☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

Як тобі сказати? -

Без тебе не можу спати.

І місяць по кімнаті,

Розкинув сатин.

Очі тобі зав'яжу

І серце своє покажу,

Тобі про все розкажу

З настільних картин.

Чонин сидел за столом в небольшой кухоньке и клевал носом. Душ, который должен был взбодрить, прошёл как-то мимо сознания. И лишь мокрый ворот футболки от стекавших по смуглой шее капель напоминал о том, что он таки там был. Перед носом выросла большая чашка в забавном чехольчике с улыбчивым лисом в смокинге.

– Твой горячий шоколад.

Чонин поднял глаза и встретился с тёплым взглядом любимого, что по-доброму лучился за стёклами очков.

– И твой завтрак, – возле чашки появилась тарелка. Чонин облизнулся, но не ароматный пар стал тому причиной. 

Во всём как всегда был виноват он – Ким Минсок. Он был невозможен и невероятен. От кончиков волос до вечно холодных пяток. Чонин любил всё в Минсоке и не знал, что заводит его больше: когда Мин был мягким, податливым и послушным или когда сам накидывался на пришедшего Чона, когда он был в строгом костюме или таким, как сейчас, в смешных домашних тапках, мягких штанах и в синей Чониновой кенгурухе, всё ещё всклокоченный ото сна. Минсок был разным, но одинаково заводил Чонина вне зависимости от ситуации. Мин принадлежал только ему. 

Кто другой бы махнул рукой и сказал, что в нём нет ничего такого, но что Чонину до других?! Если одним взглядом пронзительных лисьих глаз Минсок мог передать столько чувств, что Чонину иногда становилось страшно. Ведь стоило старшему лишь повести бровью и взглянуть поверх очков, как учинённый в квартире беспорядок тут же испарялся усилиями Чонина, который чувствовал себя пристыженным ребёнком. Хотя да, это он и раскидал вещи, обувь поставил чёрт знает как и задники безбожно смял, а то, что он летел окрылённый страстью и желанием поскорее прижать к себе слабо брыкающегося Минсока, конечно же, не в счёт. Но при том стоило лишь хитро прищурить лисьи глаза и сверкнуть ими из-под опущенных ресниц, как у смертельно уставшего от выступлений и тренировок, валяющегося тюленьчиком в тёплой постельке и мечтавшем просто поспать Чонина, тут же вставало.

Чонин млел от кожи Минсока. От бархатистого ощущения под пальцами, от разницы оттенков кожи. Такого невероятно красивого сочетания, что порой хотелось плакать только от этого. Потому что Мин никогда не обращал внимания на светлокожих актёров или певцов в те редкие моменты, когда они умудрялись посмотреть телевизор, а не упиваться друг другом. И именно Минсок не уставал повторять, что смуглая кожа – это дар. Потому что под ней течёт огонь. И Чонин огонь, так что пусть наплюёт на хейтеров и сассенов. Что Чон и делал, потому что Мин смог убедить его в своей красоте той слегка наивной искренностью, которой обладал лишь его любимый.

Если бы с рук,  ног, бёдер или ягодиц Мина были написаны картины, то они  заняли бы достойное место среди произведений искусств самых именитых художников. Чонин был уверен, что даже Микеланджело восхитился бы телом его любимого. Хотя он и не готов был показывать своё сокровище никому и страшно нервничал, когда Мин сменял строгие брюки на дырявые джинсы. Выпускать его в таком сексуальном виде не хотелось категорически. Потому что он не мог пойти с ним и это выбешивало. Потому что кто-нибудь обязательно обратит внимание на его чудо и начнёт представлять непотребства. А с упоением и некоей одержимостью оглаживать упругие ягодицы и округлые бёдра своего личного бога мог только он, Чонин. Как и закидывать его ноги себе на бёдра, чтобы прижаться потеснее и поймать тихие стоны.

Губы Минсока приковывали взгляд, манили и отвлекали от сути беседы. Спокойно наблюдать за тем, как Мин пьёт чай, мог только умалишённый. Потому что когда эти мягкие губы припадали к чашке или когда по губам проходился влажный язычок, свет в голове Чонина гас. Стоп-сигналы, стопы-повороты, шлагбаумы и запреты летели ко всем чертям. Иногда Чонин не мог сосредоточиться и вникнуть в сказанное любимым, стоило лишь перевести глаза на блестящие пухлые губки. И всё, пиши пропало. Чонин зависал и отвиснуть мог лишь в случае, если получал поцелуй. А лучше не один, а сотню. И ещё… И в разы приятнее, когда припухшие от поцелуев губы приоткрывались в стоне и шептали его имя. Молили не останавливаться или признавались в любви. 

