это было почти смешно.
то, как мало о нем знал весь мир.
когда-то ему казалось, и хорошо, что никто не знает. так он был в безопасности, в своем маленьком мирке, только он и его большие секреты. он был в порядке.
но сейчас это чувство изолированности ощущается остро и больно, забирается под кожу, то и дело колет.
ему никогда не было так одиноко в гудящей толпе, как сейчас.
ему двадцать два, он стоит под палящим июньским солнцем, на нем изнуряюще черная футболка с логотипом "пендрагон энтерпрайзес", а в руках сжат этот проклятый тяжеленный транспарант.
"прайд парад прямиком в ад!"
у этого хотя бы есть какая-то рифма. на остальных плакатах либо гадкие картинки, либо прямые оскорбления.
он делает это с пеленок. поначалу отец брал его на руки и возвышал, ревущего, над толпой, словно симбу из мультика. демонстрировал как доказательство, что геи (окей, папочка называл их не так) не способны размножаться.
затем, когда артур подрос, они с морганой держали один плакат на двоих. он не умел еще читать, а она уже глотала книжку за книжкой, но это было совсем неважно, ведь они все равно не понимали, что там написано.
артур не может вспомнить, когда начались поучения и лекции, они, наверное, всегда были, только он был совсем крошкой и не мог помнить. утер скорее провозглашал, чем объяснял. ему было все равно, слушают его или нет.
еще давным-давно артур понял, что отца не переубедить. что такой будет его жизнь.
а сестра была другой. подростком она уже наслаждалась спорами с утером, а один раз попыталась разбить транспарантом его машину, курила с леоном и колдовала над байком в гараже, а потом ее забрала к себе моргауза. и артур остался с отцом один. не то чтобы он винил моргану, конечно. любой бы... наверное.
артура мутит от самого себя.
он должен быть там, по другую сторону. там поют песни и несут красочные флажки, и лозунги там совершенно другие. там хорошо, там его бы, наверное, приняли, наверное, простили бы когда-нибудь за этот плакат.
но нельзя.
и он бы бросил свой никому не сдавшийся протест и ушел в закат, будьте уверены, но не то чтобы это было так легко.
на самом деле все предельно просто.
артур уже привык, что отец узнает обо всем, даже если он пропадает в командировках и на встречах. у него всегда есть верные люди, которые доложат обо всем. артур не может снова скрываться, его обязательно найдут.
наверное, ему просто страшно.
наверное, он просто трус и предатель.
"эй, этот даже смешной," раздается оклик.
из-за полицейского ограждения на артура, улыбаясь, глядит чья-то ушастая физиономия. он, может, немного выше артура, такой худой и угловатый, будто кто-то взял и потянул за темные кудряшки вверх, вытянул в высоту. у него на куртке бесчисленное множество значков с флагами, которые артур различает пока с трудом. розовые, голубые, черные и желтые, радужные, они воинственно и гордо кричат с джинсовки.
"забавный, говорю, плакат у тебя! стишок получился!" повторяет незнакомец, пытаясь перекричать толпу, и показывает на своего патлатого спутника. "это гавейн, он собирает смешные, можно нам тебя сфоткать?"
"да, есть немного," как-то заторможенно отвечает артур совершенно не на тот вопрос. он не признается, но его застали врасплох. обычно в лицо ему кричат справедливо обидные слова, но никогда не относятся вот так.
"ты что, перегрелся?" фыркает тот, что гавейн. "да пойдем, мерлин, они все тут двинутые."
"да брось, ты же хотел."
"можете сфотографировать," подает голос артур.
"ты точно не против?" щурится мерлин.
забавное имя, птичье. глаза тоже.
"эмрис, ты бы его еще позировать попросил. давай по-быстрому да пошли."
"я могу и позировать," вздернув подбородок, на потеху гавейну заявляет артур. щелкает камера. мерлин благодарно улыбается.
а в следующую секунду раздается мерзкий лязг ограждения
и мерлину в щеку впечатывается чей-то кулак.
он не падает, он просто смотрит, застывший.
раздается чей-то крик.
толпа движется, страшно загудев, хаотично, грозя превратиться в давку, в побоище.
радужное море медленно штормит, яркое вперемешку с черным, плакаты и флаги, крики и сирены и гудки.
мерлина задавят, черт возьми, он же как спичка.
и уже плевать.
"твою мать, пусти ты!" извивается мерлин из его хватки. "да руку пусти, вывернешь, герой!"
тогда артур тащит за ворот куртки, чуть только не сгребает его в охапку, чтобы вытащить из эпицентра, увести подальше, желательно вообще в переулок, где мерлин сплюнет кровью и согнется в три погибели.
"сам цел?" прохрипит он.
"вроде."
"твою мать. просто блеск. уилл будет в восторге."
"твой парень?"
"мой медбрат. классно губу раскроило, глянь?"
"да не сильно," соврет артур.
мерлин еще долго будет просто дышать и хрипеть, пытаясь успокоиться. жадно выпьет воды из фонтанчика, умоется и наберет гавейна. спросит у артура его имя и скажет спасибо.
"прости," только и скажет тот.
а мерлин лишь улыбнется с прежним лукавым прищуром, устало и болезненно поморщившись.
"увидимся на следующем прайде?"
пробежит год, снова наступит июнь, но мерлин не отыщет артура в море пикетчиков. не будет его и в знакомом переулке. никакого странного свидания.
на самом деле, артура узнает ланс по ставшей уже легендарной в узких кругах фотографии, именуемой "краш эмриса, или свобода на баррикадах". артур найдется где-то в хвосте, а на щеке у него будет красоваться радуга.
ланс замечательный друг. мерлин бы обязательно его расцеловал за возврат пропажи, не будь ланс трагично гетеросексуальным, а мерлин - безнадежно влюбленным.