За окнами спешащего поезда уже который час было не разглядеть ни черта, кроме плотной пелены непрекращающегося снегопада: пурга безжалостно заметала всю префектуру, так что хоть глаз выколи. Хорошо ещё, что хотя бы в самом вагоне поддерживалась приемлемая плюсовая температура, иначе бедному мальчишке, ютящемуся в своей старенькой, потёртой дублёнке, точно пришлось бы в ближайшие дни слечь с ангиной. Тихо стучали колёса по рельсам, изредка потряхивая поезд сильнее обычного на поворотах. До заветного Токио ещё часов шесть пути, включая две пересадки, но Ацуши не унывал — он впервые проделывал такой длинный путь, и был необычайно воодушевлён.

Молодой человек на сиденье рядом с ним жевал очередного мармеладного червя, обводя попутно маркером какие-то цитаты сразу в нескольких журналах и газетах, которые разложил на столике перед ними, а напротив бестыдно тискались в объятиях друг друга юноша и девушка примерно одного возраста на вид. Ацуши честно старался убедить себя в том, что в обычных проявлениях нежности на виду у всех нет ничего неприличного, но мысли его предательски возвращались раз за разом к заявлению этих молодых людей о том, что они родные брат с сестрой. Может, это Ацуши просто слишком закостенелых взглядов? В любом случае он чувствовал себя крайне неудобно, и, если бы не ещё один попутчик, точно посчитал бы себя “третим лишним”.

Как бы там ни было, пересесть теперь было бы совсем некрасиво, тем более, что у них на четверых был куплен групповой билет — Ацуши наивно согласился, когда темноволосый молодой человек с задорной улыбкой предложил ему сэкономить таким образом пару сотен йен.

— Ты, Суши, наверняка на праздники к семье едешь? — поинтересовался Танидзаки, отводя от себя так и норовящие обнять руки сестры.

Оторвав взгляд от окна, в который пялился последние минут двадцать, Ацуши нервно улыбнулся исковеркавшему его имя юноше.

— Не совсем, — ответил он, замявшись. — Я в Токио. Собрал вот денег, хочу сходить в парк Касай-Ринкай и, может, по Сибуе погулять.

Откладывать со своей скудной зарплаты официанта пришлось долго, но то было мечтой Ацуши ещё с самого детства: один из воспитанников детского дома, где он рос, каждый год рассказывал о ярких огнях гигантского колеса обозрения, что крутятся подобно шаманским вихрям, завлекая к себе, толпах людей, воодушевлённых всех как один волшебной атмосферой главного праздника года, и неописуемо красочных фейерверках. Это всё отложилось в памяти завороженно слушающего мальчика так сильно, что как только он выпустился и устроился на мало-мальски покрывающую учебу подработку, тут же стал копить деньги для поездки.

— Тоже проблемы с родителями, да? — оживилась Наоми.

— Вроде того, — потёр он шею, надеясь, что они правильно растолкуют намёк. Своего приютского прошлого парень не стеснялся, но попросту надоедало рассказывать об этом каждому встречному.

Брат с сестрой понимающе улыбнулись, не став более расспрашивать, и вместо этого обратили своё внимание на временно притихшего соседа Ацуши.

— А вы, Дазай-сан, куда направляетесь, если не секрет?

Человек рядом с ним, начавший к этому времени вместо мармелада задумчиво пожёвывать колпачок собственного маркера, вдруг встрепенулся и, подняв рассеянный взгляд из под своей тёмной чёлки, осмотрел их так, словно видел впервые.

— Куда я еду? — переспросил он, и, приподняв один из журналов, стукнул по нему кончиком маркера. — Буду следить за подозреваемым по делу убийства прокурора. Скукота, конечно, но что ж поделаешь, сложна жизнь детективная, — вздохнул он, разведя руками.

— Вы детектив? — неверяще уточнил Ацуши.

Честно говоря, Дазай производил впечатление кого угодно, но точно не служителя закона. Такой несуразный парень в безразмерном пальто, с несходящей улыбкой, странными шутками (Ацуши устал от них в первые же пятнадцать минут) и подозрительной тягой к теме самойбийств казался ему скорее фривольным искателем приключений на собственную пятую точку. Тем более если учитывать две огромные клетчатые сумки, которые тот придерживал под столом около себя коленкой, так как они не влезли на верхнюю полку. Единственное, что в нём настораживало, так это какой-то неизвестный огонёк, проскальзывающий порой во взгляде тёмных глаз.

Хотя, если так подумать, то, возможно, именно так и должны выглядеть великие детективы?

