Дороги в Пределе, несмотря на скальную местность, ровные. Один из трактов тянется вдоль реки на юг, и Эола ведёт бойчи именно по нему. По пути им встречаются заросли можжевельника со зрелыми ягодами, в которых копошатся мелкие птицы, жужжат насекомые. Колокольчики кланяются до земли у ног, колышутся на ветру. Солнце уже перешло зенит, но воздух ещё тёплый, нагретый, и дорога кажется лёгкой.

Сейчас Занкэлю удаётся лучше разглядеть свою спутницу. Бретонка уже немолода, ей наверняка идёт пятый десяток, и, наверное, за всю жизнь она побывала во многих сражениях. Эола предпочитает простые доспехи из варёной кожи и длинный широкий меч, кажущийся босмеру весьма неудобным. Как воин она, должно быть, способна, но как женщина — слишком груба и проста. Она не отличается стройным или сильным телосложением, высоким ростом, густыми длинными волосами и милым лицом; напротив, в Эоле есть что-то мужеподобное, резкое, отталкивающее, а косые глаза, один из которых кажется меньше второго, делают её взгляд неприятным. Занкэль понимает, что её место именно в Культе Намиры, госпожи уродства.

Спустя час они сворачивают с дороги и поднимаются по узкой едва заметной тропинке в гору. Ветер становится сильнее, и почему-то появляется страх поскользнуться и упасть — здесь очень высоко, а внизу огрызаются острые деревья и бесконечные камни. Скала, к которой упрямо направляется Эола, выделяется из общего пейзажа густой растительностью, на ней колышутся яркие цветы, невысокая трава, кустарники. Вскоре эльф понимает, что зелень скрывает проход в узкое ущелье, практически незаметное среди листвы деревьев. Бретонка останавливается и оборачивается, объясняя очевидное:

— Пришли. Там, внутри, драугры. Давай разберёмся с ними.

Она тянется к старому мечу на поясе, но Занкэль останавливает её резким движением руки:

— Останься. Я схожу туда один.

— Самоубийство.

— Спорное утверждение.

Женщина непонимающе нахмуривается:

— Что ты имеешь в виду?

— Я не привык сражаться бок о бок с кем-то. Тем более с незнакомцами.

Её разный взгляд становится высокомерным, но она соглашается:

— Как хочешь. Мне не придётся пачкать руки. Надеюсь, ты вернёшься оттуда.

Удостоверившись, что она остаётся ждать на улице, Занкэль медленно достаёт клеймор из ножен и шагает в тёмное ущелье. Приходится выпить зелье, чтобы глаза быстрее привыкли к темноте и смогли видеть в ней, как при свете факела. Руки напрягаются, сжимая тяжёлый двуручный меч, и босмеру нравится это ощущение. Он знает, что его дело — сражения.

Подземелье плавно превращается в древние руины какого-то помещения. Неровный камень тоннеля становится гладкой старой стеной нордской гробницы, выполненной с многочисленными узорами и рисунками. Здесь до сих пор стоит слабый запах ароматических благовоний, которые использовали древние норды в гробницах, но изредка откуда-то навевает гнилью и разложением. Доносятся странные скребущие звуки. Занкэль передвигается осторожно, внимательно вглядываясь вдаль и следя за тем, чтобы остриё клеймора не касалось низкого потолка, с которого свисают длинные нити мха и паутины.

Звуки становятся ближе, и первого драугра эльф встречает в большом зале, куда его выводит коридор. Потревоженный мертвец выглядит омерзительно: худое иссохшее тело, лишённое внутренностей, горящие синим огнём древнейшей магии глаза, беззубый рот, скрюченные пальцы на полусгнившей деревянной рукояти топора, захороненного вместе со своим хозяином. Занкэль не думает, что с обычным зомби норда возникнет много проблем. Безмозглая (в прямом смысле) тварь настойчиво идёт прямо, пытаясь проломить рёбра, но бойчи уверенно уклоняется, слегка раскачивая меч для атаки, и, замахиваясь вполсилы, вонзает острое длинное лезвие в бок драугру. Клеймор останавливают жёсткие и ещё крепкие кости. Эльф без усилий выдёргивает меч и, прикладывая уже куда больше силы, отсекает мертвецу голову. Сталь разрезает воздух стремительной лентой, уверенно идя по заданному твёрдой рукой направлению. Отрубленная голова падает на древние напольные плиты, и в подземелье сразу же появляется усиленный запах нордских благовоний и сухого тела.

