- Моргот вас побери, я еле нашел этот чёртов лагерь! 

 Из ночной темноты, которую не трогал свет костров, шипя и ругаясь на буйные, колючие кусты, выступил высокий, крепкий мужчина, закутанный в черные одежды поверх тяжелого доспеха, покрывавшего все его тело. Волосы у него были черные, как смола, и коротко стриженные; грязные, они торчали и топорщились во все стороны. Мормегиль, вынув короткую трубку изо рта, оглядел его с ног до головы. Лицо у пришельца, хоть и когда-то, вероятно, было правильным и весьма симпатичным, сейчас устрашало, его покрывали шрамы. Самый большой перерубал рваной канавой его толстые красные губы от самой левой скулы по косой до подбородка, и смотрелся – старый, белый и отталкивающий, - просто чудовищно. Тем не менее, Мормегиль заулыбался ему и приветственно махнул рукой. Это был его давний приятель. 

- Колгрим, привет тебе, - сказал он. – Ну-ну, нашел и слава Тьме. С чем пожаловал? 

 Пришелец не сразу ответил ему. Он уселся на большой серый камень рядом с Мормегилем и, сняв с ноги тяжелый кожаный сапог, промокший изнутри от носка и до пятки, принялся его вытряхивать. Внутри было полно воды и грязи. 

- Таки застигла тебя непогода, м? – поинтересовался Мормегиль, вновь уместив мундштук трубки на своих губах. 

- Не то слово, - проворчал Колгрим, кряхтя и натягивая все еще мокрый сапог обратно на ногу. – Вы, шельмы, проскочили, по пятам за эльфами, а я вот в самые метели угодил. 

- Видел бы ты, какой градина нас давеча хлестал, - сухо хмыкнул Мормегиль, сладко затянувшись, - сразу же перестал бы завидовать. 

- Ай, черт с вами и с вашим градиной! – зло воскликнул тот.

 Его приятелю, впрочем, было не в обиду сказанное. Он тихонько пускал в ночное небо большие сизые кольца дыма и улыбался в звездное небо своими тонкими губами. Такие звездные дни здесь, да еще и зимой, были большой редкостью. 

 Невдалеке от них, там, где горели костры, раздалась ругань, крики и звон и бряцание оружия. Колгрим с интересом глянул туда, недоуменно заговорив своим зычным, гортанным голосом, который оставался таким, даже когда он говорил тихо.

- Что это там? Драка небось, а! Неужто орки с тобой, а, чертов ты сын? 

 Мормегиль поморщился, не вынимая мундштука изо рта и не переставая затягиваться. 

- Упаси меня с орками водиться, - сказал он. – Рудаурцы это, горцы. 

- Все едино, - фыркнул Колгрим, - что орки, что эти горцы. Палец им в рот не клади, а дай крови попускать – не эльфам, так друг другу. На кой черт они тебе сдались? 

 Мормегиль красноречиво взглянул на приятеля, вынув трубку и взявшись её вытряхивать на мокрую землю. 

- На тот черт, что дело есть. Ты мне лучше вот что скажи. – Он подул в мундштук, с глухим свистом выдувая из него табак и пепел. – Что там с делом? 

 Он особенно выделил слово «делом», чтобы не оставить Колгриму сомнений, о каком именно «деле» идет речь. 

 Колгрим фыркнул и осклабился, но выглядело это дружелюбно, как приятельская, а не враждебная насмешка. Он посмотрел на Мормегиля своими черными глазами, улыбнулся страшными изуродованными красными губами и пригладил свои грязные ершистые волосы:

- Дело сделано. 

 Мормегиль вспыхнул, и это особенно ясно было различимо на фоне его аристократического белого лица, освещенного бледной луной. Даже уши его под длинными иссиня-черными прядями сделались красными. Он коротко взглянул на Колгрима, и произнес, стараясь придать своему дрогнувшему голосу наиболее безразличное выражение:

- Точно, сделано? Как же это получилось? 

