☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼

– То есть… – Сехун поднял взгляд, и Минсоку стоило больших усилий, чтоб сдержаться и не хмыкнуть. – Ты не такой и гад.

При их разнице в росте Сехун умудрялся смотреть на него снизу вверх. И это откровенно веселило. Минсок смотрел прямо и старался не улыбаться во весь рот – Сехун был таким растерянным, как потерянный котёнок, не верящий, что обрёл хозяина.

От осторожного прикосновения к горящему месту укуса Минсок дёрнулся и сузил глаза. Сехун убрал руку и как-то уменьшился весь. Минсок поднял его голову за подбородок, всматриваясь в лицо.

– Всё нормально?

– Ага, – неуверенно кивнул Сехун, отводя глаза и кивая на мыльную воду в ванной. – А почему полотенца в ванной плавают?

– Ты вчера кричал, что котики не должны купаться в одиночестве, но я не хотел составлять тебе компанию, пока ты самоудовлетворялся. Ты долго шумел и возился, потом стонал так, что у кактусов колючки обсыпались. А когда затих, я испугался, думал, что-то случилось, и зашёл. Ты довольный, как кот, наевшийся сметаны, сидел в ванной, а вокруг плавали полотенца. На мой вопрос ты ответил, что у котиков лапки по ванной скользят.

– Боже, какой бред, – вздохнул Сехун, закрывая глаза. – Стыдобища.

– Да ладно. Но поясни, зачем тебе мыльные пузыри? Бенгальские огни ты хоть пытался зажигать силой мысли и грозился сжечь здесь всё, если я не утолю твоё желание.

– И как? Утолил?  – спросил Сехун, искренне надеясь, что не творил больше никаких непотребств.

– Да, я водички принёс, и ты успокоился, – хихикнул Минсок, глядя на затихшего Сехуна.

– Я люблю мыльные пузыри. Они так переливаются цветами красиво, улетают далеко и уносят прочь тревоги, – Сехун тронул пальцами серёжки Минсока и мечтательно  заулыбался. – И запах бенгальских огней люблю. Но я не знаю, зачем всё это купил. И зачем я пил?

– Ты ещё пел песню про космического мужика и хихикал, настаивая на том, чтоб  я в форточку врывался, а не в дверь входил, – добавил Минсок, оглаживая изгибы тела, которые так хотелось потрогать ещё и ещё. Он никак не мог убрать руки, да и не хотел, если честно.

– Я вёл себя, как дебил, – совсем приуныл Сехун, а Минсок совсем осмелел, проводя ладонями по спине, ягодицам, животу, груди  и бёдрам Сехуна.

– Ты почти всё время был милым, – успокоил его Минсок и поцеловал под ключицей, ловя кайф от подрагиваний Сехуна. – Кроме вот таких моментов, как сейчас.

– Не понял. А что сейчас? – закипел Сехун и упёр руки в бока, отталкивая от себя  Минсока.

– Как тебе сказать, ты такой взъерошенный, привлекательный,  со стояком. Или это телефон мне в живот только что упирался?

– Что!? – покраснел Сехун, прикрывая пах ладонями. – Я не виноват. Оно само.

– Ага, – хихикнул Минсок, но почувствовал, как дыхание окончательно потяжелело от вида возбуждённого и обнажённого Сехуна.

– Это значит, что я гей? И не ведать мне теперь покоя в нашем обществе. Меня осудят и будут тыкать пальцами, – проскулил Сехун. Поджал губы,  поник плечами и всхлипнул.

Минсок подошёл к Сехуну и тронул за ладонь, провёл по ней вверх, пробежался пальцами по шее и вновь тронул подбородок. Погладил ключицы и грудь, ухмыляясь от острой реакции Сехуна, который покрылся мурашками и задышал с надрывом, кусая губы.

– Сехун, какая разница, если тебе приятно? – Минсок поцеловал Сехуна в ключицу, обнял за шею, наклоняя его к себе, чтобы тронуть кончиком языка пересохшие губы. – И мы не скажем никому, хочешь?

– Хочу.