Занкэль резко оборачивается, понимая, что оставил свою спину неприкрытой, но сзади к нему подступает только полумрак холодной пещеры. Однако расслабляться ещё не время. Минуя зал, в котором стоят каменные столики для различной работы, бойчи натыкается на настоящую гробницу. Саркофаги здесь расположены упорядоченно и надёжно, но эльф замечает, как из-под крышки одного из них проскальзывают сморщенные костлявые пальцы драугра с целью открыть её. Силу покойного нордского воина следует признать, однако это не повод для страха и паники. Когда крышка со скрежетом и писком отодвигается, Занкэль, не давая драугру возможности выбраться, перехватывает клеймор эфесом вверх и пронзает зомби, разрезая лишённую органов брюшную полость. Намазанная маслами изнутри плоть отслаивается легко и без препятствий. Сейчас босмер чувствует чьё-то присутствие и наугад бьёт с разворота. Клинок пролетает по воздуху, и эльф напрягается, чтобы его остановить. Драугр несётся на него сломя голову, и воин вынужден быстро принимать на клинок удар затупленного меча. Столкнувшаяся сталь, благородная алинорская и древняя скайримская, звенит эхом под сводами гробницы, отражаемым от монолитных стен и украшенного арками потолка. Бойчи резко отталкивает драугра, налегая на него грудью. У зомби сейчас куда больше преимуществ, ведь орудовать коротким мечом в данной ситуации проще, но Занкэль опытнее и умнее. Он отвлекает противника обманным движением, делая вид, что хочет ударить сверху, и, когда драугр открывается снизу, выписывает лезвием в воздухе широкую дугу от потолка до пола, чтобы пройтись скользящим ударом по животу или ногами. Мертвец издаёт протяжный вой боли, наполненный паникой и страхом, когда клеймор перерубает коленные суставы, лишая норда опоры. Тело падает на пол, и босмер в завершение резко отрубает драугру голову, которая с шумом откатывается в сторону.

Занкэль осматривается, убеждаясь, что он здесь один. Нордские руины следят за ним каждым камнем в стене, и это наводит какой-то неведомый ранее ужас осознания того, сколько столетий назад всё это было построено и сколько историй видело это место. А теперь оно кишит беспокойными усопшими, восставшими, чтобы защищать то древнее, что они помнили. Занкэль смотрит на труп у своих ног и даже представить не пытается, о чём мог помнить и думать этот древний норд. Если он вообще мог о чём-то думать. Однако мысль, что когда-то такое может произойти с ныне живыми и процветающими городами, по-настоящему пугает. Эльф видел айлейдские разрушенные города в Валенвуде и в Сиродиле, и его сердце каждый раз обливается кровью, когда он думает о том, что в давние времена в этих местах проживал целый народ, который теперь остался исключительно на страницах истории.

В комнате всё осталось так, будто люди ушли отсюда вынужденно, внезапно, не собирая вещи, не прощаясь. На потолке висит красивая люстра с остатками свеч, на полках из старого почерневшего от времени дерева стоят канделябры и лежат рассыпающиеся ветхие книги, которые уже нельзя прочесть. Рулоны древней бумаги, свёртки ткани, нити, посуда, сундуки с ценностями, украшения, всевозможные инструменты, оружие остались в гробнице нетронутыми. Разве что самое ценное давно растащили мародёры или обосновавшиеся здесь каннибалы. Однако Занкэль всё-таки отдаёт должное «северным варварам», которые сохранили свои исторические объекты куда лучше, чем бойчи сохранили наследие айлейдов. Руины салиачи стоят среди лесов полностью опустошёнными, а в нордских гробницах ещё сохранился какой-то призрак жизни. Занкэля это восхищает.

