Вечер в промёрзшем каждым серым камнем Пределе всегда наступает резко и внезапно, словно в один миг его накрывает плотным шерстяным полотном. Через завесу тяжёлых снеговых туч отчаянно пробиваются огни звёзд и лун, совершенно не освещая эту неприветливую чужую землю, и изредка кое-где мелькают отблески разноцветного северного сияния, окрашенного преимущественно в синие и зелёные оттенки. Вечером в Пределе пахнет сухой землёй, морозом, дымом далёких костров и почему-то старым сеном. Иногда к запахам присоединяются жгучий резкий аромат колокольчиков, растущих по обочинам тракта, и нежность пёстрых горноцветов, стелющихся шуршащей тропой под ногами. С гор спускается промозглый ветер, от которого не спасает даже тёплый меховой плащ; Друадах тянутся с севера на юг неприступным каменным хребтом, закрывая собой полнеба, и их вершины скрываются в пелене облаков.
В Пределе всё — каменное. Даже столица, построенная у подножия гор на месте древнего города глубинных эльфов. Маркарт возвышается у истока Карт на узком рукаве, буйно спускающемся по резким порогам к большой тёмной реке, поэтому здесь всегда шумит вода, заглушающая стрекотание ночных насекомых и беспокойные крики птиц. Не слышно даже, как бьёт копытом по мощёному тракту уставший конь, минуя многочисленные шахты, насыщенные железными и серебряными рудами, и маленькие дремлющие поселения.
Маркарт сияет в тусклом ночном свете лампами узких окон, уличными огнями и крышами высоких башен, покрытыми двемерским металлом. У высоких ворот о чём-то тихо переговариваются стражники, на их щитах, как и на порванных ветром стягах на стенах, изображён герб города — витиеватый горный козёл на зелёном фоне. Почему именно это животное стало символом крепости, можно догадаться. Маркарт, построенный на скальных утёсах, требует должной сноровки, чтобы выжить на скользких каменных ступенях высотой в полсотни футов. Приезжему будет непросто здесь освоиться.
Всадник спешивается у стойл, оставляя жеребца на попечение старого конюха, ещё работающего в поздний час, и направляется к главным воротам города, зачем-то мельком осмотрев других лошадей, словно надеясь узнать из них особенную. Стражники пропускают его с неохотой, недоверчиво переглядываясь между собой. Путник не заводит с ними разговоров.
Маркарт встречает его большим рынком с одинокими пустыми прилавками, запахом сырого камня, исходящего из чистых проточных каналов, и однообразным видом многочисленных скальных ступеней, поднимающихся всё выше и выше на следующие уровни города, который построен вверх. Бойчи это не удивляет. Может, северяне и непривычны к такому, но ему Маркарт напоминает древесные города Валенвуда. Только вместо живого тёплого дерева — холодный и грубый камень.
Слева от рыночной площади находится большое здание, ничем не отличающееся от остальных строений города; разве что нелепая деревянная вывеска с нарисованными скрещенными киркой и боевым молотом, с которых капают кровавые капли, совершенно выбивается из общей атмосферы. Мелькает мысль о том, что у хозяина местной таверны много горделивости и эгоизма, но вот чувство вкуса и эстетики отсутствует напрочь. Эльф отворяет металлическую дверь, отливающую бронзой, и заходит в «Серебряную кровь».
В помещении очень тепло. После долгой дороги, спутником в которой был только беспощадный северный ветер, оказаться рядом с горящим очагом, источающим огненный жар и запах готовящейся еды, — настоящее блаженство.
Главный зал трактира огромен. Здесь всё выполнено из камня и металла: стулья, столы, полки, светильники. Под ногами расстилается старый вытоптанный ковёр, кое-где на мебели присутствует тканевая обивка. На полках ютится множество книг, посуды, различных безделушек, и это всё делает помещение живым. Если же убрать отсюда вещи человеческого быта, то трактир станет лишь безжизненной каменной постройкой. Потому что в камне жизни нет.
— Будешь ещё по сторонам озираться или закажешь уже чего-нибудь? — Голос трактирщика, опёршегося руками на каменный прилавок, звучит грозно. Хозяином оказывается пожилой мужчина с морщинистым недовольным лицом и лысиной на макушке.
