Судья последними словами проклинал себя за свою глупость. Он весь день не находил себе места. Все думал — вот приедет он к себе домой, а Эсмеральды там уже нет, и ее комната опустела. Фролло с трудом заставил себя вернуться в дом, где, как он думал, больше ее не увидит. Не увидит, как она играет со своей козой, не услышит ее звонкого голоса и веселого смеха. Не сможет учить ее защищать себя. А все из-за того, что он позволил себе неподобающую вольность. «Дурак! Ты просто старый дурак!» — кричал он про себя.

Все-таки он приехал поздно вечером и прошел в столовую залу — ужинать, хоть и не надеялся, что сможет съесть хотя бы кусок. Но, когда Фролло открыл дверь, он увидел, как она сидит за столом на своем месте и тоскливо смотрит туда, где должен был сидеть он. Когда судья вошел, Эсмеральда встрепенулась и посмотрела на него своими чудесными изумрудными глазами, в которых вспыхнула… радость.

— Что же вы так долго, ваша честь?! — она все-таки позволила своему возмущению прорваться. — Я вас заждалась!

Ее голос музыкой прозвучал в его ушах, и судья совершенно открыто улыбнулся ей.

— Ты могла бы поужинать и без меня, — сказал он.

— Могла бы, — фыркнула она. — Но не захотела. Я привыкла, что вы сидите напротив меня. Без вас ужин был бы каким-то… не таким.

Он, все еще улыбаясь, прошел на свое место и уселся на стул.

— Ну, что ж… — сказал судья. — Полагаю, мы можем приступить к трапезе. Ты, верно, проголодалась, моя дорогая?

— О, еще как! И это — ваша вина. Вы заставили меня ждать и мучиться от голода, — она хихикнула.

— Сейчас мы это исправим.

Весь день Эсмеральда была не в духе. Уж очень беспокоилась. Никак не могла перестать думать о том, что судья сделал. Закрывала глаза, возвращаясь к этому моменту снова и снова. И вспыхивала, вспоминая, как его теплые губы коснулись ее шеи, как его язык ласкал чувствительное место рядом с ее ухом, как его горячее дыхание обжигало ей кожу. Ее тело тогда покрывалось сладостными мурашками, а на шее волоски вставали дыбом. Чтобы хоть немного отвлечься от этого, она сбежала на колокольню к Квазимодо. Но и здесь ее преследовали мысли о Фролло.

— Слушай, Квази, — спросила она звонаря, почесывая у своей козы за рожками, — а Фролло часто отказывает себе во всяких радостях?

Горбун подумал.

— Ну, он очень строг и к себе, и к другим. В Париже любят сплетни, иногда они даже до меня доходят, — ответил он. — Но про судью я ни разу ничего такого не слышал — разве что всякие ужасы вроде того, что он опять кого-то отправил на эшафот. В основном он делает то, что ему не нравится.

— Вот как? — она вздернула брови.

— Ну да, — Квазимодо кивнул. — Например, он не любит праздники, говорит, что это все суета, шум и беготня, но заставляет себя на них ходить, потому что это — его долг.

Эсмеральда затихла, обдумывая его слова.

— Значит, он никогда не позволял себе веселиться, отказывал себе в этом… — пробормотала она. — Тяжко ему, наверное, живется… — она перевела взгляд на горбуна. — Знаешь, я с рождения живу в дороге, много чего видела. И я поняла, что человек не может постоянно себе в чем-то отказывать. В конце концов, коса находит на камень, и он срывается в какой-то момент. Это может быть всё, что угодно — вкусная еда, или азартные игры… или кто-нибудь, возбудивший в таком человеке желание. И тогда тот, кто держал себя в строгости, начинает безумствовать.

Квазимодо насторожился.

— Он что-то сделал тебе? — тихо спросил звонарь. — Мой хозяин? Он пытался сотворить с тобой что-то плохое? Обидел тебя?

Эсмеральда опять вспомнила поцелуй Фролло и вспыхнула.

— Нет! — запротестовала она. — Ничего такого он не делал! Просто мне кажется, что он одинок и не очень счастлив.

— Знаешь, когда ты сказала об этом… Наверное, ты права. Мне он, правда, этого никогда не показывал, но я все равно чувствую. Только бесполезно это все, он ведь никого и никогда к себе не подпускал. Не думаю, что и сейчас подпустит.

Теплые, почти горячие ладони на ее плечах. Его прерывистое дыхание и хриплый от желания голос. Нежные губы и настойчивый язык…

«Ну, это мы еще посмотрим!» — подумала про себя Эсмеральда и решительно тряхнула волосами. Танцы — вот что ей всегда придавало сил. Эсмеральде хотелось пойти на улицу прямо сейчас — все тело зазудело от предвкушения.

— Ну, я пойду, — она вскочила на ноги. — У меня есть одно неотложное дело. Увидимся, Квази!

