То, что пришло на смену цивилизации, невозможно было описать как-то, кроме «пусто». Эта пустота была абсолютно равна пустоте в человеческих сердцах. Ощущения притупились, чувства и эмоции умерли, а звериные инстинкты обострились – зато людям стало куда легче жить. Наверное, потому и имена упростились – они стали описывать человека, а не определять некоторые черты его характера. Скажем, героев нашей истории так и звали – Бой и Вульф. Это как Красная Шапочка и Волк, только немного иначе – нет той пресловутой надежды и добра, к которому все привыкли. Есть только болезненная зависимость, эйфорическое, но разрывающее на ошмётки одиночество, естественное желание свободы и чувство ломающей необходимости клетки, от которой всю жизнь бежишь… Это мир кошмаров, где ужасы оживают на глазах.
***
- Ты когда-нибудь думал о суициде? – внезапно раздался вопрос где-то слева от Вульфа, который, собственно, искал себе пристанище на эту ночь. 
- Что? – хрипло, будто ломая голос и заново учась разговаривать, переспросил совсем дикого вида мужчина, скорее удивляясь, что обращаются всё же к нему. Его голос уже давно не издавал ничего, кроме каких-то несвязных рыков голодного зверя – как только человеческую речь не забыл? Он даже в суть-то не вник.
- Ты когда-нибудь думал о суициде? – терпеливо повторил всё тот же голосок, разрывая тишину, подобно сосульке, рассекающей морозный воздух – так свежо, и так опасно.
Подозрительно сощурив глаза, осторожный Вульф оглянулся через плечо – на предполагаемое местонахождение источника звука. Взгляд янтарных глаз хищника, светящихся даже в темноте, будто ощупывая пространство, почти сразу споткнулся о какую-то неровность, выбивающуюся из общей картинки. По привычке, отточенным движением, убрав назад мешающие обзору пряди давно отросших волос, мужчина весь напрягся, словно готовясь к прыжку, который должен был стать роковым для жертвы… Но вдруг, Вульфа будто накрыло какой-то внушающей доверие и спокойствие аурой, исходящей от силуэта, зависшего над краем крыши, об который, собственно, и споткнулся намётанный взгляд зверя. Следом пришло и осознание, что ему вообще-то задали вопрос. 
- Думал, - внезапно даже для себя, честно ответил мужчина, поворачиваясь всем корпусом. Затем, по его венам будто пропустили электрический разряд, который и контролировал его резкий рывок в сторону всё того же силуэта. Одно размашистое движение – и запястье – внезапно слишком уж хрупкое – оказывается в крепкой хватке цепких пальцев; один толчок в спину – и абсолютно не сопротивляющееся тело зависает на высоте шести этажей над землёй. Ни дать, ни взять – кукла в руках кукловода, которому решать умрёт она или примет участие ещё в паре актов.
- Смелый? – прохрипел зверь в Вульфе. – Не боишься смерти, да? 
- Что в ней страшного? – будто даже смеясь, ответил вопросом на вопрос собеседник – Вульф жутко не любит такую манеру речи. – Скажи, а держать чью-то жизнь в своих руках… пьянит, да?
И ведь ни капли насмешки или провокации в голосе – чистый интерес. Даже шутливая интонация испарилась, словно капля холодной росы с первым лучом жаркого солнца. 