Он, оставив размышления и изучение нордской комнаты, продвигается дальше. Узкие коридоры подземелья похожи между собой, но здесь нет никаких разветвлений, и бойчи мысленно благодарит древних нордов за правильную и логичную планировку своих гробниц. Каким бы огромным ни было подземелье, заблудиться в нём практически невозможно. Тоннель выводит к узкой двери, обитой железом с изображением различных событий, обрамлённых в необычные узоры. У Занкэля сейчас нет времени восхищаться красотой и умением мастеров прошлого, потому что он слышит какое-то движение за дверью и крепче сжимает клеймор, готовясь к бою. Его ладонь касается холодного металла и толкает створку двери. Пред эльфом предстаёт трапезная. Здесь стоят двумя рядами длинные столы с посудой и ножами, рядом Занкэль видит скопление каменных стульев, а в самом конце зала — чернокаменный странный алтарь, украшенный цепями, металлическими фигурами и прочими предметами.

Двое драугров нападают на незваного гостя одновременно. Эльф вынужден бить наотмашь, чтобы выиграть немного времени и понять, как действовать дальше. Он быстро уклоняется от ударов и оказывается справа, уже не окружённый опасными противниками, готовыми выпотрошить любого, кто тревожит их покой. Клеймор быстро и уверенно идёт в бой, но драугр отбивает его, и Занкэль в эту же секунду вынужден уворачиваться от атаки второго противника. Ему требуется мгновение, чтобы просчитать свой следующий удар, но этого времени достаточно и для драугра.

Грубый пол промёрзшей каменной гробницы стремительно и резко впивается в спину. Занкэлю с трудом удаётся не выронить и не потерять своё оружие. От внезапно пронзившей тело боли в глазах мутнеет и дыхание перехватывает, однако сейчас босмер больше доверяет своим привычкам, а не разуму. Руки, повинуясь неведомому инстинкту, выставляют клеймор вперёд, насаживая уже замахнувшегося для последнего удара драугра на длинное острое лезвие. Иссушенное тело падает рядом, но Занкэль не может встать от боли, и ему не удаётся сбросить насаженный на клинок труп, поэтому он сам отпускает оружие, хватаясь за кинжал.

Босмер пытается подняться на ноги, но не успевает уследить за движением вражеского меча, и драугр наносит скользящий удар на уровне груди. Парировать кинжалом босмер не может, а времени для уклонения слишком мало, и Занкэлю остаётся только надеяться на свою старую кирасу. Она выдерживает лёгкую атаку. Однако лезвие скользит дальше, задевая плечо, и кровь мгновенно обагряет одежды, оставаясь на драугрском мече. С виду рана пустяковая, но боль заставляет Занкэля вскрикнуть и машинально зажать кровотечение правой рукой. Он знает, что секундное промедление может стоить ему жизни, ведь сейчас у него нет никаких шансов против вооружённого зомби, но рана и сильное кровотечение отвлекают.

Занкэлю удаётся уйти от второй атаки, он привычно уклоняется, избегая опасной стали, и судорожно думает, как сможет подобраться к драугру с кинжалом и убить его. Ответа на этот вопрос не требуется. Из груди мертвеца вырывается наконечник тусклого клинка, и драугр издаёт последний крик, замертво падая на пол. Бойчи видит перед собой насмехающуюся Эолу.

— Любишь сражаться в одиночку, потому что не доверяешь незнакомцам? — Её кривые губы растягиваются в победной улыбке, но она, выдернув меч из сухого тела, протягивает эльфу руку.

— Спасибо. — Занкэль не привык благодарить и признаваться в своей слабости, но он понимает, что ответить Эоле грубостью или ложью не может. — Ты вовремя.