 Колгрим громко гортанно рассмеялся, хлопнув своей ручищей Мормегиля по плечу:

- А так получилось, что я – тот еще чёрт, и знатно, знатно умею выслуживаться перед Чёрной Башней! Умею, да, и договариваться тоже, а ты ни черта не умеешь! Потому-то у меня и получилось выпросить её перевода из Дуртанга, а тебе шиш с маслом пожаловали!

- Ну, кончай руки заламывать, куда её перевели? – с жаром выпалил Мормегиль, совершенно игнорируя дружески подколы. 

- В Нурнен, дружище, в Нурнен, - на лице Колгрима была самодовольная ухмылка, окончательно уродовавшая его некрасивое лицо. – После заполонённого орками Дуртанга, да еще и под самым боком у Саурона, Мириам это должно показаться раем. 

- В Нурнен! – воскликнул Мормегиль. На секунду вся его выдержка и все его напускное спокойствие пропали без следа. Его серые глаза лихорадочно, взволнованно блестели, словно бы то самое «дело» имело для него жизненно важное значение. – Колгрим, да мне тебя всего расцеловать в пору, не будь ты такой грязный! Нурн… хотел бы я сейчас быть там с ней. 

- Но-но, парень, не все тебе сразу, - сказал Колгрим. – Это ей, конечно, и не Итилиен, но хоть что-то, хоть что-то. 

 Мормегиль тихо расплылся в счастливой улыбке. Его серые глаза снова просияли, и в них заиграл отраженный звездный и лунный свет. Он тихо сказал:

- Спасибо тебе. 

 Колгрим смолчал и, щурясь, хмыкнул, глядя на приятеля. Он не упустил случая поддеть Мормегиля снова:

- Ха, размяк ты, как варг на зимней квартире, даром что, как он, не разжирел! Бабы! Бабы тебя портят. 

- Ничего подобного, - усмехнулся тот. – Эта связь с Мириам делает меня только сильнее. 

 Его приятель снова хмыкнул и, закивав головой, сделал вид, будто понимал эту связь и эти, как Мормегиль говорит, преимущества. Сам Колгрим этих преимуществ никогда не знавал и не желал знавать. 

Впрочем, сам Мормегиль порой тоже предпочел бы их никогда не знать.

 Они помолчали, слушая, как высоко над ними, неистово излизывая скалы, бешено свистел ветер, словно зачем-то пытался сдвинуть с места могучий Мглистый хребет. Перекрикивая его дикий вой, у костров все еще гнусаво орали, гаркали и бряцали оружием рудаурские горцы. До поножовщины дело пока не доходило. Колгрим снова обернулся на них и, зло оскалившись, продемонстрировав недостаток в одном переднем зубе (потерянном в схватке с одним эльфийским гарнизоном), обратился к Мормегилю:

- Так на кой тебе эти дикари, ну? Сейчас, - ты посмотри, посмотри! Они ж сами друг друга поубивают. 

- Горцы-то? – Мормегиль обернулся на них и, хмыкнув, безразлично махнул рукой. – Вздор. Это тебе не орки, чтобы они за ножи в перепалке хватались. Считай, что это, - он тихонько засмеялся, - у них такой способ коммуникации. Мне уже доводилось с рудаурцами водиться: надёжные парни, послушные и верные. Суровая жизнь воспитала в них суровость сердец. И у них нет таких недостатков, как у орков. – Мормегиль снова весомо посмотрел на своего друга, так, чтобы он понял, что его слова имеют особую значимость.

 Колгрим нахмурил свои густые черные брови. 

- Ты чего задумал-то? Думаешь этими дикарями выковырять того эльфа из Ривенделла? Не-ет, тебе только ждать и остается. 

- Я не могу ждать, - мотнул головой Мормегиль, скользнув рукой за пазуху и пытаясь что-то нашарить там, - не теперь, когда Саурон с подозрительностью стал присматриваться ко мне. Может быть, одних рудаурцев мало, чтобы его «выковырять»… 

 С этими словами Мормегиль вытащил изнутри своих одежд искусное белое кольцо с вдетым в него кроваво-красным рубином, сияющим как пламя. Колгрим изумленно смотрел то на него, то на своего друга и на расстоянии ощущал исходящую от этого кольца мощь.