— Детектив, ха, конечно! — фыркнул вдруг кто-то презрительно. Приподняв голову, Ацуши с удивлением обнаружил около себя светловолосого кондуктора, недовольно сложившего на груди руки и размеренно постукивающего одной ногой, смотря при этом пристально на Дазая сквозь стёкла своих узких очков. — Журналист среднего помола, всего-то! Единственное, что этот оболтус с горем пополам сможет отыскать, так это мои нервные клетки, и то если переборет свою вечную лень. Катается тут чуть ли не каждую неделю — разве нормальные журналисты не должны иметь хотя бы собственный транспорт?

— У тебя такие узкие представления о моей работе, Куникида-кун! — добродушно улыбнулся он в ответ. — По мне, так  журналист — тот же детектив, разве что более широкой направленности. А езжу я на поезде, потому что бесить мне тебя нравится, физиономия у тебя забавная. Да и без меня ты же совсем заскучаешь тут со своими полуночными пьяницами на рельсах.

С мученическим стоном уронив лицо в ладони, кондуктор сжал пальцами переносицу, зажмурив усиленно глаза.

— За что мне это, — пробормотал он едва слышно. — Билет то хоть у тебя есть? Или снова зайцем?

С самодовольным видом Дазай протянул ему групповой билет, и завидев его, Куникида недоверчиво оглядел их всех, отчего у Ацуши на лице непроизвольно расползлась какая-то извиняющаяся улыбочка. Видимо не зря этот Дазай показался ему проблемным, раз кондуктор подобным образом на него реагирует.

Поезд размеренно продолжал своё движение навстречу наступающим сумеркам, снаружи завывал моросящий ветер, кружа снежинки в ускоряющемся танце. Проверив остальные вагоны, строгий кондуктор вернулся к ним, хлопнув тяжёлой дверью, и, прислонившись к ней спиной, продолжал с явной настороженностью следить за спутником Ацуши. Тот на это реагировал ровным счётом никак, заведя очередной разговор ни о чём с любвеобильными Танидзаки, а вот Ацуши едва не вздрагивал от его пристального прищуренного взгляда, то и дело ёрзая в кресле.

Вагон вдруг сильно тряхнуло, отчего даже лампочки на потолке замигали, и поезд стал постепенно сбрасывать скорость, пока совсем не остановился. Удивлённо растерев ушибленный висок (при тряске ударился им о стекло), Ацуши глянул в окно — неужели так быстро приехали?

Однако вместо фонарей платформы снаружи сквозь пургу виднелись лишь очертания голых стволов деревьев, что опасно покачивались от сильного ветра. Редкие пассажиры, оставшиеся в поезде в столь поздний час, засуетились, интересуясь друг у друга о том, что такого могло бы произойти.

Уже вскоре в динамиках раздался голос машиниста, объявившего о том, что на рельсы упало дерево, и ещё какое-то время им придётся дожидаться бригады помощи.

— Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Никакой угрозы безопасноти пассажиров нет, скоро мы сможем продолжить движение, — уверил их Куникида.

Не то, чтобы кто-то паниковал, — заметил оглядевшийся вокруг Ацуши. Парочка человек только ворчали о том, что такими темпами не успеют на свою пересадку, но большинство явно уже никуда не спешили. У самого юноши ситуация была не столь однозначной, но он всё же мог позволить себе немного задержаться — заселение в хостель в любом случае откроется только утром, а парочку лишних часов он изначально планировал потратить на беглый осмотр окрестностей.

Наоми прикрыла глаза, опустив голову на плечо брата, и Ацуши, последовав её примеру, решил немного подремать, подложив к стеклу свой шарф. Усталость быстро взяла своё — всё же на ногах он был с раннего утра, так что стоило только расслабиться, как тело тут же погрузилось в сон.

… Разбудил его странный тычок в плечо, приходящийся откуда-то сверху.

— Хей, проснись, — попросил тихо тоненький голосок.

Сонно разлепив слипающиеся глаза, Ацуши растёр одной рукой лицо и огляделся: центральный свет был выключен, вместо него горели лишь тусклые лампочки над диванчиками, так что вагон погрузился в приятный полумрак. Поезд всё ещё не двигался, а взглянув на часы, юноша понял, что прошёл почти час. Он вопросительно глянул на Дазая, однако тот кивнул в сторону, побуждая обернуться.

Сзади, поднявшись на коленки, поверх сиденья на него глядела незнакомая девочка, на вид лет четырнадцати, с двумя длинными тёмными хвостиками.

