Я уснул почти сразу, не было сил ни о чём думать. А на следующий день у меня уже не было никакого желания вставать с кровати. Ко мне пришли несколько ребят с факультета, а вот вокруг кровати Грейнджер с утра и до самого вечера клубились чуть ли не все гриффиндорцы. Что касается рыжего, кажется, он забыл, где находится его кровать, и даже приноровился сопеть рядом с её бессознательным телом.

Я же не настолько экстремал, чтобы за сутки говорить дважды с Уизелом, поэтому не стал подходить, а уже ближе к вечеру меня отпустили в свою комнату. Видать, кроватей маловато, но, по факту, кто разберёт этих врачей, которые сами не понимают, что хотят. Единственное, что мне внятно сказали, так это руку не напрягать, повязки не снимать.

Ясно, понятно.

Вот только проклятое желание узнать, что же происходит с Грейнджер, никуда не пропадало. Ни вечером, ни утром, ни в обед, когда я решил всё же появиться в Большом зале, а там даже её дружков не было. Эта неизвестность угнетала. Мои собственные мозги работали против меня, а мысли сжирали всё нутро. А что, если она умрёт? Что тогда будет с этим заклинанием?

Стрельнул взглядом на идиота, который это сделал, но по-прежнему даже не подозревал о содеянном. Мне хотелось проломить ему голову. Вот только это вряд ли бы хорошо сказалось на моём и без того шатком положении.

В конце концов, что будет, если мы поменяемся местами, а её тело перестанет окончательно жить? Что тогда? Я умру. Да. Здорово, ничего не скажешь. Просто охуенно.

Пытаться спасти кого-то, чтобы в итоге самому сдохнуть. Предел мечтаний.

А по сути… я ведь понятия не имею, что меня дёрнуло на это. Поттер видел. Уверен, что он тоже заметил, но какого хера? Разве победа важнее? А может, и не видел… Хрен этого очкастого разберёшь. Но почему-то всё же склоняюсь к тому, что он тоже это заметил.

Ещё во время игры я обратил внимание, что бладжер проломил трибуну. Ещё тогда подумал о том, что зря встал именно там. И это чувство не переставало грызть. Буквально изничтожать изнутри. С каких пор я стал таким мягкотелым? Прежде не замечал таких угрызений совести.

Пожалуй, на данном этапе у меня только два вопроса. Причём один из них к самому себе. Какого хрена меня вообще туда дёрнуло и почему она никак не очнётся? И, скорее всего, второй был максимально наболевшим. А самое лучшее, что приходило в голову, это всё же пойти к директору. Старуха точно должна знать, что да как.

— Не ожидал тебя тут увидеть. Как себя чувствуешь? — рядом со мной рухнул Блейз, сразу потянувшись за какао.

— Честно?

Друг повернулся в мою сторону, поднося напиток ко рту и приподнимая брови.

— Я себя чувствовал нормально ещё вчера, рука только дискомфорт доставляет.

— Что же, в таком случае это здорово. Кстати, не знаю, слышал ли ты, но, кажется, матч будут переигрывать.

Кивнул, толком не вникая, что он говорит, потому что в зал вошёл Поттер со своей подружкой, и она почему-то плакала. И непонятно, какого наргла, но напрягло это именно меня. Сдерживаясь, чтобы не подойти к ним, всё же повернулся обратно к Забини, начиная есть виноград.

— У меня есть просьба, — спокойно начал, чувствуя, как внутри буквально всё кипит от мысли, что же я хочу попросить.

— А то, что будет снова игра, тебя совершенно не волнует?

— Игра? Да при чём тут она? Слушай сюда, — я повернулся торсом к нему, перекидывая одну ногу через лавочку. — Ты ведь много с кем общаешься, ты можешь какими-то окольными путями узнать, что с Грейнджер?

— Да уж… Мир перевернулся с ног на голову, а может, и вовсе разрушился, и внезапно взвился новый. У меня над головой часом нет радуги с пузатыми детишками, у которых луки?

— Что, блядь…

— Ладно, проехали, — Забини отмахнулся, глядя чётко на меня. — Давай так, я попробую что-то разузнать, но ничего не обещаю. Ладно?