— Хотела проверить, не сдох ли ты здесь. — Она осматривается и берёт со стола какую-то мутную бутылку из жёлтого грязного стекла. — Надо обеззаразить твою рану. Иди сюда.

— Не надо. У меня есть зелье.

Эола презрительно морщится и откупоривает бутылку. Пахнет крепким алкоголем.

— Зелье… От драугрского меча, пролежавшего здесь несколько веков, поможет только такое зелье. Сядь.

Занкэль вынужденно опускается на один из каменных стульев, и Эола, беря его руку, закатывает окровавленный рукав просторной рубахи, а потом выплёскивает алкоголь на рану. Босмер с усилием заставляет себя не застонать от неприятных ощущений, но всё равно издаёт тихий рычащий звук. Боль становится ещё острее. Бретонка, кажется, находит всё это забавным.

— На, выпей теперь.

Занкэль не отказывается. Он берёт бутылку и делает несколько больших глотков, даже не спрашивая, что в ней. На вкус это оказывается куда приятнее и крепче того, что босмеру подали в маркартском трактире. Отставляя выпивку в сторону, он снимает с пояса флакон с зельем и выпивает его, а потом достаёт чистые бинты из своей сумки.

— А я гляжу, ты всегда готов к подобному. — Не спрашивая его разрешения, она вызывается помочь с перевязкой, и эльф отмечает, что получается у неё не очень ловко. — Да и сражаешься серьёзно. Мало кто справился бы в одиночку с толпой обезумевших драугров.

— Работа такая.

— Ты наёмник?

— Теперь уже не знаю.

Эола хмыкает:

— Раньше не доводилось браться за грязную работу за мелкие деньги, да?

— Давно не доводилось. — Он решает не таить от неё правду, но разговор ему не нравится. — Ты обещала рассказать о Наэрвен. Давай.

— Я хочу, чтобы ты ещё кое-что сделал для меня.

Босмер резко поднимается на ноги, возвышаясь над Эолой, и рвёт перевязку, над которой она не очень-то и старалась. Его кинжал всё ещё лежит рядом на столе, и он готов схватить его в любую секунду.

— Где Наэрвен? Я хочу узнать всё немедленно, потому что я и так потерял с тобой слишком много времени.

Занкэль видит, что женщина пугается, но пытается не показать этого. Она отклоняется назад, прибирая к себе распустившиеся бинты:

— Успокойся, эльф. Я лишь хотела пригласить тебя на трапезу, так сказать, отпраздновать то, что тебе удалось избавить нас от драугров. У меня даже есть достойный кандидат в главные блюда.

— Меня не интересует это. Меня интересует только девушка.

— Хорошо, садись, и я всё расскажу тебе.

Бойчи с трудом берёт себя в руки и нервно опускается. Эола снова принимается работать над его раной, из которой всё ещё сочится кровь.

— Я не знаю, откуда взялась эта девочка. Она появилась в Маркарте совершенно без денег, переночевала в Муравейнике, а потом услышала, что в Зал Мёртвых требуются работники, и сразу же пошла туда. Верелий взял её, поручив, конечно, самую грязную работу. Она следила за телами, подправляла их, намазывала благовониями… всё как принято у нордов. А потом я решила поужинать свежим трупом, и Наэрвен увидела это. Она меня осудила, но сказала, что выдавать не станет. Это было неожиданно благородно с её стороны. Но довольно глупо. — Бретонка обернула бинт последний раз и крепко его завязала, вернув Занкэлю остатки.

— Потому что Верелий решил, что каннибал — она. А ты не посчитала своим долгом помочь ей.

— Не спеши с выводами, босмер. — Сейчас Эола показывает характер. Занкэль решает, что ему и впрямь не стоит делать поспешных выводов, и замолкает. — Верелий в самом деле подумал на неё, и она стала отрицать свою вину, но он не слушал. Разозлившись, он поднял на неё руку. Наэрвен упала, ударившись о камни, и я, наблюдая за всем этим, больше не могла этого терпеть. Я схватила Верелия, пообещав, что следующим сожру его. Заживо.

