☼☼☼☼☼☼☼☼☼☼
Минсок смотрит, как Чонин садится в машину, и как она скрывается из виду, но так и стоит, опираясь о косяк. Солнце кладёт длинные тени на крыльцо, и они неспешно ползут к ногам Минсока, он вздрагивает и захлопывает дверь. Без Чонина в доме пусто, Минсок не знает, чем себя занять, и совершенно не понимает, как будет выходить на работу, если он ничегошеньки в ней не смыслит. Но он пока в отпуске, и есть время хотя бы понять, кем он работает.
Он ходит по дому, мыкается из комнаты в комнату. Пока рядом был Чонин, всё было ясно и понятно. Вот он полностью Чонина, а Чонин его, и больше ничего не нужно знать. А теперь всё непонятно и запутано. Он не уверен, что сможет справиться со всем, учитывая, что стоило Чонину ступить за порог, как внутри зародилась глухая тревога.
Минсок трогает всё, пытается убедиться в реальности происходящего. Дерево на ощупь гладкое, а вот камни у камина шершавые, чашка с чаем горячая, а зефирка из холодильника прохладная. Он как ребёнок, который познаёт мир прикосновениями, он напитывается энергией и прокручивает в голове всё, что было за эти дни.
Чонин кажется воплощённой фантазией Минсока, пусть и характер ещё тот, но за ним, как за каменной стеной, с ним не страшно. Но Минсоку до боли страшно за Чонина. Он не понимает, как он мог спокойно ждать Чонина из миссии, когда все мысли крутились вокруг горячих точек и ужасов войны.
Минсок их гнал от себя, занимаясь чтением и изучением дома. То тут, то там он находит записки от Чонина и ответы, написанные его собственной рукой. Минсок уверен, что эти двое, Чонин и Минсок, чьё место он занял, пережили вместе много всего. Но всё равно стремятся держаться рядом, делать всё возможное, чтобы сохранить романтику в отношениях и оберегать друг друга от невзгод.
Дом небольшой, но уютный, Минсок обращает внимание на вещи, до которых не было дела, пока Чонин был рядом. И понимает, что здесь есть то, что ему нравилось всегда. Например, резные деревянные статуэтки, а вот фотография – явно увлечение Чонина. Минсок и не замечал, что на большинстве фото в доме он сам.
От такого открытия пузырится странное ощущение где-то у солнечного сплетения, и тепло расползается по телу, покалывая кончики пальцев. Минсок находит альбомы и до вечера рассматривает фотографии, находит самую лучшую, по его мнению, где Чонин улыбается, и берёт с собой в постель. Скручивается калачиком и смотрит на улыбающегося Чонина, трогает ставшие родными черты и засыпает.
Наутро он чувствует себя совершенно разбитым, но тщательно вычитывает ежедневник и безостановочно гуглит все непонятные моменты. Всё не так и плохо, но Минсоку страшно представить, как он войдёт в офис, и будет руководить отделом, если он несколько дней назад был простым студентом.
Среди записей он находит неровные строки о ранении. Странно читать чужую историю, написанную собственным почерком. Буквы пляшут, но рассказ Чонина подтверждается, лишь дополняется собственными переживаниями. И краткими приписками о невыносимо требовательном Чонине, который гоняет его и заставляет принимать лекарства или делать ненавистные упражнения каждый раз, когда приезжает. Как он контролирует его по скайпу и хмурит брови, когда Минсок отнекивается, а Бэкхён с ёрничаньем комментирует за кадром, как Чондэ только сегодня говорил, что Минсоку предлагали лечь в больницу.
От этих строк хочется улыбаться и грустить одновременно. Минсок вчитывается в заметки на полях, узнаёт о любви Чонина и Минсока, чьё место он занял, и радуется. Он не знает, насколько он здесь застрял, но он полюбил ещё того дотошного преподавателя Кима, а этот Чонин, он уверен, мало отличается от него.