— Договорились. Меня это беспокоит из-за треклятого заклинания. Как бы чего не произошло.

— Ну да, из-за заклинания, как же, — Забини прыснул со смеху, вставая из-за стола. — А с чего ты взял, что она до сих пор не пришла в себя?

Я повторил его движение, и мы пошли прочь из Большого зала. А я всё чаще замечал, как пялятся в мою сторону гриффиндорцы.

— Это сложно объяснить, но я просто знаю. А что там, ничего от твоих приятелей не слышно по поводу противоположного действия?

— Ты ведь знаешь, — он развёл руками, продолжая движение. — Как только что, я сразу всё тебе. Поэтому рекомендую набраться терпения.

Не сговариваясь, мы направились в сторону подземелий. Несмотря на то, что мне уже привычно проживание в башне, всё же хотелось побыть среди однокурсников, а не замыкаться в одиночестве.

— Да знаю, решил уточнить. С тех пор, как она без сознания, у меня какое-то странное чувство. Словно что-то зудит где-то в затылке, не знаю, как объяснить, но это отвратительно. Хочется поскорее покончить с этим.

— С чем именно? Чтобы она скорее очнулась? Или всё же с заклинанием? — спросил Блейз, входя в нашу гостиную.

Стрельнул в него взглядом, как бы говоря, что он несёт чушь, но как только вопрос с его стороны был озвучен, я уже знал ответ. Знал, какой из этих вариантов для меня важнее. И объективные причины заставляли вздрогнуть.

Гостиная поделилась на две части. В одной половине в основном были гриффиндорцы, во второй же собрался мой факультет, куда мы и направились.

— Всем привет, — я присел в кресло, придерживая ноющую руку.

— Мистер Малфой, — строгий голос Астории резанул слух. — С каких пор вы такой культурный и вежливый?

Я покривился от её слов, а все остальные начали смеяться.

— Иди ты, — хмуро ответил, отворачиваясь к камину.

Однокурсники снова рассмеялись, а я вернулся в свои мысли, пытаясь всё же разобраться с мотивами собственных действий.

— Ну давай, расскажи, — Нотт присел на подлокотник моего кресла, заговорив крайне тихо.

— Что рассказать? — спокойно спросил, глядя перед собой.

Я уже чувствовал, как у меня начинает кружиться голова от этого идиота, который никак не может оставить меня в покое. Ляпнула же Грейнджер. А ещё и Паркинсон, как же здорово, что её тут нет. Хвала Мерлину. Мне хватило, что она ко мне в лазарете липла почти целый вечер.

Прижав пальцы одной руки к виску, потёр его, пытаясь прийти в относительно нормальное состояние.

— Как что? Про Грейнджер! Сначала вы танцуете на Хэллоуин, потом чай, а потом она оказывается умнее всех наших девчонок? — Нотт говорил настолько тихо, насколько это было возможно, но всё же другие обращали на нас много внимания.

— Мерлин, Тео, ты знаешь, что такое сарказм? Как долго ты вынашивал в своих гениальных мозгах настолько…

Я утонул. Словно провалился под водную толщу. Холод сковал всё тело.

Сколько бы ни смотрел по сторонам, тишина и пустота. Темнота. Кромешная.

Осознание, что произошло именно то, чего я опасался, с головой накрыло меня. Озираясь по сторонам, не видел абсолютно ничего, но вдруг понял, что с рукой всё хорошо. Притронулся к себе и вздрогнул. Тело словно молния пронзила. Это была не Грейнджер. Это я. Это я здесь. Не в её сознании. А в своём собственном.

В груди бешено забилось сердце, отчего стало чрезвычайно тяжело соображать. Кислород заканчивался, а когда не дышать уже было невозможно, я вздрогнул, понимая, что снова в гостиной.

Все собравшиеся смотрели чётко в мою сторону, а рядом на коленях стоял Блейз с очень обеспокоенным лицом.

— Поговорим-ка, — схватил друга за запястье и потащил прочь из гостиной.

Он молча и послушно последовал за мной, но стоило выйти из гостиной, как я закашлялся, сгибаясь пополам. В голове мутилось, меня тошнило. Ноги дрожали, а глаза начали слезиться.