- Но с этим, - продолжал Мормегиль, недобро улыбаясь, - думаю, мы можем попытаться. 

***

 Фенрису и Мерриль определили две отдельные более чем симпатичные комнаты. Эльф не помнил себя от радости, когда понял, что впервые за долгое время он наконец-то сможет хотя бы часок побыть в тишине и одиночестве. Он уже и забыл, каков звук стука его собственного сердца, в который он частенько, от нечего делать или в пылу внутренних размышлений, вслушивался, сидя безвылазно в своем пыльном убежище в Верхнем городе Киркволла. Наконец-то он сидел за скромным, но все равно пышущим изяществом, убранством, где каждый предмет – от столов и шкафов до восхитительных, вырезанных из какого-то неведомого дерева красного цвета, чернильниц – дышал большим искусством. Фенрис уперся локтями в широкий чистый подоконник и положил подбородок на свои ладони. На губах у него играла умиротворенная улыбка, а глаза были прикрыты. В комнате стояла тишина. Лишь за открытым окном щебетали неугомонные птицы, названия которых Фенрис не знал, и в богатых драгоценных шубах озолотившихся зимних деревьев играл тихонько ветер. А еще, - вот чудо, - пахло яблоками. Уже как некоторое время ему подали обед (ему думалось, что это обед, - в действительности, в городе уже пришло время ужина), и на тонкой белой тарелке рядом с ним были сушеные яблоки, немного масла, сыра и хлеба. В небольшом глиняном кувшинчике Фенриса даже ждало чудесное вино – дорвинионское, знаменитое на все Средиземье, о чем эльф, конечно же, не знал. Впрочем, лишь пригубив его и присластив его тонкую кислинку сухофруктами, Фенрис пришел в гастрономический восторг. Таких яств ему не приходилось вкушать ни в Киркволле, ни, тем более, в Тевинтере, где он больше прислуживал и наливал хозяину вино, чем пил его. 

 Эльф с совершенно блаженным лицом жевал яблоки, даже не притрагиваясь ко всему остальному – сейчас должен был начаться ужин, на котором его ждали, и после которого Элронд и Митрандир пообещали заняться Хоуком. Надо сказать, Фенриса несколько успокоили слова серого чародея. Вообще, сам вид его, его теплые глаза и приятный глубокий голос внушали эльфу доверие. Хотя, казалось бы, он - маг. Он и сам не понимал перемены, происходившие в нем, и дивился собственному невесть откуда взявшемуся спокойствию и оптимизму. 

- Странно на меня влияет это… Средиземье, - пробормотал себе под нос Фенрис, разглядывая задумчиво собственные пальцы. 

 Он уже отвык от того, как они выглядят, потому что практически не снимал своих латных когтистых перчаток. Его взгляд скользнул по белым линиям лириума, едва заметно вздымающимся над его кожей. Эльф уже привык к этому. Он огладил эти узоры, опускающиеся ровными линиями на его пальцы, кисть и запястье. Как это когда-то делал Хоук. Он часто ласкал своими грубыми пальцами и сухими горячими губами его татуировки, будто бы они не уродовали и калечили его тело, доставляя ежесекундную боль (к которой тот успел попривыкнуть), а делали только прекраснее. Фенрис еще раз огладил пальцами свои пальцы и недоверчиво нахмурился, поймав себя на мысли, что благодаря Хоуку перестал чувствовать себя уродом. Изгоем. 

«Стану ли я им снова, если Хоук не.., - подумалось эльфу, но он побоялся закончить свою мысль, испугавшись не то за себя, не то за Хоука, не то, скорее, за себя и его сразу. 

 Фенрис наслаждался тишиной и покоем пока мог, ибо ему нравился Имладрис. Вдали шумели каскады водопадов, а через окно ясно и чисто светило в последний раз в этом году солнце.  Эльф снова выглянул наружу и вдруг заулыбался от уха до уха. Он увидел, как по усеянной листвой дорожке под руку идут Мерриль и Арандиль и о чем-то тихо шепчутся. На лицах у них было абсолютное счастье, а в глазах у долийки играло то сияние восторга и влюбленности, которое Фенрис уже давно за ней не примечал. 

