- Сколько тебе? – стараясь сильно не дёргаться из-за колющей боли, спросил Вульф, кося глазами в сторону.
- Двадцать, а что? – прижав кусок ваты в спирту к особо воспалённому участку кожи, проговорил Бой.
Мужчина не ответил – это уже стало почти традицией у этих двоих. Собственно, таким образом, парень-то и увязался за Вульфом – спросил, а тот не ответил – ну, Бой и уселся на байк позади водителя. 
- Хватит. Ты меня скоро заспиртуешь – где достал только всё нужное? – не выдержал Вульф, таки дёрнув рукой и освобождая её из, на удивление, крепкого захвата юноши.
- Не заспиртую, - в голосе Боя не было ни досады, ни ворчания – только бесконечное терпение. – У тебя здесь гной под кожей собрался – я всего лишь пытаюсь его извлечь и не занести инфекцию.
- Так сделай надрез да выколупай, - психанул мужчина, вытаскивая из сумки огромный нож и протягивая его парню.
- Но ведь…
- Боишься больно сделать? – с насмешкой спросил  Вульф, чувствуя, как зверь внутри него ликующе заворчал – неужто удалось уличить этого паренька в слабости? 
- Нет, - без тени обиды, но даже с улыбкой ответил юноша, словно вразумляя глупое дитя, - не хочу нарушать узор татуировки. Хотя ты за ней явно не следишь должным образом.
- Инъекционные ранки уже затянулись, - отрезал мужчина, все равно предлагая ему нож.
- Нет, тату свежая – сделана от силы неделю назад, - помотал головой Бой, отводя руку Вульфа подальше и снова принимаясь истязать кожу спиртом да собственными пальцами. – Всё ещё чувствуется даже лёгкий запах краски.
Было бы нужное оборудование – он бы сделал всё в лучшем виде, но за неимением оного, приходилось обходиться банальным выдавливанием. 
- Тебе-то откуда знать? – сдался «больной», пряча нож и делая глубокий вдох, тем самым словно восполняя запас терпения.
- Мой брат – тату-мастер, - сознался парень, наконец, под злобное шипение Вульфа, очищая самое воспалённое место от гноя и снова прижимая туда вату со спиртом. 
- У тебя и брат есть, - покивал мужчина, отводя глаза и мысленно саркастично улыбнувшись.
- Образно говоря, да – на самом деле, он чужой мне человек, - Бой удовлетворённо улыбнулся, стирая последние капли сукровицы пополам с вязкой коричневатой жидкостью. 
- То есть, вы не родные? – Вульф даже заинтересованно повернул голову, проверяя разом и состояние истерзанного плеча, и выражение лица мальца.
К его святому удивлению, Бой по-прежнему искренне улыбался, доставая широкий пластырь из кармана, раздирая упаковку и пристраивая его на коже мужчины так, чтоб на воспаленные участки не попадала клейкая часть. 
- По крови – родные, - акцент в голосе юноши Вульфу очень не понравился.
Он ведь всю жизнь был одиноким – кому нужен недочеловек с диким волком внутри? И это без преувеличений – в мужчине действительно сочетались волчья и человеческая ДНК – имел «удовольствие» родиться в семье учёных, свихнутых на своих исследованиях. В теории, законы запрещали эксперименты над людьми – даже в отрасли генетики, которая прилично набрала в рейтинге после апокалипсиса – но кому может наябедничать ребёнок, для которого содержание в условиях лабораторной крысы является абсолютной нормой с младенчества? Из Вульфа пытались сделать что-то на подобии «сверхсущества», сочетая лучшее от животного и человека – собственно, и имя было подобрано, исходя из таких соображений. В принципе, его и не воспитывали толком – дитя просто росло овощем, не пытаясь понять ни того, что происходит вокруг, ни того, что внутри него самого. Учителем были голые инстинкты: если нужен этой женщине в белом халате, которая иногда угощает жареным рёбрышком, значит должен просто следовать за ней, и напротив – если не нужен, или у неё вместе с хмурым дяденькой что-то не получалось – нужно идти в комнату да сидеть там, пока снова не позовут. 