Она пошла туда, где танцевала чаще всего, надеясь, что Лоло со своей свирелью уже сидит там. Так оно и оказалось. Он весело кивнул Эсмеральде и швырнул ей ее бубен. И цыганка завертелась в танце. Сегодня она была настолько хороша, что монетки так и летели в старую шляпу для денег. К тому же рядом с ней была ее коза, которая выделывала всякие смешные трюки. Краем глаза Эсмеральда заметила, как в толпе появился капитан Феб де Шатопер. Он восторженно пожирал ее своими темными глазами, и Эсмеральда внутренне поежилась от его взгляда. Словно ее обмазали чем-то липким. И еще она вспомнила, как он отобрал у нее из рук меч… Несмотря на неприятные ощущения и воспоминания, Эсмеральда закончила танец, собрав при этом прилично денег. Ей эти деньги были не нужны — судья действительно хорошо ей платил, как и обещал, и Эсмеральда отдала их Лоло — им было нужнее.

Толпа разошлась, вполне довольная представлением. Только капитан Феб стоял на месте и, судя по всему, уходить не собирался.

— Я думал, что Фролло платит тебе достаточно, чтобы ты больше не танцевала на улицах? — сказал он.

— Платит, да, — ответила Эсмеральда. — Но зачем же мне отказываться от дополнительного заработка?

Капитан постоял и подумал еще.

— Знаешь, — заявил он, — если бы ты была моей женой, я бы не дал тебе выступать на улицах. К чему это делать, если бы моих денег хватало на нас двоих? Тебе не нужно было бы так унижаться.

Эсмеральда слегка нахмурилась. Она вовсе не считала свои танцы унижением. Она видела восхищение в глазах людей, дарила им радость, а капитан только что назвал это унижением.

— Я что, так плохо танцую? — недовольно спросила она.

Капитан, который даже не думал, что этой фразой только что оскорбил ее, затушевался.

— Н-нет, ты прекрасно танцуешь! — с жаром сказал он. — Но замужней женщине не пристало это делать!

— Вот как? — Эсмеральда пронзительно посмотрела в его глаза.

До сих пор она думала, что он честный и добрый парень, он даже привлекал ее, но теперь она вдруг почувствовала острую неприязнь. Она обожала танцевать, а он хотел лишить ее этого. А как бы поступил Фролло на его месте? Неужели тоже запер бы ее в своем доме, как в клетке? Эсмеральде вдруг очень захотелось выяснить это.

— Извини, Бог Солнца, мне надо возвращаться, — отрешенно сказала она. — Я наверняка понадоблюсь судье Фролло сегодня.

С этими словами она повернулась и, свистнув Джали, направилась в дом судьи. Да, Фролло сказал, что Эсмеральда может весь день быть свободной, но тогда капитан наверняка увязался бы за ней, куда бы она ни пошла. А ей сейчас вовсе не хотелось быть в его обществе. Слишком о многом из того, что он ей сказал, ей надо было подумать.

Эсмеральда терпеливо дожидалась Фролло, но его все не было. Она даже забеспокоилась — не случилось ли с ним чего. Беспокойство нарастало. Вот уже и ужин подошел, но судьи все не было. Она порядком проголодалась, но не хотела есть без него. Поэтому сидела на своем месте и терпеливо ждала его. И когда судья появился в столовой зале, в ней вдруг вспыхнула такая радость, что она не смогла удержать ее при себе. Счастье так и рвалось из нее, и Эсмеральде вдруг пришло в голову, что судья весьма недурен собой, хоть он и в возрасте. Затем она вспомнила его упражнения с мечом и луком, и подумала, что за ним не всякий молодой человек угонится. А как он смотрел на нее… Словно нашел кого-то дорогого, кого недавно потерял, и не чаял увидеть вновь. И улыбался. У Эсмеральды от его улыбки вспыхнули щеки. «Нет, он не привлекателен, — подумала она. — Когда он улыбается, то очень даже красив!»

Они уже почти закончили ужинать, когда Эсмеральда спросила судью:

— Ваша честь, вы ведь будете продолжать меня учить?

Он нежно посмотрел на нее.

— Ну конечно, моя дорогая, — судья снова улыбнулся ей. — Я хочу, чтобы ты могла защитить себя.

Время все текло, и судья продолжал показывать Эсмеральде, как надо управляться мечом и арбалетом, учил ее правильно падать, чтобы тут же быстро вскочить на ноги, учил ее вырываться, если ее схватят. Но даже не пытался поцеловать ее или что-то в этом роде. Эсмеральда готова была скорбно взвыть. Ей так хотелось снова почувствовать его губы на своем теле, хотелось, чтобы он обнял ее и прижал к себе… Но судья исполнил свое обещание и не делал никаких поползновений в сторону этого. Она уже и не знала, как ему намекнуть, чтобы судье не показалось, что она вешается ему на шею — должна же быть у девушки какая-то гордость! Она не знала, сколько бы продолжались ее мучения, если бы на одном из занятий она не подвернула ногу. Причем на ровном месте. Уворачиваясь от его меча, она вдруг почувствовала боль в щиколотке и, ахнув, упала на вымощенный плитами пол двора. Из ее глаз брызнули слезы. Судья тут же выронил меч и кинулся к ней.