Есть не хочется совсем, но Минсок запихивает в себя бутерброд и запивает чаем, памятуя о словах Чонина и собственные ощущения. На голодный желудок ингалятором лучше не пользоваться, он это уже понял. Потом его долго мутит и кружится голова. А маленькая странная коробочка с баллончиком стала неотъемлемой частью его жизни. Минсок ложится на сторону Чонина, натягивает плед на голову, тянет к себе фотографию улыбающегося Чонина и дышит в подушку, вдыхая ставший родным запах.
Просыпается он от звонка в скайпе, подпрыгивает на кровати и протирает глаза. Ноутбук в соседней комнате светится исходящим вызовом с совершенно несуразной фотографией кривляющихся Чонина и Бэкхёна. Минсок нажимает на зелёную кнопочку и растягивает губы в улыбке.
– Привет, Мин-а! – вопит радостный Чонин.
– Привееееет! – влезает в кадр Бэкхён и радостно машет Минсоку, по ходу дела корча рожи.
– Как ты?
– Отлично, – врёт Минсок. Ведь без Чонина ни черта не отлично. Без него пусто и как-то неправильно. – Соскучился.
– А нас перебросили на новое место, – влезает в разговор Бэкхён, – Чондэ как узнал, рвал и метал, я же ему тоже обещал перевестись. Ещё и на недельку задержат.
– Цыц, – пытается его угомонить Чонин, но Бэкхён только громче хохочет и вырывается.
– Как перевели? – ахает Минсок.
– Да не волнуйся, место спокойное, – говорит Бэкхён.
– Мин-а, не сердись, – Чонин смешно морщит нос и улыбается. От его улыбки Минсок вновь тает и мечтает, чтобы Чонин поскорее вернулся, а уж он не упустит момент. – Черника ждёт своего часа.
– Люб… – начинает говорить Минсок.
Чонин резко вскидывается и кладёт телефон на стол, ещё видно, как Бэкхён поворачивается следом, и оба хватаются за оружие; камера показывает лишь потолок палатки. Слышны выстрелы, и вспышки слепят даже сквозь километры. Минсок зажимает рот руками и вслушивается в какофонию звуков, пока внезапно не обрывается звонок. Он перенабирает, но ответом служит тишина. Он в панике ищет в блокноте недавно увиденный номер телефона и набирает его.
Сначала в трубке слышны лишь гудки, потом механический голос предлагает сделать выбор, но наотрез отказывается связывать с оператором. Минсок клянёт всё, вызывает такси, одевается и выскакивает в ночь. Он совершенно не знает города, он не знает страну, в которой они живут с Чонином, но он определённо точно знает, что он обязан знать, что происходит.
Но его не пускают на порог офиса, мотивируя отказ глубокой ночью. Он проводит всю ночь под зданием, меряя шагами тропинки и давя в себе желание истоптать и газон. Он садится на лавку, давая отдых ногам, но его трясёт от прохлады и нервов одновременно. Минсок умудрился ничего не накинуть на футболку, а ночь выдалась прохладной, и он ходит и ходит, не находя себе места.
Наутро под зданием собираются люди, и паника нарастает с каждой минутой. Минсок стоит в тени раскидистого дерева и трёт шрам на груди. Он зудит, ноет и болит так противно, что хочется вырвать его вместе с кожей. К обеду к ним никто так и не выходит, лишь усиливается оцепление.
Минсок понимает, что случилось что-то плохое, иначе не было бы всего этого ажиотажа. Но он старается думать только о хорошем. И почему-то уверен, что с Чонином всё в порядке, просто хочется убедиться в этом окончательно. Хочется услышать, обнять и прижаться всем телом, получая то чувство защищённости, что дарит Чонин одним своим присутствием.
Шрам болит, грудь словно стянуло ремнями, и дышать очень тяжело. Каждый вдох и выдох он делает с усилием, а где-то в глубине груди клокочет словно обезумевший индюк. Когда его хватают за локоть и разворачивают, Минсок не ожидает увидеть бледного Чондэ.
– Минсок, лекарство с тобой?
– Что?
– Губы синие, ингалятор с тобой?
– Что?
– Боже мой, Минсок!