Сехун ответил на поцелуй, прижимаясь к Минсоку, вплетая в длинноватые волосы пальцы, Минсок опустил руку на сочную ягодицу и сжал. Сколько он об этом мечтал, не распознавая до вчера свой интерес к такому манящему и дерзкому Сехуну. Сехун застонал, потираясь пахом о живот Минсока,   но почти сразу напрягся и округлил глаза.

– Боже, меня сейчас стошнит, – простонал он, отталкивая Минсока и подбегая к унитазу.

– От меня? – уныло поинтересовался Минсок, не в силах оторвать взгляд от оттопыренной задницы со следами своих пальцев. Он уже успел подумать, что лучше бы согласился на вчерашние пьяные уговоры.

– Ким,  – пробулькал Сехун, – выйди…

Минсок пожал плечами и вышел на кухню, кусая губы. Мысль повторно споить Сехуна медленно зрела в его голове. Он и так полночи провозился с пьяной рожей, отбиваясь от приставаний соблазнительного парня, а потом яростно мастурбировал в душе, сгоняя дикое возбуждение. Всё с этим Сехуном через пень-колоду.  Минсок повозился в аптечке в поисках лекарства, вернулся в ванную со стаканом антипохмелина, и застал Сехуна с почему-то белым пальцем во рту.

– Ты чего? – удивился Минсок, приземляясь на бортик ванной. Перевёл глаза на плавающие полотенца и вытянул пробку из ванной, будто завороженный наблюдая за воронкой, мысленно давя возбуждение, которое никуда не собиралось уходить.

– Зубы чищу, – пробубнел Сехун, давясь зубной пастой от вида возбуждённого Минсока.

– Пальцем?  – для верности уточнил Минсок и усмехнулся от нелепости происходящего. Сехун застыл с пальцем за щекой, призывно приоткрытыми губами в пене, и Минсок тяжело сглотнул, прогоняя непрошеные видения.

– Эээ, да… – кивнул Сехун и продолжил водить пальцем по зубам.

– В шкафчике есть нераспечатанная щётка, – Минсок кивнул на шкаф и поудобнее перехватил стакан с шипящим лекарством.

– Всех к себе водишь? – надулся Сехун, чем откровенно позабавил Минсока. – Щётки у него запасные…не кровать, а траходром...

– Во-первых, я в монахи не подавался, или ты думал, что у меня обет? Во-вторых, ты единственный, кроме Бэкхёна, кто был в этой квартире. В-третьих, щётку я себе купил, заменить просто не успел. И в-четвёртых, на этой постели кроме меня никто не спал до тебя. Понял?

– А тусовки? – промямлил Сехун, засовывая новую щётку с зубной пастой  за щёку и старательно избегая смотреть  зеркало, откуда за ним наблюдал Минсок.

– А тусовки в пентхаусе, – махнул рукой Минсок. – Об этой квартире знают только свои. Дочистил зубы? Пей, поможет.

Сехун взял трясущейся рукой стакан и забулькал лекарством, морща нос и отфыркиваясь. Он продолжал избегать взгляда,  и Минсоку надоело ждать ответа, он нахмурился и прямо спросил:

– Ты ответишь на поставленный ранее вопрос? Тебя от поцелуев со мной тошнит? Или от меня?

– От твоих колебаний и нерешительности тошнит, – фыркнул Сехун, поднимая глаза на Минсока.

И почти сразу Сехун застонал, роняя стакан, который к счастью не разбился, а закатился под ванную – Минсок одним мощным движением вжал Сехуна в стену, сгрёб в ладони упругие ягодицы и прижался всем телом. Сехун сделался податливым, словно плавленый воск, он таял в его руках и постанывал от простых прикосновений, и Минсок понял, что теряет голову.

Ему стоило огромных усилий сохранять адекватность и не завалить Сехуна прямо здесь, чтобы взять его жаждущее тело без должной подготовки. Сехун так рьяно отвечал на поцелуи и тёрся о него стояком, что Минсок, глухо рычал, и сжимал то бёдра, то ягодицы Сехуна всё сильнее.

Не отрываясь от поцелуя, он пошарил в навесном шкафчике и выплеснул себе на руку массажное масло. Рукой в смазке он обхватил член Сехуна в плотное кольцо, заставив  того закатить глаза, второй сжимал ягодицу, вылизывая попутно шею, и потираясь о бедро Сехуна, когда в коридоре зашумели.