— Он ударил Наэрвен? — Занкэль вдруг чувствует смешанный со злостью страх. — Что было дальше?

— Когда я обернулась, эльфийки уже не было. Она убежала, и от неё остались только пятна крови на полу.

— Ты сказала, что знаешь, где мне её найти.

— Я сказала, что знаю, куда она направилась. На восток по тракту на Фолкрит. Её видели мои сотрапезники. Там есть трактир, “Старый Хролдан”. Тебе стоит спросить о ней там.

— Для начала у меня есть пара вопросов к брату Верелию.

Эола как-то заговорщицки щурится.

— Думаю, сейчас у нас общие интересы.

— Хочешь сожрать его?

— Какое некрасивое слово! — Она фальшиво хмурится. — Приведи его сюда. Разделим трапезу вместе.

Босмер вдруг сознаётся себе, что где-то в глубине души хочет этого. Он не тратит много времени на раздумья:

— Хорошо. Тогда жди меня к закату. С ужином.

Занкэль поднимается на ноги, подбирая свой клеймор и вытирая его от масел и пыли, и быстрым шагом направляется к выходу из подземелья. За Наэрвен он действительно готов убивать.

Маркарт сейчас предстаёт перед ним уже в свете дневного солнца, но на этот раз у Занкэля нет настроения рассматривать его и размышлять, вдохновившись его каменной красотой. Он, уже зная улицы, сворачивает на Сухую сторону и проходит вдоль реки мимо кузнецы. Здесь лестницы поднимаются вверх, к самым высоким башням Маркарта и к Храму Дибеллы, но бойчи, поднявшись на новый уровень каменного города, сворачивает к крепости, через которую проходит к Залу Мёртвых.

Верелия он застаёт за ужином. Имперец сидит перед входом в усыпальницу за одним столом с каким-то магом и наслаждается видами, открывающимися отсюда на древний подземный город глубинных эльфов. Занкэль уверенно приближается к брату, вызывая подозрение у заранее заметившего его чародея, и, резко пододвигая к столу ещё один стул, садится рядом. Имперец вздрагивает от внезапности и грубости его действий, но быстро берёт себя в руки и делает надменное лицо, будто не считает Занкэля за мера.

— Это снова ты? Что узнáл?

— Узнал, — он скрещивает руки на груди, — что ты соврал мне.

В глазах Верелия мелькает страх, но он продолжает лгать:

— Соврал? Как ты смеешь в чём-то обвинять меня?

— Ты знал, что это не она ела труп в Зале. Ты знал, что это сделала бретонская женщина, но ничего не предпринял и послал меня узнавать о том, что тебе и так было известно. Я не пойму, что тобой движет.

— Я не думал, что ты вернёшься. Хотел от тебя избавиться. А с тобой — и от всех неприятностей.

Занкэль тут же поднимается на ноги, кивая имперцу:

— Идём.

— Куда? Я никуда с тобой не пойду.

— Я нашёл логово каннибалов. Но один туда не сунусь.

— Так найми какого-нибудь бойца! Зачем тебе я?

— Тогда мне проще оставить всё как есть — это не мои проблемы. Пусть они и дальше поедают трупы в Зале. Посмотрим, как это скажется на твоей репутации.

Верелий боязливо выходит из-за стола, соглашаясь:

— Только не кричи об этом на всю крепость. Ладно. Я сообщу ярлу, чтобы он подготовил отряд.

— У меня нет на это времени! — эмоционально предупреждает Занкэль. —  Я либо иду сейчас с тобой в то логово, либо вовсе ухожу из Маркарта.

— Ладно, — ещё раз повторяет Верелий. — Ладно, идём.

Как только имперец делает шаг к Занкэлю, эльф с силой бьёт его кулаком по лицу, без предупреждения и длинных речей. От стремительного и мощного удара Верелий вскрикивает и падает на пол с разбитой бровью, покрывая босмера матом. Опешивший от этого придворный чародей тоже вскакивает со стула, но не решается ничего предпринимать, опасаясь связываться со странным лесным эльфом.

