Обеденный стол всегда был самым лучшим местом для разговоров. Особенно, когда стрелка часов, висевших на стене, уже клонилась к утру.
— Знаешь, я всегда задавал много вопросов и, если уж меня что-то заинтересовало, узнать побольше. Прям как ты. Но мне уже давно не даёт покоя тот факт, что никто не знает, почему эта ментальная связь, — мужчина стукнул пальцами по виску и провёл в воздухе линию. — Вообще существует. Для чего?
— Ну, — усмехнулся Клаус, сидевший напротив него. — Известно, для чего — чтобы найти…
— …чтобы найти родственную душу, — закончил за него Олаф. — Да. Но это просто слова, которыми называют людей, связанных ментально. Согласись, что, если взглянуть на это явление скептически, ментальную связь часто имеют совершенно разные люди. Да взять хотя бы тебя и меня…
— Но я всё равно тебя люблю, — возразил Клаус.
— Да, я тоже тебя люблю, — согласился мужчина. — Но это результат не ментальной связи, а нашего с тобой общения. Это выбор, а не судьба…
— По мнению некоторых фаталистов, мы бы всё равно с тобой рано или поздно сошлись, — задумчиво произнёс Клаус. — Типа, как не петляй, от судьбы не убежишь…
Олаф строго посмотрел на Клауса.
— Да, я помню! Помню! «Типа» мы не говорим… — отчеканил юноша, чем вызвал довольную улыбку и добрую усмешку.
Пару дней назад Олаф задался целью искоренить из речи Клауса слова-паразиты. По большому счёту ему, как человеку, уже видавшему жизнь, было всё равно на то, как говорят другие люди, но, как преподаватель, он хотел слышать чистую и связную речь. Особенно в своём доме.
— Сдаётся мне, мы живём в чересчур романтизированном мире. Опять же, чем вообще обусловлена эта «предназначенность»? Она появляется в подростковом возрасте обычно, но ведь дети — и не спорь со мной, для меня ты всё ещё ребёнок — эти дети ещё полностью не сформированы. У них меняются взгляды и предпочтения едва ли не каждый месяц, так о каком родстве душ может идти речь?
Клаус хмыкнул.
— Вообще, у меня уже давно было сформировано мнение касательно соулмейтов, — признался он. — И мне тоже не давали покоя разные вопросы, и с каждым днём их становилось больше… Я иногда завидую тем людям, которые не парятся и просто плывут по течению, встречают родственную душу и живут долго и счастливо…
— Интересно, так уж ли счастливо?..
— Постой, но ведь многие говорят о том, что после встречи, их будто тянет друг к другу магнитом… И ты не можешь отрицать, что в нашу первую встречу ты тоже что-то почувствовал! Почувствовал же?!
Олаф повёл головой и, решив, что увиливать от ответа нет смысла, кивнул:
— Почувствовал.
— И что же это такое, если рассуждать, игнорируя весь этот пропагандирующийся романтизм?
Олаф на секунду задумался, проведя пальцами по подбородку, и тут же начал говорить:
— У меня было достаточно жизни без твоих мыслей и твоего присутствия, Клаус, и за эти годы я прочёл немало книг об этом. Конечно, не только научных — художественных тоже, но от них в этом деле мало пользы. Один учёный в своих трудах объяснял это явление как отголосок древних инстинктов. Вернее, это не совсем инстинкт, потому что у людей их нет, как таковых, но все люди испытывают страх за свою жизнь, за исключением, разве что, душевно больных. Все называют это инстинктом самосохранения, материнскую заботу — материнским инстинктом… А влечение к своему соулмейту? Тот же инстинкт самосохранения, только его более сложная форма! Всем людям хочется жить комфортно, а ментальная связь с человеком якобы гарантирует, что вот, мол, вы идеально подходите друг другу. Не исключено, кстати, что это всего лишь самовнушение, что люди, наслушавшись всех этих историй про предначертанную счастливую жизнь, просто верят в то, что им будет хорошо только рядом с «родственной душой»…
Клаус фыркнул.
— Бред.
— И не говори, — согласился Олаф. — Ума не приложу, как можно всю жизнь прожить с человеком, ежедневно слыша каждую мысль друг друга.
Серьёзное выражение лица удержать не удалось; они оба рассмеялись.
Это было действительно смешно: они съехались, когда Клаус поступил в университет, и жили таким образом без малого год.
— Нет, ну ты представь, — вернувшись к прежнему тону, сказал Олаф. — Если во время секса думать о том, что нужно заплатить за коммуналку, а партнер будет слышать все это… это же может сильно сказаться на отношениях… О, кстати, мне это тоже всегда было непонятно…
— Почему всё всегда сводится к сексу? — Клаус приподнял брови, предугадывая вопрос.
— Ну да… Столько историй о родственных душах, столько фильмов, столько навязчивой рекламы — и везде соулмейты непременно романтическая парочка.
— И непременно сношаются.
— Непременно, — подтвердил Олаф. — А между тем, научные статьи говорят нам, что ментальная связь — это прежде всего о родстве душ (кто бы мог подумать, да?). И что два человека, предназначенные друг другу, могут быть предназначены не как половые партнёры, а как, скажем, брат и сестра, как родитель и ребёнок, как… да как кто угодно! Соулмейт — человек, с которым тебе должно быть комфортно существовать. Неважно, кем вы приходитесь друг другу, важно, что вам хорошо просто посидеть вместе и попить чай.
Как бы в подтверждение своим словам Олаф сделал глоток из своей кружки.
Клаус повернул голову и взглянул на настенные часы. Десять минут пятого.
— Нас бы с тобой большинство назвало безумцами, — усмехнулся он. — Иронично, учитывая, что сумасшедшие здесь точно не мы.
— Надо видеть разницу между сумасшедшими и безумцами. Знаешь, что говорят о безумцах, Клаус? — спросил Олаф и, дождавшись момента, когда Клаус заинтересованно поднимет брови, проговорил: — Безумцы меняют мир. Клаус улыбнулся.
— Это звучит как утопическая идея такого же безумца.
— Но попробовать стоит?
— Думаю, да.
15.11.2020 — 22.11.2020