— Давай, наверное, с этим всё же что-то делать, пошли к директору, — начал Блейз, опираясь на стену возле меня и сползая по ней вниз.

— Она… — воздуха по-прежнему было мало. — Она была здесь? — быстро дыша, наконец выговорил.

— Не знаю, где была она, но ты пиздец как всех напугал. Ты трясся, как от Круциатуса, а потом неожиданно открыл глаза и пошёл.

Друг приложил ладони к лицу, а затем поднял их к макушке. Присел рядом с ним, пытаясь стабилизировать собственное тело, хоть немного.

— То есть я отключился, а её тут не было?

— Не было тут, блядь, никого! Пошли к директору, пусть делают с этим что угодно, но такие выпадения из жизни на грёбаные несколько минут — это ненормально.

С трудом держась на ногах, всё же пошёл вслед за приятелем, который как будто трясся. Несколько минут… Мне казалось, что это не продлилось и минуты, а всё вышло куда хуже. Вот только как это описать кому-то другому, пока не знаю, но, несмотря на это, Блейз всё же привёл меня под самый кабинет Макгонагалл и сел на подоконник рядом, сказав, что будет ждать.

— Директор? — Я вошёл в пустой, как всегда, кабинет, но уже через минуту старуха появилась передо мной.

— Мистер Малфой, что-то случилось? — она взволнованно осмотрела меня с ног до головы, приглашая сесть на кресло рядом с её столом.

— На самом деле я хотел узнать по поводу Грейнджер. Что с ней?

Женщина нахмурилась, присаживаясь на свой стул.

— Точнее будет ясно, когда мисс Грейнджер перевезут в больницу святого Мунго.

— Что? В смысле? — я подскочил, подходя ближе. — Зачем в Мунго?

— К сожалению, в нашем лазарете ей не могут помочь, скорее всего, может потребоваться магическое вмешательство в связи с ударом. Прошу вас, успокойтесь, — она поджала губы, складывая пальцы в замок перед собой. — И не повышайте тон.

— Её нельзя увозить, — даже не думая успокаиваться, продолжил я.

Это же бред какой-то! Если она уедет так далеко, то мы однозначно поменяемся, а я не готов вернуться в то же состояние. Удушье всё ещё не покинуло полностью, оставив после себя фантомные ощущения.

— Мистер Малфой, вы не понимаете… — более грозно начала старуха, но я её перебил.

Перебил и всё же рассказал о том, что произошло. От и до. Решив, что не стоит ничего утаивать. Мне это ничего не даст. Возможно, какая-то информация даже сможет помочь. Вот только с каждым словом она всё больше впадала в какое-то подобие шока, пока и вовсе не замерла.

— Поймите, мистер Малфой, я не могу отправить вас в больницу без видимых на то причин, к тому же нужно будет объясняться с Министерством.

— И что вы в таком случае предлагаете? Ах, постойте, может, тогда сделаете всё, как было? Думаю, времени с начала моих мучений прошло достаточно, а потом уж разбирайтесь со своей гриффиндоркой сколько угодно. Мне это уже осточертело.

Впервые в жизни я пожалел, что тут сидит не Дамблдор. Этот чудаковатый старикашка наверняка бы нашёл выход из положения.

— Закрой рот и пошёл вон отсюда! — старуха грозно посмотрела на меня, плотно сжимая губы.

— Что же, как пожелаете, директор.

Резко развернувшись, пошёл прочь из кабинета, а когда спустился вниз, наткнулся на Забини. Но уже не было никакого желания вести диалоги. Молча и быстро пошёл в сторону башни. Надеясь, что такой херни больше не повторится. Хотя в глубине души и понимал, что моя надежда нахер никому не нужна, и чем дальше увезут Грейнджер, тем чаще это будет происходить.

Всю грёбаную ночь не мог уснуть. Было такое чувство, что стоит сомкнуть веки, как снова провалюсь туда. А куда — хер пойми, но всё же. Пожалуй, на моей памяти это самое пугающее и отталкивающее место. Херово быть там, где не хочешь, но ещё хуже даже не понимать, где находишься. И я искренне надеюсь, что впредь больше туда не попаду.