— Мне следовало бы убить тебя за то, что ты сделал с Наэрвен, — шипяще говорит ему босмер. — Вставай, идём. Я помогу тебе разобраться с этим делом, но лучше не зли меня. Того, что ты ударил её, я тебе никогда не прощу.

— Я не знаю, что на меня нашло тогда, — Верелий вдруг говорит правду упавшим тихим голосом. Он тяжело поднимается с пола, вытирая кровь, капающую на веко. — Я не хотел бить её, но она так жалко молила меня не выгонять её, оправдывалась, а я знал, что теперь не разгребу все свои проблемы из-за неё, поэтому и ударил. Я не сумел удержать себя в руках. Разозлился.

— Ты знал, что она не виновата! — Занкэль начинает злиться, но приказывает себе быть сдержаннее, хотя это стоит ему немалых усилий.

— Я узнал это после, когда та бретонка вдруг напала на меня, защищая твою девчонку. Я до сих пор не понимаю, что это было.

— Я верю тебе, — эти слова бойчи говорит с неохотой и кивает к выходу: — Идём. Я не хочу больше ждать.

Верелий совсем не похож на Эолу. Он всю дорогу молчит, робко следуя за эльфом, оглядывается, сосредоточенно о чём-то думает и постоянно теребит края своей монашеской робы. Занкэль видит, что служитель Аркея напуган. Он подозревает что-то, но боится высказывать свои мысли или продумывает какой-то план. Тем не менее босмер не собирается ничего предпринимать. Говорить с Верелием ему противно, смотреть в его лживые глаза — ещё омерзительнее. Ему действительно хочется вырезать этому неду сердце, предварительно заставив помучиться, или же, наоборот, убить быстро, чтобы не слышать его диких воплей и не возиться с трупом долго. Но сейчас в мыслях только Наэрвен. Занкэль не знает, смогла ли она убежать далеко, сохранила ли ребёнка, выжила ли в голоде и холодной скайримской погоде. И он боится за неё. Убегая из дома, она понятия не имела, что здесь ей будет ещё хуже.

Занкэлю уже надоело бегать по её следам. Он хочет как можно скорее её отыскать.

Утёсная пещера появляется так же неожиданно, как и в первый раз. Занкэль привычным движением отодвигает ветви деревьев, открывая перед собой тёмный узкий проход в ущелье, и жестом приглашает Верелия войти первым. Имперец в недоверии останавливается.

— Куда ты привёл меня?

— Я же сказал, что нашёл убежище каннибалов. Так прошу. Или ты уже передумал?

— Нет, идём. — Этот шаг, похоже, стоит Верелию всей его храбрости. Пропустив служителя, эльф идёт за ним.

Они минуют уже освещённые факелами и свечами коридоры и залы с убитыми драуграми, и Верелий с подозрением рассматривает всё это. Сейчас им требуется не больше пяти минут, чтобы дойти до трапезной. Останавливаясь перед металлической дверью, Занкэль извлекает клеймор из ножен, и приказывает Верелию отворять дверь.

К его удивлению, Эола уже не одна. Со своими сотрапезниками она успела навести в зале порядок, расставить блюда на столе, и, видя всё это, Верелий замирает. Эола смотрит то на него, то на босмера, и в её взгляде видна какая-то сумасшедшая и по-настоящему пугающая радость.

— Как хорошо, что ты привёл его в назначенное время, как и обещал, — она улыбается, приближаясь к Верелию. — Думаю, его хватит на всех нас.

Верелий шарахается от неё, как от шаровой молнии, прижимаясь к стене и хватаясь за кинжал. Занкэль чувствует нездоровый страх этого человека, и это только подогревает желание убить его.

— Я так и знал, что вы сговорились! Ты та тварь, которая ела трупы в Зале!