— Я впервые в Маркарте. — Бойчи отвечает так не для того, чтобы оправдаться. Он думает, что норд чем-то ему поможет, но местная таверна, как он уже успел понять, не отличается большим радушием. Или такое отношение здесь исключительно к мерам. Война многое переменила.
Норд злобно морщит лицо, ворча:
— Для новичков у нас тут цены завышены. Если хочешь переночевать и пожрать чего-нибудь, то готовь деньги.
Сзади к босмеру вдруг плавно подходит невысокая молодая северянка в ярком платье с глубоким вырезом, на её груди покоится серебряный амулет. Голос девушки звучит у самого уха:
— А если есть лишние, то ещё и расслабиться сможешь.
Недийские трактиры все одинаковы. Лесной эльф мягко отодвигает девушку от себя и тихо объясняет:
— Я проделал большой путь из Драгонстара. Мне сейчас не до развлечений. — А потом поворачивается к хозяину: — Принеси мне ужин и приготовь комнату. У меня есть деньги.
Норд кивает, пересчитав выложенные на стол монеты, и, довольный суммой, кричит что-то жене, сам отправляясь к очагу. Босмер, перестав уделять им внимание, устраивается за одним из каменных столиков. Он расстёгивает ремни на груди, снимая со спины тяжёлый клеймор, и замечает, что пышногрудая девушка настойчиво направляется к его столику, явно не собираясь упускать свою жертву. С милой улыбкой она садится напротив, наклонившись чуть вперёд, чтобы босмер мог хорошо разглядеть её достоинства. Он не сдерживает себя и скользит взглядом по её груди.
— Твой кошель рвётся от золота, рядом сидит очаровательная девушка, а ты не обращаешь на неё внимания. — Нордка обладает весьма притягательным ровным голосом, звучащим высоко и чисто. — Нечасто мне встречаются такие мужчины.
Эльф ставит локоть на стол и подпирает кулаком подбородок, наигранно улыбаясь:
— Если ты так на меня набрасываешься, то в последнее время мужчины тебе вообще нечасто встречаются.
Девушка вдруг эмоционально взмахивает рукой, не став спорить:
— Нет мужчин — нет денег. А драить за чашку супа полы в этой харчевне мне уже до такой степени опостылело, что, в отличие от Клеппа, я даже готова сделать тебе скидку!
Сейчас босмер улыбается по-настоящему и говорит, слегка понизив голос:
— Я слышал, что в Маркарте даже кровати из камня. Учитывая это, думаю, тебе со мной не понравится.
— Зато тебе со мной — понравится…
— Не в этот раз, извини, — уже серьёзно отвечает он, дождавшись, когда Клепп поставит перед ним весьма скудный ужин и кружку светлой медовухи. Поблагодарив его, эльф продолжает: — Я ищу кое-кого. Босмерка. Светлые волосы, серый взгляд. Она важна мне.
— Жена? — понимающе спрашивает нордка, но эльф отрицательно качает головой. — У нас её не было, я бы запомнила. Может, тебе стоит порасспрашивать в Муравейнике. Те, у кого не хватает денег на комнату здесь, отправляются туда.
— Что это за место?
— Местная клоака. — Девушка пренебрежительно поджимает губы. — Обиталище больных, бездомных, нищих, убогих… всех, кого не принял большой город.
Бойчи мотает головой:
— Нет, она бы не пошла туда.
— А ты всё-таки спроси. Маркарт не с каждым дружелюбен. — Она пожимает плечами и вдруг протягивает ему мозолистую руку. — Я Вьетта.
— Занкэль. — Эльф осторожно пожимает руку нордки, признавая, что у неё достойная хватка. — Спасибо за твой совет.
— Обращайся, — лениво протягивает она. — Парень ты вроде хороший, хоть и эльф. Непросто тебе в Скайриме придётся.
— Почему?
— Война. — Она говорит это легко и обыденно. Войны для жителей Предела — явления частые, практически постоянные. — Может, каких-то эльфов норды и признают, но таким, как ты, не дадут проходу.
— Что ты имеешь в виду?
— Видно, что с юга, а значит, алинорец. — Она ухмыляется. — Не в обиду.
— Не обижусь на правду, — спокойно отвечает Занкэль. — Но ты относишься ко мне с пониманием, хоть и северянка.