- Ты подумай лучше об асфальте, который находится пятнадцатью метрами ниже, - мужчина рывком подтянул к себе жертву, заламывая руку за спину, а второй хватая за волосы и заставляя снова наклониться над самым краем. – Представь, как ты будешь лететь отсюда. Считанные секунды вольного полёта, после которого красочное приземление. В лучшем случае, ты умрёшь мгновенно, едва услышав хруст собственного позвоночника, а в худшем – почувствуешь, каково это – побывать в мясорубке. Ощутишь, как лопаются внутренности, как сломанные от удара об асфальт рёбра, едва спружинив об оболочки, пробьют лёгкие, а возможно даже желудок. Кровь тут же хлынет туда, а через три с половиной секунды и из твоего горла, лишая возможности вдохнуть или выдохнуть. Дальше выбирай: захлебнуться собственной кровью или умереть от чрезмерной её потери, чувствуя, как с каждой каплей, отдающей привкусом железа на языке, тебя покидают силы и жизнь. И это я опустил не менее увлекательное описание того, какую адскую боль ты будешь ощущать по всему, уже изломанному, но всё ещё не лишившемуся чувствительности телу. А к утру бродячие псы оставят от тебя одни ошмётки – не будет даже что похоронить. Красиво, не так ли?
Мужчина нисколько не удивился своему исполненному сладостного придыхание голосу – он видел это множество раз и даже находил в этом какую-то особую прелесть. Впрочем, именно этим голосом он отговаривал этого кого-то от совершения опрометчивого шага… так умирать слишком глупо. 
- Я не боюсь боли, - отрешенно отозвалась жертва, а в нос Вульфу ударил приторный и липкий запах взволнованности. Хотя нет… скорее даже какого-то возбуждения. Он едва ли не кончиками пальцев почувствовал, как кожа на шее натянулась от нервно дернувшегося кадыка. 
«Хм, парень», - про себя решил хищник, почему-то, облизываясь. 
- А чего же ты боишься, бесстрашный мышонок? – насмешливо уточнил мужчина, ещё крепче перехватывая запястье жертвы и напрягая собственные мышцы – готовясь припугнуть мальца, шатнув над краем, а потом так же внезапно отшвырнуть его в сторону – туда, где безопасно и слой свежего снега даже смягчит падение на просмоленную поверхность крыши. 
- Клетки, - признался голос абсолютно неожиданно ставший звучать как сотня бьющихся друг о друга сосулек, чей покой нарушили. – Но я и так живу в ней.
И ведь не даром потревоженные сосульки, как ассоциация. Вульф едва ли не собственной кожей ощутил в голосе жертвы тихую угрозу – мол, посмей мне что-то на это ответить. Но и мужчина ведь был не из пугливых – сотни шрамов на его теле были тому безмолвными доказательствами. Впрочем, парниша уж точно не мог их увидеть в такой темноте, как бы пристально не рассматривал хищника.
- Это не свобода, малец, - зверь внутри мужчины улегся на место так же внезапно, как и взвился в охотничью стойку прежде, - это смерть. После неё нет ничего. 
Да, именно так. И Вульф очень хорошо усвоил эту простую истину уже давно.
- Я – Бой, - чересчур непредсказуемо представился даже не пытающийся сопротивляться потенциальный самоубийца.
- Вот и задумайся над тем, что ты всего лишь парень*, - хищник лишь немного припугнул жертву, дёрнувшись в сторону края… но потом всё же, как и рассчитывал ранее, отшвырнул его на крышу. Однако, то ли силу не рассчитал, то ли в отместку за то, что малец не ценит свою жизнь должным образом, вышло сильнее, чем рассчитывал – парень просто впечатался позвоночником в один из вентиляционных выступов. 
Послышался сдавленное «ой», но больше ничего. Бой лишь дернулся, а потом попытался подняться на локтях. Вульф в один прыжок оказался около него, снова сжимая волосы на затылке и приподнимая голову бедняги.
- Не ври, что не больно. И подумай, какую бы боль ты испытал в случае медленной смерти. 
- Да и чёрт с ней. Кому есть дело до очередного распластанного на брусчатке трупа? – голос Боя хрипел, но не дрожал. – Может, тебе больше других нужно?
- У тебя есть те, кто сможет похоронить? – мужчина дернул рукой, поворачивая лицо мальчишки к своему, заглядывая в его глаза… и пропадая.
