☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

Тримай мене міцно

Одною рукою,

Так сильно і ніжно

Вбивай мене...

Віддай мені муку

Своїми руками,

Моїми губами лікуй,

Лікуй себе...

Чонин открыл глаза и подскочил на кровати с колотящимся сердцем. Он отказывался верить, так не могло случиться и так не было. Точно. Это ошибка нелепая ошибка или дурацки розыгрыш. Его Минсок не мог…не мог.

Он потянулся к телефону, набрал заученный номер и приложил трубку к уху. Гудки. Гудки. Гудки. Гудки. Потом в трубке что-то щёлкнуло, и Чонин расслабился, но вместо любимого голоса – «Абонент не может принять ваш звонок. Если вы хотите оставить сообщение, дождитесь звукового сигнала». Вновь пустилось вскачь. Нет. Нет и нет. Не может быть.

Чонин свалился на пол, путаясь в джинсах. С третьего раза не попал в рукав рубашки, бросил её на пол и прошёлся по ней, даже не заметив, в поисках футболки. Выскочил из комнаты, нервно огляделся в поисках ключей, схватил их, натянул кроссовки, с мясом выдирая крайние петли шнурками и уже на ступеньках натянул куртку.

Мотор взревел и Чонин, опустив защитное стекло шлема, понёсся на другой конец города. К месту, где всегда его ждали. Даже не так, не к месту, а к дому. Настоящему дому, а не дорогущей квартире. Потому что дом – это место, где любят. А там его любили. Там был не просто дом. Там был его мир. Его Минсок. 

Чонин отчаянно смаргивал злые слёзы. Потому что не должно быть так. Не может. И плевать, если менеджер отправит его к психиатру. Даже если в психушку упрячет. Плевать, что он не впервые срывался среди ночи к пустой квартире и плакал потом на могиле. Плевать на всё. В чём смысл карьеры и денег, любви фанатов и даже танца, если нет рядом ЕГО? Если именно ОН, как оказалось, был смыслом его жизни?

Открытые участки кожи секло холодным ветром. Футболки и лёгкой куртки явно было недостаточно, щиколотки и вовсе занемели. Лишь пожар в груди разгорался и до боли сжатые зубы, казалось, готовы были крошиться.

Два раза пролетев на красный, подрезав несколько машин, он затормозил у знакомого подъезда. Взлетел по ступенькам, не став дожидаться лифта, и лишь на нужном этаже колени сделались ватными. Каждый шаг давался с трудом, но Чонин упрямо переставлял ноги и выравнивая внезапно сбившееся дыхание.

Чонин подошёл к двери и нажал на кнопку звонка. И ещё раз и ещё. Но ни звука не послышалось из-за двери. Чонин с трудом сдержал рвущийся крик и забарабанил в дверь. На стук высунулась заспанная соседка:

– Если ты не угомонишься, я вызову полицию, так и знай! – пригрозила немолодая женщина с всклокоченными розовыми волосами и дикой зелёной маской на лице. – И вообще, мог бы и ключом дверь открыть или напился до зелёных чертей и скважину найти не можешь?

Чонин замер, уставившись на вспыхнувшую от пристального взгляда соседку, анализируя сказанное. А ведь действительно, у него были ключи. Как он мог забыть?! Соседская дверь хлопнула, и мужчина остался один.

Он судорожно похлопал себя по карманам и вытянул из заднего кармана джинс связку ключей. Долго смотрел на неё и решался, наконец, вставил ключ в замок, повернул. И замер в нерешительности. Но всё же толкнул дверь и столкнулся с кем-то нос к носу. Точнее губами к носу. Тёплому и любимому.

И Чонин сгрёб мужчину в охапку, зарываясь холодным носом в волосы, вдыхая родной аромат. Прижал к себе забрыкавшееся тело, чуть не заплакав от облегчения, лишь задушено всхлипнул и прижался крепче. Минсок тоже всхлипывал и горячо дышал в шею, сминая в кулаках куртку.