— Я — другой случай. — Вьетта смотрит в сторону, словно пряча печальный взгляд. — Но не суйся на восток, к Братьям Бури. Их тебе действительно стоит обходить стороной.
— Спасибо за помощь, — его слова звучат искренне, и он отставляет опустевшее блюдо, пробуя напиток. Медовуха горчит и имеет металлический привкус. На вкус она отвратительна.
— Не за что. Если передумаешь, то я буду здесь. — Вьетта улыбается ему и, легко поднявшись, направляется к очагу, покачивая бёдрами. Занкэль провожает её задумчивым взглядом, размышляя совсем не о том, стоит ли ему воспользоваться её услугами. Он в одиночестве допивает разбавленную медовуху, а затем, оставив грязную посуду на столе, отправляется в снятую на ночь комнату.
Кровати в Маркарте действительно каменные. В узкой комнатке, куда зашёл Занкэль, стоит одна такая, укрытая тонким матрасом и шерстяным одеялом. Также здесь находятся монолитный стол и большой сундук с тяжёлой крышкой. В столице Предела всё из камня. Может быть, люди думают, что это они обжили древний двемерский город, но нет. Это город их поработил.
Комнатка в «Серебряной крови» полностью лишена окон, и единственным источником света здесь является только одинокая свечка, уже почти догоревшая. В некоторых углах блестит ядом тонкая сеть паутины, пыль на полках и плесень на стенах подтверждают, что хозяин следит за своим заведением крайне плохо. Однако Занкэль не из тех, кто жалуется на неудобства. За долгое время странствий он привык к таким условиям, что каменная кровать в грязном маркартском трактире сейчас кажется ему более-менее сносной.
Ночь на город опускается незаметно. С сумерками жители расходятся по домам, многие из которых не наделены окнами, и никто не видит этой безмятежной красоты подножия Друадах. А погода к полуночи разъяснивается. Тучи проплывают на восток, и снегопады прекращаются, открывая на небе бесподобные виды северного сияния, которое теперь вступает во всю свою мощь, будто самая сильная магия. Маркарт холодно мерцает под лунами, а пахнет в городе всё так же — сырым камнем и травами.
Обычно Занкэль не запоминает своих снов, но этой ночью он видит такие кошмары, каких не помнил с детства. Ему являются древние отвратительные тени с тощими костлявыми руками, которые тянутся к нему, пытаясь ухватиться окровавленными когтями за одежду, и позже он различает в существах мохнатых пауков, глупо моргающих многочисленными глазами. Он пытается спастись, но что-то слизкое не позволяет ему сделать и шага, а вокруг — сырой камень Маркарта. Верного меча нет за спиной, и бойчи остаётся лишь бежать по узким высоким лестницам, с трудом переставляя ноги и выпутываясь из мокрых липких паутин. Ступени почему-то путаются под ногами. Они меняют своё местоположение, дрожат, исчезают, крошатся. И в какой-то миг Занкэль не находит под собой опоры и падает в бесконечную тёмную бездну, разливающуюся вокруг каменного города. Когда он открывает глаза, осознавая, что всё это было только сном, то сразу же слышит оживлённые голоса за стеной. Из-за отсутствия окон в комнатке он не понимает, который уже час, но почему-то ощущает себя выспавшимся, несмотря на кошмар. Обычно Занкэль не придаёт значения своим снам, но сейчас любая случайность кажется ему чем-то важным.
Одевшись и застегнув крепкие ремни на груди, эльф выходит из комнатки в холл, отмечая, что за окном уже окончательно рассвело, а «Серебряную кровь» наполнили работники и посетители. Жена хозяина суетно хлопочет у огня, почему-то обиженная и нервная, сам Клепп громко общается с каким-то старым другом, заглянувшим в трактир с самого утра. Занкэль молча возвращает ключ и после холодного завтрака выходит на рыночную площадь, выглядевшую такой заброшенной и одинокой вчера вечером.
Сейчас она оживает. Прилавки ломятся от самых разных товаров, начиная свежим мясом и заканчивая знаменитым маркартским серебром, блестит золото монет, торговцы наперебой зазывают покупателей громкими речами, суля только лучшее качество и самые низкие цены, а люди вокруг копошатся, будто крысы. Пробираться через толпу не хочется, потому Занкэль обходит рынок, придерживаясь стены таверны, и сворачивает на Речную сторону, где протекает неширокий приток Карт, врезаясь в серые камни и разлетаясь серебряными брызгами вокруг. Уже слышатся звон кузнечного молота и шипение раскалённого металла, доносящиеся из кузницы неподалёку.