Эти всё ещё по-детски округлые глаза источали свет, будто в них были собраны все звёзды вселенной. Они были холодны, но не равнодушны, наивны, но мудры – их тусклое сияние было подобно опущенному в изумрудную пучину океана аквамарину. Это заворожило Вульфа больше, чем что-либо другое, виденное им в жизни, потому ответ Боя, казалось, застал его врасплох.
- Есть, - равнодушно отозвался парень, тоже смело заглядывая в чужие глаза.
- Тогда поставь себя на их место. Каково им будет закапывать в сырую землю твоё холодное и бездыханное тело?
- Они и есть моя клетка, - одними губами прошептал Бой. – Отпусти волосы, пожалуйста. 
От этой тихой просьбы в душе мужчины будто щелкнул какой выключатель, меняя призму виденья происходящего. По-хорошему, следуя собственным законам, Вульф должен был проигнорировать изначальное обращение парня к себе и просто поискать другую крышу – подальше от этой. Но нет, он обратил внимание, к тому же ответил, а потом ещё и попытался вразумить непутёвого мальца! Который, между тем, оказался реалистом. Их мир прогнил до такой степени, что человеческая жизнь стала понятием, напрочь лишенным какой-либо ценности, и если кто-то стремился с ней расстаться – рядом не оказывалось никого, кто бы попытался его удержать. Не умеешь – не берись, как говорится. А взгляд Боя, кстати, показался Вульфу очень сильно знакомым…
- Я отвезу тебя домой, - бросил мужчина, исполняя просьбу и поднимаясь с колена, на котором стоял. – Даю две минуты, чтоб привести себя в порядок.
- Не хочу, - заупрямился внезапно юноша, резко вскидываясь всем телом и отползая назад пока не прижался спиной к шероховатой поверхности вентиляционного выступа. – Я не вернусь туда. Только не к ним.
- Намерения уговаривать у меня нет – либо ты собираешься, и я отвожу тебя домой, либо выметаешься отсюда, - зверь в мужчине снова начал скалиться. 
- Я останусь здесь, - аквамариновые глаза абсолютно спокойно уставились в янтарные, припечатывая свои слова ещё и тяжелой уверенностью в собственном решении.
- Парень, ты глупый или притворяешься?
- Сказал ведь, что никуда не пойду! – крик вышел как-то совсем на надрыве – или мужчине показалось? – Лучше сброшусь с этой грёбанной крыши, чем вернусь в тот дом умалишенных! 
Вульф устало вздохнул – кажется, у парня едва ли не крайняя степень отчаянья, раз он готов решиться на суицид только ради того, чтоб не вернуться домой. Но что он мог предложить Бою в его отчаянии? Кров? Еду? Выходило совсем комично – мужчина и себе-то этого не всегда мог отыскать. Да и при чём он здесь? 
Попытавшись найти ответ на свой вопрос, Вульф с ног до головы оглядел забившегося в угол парня. Привыкшие к темноте глаза не смогли различить чего-либо выдающегося – рост средний, волосы темные, взъерошенные – почти в тон с вульфовым цветом – вьются на краях, фигура по-юношески хрупкая. Несуразная куртка, которая и поясницу-то толком не прикрывала, на шее широкий и длинный белый шарф, узкие чёрные джинсы обтягивали худые ноги, а на ногах, пожалуй, самый тёплый атрибут одежды мальца, сапоги – добротные, кожаные, подбитые со средины выбивающимся наружу мехом, практически новые. Ничего примечательного, самый обычный юноша. Одно только зацепило мужчину – глаза. Этот взгляд… он был схож со взглядом самого Вульфа.
- Бой, - просто, чтоб привлечь внимание – мужчине нужно было взглянуть в эти ультрамарины ещё раз. 
Когда же парень поднял на него очи, мужчина, задержавшись на секунду, просто пожал плечами и двинулся к месту, намеченному ещё до прихода нарушителя спокойствия. 