Эксперимент, не смотря на множество трудностей, продолжался, а сам Вульф справлялся со всем просто потрясающе – ген волка встроился в его собственную ДНК, не доминируя, но позволяя взять над собой контроль! Всё чаще и чаще лица этих людей в белых халатах озаряло что-то, делавшее их, по мнению Вульфа, такими красивыми. Но в какой-то момент опыт пошёл не по предположенному пути и, на тот период, четырнадцатилетний ребёнок внезапно почувствовал, невыносимую и жгучую боль, которая, казалось, прошивала всё его тело, и исходила прямо из голубых линий под тонкой кожей запястий. Казалось, что всё внутри мальчишки бурлило, как жидкость в подогреваемой на искусственном огне колбе – на самом деле это кровь в его жилах очень быстро набирала температуру, подстраиваясь под диктуемые волчьей кровью стандарты. От тридцати шести и шести до сорока двух градусов за двадцать секунд – чудо, что Вульф ещё тогда не сгорел в силу того, что человеческое тело не способно выносить подобные температуры, и уж тем более – столь резкие их скачки. Но и здесь волчья часть вступилась – белок в организме не стал сворачиваться, зато из-под губ живого эксперимента показались острые хищные клыки, а сам он опустился на четвереньки и, подчиняясь охотничьему инстинкту, стал принюхиваться к окружающей среде. Учёные – язык не поворачивается назвать этих людей родителями – вовремя спохватились, успев вогнать в бедро вышедшему из-под контроля Вульфу шприц с транквилизатором прежде, чем он совершил смертельный прыжок на так раздражавшего мужчину в белом халате…
Очнулся он в окружении привычных четырёх грязно-серых стен. У кровати стояли стакан воды и несколько кусков хлеба. И всё. А ведь Вульф даже до этой скромной еды дотянуться не мог – просто не было сил и не слушалось тело. 
Он прекрасно помнил ту боль, которая сковывала все мышцы при любом движении – с тех пор любая боль для него – пустой звук. В реальной жизни, которую он познал после побега из лаборатории, с этим не сравнилось ничего, и даже самая изощренная пытка казалась детскими шалостями. А убежал он, испугавшись слова, брошенного в его адрес женщиной, которая мальчику даже нравилась: «Биомусор». Так уж вышло, что это было единственное слово, не значение, но последствие которого были ему хорошо известны. 
Да, учёные решили просто избавиться от собственного ребенка, опустив его в химическую ванну – эксперимент не удался, значит, подлежит уничтожению. Всё просто, как дважды два… 
С тех самых пор Вульф ни в коем случае не позволял зверю вновь вырваться наружу, пользуясь только преимуществами, которыми наградили его «родительские» опыты. Он не учился доминировать над и без того вполне покорным звериным геном, но искал с ним компромисс – что-то, что подходило бы обоим. Единственное, что ему так и не удалось наладить – нормальный рост волосяного покрова на теле – потому волосы, падавшие на глаза, он себе состригал раза в четыре чаще, чем те же мальчишки, с которыми временно жил в каком-то из подвалов. Кстати и город, в котором тогда жил, он уже не припомнит… наверное, те учёные всё ещё продолжают там свои опыты, заменив его, возможно, даже ребятами, которые временно стали его компанией. Эти парни научили его говорить и выживать, и даже читать! О, вот это Вульфу понравилось больше всего – сидеть где-то в уголке с потолка до пола сырого подвала, и раз за разом перечитывать огрызок газеты, благодаря которому он и буквы-то выучил. Да и Бог с ним, что не понимал, о чём читал – главным был сам процесс.