— Хочешь есть? — спросила она прямо, отчего Ацуши даже растерялся. — Возьми, — сказав это, она протянула к нему раскрытый контейнер с бенто.

Неужели у него так громко урчал живот? В любом случае к постоянно преследующему чувству голода он привык с самого детства, да и как-то совсем неудобно брать еду у ребёнка.

— Спасибо, я не…

— Мама всегда много готовит, а я столько не съем, — настойчиво продолжила девочка. — Возьми, пожалуйста.

— Не советую отказываться от халявной еды, — шепнул Дазай ему на ухо.  

Оставшаяся половинка её бенто выглядела очень аппетитно, и Ацуши сотню раз пожалел о том, что по неосторожности бросил взгляд на этот контейнер: несколько кусочков рыбы и разрезанное яйцо были составлены в форме спящего цыплёнка, укрытого одеялом из сыра и водорослей. За подобную красоту он бы продал и свою душу. Девочка продолжала глядеть на него, протягивая бенто, и Ацуши, окончательно сдавшись, всё же его принял.

— Спасибо, ты очень добра.

— Только не говори моей маме, — попросила она, с настороженностью покосившись на дремавшую рядом женщину. Губы её вдруг дёрнулись в улыбке, и Ацуши догадался, что она вовсе не спит.

— О, мы никому не скажем, — заверил вмешавшийся Дазай. — Ты ведь поделишься с дорогим другим, правда, Ацуши-кун?

— Я знаю вас пару часов.

Состроив страдальческое выражение лица, он приложил ко лбу ладонь, закатив театрально глаза.

— Ты ранил меня в самое сердце, а ведь я уже почти внёс тебя в своё завещание, — проныл он. — Не видать тебе тела в моём багаже.

Что?

Дазай многозначительно пнул ногой одну из сумок, но окончательно Ацуши осознал, что не ослышался, лишь когда к ним подскочил встрепенувшийся мигом Куникида, яростно хлопнув по столу ладонями.

— В твоём. Багаже. Чьё-то. Тело? — с растановкой произнёс он, еле удерживаясь, чтобы не схватить Дазай за грудки.

Вздрогнув, тот примирительно выставил перед собой руки.

— Да ведь это просто шутка, Куникида-кун! Там всего-лишь ёлка!

— Открывай сумку, Дазай, не то как только мы приедем, требовать это буду уже не я, а наряд полиции, — кондуктор угрожающе навис над ним, и Ацуши как-то вдруг стало даже жаль Дазая, который, по его мнению, на этот раз был абсолютно честен. Провезти в сумке целую ёлку, пошутив о том, что это человеческий труп, кажется, вполне в его стиле.

Опустившись вниз, он выдвинул из под стола одну из сумок, и под пристальным вниманием напряжённого Куникиды расстегнул на ней замок. Внутри оказалось упакованное в сетку хвойное деревце. Сделав это, Дазай перевёл на кондуктора полный иронии взгляд, без слов выражающий: “Я же говорил”.

— Вторую, — потребовал не впечатлённый Куникида.

Стоило тяжело вздохнувшему Дазаю раскрыть другую сумку, как внутри неё засверкали всеми цветами праздничные укращения: расписные шарики, маленькие деревянные солдатики и щелкунчики на верёвочках, красивые серебрянные снежинки, — Ацуши удалось взглянуть лишь мельком, из чистого любопытства, однако количество уже поражало.

Куникида, однако, всё такой же угрюмый опустился на корточки и совершенно невозмутимо запустил в глубь сумки руки, пошарив среди этого великолепия. В конце концов, очевидно ничего подозрительного не обнаружив, он вымученно уставился на Дазая.

— Когда-нибудь ты меня доконаешь, — простонал он. — Просто скажи на милость — зачем тебе это всё?

Дазай рассмеялся простодушно, откинувшись на спинку кресла.

— Мне просто поручили соорудить кадомацу для офиса в нашем агентстве, а я об этом совершенно позабыл (забил). Ну, и когда был в гостях у друга, его сосед срубал у себя на участке деревья и позволил забрать мне одно, так что я подумал — это ведь даже интересно, разок отметить Новый год по-европейски. А игрушки я приобрёл у одной старушки на барахолке, совершенно за бесценок. Настоящее сокровище, правда?

Лицо бедного Куникиды выражало такую безмерную усталость, точно он нёс на своих плечах все беды этого мира в лице одного Дазая.

— Я всё равно доложу, чтобы тебя обыскали, — пригрозил он, на что спутник Ацуши лишь пожал безразлично плечами.

Оглядевшись, он поймал пленённые своей ношей взгляды Ацуши и темноволосой девчонки, что сидела позади, и милостиво улыбнулся.