Занкэль останавливается перед низким широким мостом, оказываясь в южной части Маркарта, самой грязной и мрачной. На набережной тощие обнажённые по пояс мужчины носят большие ящики с товарами, доски и камни для строительства, вёдра с водой, сети с рыбой. Вовсю кипит работа, и никто не обращает внимания на бойчи, который будто случайно забрёл на Речную сторону. Рядом с ним пожилая слабая женщина убирает мостовую облысевшей кривой метёлкой. Занкэль неловко обращается к ней:
— Доброе утро, можешь мне помочь?
Женщина не сразу отвечает, будто не верит, что обращаются действительно к ней. В её узких глазах мелькает испуг.
— Вряд ли я чем-то помогу такому, как ты. Тебе не место в Муравейнике.
— Я ищу одну девушку. Может быть, её видели здесь.
Нордка кашляет в сторону, а потом с прищуром оборачивается:
— Тоже лесная эльфийка? С ребёнком под сердцем?
Занкэль осторожно кивает:
— Где мне отыскать её?
— Уже не здесь. — Женщина возвращается к своему занятию, но меру недостаточно такого скудного ответа.
— Куда она направилась? Я должен узнать о ней всё.
— Зайди внутрь и найди Каирин. Она сидит там целыми днями, наверняка знает обо всём лучше.
Бойчи молчаливо благодарит женщину и спускается к реке, у которой под обвалами старинного двемерского здания скрывается помятая дверь, уже не способная плотно закрываться. Занкэль осторожно тянет на себя одну створку, и та поддаётся со скрипом и стонами. В Муравейнике темно и сыро. Повсюду обломки камней, завалы проходов, полусгнившие деревянные подпорки, ещё каким-то чудом держащие потолок, который так и норовит обрушиться. Здесь пахнет плесенью, гнилой едой, человеческими отходами и болезнью. Это место вызывает отвращение даже у Занкэля, который многое видел в своей жизни.
В длинном подземном коридоре, которым и является Муравейник, сейчас немного людей: только те, кто уже не может стоять на ногах. Больные немощные старики, калеки, чумные — все они лежат недалеко друг от друга, кашляя и стеная. Ближе всех к выходу сидит ещё нестарая бретонка, она что-то шепчет в горячке и качается из стороны в сторону, держась за живот, однако почти сразу замечает вошедшего эльфа. Он опускается рядом с ней на корточки.
— Ты Каирин?
— Кто ты, и чего тебе надо?
— Я ищу босмерку, которая недавно была здесь.
Губы бретонки кривятся в лживой улыбке.
— Нералвен? Наевен? — перечисляет она. — Как там её звали?
— Наэрвен, —нетерпеливо поправляет мер. — Расскажи мне всё, что ты знаешь о ней.
— Хорошая девушка, — с какой-то тоской начинает говорить бретонка. — Пришла сюда дня три назад уже по темноте, попросилась на ночлег. Конечно, никто отказать не посмел, тем более брюхатой. Без единой монеты в кармане, голодная и замёрзшая. Ну, мы поделились, чем были богаты. Мужики, кто не совсем голый, тоже сжалились, отдали ей покрывала. А она, видно, добрая, скромная, не привыкшая к такому. Не знаю, что с ней случилось. Мы разговорились с ней, и она стала первой, кто меня здесь пожалел. Сказала, что раздобыла бы мне зелье, если могла бы. А я видела, что ей и самой зелья не помешали бы.
— О чём ты?
— Слабая. — Каирин вздыхает. — Измученная, да ещё и беременная.
— Ты знаешь, что случилось с ней потом? Куда она направилась? Может, говорила что-то?
— Полгорода знает, что она повздорила с Верелием. Непонятно из-за чего, но после её визита он закрыл Зал Мёртвых, а она в этот же день покинула город. Попрощалась со мной, извинилась, что не может ничем помочь.
— Возьми. — Он снимает с пояса склянку с эликсиром и передаёт ей. — Должно помочь тебе.