Но даже с этими ребятами Вульф чувствовал, что был где-то слишком далеко от них – тех, кто подсознательно его побаивались, старались максимум оградиться от общения. Потому, по-настоящему близкого человека в его жизни никогда не было. Не то, чтоб это как-то на него влияло, наоборот – давало возможность быть свободным и увидеть так много, хоть иногда и ценой долгих реабилитаций. Однако, со временем появился некий дискомфорт – не было даже угла, куда бы Вульф мог вернуться хотя бы дважды. Никто и никогда не интересовался, откуда у него новый шрам или почему его байк снова нуждается в ремонте – и это было абсолютной нормой, если говорить откровенно. Мужчина умел рассчитывать только на себя и даже не представлял себе, что могут быть какие-либо вариации данного мнения, но подсознательно находились какие-то подозрения, когда видел, скажем, женщину, ведущую ребёнка за руку. И всё же, он чётко ощущал разницу между ними и собой – всё слишком очевидно даже для человека, не знавшего понятия «родитель». А тут, конечно, случай – парнишка добровольно отказывался от уз крови, которые по умолчанию обеспечивали ему защиту от всего того, что в своё время познал Вульф, взрослея. 
- Зря ты это делаешь, - не дождавшись, пока, за неимением нормального бинта, Бой разорвёт марлю на тонкие полоски, чтоб замотать для пущей безопасности растревоженные ранки, мужчина дёрнул руку на себя и стал натягивать куртку. 
- В смысле? – парень так и завис на полу-движении с вырванными марлевыми нитками в уголках губ. Он уже как-то и забыл, о чём был разговор – так долго собеседник молчал.
- От родных отказываешься, - рыкнул в его сторону Вульф, застёгивая молнию любимой косухи.
- А я этого и не делаю, - в абсолютной беспонятке ответил Бой, мысленно больше сосредотачиваясь на том, что руку по-максимуму обезопасить от заражения ему так и не дали. – Дело несколько более запутанное, чем тебе кажется.
- Это твоё дело и мне в него ввязываться совершенно не имеет смысла, - мужчина обернулся к мальцу, замечая как тот резко сосредоточился на его взгляде. 
«Наверное, снова радужка, как у хищника в засаде», - подумал Вульф, но вслух не произнёс ничего.
- Да мне, собственно, и скрывать нечего, - пожал плечами малец, переводя свои аквамарины на горловину куртки своего «пациента».  – Ты куртку-то сними – я ещё не заделал до конца.
- Уймись и сохрани медикаменты для лучшего случая, чем загноившаяся татуировка.
Мужчине захотелось тут же сесть на своего железного коня и укатить подальше от этого мелкого паршивца, что, в принципе, он и сделал бы, не останови его Бой выразительным взглядом. 
- Не знаю, что тебя так зацепило, но прошу прощения за это, - парень почтительно склонил голову и скрыл глаза за едва коснувшимися щек длинными тёмными ресницами. – И всё же, я хотел бы объясниться. 
Вот какой чёрт дёрнул Вульфа тогда ровно отреагировать на наглость юнца, забравшегося на мотоцикл позади?! Теперь ведь эти аквамарины раз за разом вытравливали из него остатки души, буквально вынуждая считаться с их обладателем, пробуждая давно почившую с миром совесть, которая в свою очередь, будучи крайне оскорблённой таким жестким пробуждением, становилась на сторону этих глаз. Как отказать в требовании – а по-другому это и не назовёшь, не смотря на предельную вежливость обращения – когда мелкий задевает за живое, просто смотря тем самым взглядом, которым сопровождал прохожих сам Вульф, пытаясь найти в них что-то, откликающееся теплом в районе грудной клетки? Никак. Потому, убеждая себя, что делает это всё из праздного любопытства, мужчина просто облокотился плечом о холодную стену подвального помещения, скрещивая руки на груди и прикрывая глаза – показывая, что готов выслушать то, что так стремился поведать Бой.
- В общем-то, семьей назвать это сложно – по крайней мере, я совершенно никогда не чувствовал чего-то, что люди приводят в пример мало-мальски нормальной семьи: заботы, уважения или даже любви, - юноша по ходу дела продолжал рвать марлю на продолговатые, годные для перевязок, лоскуты. – Нет, мама сидела рядом с кроватью, когда болел, а папа, вроде как не скупился на одежду или различного рода побрякушки – и это при том, что нас в семье четверо детей было. Однако, от этого веяло скорее… долгом, обязанностью, чем искренним желанием порадовать. Вместо заботы – обязательство, вместо уважения – принципы и даже иногда страх. О какой вообще любви может идти речь? От силы – привязанность. А в целом – просто планы на будущее.