Именно это было у меня в голове строго до самого рассвета. Но даже с утренним солнцем не появилось больше спокойствия. У меня было настойчивое чувство, что я всё ещё сплю, и в любой момент может произойти что угодно. Даже задумался, а не подцепил ли после лазарета ту же херь, что и остальные. Хотя, с другой стороны, ничего кошмарно-ужасного не происходило, даже дементоры в окно не подглядывали, пока принимал душ.

Каждая минута казалась непосильно длинной, мучительно долгой. Такой, словно в любую секунду своего существования раз за разом совершаю какие-то неисправимые ошибки. Словно допускаю оплошность за оплошностью, которые крайне скверно влияют на мою жизнь в целом. Вот только загвоздка в том, что я никак не мог понять, что совершаю не так.

Действия были словно нереальны, будто я лишь сторонний наблюдатель, третье лицо, которое управляет марионетками, однако даже мне было непонятно, что же будет дальше. Как в бреду, выполнял какие-то монотонные движения руками, толком не ощущая, как прикасаюсь к тем или иным предметам. Не до конца осознал, каким образом почти добрался до Большого зала.

— Доброе утро, — сзади подошёл Блейз, явно пребывая не в самом радужном настроении. — Как ты сегодня?

— Меня скоро начнёт тошнить от этого вопроса, — скривился, поправляя сумку на плече.

Мы дошли до Большого зала в полном молчании, лишь когда я посмотрел на львиный стол, в мозгах что-то щёлкнуло. Стоило нам усесться за привычные места, как внутри словно лопнула нить терпения.

— Ты что-то узнал? — слишком резко и громко задал вопрос, а друг от неожиданности уронил тост, который намазывал джемом.

— Малфой, ты же понимаешь, что сегодня понедельник, а в данный момент полвосьмого утра. Скажи, пожалуйста, у кого и что мне нужно было узнать? — пробубнил Забини, с досадой рассматривая свой хлеб.

— У тебя был целый вечер на это и, конечно же, утро.

Нахмурившись, Блейз ничего не ответил.

Почему нельзя сделать то, о чём попросили? Раздражает.

В зал вошёл Поттер со своей подружкой, и они оба были темнее тучи, а у меня буквально сорвало крышу. Взглянув за преподавательский стол, сразу приметил старуху. А затем встал и, проигнорировав вопросы друга, направился прямиком к ней. И чем ближе подходил, тем более серьёзной становилась она, понимая, куда я направляюсь.

— Доброе утро, — сказал погромче, чтобы большинство учителей меня услышали. — Директор, можно с вами поговорить?

— Доброе утро, мистер Малфой, — старуха манерно вытерла губы салфеткой, а затем крайне медленно встала, отходя в сторону. — Я вас слушаю.

— Скажите, Грейнджер пришла в себя? — я и сам услышал, насколько напряжён мой голос.

— Мисс Грейнджер увезли в больницу, чтобы провести осмотр, а затем будет операция.

Мне от этого стало не по себе. Она ни черта не знает, но решила, что это будет самым лучшим выходом. Я оторопел. Как можно принимать настолько поспешные решения и допускать магические вмешательства, толком не убедившись, что с ней не так? Разве для этого не надо разрешение родителей, опекунов? А если что-то пойдёт не по их хитро выдуманному плану?

— А что, если ей это не надо? — едва сдерживая агрессию, обратился к директору.

— Мистер Малфой, вам не кажется, что в последнее время вы слишком много себе позволяете? — её голос звенел от напряжения.

— Я говорю то, что думаю, но объяснить, почему так думаю, не могу. Называйте как хотите, но это какая-то ерунда! Вы даже не оповестили её родителей о предстоящем. Я прав?

— Послушайте, мистер Малфой, если вы сейчас же не уймёте свой пыл и не успокоитесь, я буду вынуждена снять очки с вашего факультета за неуважение к старшим.

Обречённо закатил глаза, понимая, что не добьюсь ровным счётом ничего.

— Мне просто больше нечего добавить, — приподнял руки в сдающемся жесте и пошёл прочь из Большого зала.