Она смотрит на зелье с подозрением, слабо сжимая в ладони. Через стекло видна густая мутная жидкость.
— Что это?
— Настойка на саркосцифах. Лечит от большинства заболеваний, может, вылечит тебя.
Женщина удивляется так, будто до сих пор не верит, что незнакомый ей мер дарит ей спасительное зелье, и крепко сжимает флакончик.
— Ей повезло с мужчиной. Надеюсь, ты скоро её отыщешь.
— Спасибо. — Занкэль поднимается на ноги, но не может улыбнуться, потому что горечь на сердце сильнее остальных эмоций.
Он покидает кишащий насекомыми, крысами и болезнями Муравейник и поднимается по лестницам на самую высокую Сухую сторону Маркарта, узнав, где находится Зал Мёртвых. С высоты Подкаменной крепости открывается потрясающий вид на тундру Предела. Вдалеке видны редкие деревья, широкая река, кажущаяся отсюда лишь голубой лентой, бескрайние жёлтые степи. Весь город под ногами выглядит не таким уж и большим. Дома похожи на игрушечные, а люди на рыночной площади и вовсе едва различимы даже для зоркого глаза бойчи. Солнечные лучи в водопадных брызгах превращаются в узкие радуги в воздухе, и это выглядит завораживающе среди падающего снега.
Но Занкэль не находит в себе сил радоваться мелочам и, открывая дверь, заходит в огромное тёмное помещение, освещённое только огнём и древними подземными лампами. В Подкаменной крепости, как и во всём городе, много обвалов, но это не умаляет её величия. Вошедших в зал встречают хорошо сохранившиеся двемерские центурионы, в их бронзовом корпусе отражается тусклый огонь люстр, а огромные мечи всё ещё блестят острой заточкой. Бойчи сворачивает налево, минуя зал ярла стороной, чтобы попасть к Залу Мёртвых.
Брата Верелия он видит сразу же. Имперец в храмовых одеяниях стоит у высокой двемерской двери, сложив руки на груди, и о чём-то спорит с нордским воином. Занкэль решает, что ему не стоит вмешиваться раньше времени, но мужчина, так и не добившись своего, вскоре уходит, и разозлённый чем-то Верелий переключает своё внимание на босмера.
— Я сказал, что Зал Мёртвых будет закрыт до тех пор, пока ярл не решит возникшую проблему!
Занкэль подходит ближе, оставаясь совершенно спокойным.
— Я здесь как раз из-за этой проблемы. Из-за её причины, полагаю.
Жрец Аркея повышает голос, из-за чего на них оборачиваются остальные присутствующие в Подгорной крепости.
— Дагоновы босмеры! Ты заодно с той мразью?!
— Ты говоришь о женщине, приходившей к тебе три дня назад?
— Убирайся, выродок, пока я не позвал стражу.
— Я не понимаю твоего гнева. — Бойчи качает головой, своим спокойствием показывая, что презирает этого эмоционального человека, обвиняющего честных меров, ни в чём так и не разобравшись.
— Не понимаешь? — Верелий говорит тише, осознавая, что и без того привлекает к себе ненужное внимание. — Я скажу тебе в чём дело. Та эльфийка пришла ко мне, услышав, что я ищу помощников для работы в Зале. У нас большие гробницы, и моих сил давно не хватает, чтобы за всем уследить. Многого она не потребовала, только еды на день, и я согласился взять её, ведь поверил, что она желает служить Аркею.
— Она почитает Аркея, — уверенно подтверждает Занкэль. — Что она сделала, раз ты так злишься на неё?
Верелий, оглядываясь по сторонам, переходит на шёпот:
— После того, как она появилась, я заметил, что трупы в Зале… кто-то ест. Я сам видел следы зубов, и они точно не принадлежали зверю.
— И почему ты решил, что это была она?
— Я знаю о ваших дикарских предпочтениях.
Босмер вздыхает:
— Она Отступница. Ты сделал выводы слишком рано, не попытавшись во всём разобраться. Ты выставил на улицу беременную женщину, обвинив её в богомерзком преступлении. Этого от тебя требует Аркей?
— Пойми меня. Как мне ещё нужно было реагировать, если все улики указывают на неё?
— Какие улики?
У Верелия заканчивается терпение, и он снова говорит громче:
— Сам зайди посмотри!