Небольшие светлые ладошки Мина, которые тонули в его больших смуглых вызывали приступы умиления и желание затискать. За что Чонин не раз огребал и получал выговор по поводу того, что не всем быть такими дылдами с огромными лапами. Но Чон всё равно по ночам выцеловывал пальчики и любимые ладони, пока Мин спал.

Чонин обожал приятный мягкий тембр голоса Мина и мог слушать его часами. Когда тот говорил с ним по скайпу, говорил о произошедшем за день или рассказывал историю на ночь. Даже когда отчитывал Чонина за то, что он не берёгся и выматывал себя.

Не отвлекать работающего Минсока было невозможно. Он нечасто был загружен в их встречи, стараясь сделать всё, чтобы потом не отвлекаться. Но иногда не успевал, когда Чонин приезжал внезапно. И тогда Мин выглядел таким сосредоточенным и занятым, что Чонин не мог сдерживаться. Закушенная губа или лёгкая улыбка при проверке сочинений – это всё будоражило и возбуждало. И Чонин не мог отказать себе в удовольствии потревожить чувствительную шею дыханием или поцелуем, забраться под футболку, огладить твёрдые мышцы спины и пресса, царапнуть сосок или прикусить мочку уха. Иногда Чонин мог позволить пошалить серьёзнее, забравшись под стол, если работу действительно можно было отложить на время, и тогда Минсок, погружённый в работу, вздрагивал от шаловливых пальцев, губ и языка, откидывался на спинку стула и шире раздвигал ноги, забрасывая конспекты и подготовку подальше, и тонул в ласках. А потом вжимался в гибкое, натренированное тело, до треска стискивая простыни и подаваясь навстречу.

Мин был сильным, гораздо сильнее Чонина, и это заводило. Чонин часто просил любимого взять его на тренировки и несколько часов к ряду смотрел, как тот обучает детей кендо. Как ученики послушно выполняют киракаэси, подчиняясь голосу учителя. И Чонин замирал, когда Минсок показывал приёмы одзи-вадза или сикакэ-вадза. Потому что это было похоже на завораживающий танец, опасный, смертоносный, но не менее красивый. В такие моменты Чонина переполнял трепет и именно в такие моменты, когда он был рядом с Минсоком, придумывались самые удачные и прекрасные танцевальные номера. 

Порой Минсок мог быть жёстким и смело высказывать своё мнение, но это не мешало быть мягким и заботливым в остальное время. Его обаянию было невозможно противиться, а Чонин и не собирался, наслаждаясь обществом.

Все заморочки Минсока были не менее прекрасны. Создавая ими полноценный образ и подчёркивая уникальность. Потому что, если бы у Мина не обнаружилось каких-то странностей и некоторых неприятных черт характера, впору было бы задуматься, а не приснился ли он.

Весь идеальный Ким Минсок был достоин быть увековеченным. В книгах, нет, в серии книг, картинах, фильмах и учебниках. Чтобы все знали, что такое совершенство. И понимали, как повезло Чонину владеть им.

И сейчас Чонин без сожаления отодвинул свой ранний завтрак, скинул влажную у ворота футболку, тихо прокрался, ступая босыми ногами по холодному кафелю кухни,  к стоящему к нему спиной Мину, который собирал ланч-бокс для Чонина, набивая его вкусностями, и обнял со спины, сцепляя руки в замок. Положил подбородок на плечо, ожидая окончания милой сердцу возни, прикусил мочку уха с бунтарской серьгой, лизнул шею и подул на неё. Рука Минсока дрогнула, и он с трудом закрыл ланч-бокс, сглатывая и разворачиваясь в объятиях. 

– Хочу тебя, – прошептал Чонин, оторвавшись от чужих губ и заглядывая в прищуренные глаза.

– Ты всё время хочешь, – хмыкнул Минсок, снимая очки, но откинул голову, позволяя целовать шею.

– Как и ты, – засмеялся Чонин, сверкая улыбкой, устоять перед которой Мин не мог, не хотел, да и не умел. 

– Как и я, – согласился Минсок, позволяя усадить себя на кухонную тумбу и стянуть тёплую кенгурушку, чтобы в следующее мгновение быть притянутым к горячему телу и вздрогнуть от соприкосновения с чужой кожей.

– Чонин, может не стоит? – Мин с трудом отстранился и вздрогнул от прохлады воздуха, отличной от тепла, даруемого Чонином.

– Стоит, – Чонин поцеловал Минсока в плечо, – ой как стоит, – прошёлся языком по ключицам, – на свою же тренировку могу немного опоздать, учитывая, что сейчас я как раз собираюсь изрядно размяться.

Они никак не могли насытиться друг другом и напоминали влюблённых в начале отношений.  И никто не знал, что на самом деле вместе они уже почти семь лет. Так много и так мало. Мало, потому что им было мало друг друга, постоянно хотелось большего. А много… Семь лет – это достаточно большой срок для пар. В жизни всё так относительно.