В глазах темнеет, и голова идёт кругом, дыхание застряло где-то в горле, Минсок чувствует немыслимую тяжесть в груди, и странное ощущение по телу. Всем весом он наваливается на Чондэ, отключаясь от остального мира.
***
– Минсок?!
– Что?
Минсок распахивает глаза и тут же кидается Чонину на шею. Целует, быстро касаясь губами, куда придётся, ерошит волосы и жмётся к Чонину, успокаивая сумасшедший стук сердца и сбившееся дыхание, гладит и смотрит на удивлённого Чонина.
– Чонин, ты живой, живой! Как же я соскучился! Я думал, что ты…
– Эм... Студент Ким…
– Можешь меня полностью измазать в чернике и съесть, только не пугай меня больше. Ин, ты не представляешь, как я тебя люблю, – говорит Минсок и на этот раз целует Чонина в губы, задыхаясь от счастья. Чонин некоторое время отвечает, а потом начинает сопротивляться и отстраняется.
– Студент Ким, что вы себе позволяете?!
Минсок таращит глаза и прижимает ладонь к горящим губам. Он часто-часто моргает и бегает взглядом по окружающим его предметам, пытаясь сложить дважды два, но выходит никак не четыре и даже не пять. От этого нелепого ощущения хочется плакать и биться головой в стенку. Где-то фоном играет музыка, и звуки складываются в слова, от который Минсок бледнеет, краснеет и идёт пятнами. Сердце стучит в ритме музыки, а губы готовы шептать слова:
Feel you revery heart beat
Feel you on these empty nights
You're the strength of my life
How can I tell you just all that you are
What you do to me
– Я… простите, господин Ким.
Минсок пытается подняться, но Чонин давит ему на плечи и усаживает обратно. Поднимает лицо Минсока за подбородок и долго смотрит в глаза. На дне глаз Чонина плещется что-то, чего Минсок не понимает. Он измотан и не уверен, какой из Чонинов перед ним, кто он сам и где находится, но желание прикоснуться к Чонину горит под кожей.
– Я повторяю вопрос: почти выпускник Ким, что вы себе позволяете?
– Простите. Я больше так не буду.
– Неправильный ответ, Мин-а, – говорит Чонин и целует Минсока.
Первый поцелуй с преподавателем получается таким же медленным и тягучим, как и с Чонином-миротворцем. И кажется, что кружится не только голова, но и миры вращаются, сплетаются тугой косой и сплавляются в одно, а в животе отчётливо шевелится счастье. Минсок хватается за шею Чонина и тянет к себе, понимая, что поцелуи с Чонином мало отличаются от секса с ним, и это круче, чем всё на свете, когда сквозь поцелуй Чонин хрипит ставшее привычным «Мин-а».
– Но… Чонин… господин Ким… это неправильно… вы преподаватель, я студент, – в перерывах шепчет Минсок, в противовес своим словам всё сильнее вцепляясь в плечи преподавателя.
– Тебе осталось сдать выпускные экзамены, и ты больше не студент. Неправильно отказываться от своей любви, – отвечает Чонин. И тихонько напевает обомлевшему от происходящего Минсоку слова песни, что стала неким символом любви:
Feel your every heartbeat
Feel you on these empty nights
Calm the ache, stop the shakes
You clear my mind
You're my escape
From this messed up place
'Cause you let me forget
You numb my pain.
– Но почему тогда?
– Потому что раньше – нельзя. Теперь – почти можно.
Чонин гладит плечи Минсока, хмурит брови, когда трогает засос на тазовой косточке, но молча застёгивает одну за другой пуговицы на рубашке, поправляет сбившийся на бок галстук-бабочку. Минсок только хлопает глазами и понимает, что ещё чуть-чуть - и он сойдёт с ума. Чонин коротко целует его в нос и улыбается:
– Понимаешь?
– Да, – счастливо улыбается Минсок и позволяет господину Киму – хотя в мыслях давно просто Чонину – сжать себя до хруста в объятиях. Он тянется за очередным поцелуем, но на губы ложится смуглая ладонь.
– Потерпи ещё месяц, и ты станешь окончательно моим, Мин-а.