– Твою мать, – прошипел Минсок, отстраняясь от раскрасневшегося Сехуна. – Сиди здесь, – бросил он Сехуну и вышел из ванной, злой, как чёрт. – Кто-то сейчас огребёт.

В коридоре стояла всклокоченная мать и декан собственной персоной. Он тушевался и прятался за спиной старшей сестры, топтался и громко сопел. Минсок вскинул бровь, и декан стал яро потеть. Как он такой трусливый посмел сюда заявиться, вопросов не вызывало. Именно трусостью оказалось нажаловаться его матери.

– Сына, а когда ты геем стал? – прогремела мать. – Мы же всегда делились друг с другом всем. И тебе девушки нравились всегда. Почему не сказал?

– Ма, я не гей, – невозмутимо ответил Минсок и покосился на декана, тихо добавив так, что его услышал только он, но не мать. – С тобой мы ещё поговорим.

– Что ты себе позволяешь? – прошипел декан, сверля его взглядом, пока не начал кашлять от вида топорщащегося полотенца  на Минсоке. И вновь пошёл пятнами. Расписными, не на каждом предмете утвари с росписями увидишь.

– Всё, – хмыкнул Минсок и прошёл за матерью в гостиную, оставляя пыхтящего старым чайником дядю за спиной в коридоре.

– Но брат сказал…

– Мам, – вздохнул Минсок и посмотрел на надувшуюся мать. Её не столько его ориентация заботила, сколько то, что он умолчал и не рассказал всё, - на заборе тоже много чего написано. Или если дядя скажет, что спит со своими студентами и студентками, ты ему тоже поверишь? – фыркнул Минсок и постарался незаметно обернуть валяющимся на кресле полотенцем внушительный стояк.

– Что ты несёшь, какие студенты? – сразу же ощетинился декан, заглядывая в комнату и раздувая ноздри.

– Аааа, – протянула мать, разворачиваясь на брата, –  то есть то, что ты спишь со студентками, ты не отрицаешь?! А жена в курсе? Или мне ей позвонить и уточнить?

Декан сглотнул и побелел, опёрся на стену, и решил присесть на пуфик прямо у входной двери, Видимо, чтобы быстро ретироваться, решил Минсок. Мама умела вводить в ступор, хотя зачастую это делала так невинно и естественно, что мало кто мог подумать, что она ещё та ехидина, кайфующая от своих скрытых шуток. Минсок оскалился в улыбке, адресованной дяде, и повернулся к матери.

Мать посмотрела на Минсока, тронула укус на его шее и вскинула брови, но не прокомментировала, зато от материнского взгляда на полотенце ему сделалось неловко. И он зашёл за кресло, прикрываясь его спинкой. Мама, конечно, заставала их с девушками в самых нелицеприятных позах, но почему-то именно сейчас сделалось неловко.

– Мы тебя отвлекли, – констатировала мать, глядя на Минсока. – Прости. Закончишь чуть позже, – она пожевала губу и посмотрела на Минсока, который и не пытался прятать от неё взгляд. – Мне неприятно знать, что у тебя есть тайны и ты не поделился. То есть ты отрицаешь то, что ты гей?

– Да, отрицаю, потому что я  пан-сексуал, – ответил Минсок.

– Кто это? Почему не знаю? Что за зверь этот «пан-сексуал»? – недоумённо спросила мать, поджав губы.

– Это значит, что  он одинаково может поиметь и парней, и девушек, и наверное, инопланетян, и ему всё равно, кому присунуть, мальчик-девочка, какая в жопу разница, – подал голос декан и тут же вновь сжался под тяжёлым взглядом Минсока, а потом и вовсе потух, когда на него посмотрела сестра.

– Никаких больше девушек, – закричал Сехун, вылетая из ванной. – Я протестую!

Минсок закашлялся, декан побагровел с мелкими белыми пятнами и стал похож на мухомор, а мать молча уронила челюсть. Негодующий Сехун прикрывался лишь пушистой мочалкой, на ключице виднелся вчерашний укус, а на бёдрах явственно проступили следы небольших ладоней Минсока. Всё было очевидно, хоть и невероятно.

– О,  вот и он, избранник сына твоего, – вновь подал голос декан, гадко улыбаясь Минсоку, который лишь сильнее вздёрнул бровь и оскалился от нелепости сказанного.