По сути, я даже не мог понять, почему меня это всё настолько сильно раздражает. Да, может, она и предупредила её родителей, но разве не лучше отвезти Грейнджер к врачам-магглам? Они ведь наверняка смогут с точностью выявить, что с ней не так, а не вот эти старцы, которые, скорее всего, ещё прабабок всяких лечили, причём от каких-то магических проблем. У неё же исключительно физическая травма, так какого глизня Грейнджер нужно было тащить в Мунго? Сам не знаю, почему, но я больше чем уверен, что Макгонагалл сама не в курсе, что с ней, а если бы это было не так, она бы могла ответить хоть на один мой вопрос. Объяснить нормальным языком, зачем ей настолько необходимо это вмешательство.

Спустившись в подземелье, мне кое-как удалось провести урок, а затем наконец попасть хоть на одно своё занятие. Почему-то этого хотелось неимоверно сильно, как никогда. Это казалось единственным местом, где можно было бы реально отдохнуть. Расслабиться и слушать то, что говорит кто-то. Не задумываясь о том, что происходит в жизни. В такие моменты были только слова профессора и больше ничего. И, наверное, это для меня было сейчас неким спасением.

От подобных мыслей, которые кружились в голове до самого окончания уроков, я вдруг начал усмехаться, понимая, что успокоением для меня стало то, что успокаивало её. Ещё не хватало стать завсегдатаем библиотеки, тогда уж точно можно считать, что крыша поехала. Раньше и не осознавал до конца, насколько сильно влияют на меня эти перемещения, и лишь теперь, когда она вдруг исчезла из моей жизни, стал понимать. Может, это даже желания не моего подсознания? Интересно, задумывалась ли Грейнджер на этот счёт? Замечала ли подобное? Возможно. Если не забуду, то обязательно спрошу, при первой же возможности.

Я снова стал ходить в совятню, несмотря на лютый холод. Почему-то именно здесь было невероятно тихо и спокойно. Даже в башне уже не было так уютно. С момента, как её перевезли в Мунго, прошло четыре дня, а казалось, что пара месяцев пролетела, пока я моргал. За всё это время больше ни разу не провалился в это небытие. В сознательном состоянии так точно. А ещё наверняка знал, что она так и не пришла в себя. Чувствовал, словно на подсознательном уровне. И это до жути странно. Дело даже не в том, кого я чувствую, а в том, что это вообще происходит. Кажется, эти ощущения лишний раз подтверждали, что перемещения не проходили бесследно.

Начиная с шестого дня, моё спокойствие рассеивалось с пугающей скоростью. Какой-то ненормальный страх сковывал подсознание до такой степени, что я даже не отдавал себе отчёта в том, что выпадаю из реальности. Ухожу в собственные мысли, притом непонятно, о чём они, но я напрочь абстрагировался от всего окружающего.

На восьмой день мне уже было совершенно не до шуток и не до тщетности бытия. Прошлую ночь не мог спать, бродил из угла в угол по башне, непонятно, с какой целью, но остановиться смог, лишь когда зашёл в комнату Грейнджер. Просидел в кресле рядом с кроватью до самого рассвета. А ещё заметил, что в её комнате пахнет ванилью, хотя раньше на это даже не обращал внимания. Несмотря на то, что её не было тут уже больше недели, всякие бутылочки у зеркала продолжали источать сладковатый запах вперемешку с миндальными ароматами, которые исходили от каких-то свечек на подоконнике.

Почему-то именно сейчас стал сожалеть обо всём, что когда-либо ей говорил.

Сожалеть ведь? Точно не припомню, чтобы такие чувства посещали меня слишком часто. Только несколько раз в жизни. Один точно помнил: когда сорвался и нагрубил маме.

Где-то в подкорке мозга сидел назойливый червь, который не давал покоя, и каждый раз, пытаясь забыться, лишь вспоминал её выражение лица, когда говорил очередную херню. И последний разговор. В этой самой башне. Когда заявил, что мне это не надо.

Не надо ведь?

Или…

Почему-то только сейчас вдруг понял, что это пиздец как неправильно было. По сути, ведь мог этого даже не говорить. Никто не тянул за язык, она не поднимала этой темы, а я всё равно посчитал необходимым высказаться.