- Впрочем, как хочешь, - и, рванув на себя хлипкий замок на дверях одного из чердачных помещений, Вульф зашел в небольшое, но хоть более-менее тёплое укрытие. Он демонстративно прикрыл за собой дверь, доставая с кармана фонарик, и стал подсвечивать, выискивая место, где можно было бы лечь с минимумом неудобств. 
Среди кучи хлама ему удалось найти даже старый – давно отнесённый сюда за ненадобностью кем-то из жильцов – диван. Подлокотник оказался сломанным, но оно было и к лучшему – ноги не придётся поджимать. Даже не потрудившись стряхнуть, казалось, столетнюю пыль с потёртой и местами рваной обивки, Вульф улёгся на диван и укутался плотнее в собственную куртку. Фонарик погасил – нечего этого пацана обнадёживать, а то ещё придёт сюда, и тогда Вульфу уж точно не уснуть.  Впрочем, мужчина слишком устал – даже для того, чтоб выгнать парня, если он таки последует за ним, к тому же ныла недавно набитая татуировка, что выматывало силы ещё больше. 
***
Вульф дёрнулся, просыпаясь от звука двери грохнувшей об железную коробку. Оголённая шея тут же ощутила морозное дуновение где-то с той же стороны, а сознание уловило тихий шорох шаркающих по пыльному бетонному полу сапог. 
«Балка» - подумал про себя Вульф, вспоминая, что практически у входа стоит тяжелая деревянная балка, преграждая путь, а через мгновенье послышался глухой стук и тихий мат. 
- Здесь, - про себя откровенно поржав, сжалился мужчина и включил фонарик, направив его свет в потолок. – Под ноги смотри – это типичная свалка.
- Посвети, пожалуйста, - раздалось тихое шипение, явственно свидетельствующие о том, что встрече с балкой Бой не был рад. 
Мужчина опустил фонарик, на слух наводя его на парня. Тот, в свою очередь, прикрывая ладонью глаза от до слёз режущего света и глядя себе под ноги, осторожно последовал к дивану. Вульф всё это время не открывал глаз, действуя скорее в полудреме и по наитию, потому его порядочно тряхануло от внезапно прижавшегося к боку едва ощутимого тепла, которое измученное тело почувствовало через хорошо передающую температуру кожаную куртку. 
- Холодно, - словно объяснил своё поведение малец.
- Я разве на грелку похож? – открыть глаза всё же пришлось, а вот увиденное было чем-то полнее заслуживающим написания картины. 
Бой лежал, прижавшись к боку Вульфа и при этом свернувшись компактным калачиком, который показался мужчине более чем идеально подходящим в обхват собственных рук. Лицо паренька было скрыто где-то между воротником его и боковым карманом вульфовой куртки – видны были только правильной слегка округлой формы брови да трепетно подрагивающие веки. Всё это освещалось фонариком, который держал сам мужчина в свободной руке, и почему-то казалось  интимным – таким, каким его должны были видеть только сами участники происходящего, даже ворвись кто-то внезапно на этот чердак и увидь их. А ещё у Вульфа в груди что-то резко защемило – что-то давно забытое, но всегда находящееся рядом, что-то, что он всю жизнь опускал на самый низ в списке приоритетов. Это что-то волнами исходило от каждого робкого касания Боя, растекаясь по телу мужчины непонятным ощущением давно прощеной боли, которая, однако, отзывалась тёплой ностальгией где-то в районе сердца. Это даже грело, не смотря на то, что юноша явно продрог и совсем никак не мог делиться сохранившимся в теле теплом. 
- Нет, но ты горячий и пока этого достаточно, - ответ потерялся где-то в районе застёжки на куртке Вульфа, однако достиг его ушей. – У тебя, похоже, жар.
- А ты, похоже, позволяешь себе слишком много, - резко оборвал мужчина, чувствуя, как хищник внутри него опасно вздыбил загривок, не позволяя совсем уйти в себя и проигнорировать тот факт, что к нему вроде как бы нагло ткнулись в кровать.