– Держи меня крепче, – тихо-тихо в районе ключиц.

– Люблю тебя сильнее танца, веришь?

Минсок кивнул, но всё же спросил:

– Но контракт?

– Плевать на него. На всё. Главное – ты. Всё остальное ерунда. Лечи меня собой, слышишь?

И Чонин был честен. Потому что действительно плевать на контракты и карьеру, лишь бы рядом был Минсок. Чонин понял, что весь пережитый ужас последних лет – всего лишь сон. Кошмарный, безумно ужасный и до тошноты реалистичный. Многослойный сон во сне. Навеянный ссорой и вызванный душевной болью. Но всё-таки сон. Всего лишь очень яркий страшный сон, который расставил всё на свои места, позволив определить, что в жизни важнее.

Тот ужас ушёл, растаял, а Мин вот он, в его руках, сонный и растрёпанный, такой родной в смешном кигуруми. Живой. Тёплый ото сна. И от этого мир расцвечивался яркими красками, хотелось кричать и петь. Чтобы все знали. Хотелось никогда больше не отпускать любимой руки. Держать крепче, обнимать и целовать, дарить тепло, любовь, наслаждение и всего себя. Каждый день, каждую минуту. Потому что Чонин понял, что в любой момент может не стать чего-то важного, чего-то жизненно необходимого и родного.

Минсок вновь умудрился уснуть в наушниках, что уже отлетели в сторону дивана. Мин хотел было возмутиться, но вместо этого счастливо улыбнулся, позволяя расстегнуть молнию кигуруми. Так его ещё Чонин не будил. Хотя сначала в Минсоке поднялось раздражение и желание поколотить нарушителя спокойствия, явившегося среди ночи. Злость за вчерашнюю ссору и выбор Чонина. Но как можно оторваться от любимых губ? Как можно не поверить в слова, что были чем-то большим, чем признанием в любви?

Чонин был готов сделать всё, чтобы только слышать любимый голос и чувствовать рядом иногда строгого, но такого своего, родного и нужного  Минсока. Вновь безбожно смять задники кроссовок; забросить ключи, которые потом нужно будет искать; рассыпать сладости из конфетницы; неосторожным движением смахнуть конспекты со стола; вжать Мина в стену, так что вновь покосилась многострадальная картина; разбросать одежду по квартире, чтобы завтра снова получить нагоняй. Чонин готов к этому. 

Лишь бы сейчас не отрываться от любимого тела, дарить наслаждение и пить с родных губ дыхание и стоны, срывающиеся и мелодичные. Только бы мягкие губы помечали его шею, бёдра до боли и хруста сжимали рёбра, а язык скользил по ключицам.

Лишь бы любимые руки блуждали по телу, ласкали шею, спину, плечи руки, оглаживали ягодицы и вжимали в себя ещё ближе, ещё сильнее, ещё неистовей и вцеплялись крепкой хваткой, скручивали кожу, задевая мышцы, оставляя следы. Потому что так сильно метить кожу Минсок мог лишь в моменты особо сильного наслаждения.

Лишь бы любимые глаза мерцали тем неизбывным светом, скрываясь под тенью ресниц, а веки трепетали от наслаждения. Только пусть эти лисьи глаза улыбаются, сверкая искрами веселья и лучась счастьем, смотрят то с дикой страстью, то с невыносимой нежностью. 

Лишь бы Минсок был просто рядом, был собой и был жив. А уж Чонин сделает его счастливым. У него всё получится, он теперь точно знает, чего хочет и в чём смысл его жизни. А держать любимую руку теперь будет крепко-крепко, куда сильнее, чем прежде. И не просыплет больше сквозь ладони песчинки времени, теряя мгновения счастья.

Приятная нега разливалась по телу, смывая следы оргазма, и скатывалась с кожи лёгкой дрожью былого возбуждения. Уютное тепло упоения сменяло жар страсти и блаженство окутывало душу. Они потянулись друг к другу вновь и одновременно губами в губы произнесли: «Люблю тебя. Держи меня крепче».