Занкэль кивает на дверь:
— Открывай.
Зал Мёртвых встречает темнотой и эхом шагов. Занкэль всегда ходит осторожно — выучка телохранителя, — но даже сейчас стены слышат и выдают его. Каменный пол под ногами удивительно гладкий. Пахнет гнилой плотью, и этот запах перебивает ароматы благовоний и свеч. Занкэль сразу обнаруживает причину паники Верелия. Один из саркофагов приоткрыт, ещё свежее тело вытащено наружу и распилено чем-то острым. Эльф осторожно подходит ближе, чтобы осмотреть останки.
Похороненный не больше трёх дней назад мужчина, умерший, вероятно, от ножевого ранения в живот, действительно мог бы сойти для босмера. Только вот Занкэль точно знает, что имеет дело не с равным себе. Бойчи вдали от дома всегда могут нарушать Зелёный Пакт и не исполнять его предписания, касательно поверженных — этому пункту и в Валенвуде не всегда следуют. Но даже если какой-то лесной эльф и убил этого мужчину, то непременно съел бы его целиком. Труп же был съеден только наполовину. Кто-то содрал с него кожу и обглодал конечности, затем перешёл к куда более сочной груди, вырвал сердце. Брюшную полость трогать не стали, и Занкэль, усмехаясь, соглашается со вкусовыми предпочтениями неизвестного каннибала. Но он точно знает, что это не бойчи. Может, недийские расы и считают их бескультурными дикарями, но у лесных эльфов есть свои понятия чести и морали. Босмер не стал бы есть незнакомого человека, умершего не от его руки — к столу подаются только тела убитых врагов, и это важное правило для всех. И босмер довёл бы начатое до конца.
Остальные саркофаги выглядят целыми и очень древними. Занкэль решает не трогать их, зная, что найдёт внутри только истлевшие останки. Он возвращается к двери и замечает хрупкую тень в углу. Глаза незнакомки блестят азартом и хитростью.
— Кто ты? — Рука непроизвольно тянется к эфесу клеймора, но замирает в воздухе, не обняв рукоять.
— Я та, кого ты ищешь. — Женщина выходит ему навстречу. — Эола.
— Впервые вижу тебя.
— Верно. — От её улыбки почему-то неприятно. — Я последовательница Владычицы Намиры. Это, — она кивает на изъеденный труп, — моя работа.
— Рад, что ты осталась сыта. Но ищу я не тебя.
— Наэрвен, — вдруг произносит она. — Я знаю.
Занкэль подступает ближе к женщине, одно только звучание этого имени пробуждает в нём огонь давно забытых чувств и воспоминаний.
— Что ты знаешь о ней? Где мне её найти?
— Она ушла. Но я знаю, куда.
— Чего ты медлишь?
— Хочу, чтобы сначала ты помог мне. А потом я всё тебе расскажу.
Занкэлю стоит больших усилий держать себя в руках. Он уточняет холодным тоном:
— В чём заключается твоя проблема? Я не располагаю большим количеством времени.
— Много времени это и не займёт. — Бретонка обходит его, увлекаясь своим рассказом. — До того, как я была вынуждена бежать сюда, гонимая голодом и ненавистью, трапезы проводились в другом зале. Но сейчас древние мертвецы пробудились. Мне нужно чтобы кто-то, вроде тебя, помог от них избавиться. И тогда я могла бы рассказать о Наэрвен, — после небольшой паузы добавляет она. — Идёт?
— Двуличная тварь. — Бойчи беззлобно усмехается и соглашается: — Выбора у меня, похоже, всё равно нет. Веди. Где эта твоя трапезная с мертвецами?
Бретонка удовлетворённо кивает самой себе, наверное, рассчитывая на такой ответ, и быстрым шагом направляется к другому выходу из Зала. Когда Занкэль вновь оказывается на улице, то тучи уже окончательно затягивают небо, и снегопад усиливается. Босмер с горечью признаёт, что город камня задержал его куда дольше, чем следовало, а башни и стены Маркарта тянутся к небу, наблюдая за воином с высоты глазницами узких окон. Этот негостеприимный к чужакам город будто всем своим неприступным гордым видом показывает, что так просто отпускать прикоснувшегося к его тайнам мера не собирается.