У мальца не дрогнула ни единая мышца на лице за всё время, что он говорил – Вульф внимательно следил, пытаясь уловить малейшее изменение в настроении паренька.
- По большому счёту, я даже не знаю что за люди такие – мои братья и сестра. Знаю только, кто чем занимается – сложно было не узнать, когда родители каждый вечер спрашивали у них о работе и следующей выплате денег, - вытащив из контейнера ватный тампон, Бой щедро полил его спиртом и стал дезинфицировать свои руки, старательно высматривая хотя бы крохотную капельку гноя или крови на пальцах. – Они жили соображением, что сначала выращивают детей, тратя на них всё, что имеют, а потом дети будут возвращать им это с троекратной силой. Большее их не волновало, на самом деле – отображалось в пустых глазах. Чистый расчет – вот, что было действительно важным для этих людей. И что самое страшное – я видел то же самое во взгляде тех, кого считал братьями. Появилось ощущение того, что это я фрик, нарушающий семейный лад своими постоянными столкновениями с местными блатными – впрочем, именно этого мнения и придерживалась семья. Однако, я был уверен, что мои представления о семье не являются чем-то странным – пускай и отличающимся от тех, в которых я рос. 
Парень, оставаясь абсолютно невозмутимым, закончил процедуру и выбросил тампон к использованным. 
- Дождавшись совершеннолетия, я впервые на полном серьезе решил покинуть тот дом, попросту не чувствуя чего-либо, державшего меня там. Но семейство обратилось в полицию и, спустя сутки, я снова оказался в тех стенах, - на лице юноши проскочила первая эмоция – искренне удивление. – Причиной оказалось простое «так нужно, не спорь». С тех пор я понял, что всё это время, когда размышлял о семье, стремился вырваться из неё. Ведь это клетка – единственное, чего я… 
- Боишься, - закончил за него Вульф, уже по привычке приподнимая уголок губ в насмешливой улыбке.
- Всё, что от меня нужно было – это стать тем, кто продолжит цепочку таких же бесчувственных клише на семью, параллельно обеспечивая родительскую старость. Хотя, взаправду я был благодарен только за то, что мне было своевременно тепло, сытно и где переночевать. Вот и вся история, - Бой развёл руками. – Ты можешь подумать, что я избалованный отщепенец состоятельной семьи, и имеешь полное право на такую мысль, как человек со стороны. Но это всё – не домысел и не юношеский максимализм. Это моя реальность. От которой хочу сбежать. 
Но Вульф даже не допускал подобной мысли – такой взгляд попросту не мог быть у детёныша богачей. Этот взгляд видел больше, чем другие, и за свои двадцать – если верить обладателю – лет, увидал так много того, чего человек и за всю жизнь мог не увидеть.
- Да, ты - фрик, - согласился Вульф. – Какой дурак откажется идти по течению, выбрав противоположное направление? Только фрик. 
- Я знал, что ты поймёшь меня, - по-детски наивно улыбнулся Бой, аккуратно поддевая кончиками пальцев собачку молнии на куртке мужчины и тут же расстёгивая её. 
- И когда ты всё-таки покинул дом? – уставший выдох, как ответ на действия парня, но за рукава мужчина потянул уже сам, снова снимая куртку и подставляя юноше плечо со, к слову сказать, всё ещё задранным рукавом футболки.
- О, это был жуткий скандал, - почему-то даже засмеялся Бой, снова берясь за куски марли. – Но ушёл я за шесть часов до встречи с тобой. 
Вульф понимающе кивнул – ну ещё бы паренёк не примкнул к потенциальной ночлежке.
- Когда ты подъехал к тому дому и стал оглядываться по сторонам, мне показалось, что твой взгляд не столько оценивает район на безопасность, сколько пытается за что-то зацепиться, - парень даже закатил глаза, припоминая происходящее. – Я как раз выходил к центральной дороге дворовыми улочками. А ещё этот цвет – необработанного естественного янтаря, пронизывающий насквозь, но не знающий что ищет. 
Мужчина промолчал. Ему было сложно признаться даже себе, что паренёк просёк его внутренние метания ещё тогда буквально в считанные секунды. 