- Но сопротивляться ведь совсем не хочется, - спокойно ответил Бой, наконец, снова поднимая на собеседника свой, казалось, пронизывающий аквамариновый взгляд. – Некому ведь даже посидеть с тобой, пока ты бредишь от температуры, верно?
Вульф не нашел, что на это ответить – против лома нет приёма. В данном случае ломом выступала беспощадная правда, которая давно уже стала неотъемлемой составляющей его жизни.
- Я знаю одиночество, - доверительным тоном сообщил мальчишка, словно открывая какую-то тайну мужчине. - Я вижу его в твоих глазах. И понимаю.
- Не понимаешь, - совершенно спокойно ответил Вульф, удивляясь таким резким скачкам собственных реакций на слова этого парня. – Ты знаешь, каково это – когда одиночество становится твоим личным безумием?
- Но ты не безумен, хоть и пытаешься казаться таковым, - Бой аккуратно повернулся лицом к лицу мужчины и положил свою прохладную руку ему на лоб, от чего тот даже дёрнулся. – Давно не ощущал чьего-либо прикосновения?
Вульф снова гордо промолчал, предпочитая глотнуть непонятный ком, вставший посредине горла.
- Можно я лягу сверху? – без тени смущения попросил юноша, кончиками пальцев едва ощутимо касаясь корешков волос собеседника. – У меня плохое кровообращение, потому прикосновения кажутся прохладными, а тебе это сейчас очень кстати. 
И снова тишина в ответ. Мужчина лишь снова закрыл глаза и подвинулся ближе к краю, чтоб Бою было удобней перебраться к нему на грудь. Зато малец, казалось, только этого и ждал. Он с готовностью улегся поверх буквально дышащего жаром тела Вульфа, устраиваясь вполне комфортно как для себя, так и для мужчины. Последний же, чувствуя исходящую не то от одежды, не то и правда от самого тела Боя прохладу, едва ли не стонет от пробирающей дрожи, на смену которой приходит тихое осознание идеала пропорций собственного тела с лежащим сверху – крайне редкое явление. А ещё отчётливо ощущалось, что не дремлющие аквамарины тихо наблюдали, ловя каждое изменение в лице мужчины. 
Это уж совсем было не похоже на Вульфа. Он никогда не нуждался ни в ком, всегда рассчитывал только на собственные силы и, уж подавно, научился самостоятельно переживать все болезни – куда уж лечить? Да и было бы чем… а тут? Он позволил кому-то проявить толику заботы по отношению к себе, ещё и принял её без единого слова. Рассказал о сокровенном. И кому? Первому встречному суициднику! 
Но что-то подсказывало Вульфу, что он всё сделал верно. Так случается иногда – не имея никаких доказательств тому, человек полностью уверен, что его поступок правильный до последнего вздоха. Это был именно такой случай. Ведь от Боя веяло морозной свежестью раннего январского утра – именно того, в чём сердце Вульфа находило необъяснимое совершенство. Парень же в свою очередь, уткнувшись носом в ворот чужой куртки, ощущал запах кожи, смешанной с цепким запахом табака – такой тёплый и одновременно терпкий, горчащий на кончике языка, но, тем не менее, отдающий неким уютом, порядком. 
- Вульф, - подал голос мужчина. – Это моё имя.
- Приятно познакомиться, Вульф, - с мягкой улыбкой ответил ему Бой, а затем прижал обе ладони к пылающим щекам напротив. – А теперь спи, иначе не справишься с температурой. 
Мужчине в очередной раз не было чего ответить. Потому он просто доверился этим прохладным рукам, которые, кстати, пришлись по душе внутреннему зверю, нынче мирно дремлющему где-то в подсознании мужчины. Завтра он обязательно отблагодарит этого паренька, расспросит его о тех, кого он назвал своей клеткой, о том, откуда у него такие «драгоценные» глаза и, почему парень не ценит того, что имеет, но сейчас ему было просто хорошо и спокойно – так, как никогда ещё в жизни не было.