– Заткнись, – улыбнулась дяде мать, и Минсок, не скрываясь, хихикнул. Матери он не боялся, хотя и старался не выводить её из себя. – К тому же он и твой племянник ко всему, не забывай.

В дверь квартиры поскреблись, и вошёл Бэкхён. Несколько раз открыл, а потом закрыл рот. Посмотрел на декана, нахмурился, и Минсок вспомнил, что никто не был в курсе, что декан – его дядя, оценил полуодетого Минсока, стоящую рядом госпожу Ким, а потом перевёл взгляд на голого, но пышущего праведным гневом Сехуна.

– Я, пожалуй, позже зайду, – пробормотал Бэкхён и вылетел за дверь. Минсок приложил ладонь ко лбу и покачал головой. Предстоит многое прояснить с лучшим другом. Слишком многое. Кхм. Зато Сехун даже в лице не изменился. То ли декана не заметил, то ли был настолько возмущён происходящим, что не нашёл слов.

– Как тебя зовут, золотце? – спросила мать, по-настоящему мило улыбаясь Сехуну. Такое бывало редко, мать в ежовых рукавицах держала фирму, и за спиной её иначе, чем «Барракуда» не называли, потому мягкая улыбка, адресованная Сехуну, была большой редкостью. Только дети удостаивались улыбок.

– Сехун, – промямлил Сехун, сжимаясь под взглядом женщины и декана, которого он только сейчас заметил. Минсок зыркнул на декана, а тот поник. Сехун быстро перевёл взгляд на Минсока и слабо улыбнулся.

– Одобряю, – сказала мать, окинув взглядом Сехуна, а потом посмотрев на зависшего Минсока. – Таким горящим взором на моего сына смотрят нечасто. А уж такими сверкающими глазищами он не смотрел ни на кого. Главное – счастье ребёнка. И неважно, какого пола это самое счастье. Отец, конечно, поерепенится, но я найду к нему подход.

Сехун подавился, и замер, давя кашель, было видно, что он хотел бы откашляться, но боялся уронить мочалку, Минсок покосился на улыбающуюся мать, пытаясь осмыслить её слова, а дядя просто что-то булькал в углу, пытаясь переварить происходящее.

– Отца я подготовлю к такой новости. Но скорое прощение не обещаю. Удачи, – проговорила мать, и развернулась, чтобы уходить. – Предохраняться не забудьте, – рассмеявшись от такой шутки, мама похлопала Минсока по плечу и вновь мило улыбнулась Сехуну. – Минсок, мой мальчик, будь с ним нежен, знаю, какой ты у меня темпераментный. А ты, – она посмотрела на брата, – на выход. Разговор есть.

–  И да, будь со мной нежен, – фыркнул Сехун, глядя сначала на Минсока, а пото переводя взгляд на сверкающего глазами декана, но уронил мочалку от ответного злого взгляда, вновь сменившегося бульканьем и тихими ругательствами.

– Что это было? Приступ ревности к девушкам, котёнок? – хищно оскалился Минсок, пропуская часть слов и желая выяснить, что побудило Сехуна выскочить из ванной чёртиком из табакерки и явить свой голый зад его матери.

– Какая ревность, о чём ты? – удивился Сехун, подбирая мочалку с пола. – Было бы кого ревновать.

Минсок зарычал и двинулся на ойкнувшего Сехуна. Сехун медленно отступал в ванную, а Минсок продумывал, как сдержать себя и полноценно подготовить Сехуна к сексу, а не наделать глупостей, которые бурлили адреналином в кипящей крови.

– Ой, боюсь, боюсь,  – фыркнул Сехун, но оступился и загремел на пол, так и не дойдя до ванной.

Сверху приземлился Минсок, заводя руки Сехуна вверх и фиксируя. Жадно поцеловал жаждущие губы, провёл языком по шее, прикусил мочку. Руку, что всё ещё была в масле, просунул между тел, обхватывая кольцом полувозбуждённую плоть,  и жарко прошептал в ухо Сехуна:

– Ничего, ещё немного, и ты познаешь все радости секса, а пока обойдёмся руками.

– Гадский Ким Минсок, – простонал Сехун, подаваясь бёдрами навстречу.