Ну вот. Доволен теперь? Все точки расставлены. Не осталось незавершённых дел. Сижу в своём теле и нет ни одного прецедента, намекающего на то, что эти скачки могут повториться.

Сколько их было? А глизень его знает. Да и плевать, это ведь неважно. Но почему-то именно сейчас мне бесконечно хочется сказать: как жаль, что говорил всё это. И возникает только один вопрос. Если представится такая возможность, смогу ли извиниться? Да и вообще, надо ли ей это? Может, я и вовсе её неправильно понял, зато наговорил хер пойми чего. Это всё привычка после Пэнс и её извечных, каких-то слишком обнажённых и откровенных, признаний в чём бы то ни было. Наверное, именно по этой причине мне захотелось её остановить. Не захотелось ничего отвечать, но ведь Грейнджер — это не Паркинсон, и её мыслительный диапазон куда шире, но ведь это я…

Заткнул, а теперь сижу и гадаю. Превосходно ведь.

Утро вторника началось с того, что я разминал шею, затёкшую после ужасно неудобного кресла в комнате Грейнджер. Всё же уснул в нём прошлой ночью и впервые за последнюю неделю нормально поспал. Ну, по крайней мере, выспался, не считая адских болей по всему телу.

Почему-то именно сегодня на душе было особое беспокойство. Словно предчувствие великого-хер-пойми-чего. С меня наконец сняли повязки, рука полностью функционировала, а это давало наконец возможность вернуться к тренировкам, хотя Помфри сказала с ними повременить, но нет. От такого уж точно не смогу отказаться. Не хочу. Квиддич, наверное, единственный мой способ снять напряжение и наконец избавиться от всего, что кипит в голове.

Весь день прошёл именно в ожидании тренировки, хотя бы это было кристально ясно. Хотя бы тут было понятно, что мне надо. Хотя бы в эти жалкие минуты своего существования я точно мог понять, чего жду, на что уповаю. А вот вторая часть моих желаний оказалась ясна лишь после окончания уроков, чрезвычайно скучной беседы с Ноттом и довольно весёлого ужина в компании Забини. Друг явно поставил себе цель отвлечь меня от чего угодно, а я был только рад этому.

— Малфой, загляни к директору, она ждёт тебя, — спокойно сказала Дафна, когда вернулась в слизеринскую гостиную, где мы отдыхали после довольно продуктивной тренировки.

Ничего не отвечая, я встал и направился к хорошо знакомому кабинету, чувствуя, как внутри клокочет сердце. От чего? Хер его знает. Понятия не имел, что старухе понадобилось от меня, но, несмотря на это, с нетерпением ждал встречи, чтобы унять свой внутренний интерес.

— Добрый вечер, — вышло слегка натянуто, но всё ещё не могу смотреть на директора нормально, бесит. Почему? Ну, если бы я понимал каждое своё чувство, было бы слишком просто.

— Мистер Малфой, добрый вечер. Присаживайтесь, — она коротко указала на кресло, но я встал подле него, не желая садиться.

— Вы хотели меня видеть, директор?

— Да, дело в том, что… — она явно была в напряженном состоянии, даже слишком. — В общем, мисс Грейнджер по-прежнему не приходит в себя. Лекари уже не раз проводили осмотры, но это не даёт никаких результатов.

— Профессор, а когда я стал опытным врачом и этого не заметил?

Старуха поджала губы, сдавливая палочку худощавыми пальцами.

— Прошу вас, мистер Малфой, если вы что-то знаете, просто скажите.

Её голос не был требовательным, скорее, полностью обессиленным. Я слышал, что хрен из Министерства всё ещё выносит ей мозги из-за того проклятия, но, несмотря на это, он уже многих поставил на ноги, вернул в нормальное состояние. Тогда неужели она так трясётся только из-за Грейнджер?

— Увы, но, как и сказал ранее, я не врач и даже приблизительно не знаю, что с ней происходит. А теперь, с вашего позволения, вернусь к домашней работе.

Она молча осела в своё кресло, а я пошёл прочь из кабинета. И лишь подойдя ближе к двери, остановился, так и не открыв её. Не знаю, что делаю, но должен попробовать.

