Терпкий запах твири просачивался везде, пролезал в оконные щели, пропитывал собой вещи, но в кабаке Андрея Стаматина, в твириновом притоне на Заводах, этот запах был разлит не только по воздуху, он был загнан в бутылки и смешивался с перегарной вонью. Бутылки позвякивали в руках у бармена, переставлявшего их: тоскливый звук. Хуже только стук капель дождя, сопровождавший в этот день младшего Влада везде, куда бы он ни шёл: впрочем, здесь его было не слышно. И это было хорошо. 

Влад взял себе пару стаканов твирина, чтобы не ходить потом к барной стойке, и устроился за столиком в углу. Ненавистный минус маленького города: один увидел, пятеро растрепали, десятеро приукрасили — и пожалуйста! Завтра полгорода будут говорить о пропойце-наследнике Толстого Бооса. Это ни к чему, конечно, но что поделать..

Два стакана всего. Он даже успеет протрезветь, пока пойдёт домой. Что же, это не помешает. Теперь путь в удобную комнатку на втором этаже Сгустка ему заказан — его собственность это только заброшенный дом с несколькими лестницами. Иногда Влад жалел, что в кабаке нет небольшого гостевого дома. Можно было бы предложить эту идею Андрею, да только все равно люди в этот город не так уж часто ездят. Влад отглотнул твирина и, когда тот приглушил звуки кабака и насущные проблемы, отвлёкся на собственные мысли. 

Несколько лет назад он посоветовал Андрею Стаматину открыть кабак на этом месте. Вернее, Андрей и сам вынашивал идею кабака, потому что гонорары братьев Стаматиных подходили к концу, но не мог найти подходящего места. А Влад, которому отец поручил заведование старыми заводскими помещениями, дескать, «ну ты пристрой их как-нибудь..», как раз и придумал сдать один из корпусов под дело Андрея. Их тогда случайность свела — разговорились неподалёку от Станции. Оба в Степь направлялись: Андрей уже пробовал гнать твирин и тогда захотел проследить за червями, как те твирь собирают. Наивно думал, что сам научится. А Влад тоже хотел за степной жизнью понаблюдать. Вот и разговорились. 

Вот и сидит он теперь, твирин в кабаке пьёт. Заливает очередную перепалку с отцом. Неплохое вложение было, кабак этот. Стоило того. Влад усмехнулся себе в усы. Вечно отец задавал невыполнимые задачи, а Влад их иногда все ж умудрялся решить, да ещё и себе на пользу вывернуть. Опять же, с корпусами как придумал: Машину он Исидору открепил от всех в тайне. Бурах ему за это иногда рассказывал про степняков, обычаи их, про травы. Влад дома это все аккуратно записывал: все мечтал для Уклада свою, что ли, утопию построить. Загадочные люди чтобы жили, чтобы в будущее свои загадки несли. Тавро, быков, невест. Сохранить их необычную культуру хотелось.

Влад отвлёкся на танец невесты в кабаке.  Не дело.. Хотя, конечно, красиво. Пускай. 

Взгляд Влада немного затуманился, и он облокотился о кирпичную подвальную стену, слушая город. Город шумел опадавшей листвой, стучал каплями по крышам, топотал детскими ножками, прятал секреты, открывал тайники. Твириновую дрёму прервал знакомый приятный баритон архитектора.

— Ну что, сойдёт твирин, этнограф ты наш? — явно подвыпивший Андрей плюхнулся рядом. Впрочем, Влад был не против его компании. 

— Твирин сойдёт, хорош твирин. Как дела тут, Андрей? 

— Да тоже сойдёт. Твири много, запасы организую. Как видишь, недостатка не испытываем, мне и самому бутылка досталась. — Андрей засмеялся и отхлебнул из только что замеченной Владом бутылки, — давно ты не заходил, что ж сейчас мимо не прошёл? Я же тут всех спаиваю. Ольгимский недоволен. 

Влад закатил глаза. Опять про отца. И тут покоя не дают.

— Не издевайся. 

Андрей опешил, но буквально на пару секунд. Сегодня в кабаке весь день было скучно — приходили только рабочие, никто не заглядывал, даже Пётр сегодня решил не вылезать со своей мансарды. Надо было ему меньше запас выдать. В общем, собеседника Андрею на тёплую голову не хватало. Поэтому, подавив желание продолжить разводить Влада на конфликт (хотя это, безусловно, тоже имело свою прелесть), Андрей попробовал быть чуть более дружелюбным. 

— Не издеваюсь. Чего пришёл-то?

— Да неважно.

Влад глотнул ещё из бутылки, и твирин обжег горло травяным ядом. Контуры вещей стали отблескивать красными полосами. 

Андрей выдержал паузу. Твирин сделает своё дело, он был в этом уверен. Почти никто не может противостоять твирину долго, разве что Черви, а собеседник Червём не был. Андрей был прав и в этот раз. 

—  С отцом поругался. Снова,— немногословно ответил Влад, делая очередной глоток. Андрей понимающе кивнул. Вообще-то, полгорода знали, что отец и сын  Ольгимские не очень друг друга жаловали, но всегда же зудит узнать из первых рук, почему, да что, да как происходит. 

— О чем же?

То ли твирин в голову ударил, то ли Андрей, сам того не желая, задел какую-то тревожно-звенящую струну, но Влад вдруг начал злиться. Злиться на все сразу и на все по-отдельности. На отца, на кабак. И держать это в себе стало невозможно. Правда, отрывистый голос, которым он начал говорить, звучал гораздо тише и спокойнее, чем гнев, стучащий о стенки головы. 

— Он вечно сваливает на меня самую гадость. Что бы я ни делал, ему не нравится. Чтобы я ни делал! Он думает, что я живу неправильно, хотя знает, дай бог, половину о том, что я делаю. Он хочет исправить меня. Он меня ломает. И.. я чувствую, что ломаюсь,— тирада оборвалась несколькими шумными глотками.  В горле обожгло. 

— Почему ты вообще все ещё слушаешь его? — Андрею, с детства не привыкшему слушать какие-либо авторитеты, всегда были непонятны люди, идущие на поводу у родителей, начальников, да кого угодно, — ну не нравишься ты ему, бывает, велика беда. 

— Ты не понимаешь. Это мой отец. И он любит меня. 

— Да пошёл он нахуй,— ответил Андрей, похлопал Влада по плечу, и удалился к барной стойке.