Это был обычный февральский день — впрочем, здесь, на станции, оторванной от земных понятий погоды и времён суток, было безразлично, что за день и что за месяц. Да и что есть сами понятия месяцев — февраль, январь, декабрь? Не более чем отрезки времени, выдуманные людьми, чтобы было проще в нём ориентироваться.
А уж внеземному созданию, не ощущающему времени, и вовсе без разницы, как зовётся этот день и этот месяц.
Он — ничем не примечательная особь typhon cacoplasmus, или мимик, как между собой стали в своё время называть их люди — бежал по своим тифонским делам по станции, только что вытянув пси-энергию из нескольких зазевавшихся людишек. Существование его было беззаботно, каким и может оно быть у подобного создания. Заслышав вдалеке голоса, он, помедлив, свернул в ближайшее помещение — и сверкание стекла и стали в слепящем свете лабораторных ламп на мгновение заставило его замешкаться.
Мимик пробежал мимо лабораторного стола, покружил по комнате, пока находящиеся в помещении люди не замечали его, посвятив всё внимание чему-то, скрытому за стеклянной перегородкой, а затем... он увидел её.
Она была прекрасна. Блики искусственного освещения играли на её соблазнительно гладких белоснежных боках, один из которых был украшен сияющей, словно само Солнце, золотой эмблемой.
Заинтересованный, тифон тихонько забрался на стол и опасливо приблизился к ней, страшась коснуться своими маслянисто-чёрными конечностями белой керамики. Подойдя ближе, он вострепетал, увидев, что ободок и внутренняя поверхность у неё тоже были ослепительно золотыми. О, это сочетание манящего блеска и девственной белизны!
Он никогда прежде не испытывал ничего подобного, да и не должен был испытать: он же тифон, существо, не способное ощущать привязанности. Но почему ему так отчаянно хотелось остаться рядом, не покидать её, стать частью её или даже единым целым?
Он потянулся к ней, но внезапно услышал возглас одного из находящихся в лаборатории обитателей станции. Человека. Этот человек в белом халате пока не замечал его, но выглядел угрожающе и, возможно, собирался навредить ей.
Мимик не мог позволить себе так скоро потерять внезапно обретённую любовь, так что решение пришло к нему мгновенно. Осознавая, что, скорее всего, это будет его последнее превращение, он в первый и последний раз поластился к ней угольно-чёрным боком и, сосредоточившись, скопировал цвет, фактуру, каждую чёрточку эмблемы, все восхитительные щербинки и трещинки керамической формы. До чего пронзительно хорошо было в последние мгновения жизни хотя бы так стать ближе к ней...
***
— Это кофе? — раздражённый после очередного проваленного Морганом по неизвестной причине теста, профессор Сильвен Беллами с возмущением заглянул в кружку, не замечая, как её ручка уже превращается в чёрное щупальце. — Здесь же пусто...