— Что ж, может, раз мы застряли здесь на неопределённый срок, хотя бы украсим это серое местечко? Я благородно готов пожертвовать своё имущество на нужды железнодорожного управления.

— Здесь хватит на весь вагон, — просипела девочка.

— Нет, — безаппеляционно заявил Куникида. — Кто, по-твоему, будет потом всё это снимать? У уборщиков и без того дел по горло.

— Я могу и сам, всё равно возвращаюсь через неделю, — подмигнул Дазай.

— Я тоже, — тут же вскочил со своего места Ацуши. Чёрта с два он упустит такой шанс!

Их сразу поддержали Танидзаки, предложившие угостить праздничной выпечкой, а девочка, накормившая Ацуши, жалостливо выкатила глаза. Последней каплей стал пожилой джентльмен в конце вагона, пожаловавшийся: “Ох, мне бы не помешало немного праздника”, и Куникида сдался, в очередной раз раздражённо растерев переносицу.

— Только никакого стекла и прочих бьющихся вещей. И закрепите понадёжней. Лучше гирлянды вместо шариков. И за всё отвечаешь ты, Дазай! Меня здесь не было, это личная инициатива пассажиров.

Все тут же зашуршали мишурой, принялись искать в рюкзаках батарейки для светящихся гирлянд и обвивать ими решётчатые перекладины багажных полок (поручни Куникида позволил украсить лишь в строго определённых местах). Темноволосая девочка, имя которой было Кёка, как Ацуши позже узнал, сразу взялась за цветных деревянных зверушек, символизирующих символы каждого года. Затем пошли снежинки и шарики на сиденья и столики, и легко отклеивающиеся трафареты на двери.

Такими темпами в безразмерной сумке контролирующего весь процесс Дазая остались лишь полностью забракованные кондуктором вещи, однако и без них вагон выглядел так, будто этот поезд направляется на сам Северный полюс: по окнам летали сани наравне с подпрыгивающими снежными зайцами, с потолка свисали декоративные поблёскивающие в полутьме сосульки, пестрели различными искрами все пассажирские места и перекладины над дверьми, съедобные карамельные декорации зацепились за столики вместе с вырезанными Кёкой самодельными поздравлениями… Такого великолепия Ацуши не видел никогда — лишь представлял, когда кто-нибудь из одноклассников хвастался украшениями в своём доме, а он тем временем довольствовался тем, что им позволялось развесить бумажные гирлянды на периметре приюта.

Он так хотел поехать в Токио, в Сибую, на самое большое колесо обозрения и с него понаблюдать фейерверки, хотя и понимал, что за годы приукрашенных росказней выстроил в своей голове такую невозможную картину, что реальность ни за что бы даже близко к ней не подобралась, но это — это было чем-то понастоящему волшебным. Правду, наверное, говорят, что самые лучшие вещи в жизни настигают неожиданно.

Когда поезд тронулся, время давно перевалило за полночь, а за окнами всё ещё бушевал мороз. Кёка вместе с матерью вышли первыми, в деревне около Такасаки, где собирались навестить родственников; затем в Сайтаме сошли брат и сестра Танидзаки пригласив Ацуши погостить у них в следующем месяце, а у самого Токио Ацуши разделился с Дазаем, потрепавшим его ласково по голове.

— Приходи после праздников в наше издательство, — вручил он напоследок свою визитку. Ацуши удивлённо покрутил её в руках, рассматривая. — Нам нужны ассистенты, платим неплохо. Можешь прийти в любое время, но лучше после обеда, тогда вероятность того, что я уже буду на рабочем месте, выше, — подмигнул он, и, стащив с трудом на платформу сумку с ёлкой, покинул поезд.

Ацуши долгое время ещё глядел ему в след через окошко в двери, прежде чем вернуться на своё место, и только потом решился всё таки спросить у Куникиды, что же такого натворил Дазай, раз тот к нему так предвзято относится.

Куникида в ответ только фыркнул, поведав неопределённо о его раздражающих методах работы, и посоветовал держаться от него подальше.

— Поверь мне, малец, ты сильно пожалеешь, — сказал он, отвлёкшись на секунду от оценивания безопасности украшений вагона.

И не то чтобы Ацуши ему не доверял — Куникида определённо производил впечатление серьёзного человека, который знает, о чём говорит. Просто Ацуши сомневался, что что-то может быть ещё хуже того, что он ранее пережил, а Дазай был первым в его жизни человеком, подарившим праздник, о котором так мечтала детская душа.