— Что такое, дитя мое? — он исходил беспокойством.

— Ммм… Нога! — она простонала это, держась за больное место.

Судья тут же подхватил ее на руки и отнес Эсмеральду в ее комнату. Там он снял с нее туфлю и ощупал ногу, которая уже немного припухла.

— Судя по всему, ты слегка потянула связки, — пробормотал он. — Я принесу тебе мазь.

С этими словами он вышел. Какое-то время его не было, но вскоре Фролло вернулся. В его руках была баночка и чистая тряпица. Он осторожно принялся смазывать ушибленное место на ее ноге. При этом юбка Эсмеральды задралась так, что обнажила ее колено и часть бедра. Рука судьи сама собой потянулась к ее бедру и погладила его. На лице у Фролло выступила испарина, скулы зажглись румянцем, и он облизал губы. Эсмеральда судорожно вздохнула. Его ласка взволновала ее, он погладил ее так нежно, что она задохнулась. «А если бы он погладил не только мою ногу, но и… всю меня?» — вдруг промелькнуло у нее в голове. Судья прочистил горло и снова занялся ее щиколоткой. Он завернул ее в тряпицу, крепко зафиксировав, и сказал:

— Тебе с неделю надо побыть в постели, моя дорогая. Нога должна отдохнуть, — его голос был хриплым.

— Но, ваша честь, я умру от скуки! — запротестовала Эсмеральда.

— Я буду приходить к тебе так часто, как смогу, — он снова погладил ее ножку, но на бедро на этот раз не посягнул. Вдруг его глаза вспыхнули. — Ты умеешь читать? — спросил он.

— Да, ваша честь, — ответила она.

— Тогда, полагаю, что смогу развеять твою скуку, — судья довольно улыбнулся. — Некоторые книги могут быть весьма интересными.

Эсмеральда радостно встрепенулась. В таборе совсем не было книг — они были просто не по карману бедным цыганам, но ей так нравилось читать!

— Спасибо, ваша честь! — она так и сияла. Но тут же в ее голову закралась одна мысль. — Ваша честь, а я смогу танцевать? Или моя нога мне этого не позволит, даже когда заживет? — ее очень пугала такая перспектива.

— Не говори глупостей, — судья фыркнул. — Конечно, сможешь. Это не настолько сильное повреждение.

Эсмеральда вспомнила, что ей говорил Феб насчет танцев, и решилась.

— Ваша честь, могу я задать вам один вопрос? Предположительный? — спросила она.

— Задавай, — позволил он.

— Если бы у вас была жена, которая любила танцевать больше жизни, вы бы стали запрещать ей делать это и запирать в доме?

Фролло вспомнил, как она рассказала ему о том, что Феб, будучи ее мужем, настоял на том, чтобы она прекратила танцевать, а она, не желая его огорчать, наступила своей песне на горло. Судья еще тогда подумал, что Феб — неслыханный идиот.

— Запретить такой женщине танцы — это все равно, что вырвать кусок ее души, — заявил он. — Зачем же мне делать ее настолько несчастной? Нет, дитя мое, я бы этого не сделал. Другое дело — я бы приглядывал за ней, дабы не случилось чего. Ибо кто знает, что на уме у некоторых людишек. Может, они захотели бы сотворить с ней нечто недостойное.

В душе Эсмеральды волной растеклось тепло. «Господи! — восторженно подумала она. — Да вы просто клад!»

— Этой женщине с вами неслыханно повезет, ваша честь! — пробормотала она с чувством.

— Ты полагаешь? — судья вздернул свои тонкие черные брови, и Эсмеральде показалось, что его карие глаза стали еще более золотистыми, чем прежде.

— Я в этом уверена! — ее глаза так и светились.

Судья вдруг ощутил сильное желание улечься на эту девушку и недвусмысленно выразить ей свое желание, чтобы она была его женой. Вместо этого он одернул себя и ограничился тем, что ласково погладил ее колено.

— Тебе надо отдохнуть, моя дорогая, — сказал он, затем поднялся и вышел из ее комнаты.

Эсмеральда с огорчением вздохнула.

«Вот болваны! — Сеера с негодованием взвыл. — Я тут в поте лица стараюсь, делаю все, чтобы они, наконец, потеряли рассудок и уже ублажили друг друга, а они все сопротивляются! Надо же быть такими феерическими идиотами!»

«Ты уверен, что они хотят именно этого?» — хихикнул ангел.

«Ой, да ты посмотри на них, Яхоэль! От них же искры летят, когда они рядом!»

«Ну… остается надеяться, что кто-то из них не выдержит, — сказал Яхоэль. — И сдается мне, что это, все-таки, будет наш судья».