- Ты ведь не просто человек, верно? – Бой наконец завязал узел на кончике марли, закрепляя повязку. – Я слышал разное и не могу быть уверенным, но…
- Волк, - просто и коротко ответил Вульф, кивая головой себе за спину. – Задери футболку.
Бой послушно исполнил просьбу, увидев татуировку, занимавшую практически всю спину. Изображено было существо, которое можно было назвать чем-то средним между волком и человеком – рисунок сочетал в себе черты и того, и другого на столько гармонично, что сложно было классифицировать к чему оно было ближе. 
- У меня смешанная ДНК, восполняющая недостатки слабостей человека, но контролирующая волчью натуру, - пояснил мужчина, чувствуя, как ткань снова соприкоснулась с кожей, где ещё минутой ранее ощущалось прохладное прикосновение кончиков пальцев Боя. 
- Потому тебя ночью жарит, словно на сковороде, - понял Бой, откатывая рукав футболки и осторожно подправляя бинты под него. 
- Моя обычная температура тела – тридцать девять с половиной градусов – ночью возрастает до сорока двух-сорока пяти.
-Наверное, здорово – никогда не мёрзнуть? – полюбопытствовал парень, уже сам протягивая Вульфу куртку, которую тот с готовностью принял и тут же надел. 
- Это всё равно, что постоянно ходить с жаром, - мужчина указательным пальцем едва ощутимо коснулся лба юноши, – не знаешь в какой момент будет жарко, словно в пекле, а когда знобить начнёт. 
Бой лишь покивал в знак понимания – всё-таки человеческое тело не привыкшее к подобным температурам и не может переносить их с лёгкостью, словно ничего и нет. Другое дело, что сам по себе человек – существо, имеющее способность привыкать практически ко всему, что на него влияет. 
- Но, знаешь, - голос Вульфа вывел юношу из даже не успевших принять какую-то конкретную форму размышлений, - можно проследить некий симбиоз.
- Какой? – тут же заинтересовался Бой, принимаясь складывать медикаменты в сумку, снятую из-под сидения байка.
- Твои ледяные руки отлично согреваются, прикасаясь к моим вискам, при этом даря бесценные минуты расслабленности мне самому, - мужчина безо всякого смущения смотрел на Боя, пытаясь таким образом вызвать его на взгляд глаза-в-глаза. 
И парень ответил, с нескрываемым удовольствием рассматривая янтарную радужку очей собеседника. 
- Симбиоз, - хмыкнул юноша, тут же снова растягивая губы в улыбке. – Взаимовыгодный паразитизм?
- Именно, - подтвердил Вульф, отводя, наконец, глаза и рассматривая из чего можно было бы соорудить импровизированное спальное место.
- Мне нравится такая мысль, - подытожил какие-то свои размышления Бой, многозначительно пиная пяткой сапога сложенные одна на другую продавленные диванные подушки за своей спиной.
Мужчина же, как раз заприметив ряд довольно приглядных на вид досок, кивнул юноше. Спустя каких-то семь минут они уже с удовольствием растягивались на пропахших пылью и сыростью подушках, под которыми от любого движения скрипели доски, однако служащие надёжной опорой. 
***
Бой с видом строжайшего лекаря осматривал некогда воспалённое место на руке Вульфа, который, нужно сказать, согласился на это только, чтоб отвлечь себя от мыслей о еде, которую так и не удалось добыть. 
- Ну что ж, - начал парень, как-то даже демонстративно проводя пальцами по руке от локтя до ключиц, - раны наконец-то затянулись, и я смело могу поздравить тебя с новоприобретённой татуировкой – довольно красивой, должен признать. Что она означает?
- Голуби – птицы мира, - ответил мужчина, а затем кивнул в сторону тату, и добавил, -  а пара голубей – это свобода.
Бою оставалось только улыбнуться. Он так долго искал, того, что другой человек обеспечил себе просто рисунком на теле, при этом парень не испытывал негативных чувств. Скорее наоборот – ему нравилось это в Вульфе. Возможно, когда-то он и с Боем поделится этой полноценной свободой.