Он глянул на часы — секундная стрелка неумолимо отсчитывала оставшиеся мгновения до 7:23 утра. На плечо всё сильнее давил тяжёлый рюкзак, вынуждая юношу раз за разом поправлять ремешки и перекидывать его с одной стороны на другую, пока, в конце концов, он не надел его как положено. Припорошенная мелкими кристалликами снега (хлопьями и снежинками пока даже не пахло) дорога тянулась в самую даль, теряясь между наростами узеньких домиков, словно приклеенных к друг другу как сиамские близнецы. Улицы в крохотном поселении под Найоро пустовали даже днём — в часы пик в больших городах, что уж говорить о хмурых декабрьских рассветах.

С шумом старого двигателя из-за поворота показался автобус — третий за последние пятнадцать минут. Дазай, эта ленивая скумбрия, точно проспал.

— Едешь, сынок? — водитель перегнулся через разделительную перегородку, и, распахнув дверь, многозначительно уставился на замявшегося юношу.

Этого мальчишку он неплохо знает — с самого начала средней школы практически каждый день видятся. Немногословный, но вполне приветливый, тот не занимает последние в пустующем салоне места только в двух случаях: если уезжает на более раннем автобусе, что случается редко, и если второй, ожидающий на этой же остановке, по какой-то причине запаздывает. Вид тогда у этого рыженького забавно напоминает разъярённого воробья.

— Пешком пойду, спасибо, — тоскливо поглядел он в очередной раз в левую сторону, надеясь всё же высмотреть худощавую спешащую фигуру.

— Случилось, может, что. Позвони ему, — кивнул водитель.

Благодарно улыбнувшись, Чуя вздохнул, выдыхая облачко тёплого воздуха перед собой, и натянул ниже вязаную шапку. Если б у него ещё был этот злосчастный номер. Три года знакомы, собачиться давно перестали, так пора бы и спросить — не так уж это и сложно. Ну, или можно было бы начать заходить за ним по утрам. И так они каждый раз на последнем в часу автобусе уезжают, едва успевая вещи в шкафчиках оставить перед началом занятий. А Чуя ведь не такой, он ответственный, ему учёба ещё как нужна, в отличии от этого зазнавшегося мистера всезнайки.

Едва он уже не решился вернуться к чужому дому проверить, всё ли вообще с Осаму в порядке (мало ли, вдруг тот головой о раковину треснулся и лежит там теперь без сознания, а никто и не знает), как он всё же показался из-за поворота, совершенно обычным прогулочным шагом направляясь к остановке. Однако Чуя лишь усмехнулся, нисколько не веря в это напускное спокойствие: расстёгнутое пальто, мятая, натянутая явно впопыхах рубашка, чуть порозовевшие щёки и слегка затруднённое дыхание выдавали всё с головой.

— Ну конечно, не спеши, мы же и так опаздываем, — иронично протянул Чуя, глядя на него с недовольством.

— Как мило, что Чуя-кун меня ждёт, — Дазай демонстративно растёр плечо, когда Чуя в ответ несильно стукнул его, и, виновато улыбнувшись, кивнул в сторону дороги. — Пошли?

Он, конечно, частенько опаздывал, но чтобы так сильно — редкость. Вдалеке начинало вставать солнце, едва проглядывающееся сквозь низко опустившиеся хмурые тучи, как серые крылья громадной небесной птицы. Она, казалось, вот-вот, да и рухнет наземь.

Чуя кивнул, последовав за ним, и в своей небрежно-заботливой манере посоветовал застегнуть пальто, иначе точно продует. А Дазаю то и немногое нужно для того, чтобы подхватить простуду — болел он часто, пускай от этого совсем и не страдал, стабильно коротая треть семестра дома, завернувшись в тёплое одеяло. Иногда юноше даже закрадывалась мысль, что его приятель мог намеренно и абсолютно осознанно лечь в заполненную льдом ванну, только бы освободить себя от гнетущей необходимости посещения школы.

— Чем ты вообще занимаешься ночью? — заметив на лице Дазая загадочную улыбку, не предвещающую ничего хорошего, Чуя тут же передумал: — Хотя нет, знаешь, мне не интересно, — замотал он яростно руками.

Дазай оскалился ещё больше, пристально сверля его взглядом, однако спустя мгновение странное выражение на его лице треснуло, и, хохотнув, он сразу же растерял весь свой устрашающий вид.

— Даже смешно, как ты вечно меня демонизируешь, — сказал он беспечно, будто и вправду совсем не понимал, как Чуе вдруг стало стыдно. — Конкретно сегодня я просто смотрел на снег.

— Снег? — переспросил он.

— Да, это же так прекрасно — первый снег в году! Да ещё и выпал ночью — если так случается, то, говорят, он пролежит долго и непременно принесёт удачу. Вот я и не мог оторваться, так засмотрелся, что совсем не уследил за временем.

— В первый раз слышу о такой примете, — Чуя пнул ногой по дороге, сметая грязь вместе с остатками подтаявшего снега. — Да и фигня это всё — смотри, он уже почти растаял, одна только слякоть осталась. Мерзость просто. А что удача? Из-за тебя, я напомню, мы пропустили автобус.

— Но ведь ты дождался меня и мне не пришлось идти одному, — разве это не удача?

Скептично приподняв одну бровь, Чуя с недовольством на него покосился.

— Я всегда тебя жду, ты просто пользуешься моей добротой, — укорил он, на что Осаму лишь похлопал его по макушке, всё также продолжая улыбаться. Приняв своё безвыходное положение, Чуя обречённо вздохнул, догоняя ушедшего вперёд друга. — Мне что, правда начать заходить за тобой по утрам?