— Вкус у них отвратный. В следующий раз не заменяй лавандовое масло горноцветовым. — Эола смеётся, смело приближаясь к служителю, совершенно не боясь его оружия. — Хотя о каком следующем разе я говорю?..

Занкэль видит магию в её руках, и Верелий мгновенно бросает кинжал на землю, будто повинуясь чьему-то неслышимому приказу. На такое способен только очень сильный и профессиональный гипноз. Босмер, глядя на торжествующую Эолу, понимает, что ошибался в ней. В совокупности со своей магией она действительно опасная соперница на поле боя.

— Иди приляг, Верелий. Ты, должно быть, устал. — Бретонка кивает на алтарь, над которым нависает цепь с опасным железным навершием, и Верелий в бреду выполняет её приказ. Эола улыбается Занкэлю: — Давай. Выпусти свою злость и разделай его для нас. Себе можешь взять самое вкусное.

Босмеру дважды повторять не требуется. Убирая клеймор, он приближается к холодному алтарю, на котором уже лежит Верелий, распахнутыми глазами смотрящий на цепь, и уверенно сжимает свой острый кинжал. Рука закрывает имперцу рот, чтобы не орал, а белое лезвие резким движением разрезает артерию на шее. Яркая кровь брызжет на стену, заливая всё вокруг алтаря, но Эола тут же подставляет какое-то ведро. Похоже, среди её сотрапезников есть любители. 

Верелий недолго хрипит и затихает совсем. Бретонка одобрительно кивает:

— Умеешь убивать быстро. Можешь пользоваться любыми инструментами, всё в твоём распоряжении.

Занкэль поворачивается к полке за своей спиной, на которой лежат клещи, топоры, пилы и ножи, и, пока он выбирает, Эола раздевает свежее, ещё тёплое тело. Эльф останавливается на клещах. Он берёт их в руки, проверяя, как работают, и, возвращаясь к Верелию, раскрывает ему рот, зажимая инструментом язык у корня. Резким движением он извлекает его, а затем, совершенно этого не чураясь, прикусывает, отрывая зубами сырое плотное мясо, и тщательно прожёвывает. За долгие месяцы скитаний по провинциям он успел соскучиться по свежему человеческому мясу.

Эола выглядит крайне удивлённой. Похоже, столь решительных действий она не ожидала.

— Как приятно, когда к нам присоединяются не слабовольные новички, которых тошнит от одного только вида еды. — Она вдруг хватает рукоять небольшого топора и принимается сама разделывать тело, начиная с конечностей. Точно так же она работала и в Зале Мёртвых.

Занкэль доедает сырой язык, проглатывая его, и, зачерпнув стаканом кровь из ведра, запивает. Он не очень любит её, но, как он понял, трапеза должна проходить во всём масштабе. Кажется, Эола его действия одобряет.

— Насчёт Наэрвен, — тихо начинает он, чтобы остальные сотрапезники не услышали его слов. Эола обращает к нему всё своё внимание. — Она сохранила ребёнка после того, как Верелий её ударил?

— Да, насколько я знаю, — бретонка начинает говорить серьёзнее, поняв, что это важно. — Он твой?

Занкэль устало вздыхает и кивает. Эола почему-то думает, что должна поддержать его:

— Твоя Наэрвен сильная, хотя я и знала её совсем немного. Она со всем справится.

— Мне надо её как можно скорее отыскать.

— Могу я полюбопытствовать?

Босмер отрицательно качает головой:

— Не стоит, Эола.

Она, скромно кивнув, опять становится весёлой и активной, перекладывая конечности на плоское блюдо и берясь за большой нож.

— Тогда, может, сердце?

— Обойдусь только мясом.

Засмеявшись, бретонка проводит лезвием вдоль тела, вскрывая грудь, и, разделяя кожу и мышцы на две части, вырезает из тела Верелия сердце. Занкэль решает не оставаться до конца трапезы. Когда Эола закончит жарить мясо, он съест свою порцию и отправится на восток по тракту с постоянной надеждой хотя бы теперь отыскать Наэрвен.