— Я не могу попасть в Мунго, поэтому верните её в школу. Чем быстрее, тем лучше, — засунув руки в карманы, вернулся к её столу, строго глядя в растерянные глаза напротив.

Последнее сказал только из-за того, что мне так захотелось. Не более и не менее. Ведь, по сути, я понятия не имел, зачем и для чего возвращать её сюда. Что мне с ней делать?

— Но ведь мисс Грейнджер без сознания, — непонимающе промямлила директриса, всё же поднимаясь на ноги.

— Вы это уже говорили, но, думаю, кое-что должно сработать. Хотя не факт, — пожав плечами, всё же покинул кабинет.

В гостиную Слизерина решил не возвращаться, а сразу же направился в сторону башни. Почему-то был уверен, что Макгонагалл сделает так, как ей сказали, и не заставит себя ждать.

И был прав. Не прошло и часа, как в мою спальню тихо постучали, а когда я открыл, на пороге, тяжело дыша, стояла старуха. Словно пробежала кросс, не меньше. Она коротко указала на лестницу, и мы пошли вниз.

Спустился по ступенькам и замер в проходе, когда заметил её, лежащую на диване. Потребовалось по меньшей мере секунд десять, чтобы прийти в себя и только потом подойти ближе. Посмотрел на бледное лицо и губы. Дурацкую больничную сорочку и какое-то одеяло сверху. Она что, на плече её сюда притащила?

— Мистер Малфой, не хочу на вас давить, но, может, вы всё же скажете, что хотите сделать?

— Директор, если бы я знал, то с радостью бы, а может, и не с ней, но поделился бы.

Даже не оборачиваясь на старуху, точно знал, что её лицо исказилось маской недовольства пополам с непониманием.

Присев рядом с диваном на пол, аккуратно взял одну ладонь, которая была холодной. Едва заметное дыхание и мертвецки неподвижное тело. И это очень сильно меня выбивало из колеи. Я видел её в таком состоянии, когда у неё были кошмары, но даже тогда Грейнджер кричала, плакала, чуть ли не дралась, но точно не лежала без каких-либо движений.

Глубоко вздохнув, в очередной раз понял, что совершенно ни хера не соображаю, что делаю, но, закрыв глаза, затаил дыхание, всем своим естеством желая поменяться с ней местами. Точнее говоря, снова провалиться туда-непонятно-куда, ведь это было однозначно связано только с ней и никак иначе. Мне казалось, что это может помочь привести её в чувство. Где-то внутри, по непонятным причинам, я был в этом уверен. Понимал, отлично знал, что этого не может произойти, когда мы близко, не говоря уже о том, чтобы прикасаться друг к другу, но я должен был поверить, что, несмотря ни на что, это произойдёт.

Но нет. Ничего не произошло.

Ни в этот раз, ни через раз, ни через десять.

У меня уже начинала срываться крыша, нервы натянулись, как нити.

Макгонагалл неподвижно стояла у камина, пристально наблюдая за моими действиями, но это выводило ещё сильнее. Раз за разом я вставал и ходил вокруг дивана, пытаясь понять, что необходимо сделать, чтобы это сработало.

— Драко. — Дёрнулся, когда старуха позвала по имени, и сразу обратил на неё внимание. — Ты слишком загружен, тебе нужно очистить разум.

— Отличная шутка, спасибо, оценил.

Она тяжело вздохнула, опускаясь на кресло, где обычно сидела Грейнджер, но затем мягко улыбнулась, подзывая к себе.

Не особо того желая, всё же приблизился, садясь прямо на столик напротив неё.

— Что между вами происходит? — спокойно спросила старуха, а я неосознанно вздрогнул.

— Между мной и Грейнджер происходит непонятное заклинание, которое не даёт нам нормально жить почти три месяца. И… пожалуй, на этом всё.

— Ой ли? — она лукаво улыбнулась, протягивая ко мне руки.

Едва сдержавшись, усидел на одном месте, стараясь не дёрнуться. Макгонагалл взяла обе мои руки в свои, поворачивая ладони внутренней стороной вверх.

— Что вы делаете? — сглотнув, всё же спокойно спросил.

