсюда, от интриг и предательств, от нищеты и аристократии, от еретиков и смотрителей, от этой магии, будь она тысячу раз проклята… Я устал. Устал обрывать жизнь одних и взамен поддерживать её в других — как будто я или мои заказчики имеем право судить, как будто мои китобои, которых я спасаю, чем-то лучше, чем те люди, что окончили свой путь на лезвии моего клинка — старого и надёжного, но тоже осточертевшего мне, как и всё здесь. Этого ли я желал когда-то?
Как бы то ни было, отведённое для игрищ время подходит к концу. Пора принимать решения.
Приходи — и я встречу тебя как старого друга, соотечественник.
Приходи — и мы решим нашу последнюю проблему. Ты совершишь свой суд во имя той, в чьей судьбе решающую роль сыграли двое безродных уроженцев Серконоса, хотя всю жизнь её окружало лучшее общество Гристоля. Злая ирония… И я знаю, кого это изрядно веселит. И сейчас я ненавижу его так же сильно, как и в тот день, когда он преподнёс мне свой проклятый подарок.
Приходи. И не растеряй по пути свой пламенный дух возмездия. Пусть он выжжет остаток моей души дотла.
Не могу обещать, что не буду сопротивляться этому.
Но ты всё-таки приходи.