Присвистывающий на ходу Дазай вдруг замолчал и с задумчивым видом замер, словно обмозговывая эту мысль.

— А ведь это было бы неплохо, — согласился он неожиданно. — Станешь моим персональным будильником.

— Вот ещё, перебьёшься! — тут же возмутился Чуя. — К этому времени ты уже полностью одетый должен верным псом ждать меня на пороге!

Обернувшись к нему, Дазай приложил указательный палец к растянутым в хищной ухмылке губам и чуть наклонился вперёд, намеренно подчёркивая всё сильнее выражающуюся разницу в росте.

— А вот этого обещать не могу, — задорно сказал он. — В конце концов, я ещё не решил, что мне нравится больше — спать или… — он вдруг замялся, на секунду улыбка стала менее уверенной. Уставившись на него, Чуя с ошеломлением подметил, как к лицу прилил жар (больше положенного при такой температуре). — Или давать заведомо невыполнимые обещания, — быстро сориентировался он, вернувшись в своё прежнее состояние.

Глубже зарывшись в шарф, Чуя ускорил шаг.

— В любом случае тебе лучше начать менять свой распорядок. Поверь, тебе не понравится, если у меня кончится терпение.

— Ох, Чуя очень страшен в гневе, я помню. Мои шишки и шрамы всё ещё мне об этом напоминают.

Не то чтобы Чуя об этом не жалел — он бы определённо извинился перед Осаму за поступки времён их детской вражды, да вот только стоило представить, какая глумливая физиономия возникнет у того, каким самодовольным и издевательским сделается его голос, так сразу пропадало всё желание. Да и Дазай потрепал ему достаточно нервов, чтобы это можно было назвать травмой, так что Чуя не готов был приносить извинений, пока тот и сам этого не сделает. Поэтому большую часть времени они, оба упрямые до чёртиков, просто продолжали делать вид, что ничего не было.

В воздухе стоял морозный зимний запах, в некоторых домах начинали зажигать свет, постепенно наполняя хмурые серые улочки атмосферой тихой сельской жизни. На подоконниках яркими алыми пятнами сверкали “Рождественские звёзды” в обёрнутых в праздничную декоративную бумагу горшочках.

Если и есть в этих районах другие дети, то те точно более пунктуальные. Уже почти восемь, их определённо отругают, — Чуя вздохнул, в очередной раз глянув на часы, смиренно готовя в голове очередную отговорку для преподавателя. У Дазая-то наверняка уже есть на уме что-то забавное и совершенно невероятное.

— Чуя, смотри! — воскликнул вдруг тот. — Снег, и совершенно нормальный — говорю же, точно не растает.

Вытянув шею, он смотрел с восторгом на небо, и часто-часто моргал, так как крупные снежинки падали ему прямо на лицо, тая на длинных ресницах. В такой искренней радости был слегка приоткрыт его рот и блестели глаза. Дазай имел удивительную способность выглядеть безобидным и очаровательным, когда вот так вот безмятежно улыбался, поддаваясь совершенно обычным на первый взгляд вещам. Разумеется, он не верил в приметы — кто угодно, но только не Дазай, этот мальчишка слишком умён. Но подобные людские странности его забавляли. А в груди Чуи что-то неизбежно таяло, слой за слоем, пока он наблюдал за этим преображением. Маленькие облачка пара срывались с распахнутых губ Осаму, а порозовевшие щёки на обычно бледном лице казались даже слишком настоящими на фоне всего, что он обычно позволял в себе видеть.

Оторвавшись от него, Чуя вытянул руку и поймал в перчатку несколько слепленных между собой снежинок.

— Да, ты прав, — хмыкнул он. — Что ж, кажется, сегодня твой счастливый день.

— Что?..

Не дав ему договорить, Чуя притянул лицо Осаму к себе, мягко взявшись одной рукой за затылок, и чуть приподнялся на носках, позволив их губам соприкоснуться. Чужое дыхание обожгло кожу, прежде чем поцелуй, совсем невинный, не оставил между ними расстояния. На мягких губах Дазая ощущался мимолётный апельсиновый привкус, и его безумно хотелось испробовать получше, но сердцебиение подскочило так бешено, что Чуя тут же отстранился от него, так и оставив всё лишь на уровне неловкого прикосновения, и, распахнув широко глаза, испуганно уставился на Дазая. Может, он слишком поспешил? Поспешил ведь, да?..  

Так мучительно медленно приподняв веки и сфокусировав на нём взгляд, Осаму несколько раз моргнул, будто приходя в себя, и, словно в уточнение коснувшись пальцами своих губ, пробормотал:

— Чуя так жесток.

— Что? — совершенно машинально переспросил тот.

— Поцеловал меня в самую рань — и как теперь прикажешь сосредоточиться на уроках? — произнёс он уже громче, обиженно надувшись.

От такого Чуя даже опешил, совершенно не представляя, как реагировать. Он, кажется, открыл рот, чтобы что-то сказать, но не нашёл никаких подходящих ситуации слов, и снова его закрыл. Боже, он, наверное, похож сейчас на выброшенную на сушу рыбу. Разве могло это быть более смехотворно?

Честно понаблюдав за его тщетными попытками почти минуту, Дазай, не в силах более сдерживаться, тихо усмехнулся, и, приблизившись в одно мимолётное движение, чмокнул его в щёку.

— Нам и правда стоит поспешить — не хотелось бы, чтобы у тебя снизились оценки, — произнёс он, обойдя Чую и направившись дальше.

Снег хлопьями ложился на плечи его пальто и тёмную растрёпанную макушку, которую Чуя ещё несколько секунд продолжал прожигать растерянным взглядом, пока, наконец, не пришёл в себя.

— Эй, не делай вид, будто тебя это не касается!