— Притяжение, — едва слышно промямлила она. — Я вижу притяжение. Которое длится уже довольно долго…

— Что за… — дёрнулся, пытаясь забрать руки, но она удержала мои ладони, проводя тёплыми пальцами по ним и вглядываясь в полоски.

— Не перебивай старших, — спокойно сказала Макгонагалл. — Это тонкая нить, которая объединила вас двоих. Тебе мешают собственные мысли, — словно вердикт вынесла. — Ты думаешь о том, как это сделать, о том, что с ней. Переживаешь, получится ли у тебя, а если получится, справишься ли ты. Выбрось это из головы, перестань думать. — С каких пор думать — это неправильно? — И искать ответы на свои вопросы, они тебе не нужны. Это всё лишь фикция, мелочи. Сосредоточься на том чувстве, которое кипело внутри, когда ты летел за ней, когда отпустил метлу и пошёл на всё. На всё, чтобы её спасти.

Прикрыв глаза, слушал её голос, словно заворожённый. Это как минимум странно, но почему-то стало чуточку спокойнее.

— Вспомни то первое положительное чувство, которое ощутил, когда она была рядом. Тот первый раз, когда ты искренне засмеялся рядом с ней.

У меня вдруг появилось ощущение, что старуха следила за нами днём и ночью.

— Первый раз, когда ты её обидел. — Дыхание прервалось, но глаза не открыл. — Её реакция на это. Помнишь? А теперь вспомни, как ты спас её в Хогсмиде. И её взгляд, когда она падала. Какое было выражение лица? Оно изменилось, когда Гермиона тебя увидела?

С трудом разлепив веки, словно отходил ото сна, посмотрел на директрису, а она добродушно улыбалась.

Повернувшись к Грейнджер, хотел снова взять её за руку, но вернул взгляд к Макгонагалл, а затем перевёл его на собственные ладони.

— Вы это всё увидели на моей руке? — спросил шёпотом, опасаясь, что кто-то может услышать, хотя это было невозможно.

— Ох нет, что ты, — она отмахнулась, усаживаясь в кресле поудобнее.

— Тогда зачем… — непонимающе осмотрел свои руки, а затем взглянул снова на неё.

— Я их взяла, чтобы ты не сбежал и выслушал.

Я насупился, глядя на старую проходимку, а она ехидно сощурилась, складывая руки под грудью.

Присев на пол рядом с диваном, перевёл дыхание, беря руку Грейнджер в свои ладони, и стоило прикрыть веки, как меня прошибло от холода. Захотелось сразу же разжать пальцы, но уже в следующее мгновение осознал, что я тут один. Снова в той же кромешной темноте, холоде и мраке.

Пытаясь не паниковать, сделал шаг вперёд, а затем ещё и снова. Пока сквозь оглушающую тишину не стали доноситься какие-то голоса, но я не понимал, кому они принадлежат, пока вокруг меня не начали появляться очертания, которые постепенно становились всё чётче.

Оглянувшись по сторонам, наконец понял, что могу полноценно дышать, и не удержался от разочарованного вздоха, закатив глаза. Цокнув языком, пошёл по хорошо известным коридорам Мэнора, осматривая собственный дом.

Ну конечно же, где ещё может находиться сознание запуганной Грейнджер, логично ведь, и добавить нечего.

По непонятной мне причине пошёл в главную столовую, где когда-то была гриффиндорка, причём в компании моей тётки. Я был уверен, что она там, но увы, открыв дверь, никого не обнаружил. Пройдя почти до самого центра комнаты, замер от приближающихся шагов. В голове возникло только два вопроса. Нужно ли мне прятаться и могут ли меня увидеть?

Но стоило силуэту появиться из-за колонны, как я прирос ногами к полу, не в состоянии пошевелить даже пальцем. Всё стало таким неважным, недостойным внимания, кроме неё. Такой настоящей, такой живой, такой родной.

Увидев эти глаза, я захотел кинуться к ней, прижать изо всех сил и больше никогда и ни за что не отпускать. Сердце забилось, словно снова ожило, словно никогда не ощущало никакой боли. Словно вся печаль в одночасье покинула меня, и я стал самым счастливым на свете.