*** 

- Сударь Фенрис, сударь Арандиль, сударыня Мерриль, прошу, присаживайтесь! 

 Тевинтерец чуть не прыснул со смеху, когда высоким голосом говорящий чуть в нос камердинер назвал его «сударем». Мысленно он чертыхался и проклинал Андрасте за то, что Хоук этого не слышал. Тихонько, при все тех же более-менее парадных одеждах названные камердинером судари и сударыни присели за длинный обеденный стол, уставленные кушаньями, вином и благовониями – всяческими цветами и специями, на удивление гармонично сочетающимися друг с другом. Все уже собрались. Они сели во главе стола, рядом с Элрондом и Митрандиром. Менельтор так же был тут, они уже долгое время беседовали и еще не притрагивались к ужину. Сам же стол был не на веранде, как это бывало летом, а в длинной, богато убранной столовой комнате с высоченными потолками и окнами. Мерриль, смущенно оправляя платье, вдруг вздрогнула, увидев, как из полированного пола на нее глядит её собственное отражение. Она улыбнулась ему, еще раз удивившись тому, какая она красивая, и как ей чудно идут эти цвета. 

 Между тем начинался ужин. Элронд и Митрандир еще раз приветствовали гостей. Владыка так же представил им стройного, серого лицом и одеждой эльфа с тонкой полоской царапины на напудренной левой щеке, стоящего по стойке смирно с опущенной головой позади его:

- Позвольте мне представить вам моего друга и ближайшего советника – сударя Эрестора. 

 Эрестор вытянулся за спиной Владыки еще прямее и стройнее и, изящным жестом положив руку поперек живота, а другую заведя за спину, низко поклонился. Фенрис заметил, как ясно выделился на простом одеянии Эрестора роскошный синий сапфир, вдетый в золотой перстень. Всю оставшуюся часть ужина он молчал и даже, казалось, дремал, но на самом деле зорко наблюдал за всем из-под приопущенных ресниц.

 Так неторопливо, можно бы даже сказать, интеллигентно начался ужин. Тихо со звоном стучали серебряные ложки об изящные тарелки, неспешно шел разговор. Эльфы в подробностях поведали Владыке о деталях из путешествия из Золотого Леса. Больше всего его заинтересовала их стычка с людьми, облаченными в черное, на перевалах, а так же непогоды, нашедшие на горные тропы. Элронд крепко задумался над тем что услышал и молча переглянулся с Митрандиром. Митрандир невозмутимо пережевывал салатный лист и даже не посмотрел на него, словно это мало что значило для него. 

- Кто бы ни были эти люди, - подытоживал Менельтор. – они – не простые налетчики или грабители. В такую погоду нас могли застать только лазутчики Черной Страны. Эру ведомо чего им было нужно, но мне неспокойно от мысли, что они могли выследить, куда мы направляемся. 

- Думаю, что нужно им было как раз то, что было с вами, друг мой, - Элронд взглянул на Фенриса. – Полагаю, Галадриэль объяснила вам? 

 Эльф отложил вилку и коротко кивнул. 

- Это были люди Мормегиля, - сказал он. – Человека, которого я видел в Дол-Гулдуре. Его послали за мной и за моими татуировками. 

- Да, мы уже слышали об этом человеке, - ответил Элронд. – Он умен, хитер и коварен. Он заставил беорингов драться друг с другом, а сам со своей огромной шайкой пересек Андуин и безнаказанно скрылся за Гундабадом. Я даже подозреваю, что он не обычный человек, а, может быть, колдун и некромант, как и его хозяин. Впрочем, здесь вам нечего бояться. Ривенделл – самое безопасное место во всем Средиземье, и Злу и его тварям нет сюда дороги, покуда Сокрытую Долину защищает магия моего народа. 

 Чтобы скрыть усмешку Фенрис скрыл лицо за тонким хрустальным фужером и сделал вид, что пьет вино. Впрочем, усмехался он не язвительно, а, словно бы шутя, словно сам над собой и над своей прежней ненавистью к магам и магии. 

- И все же, будем бдительны, - произнес Митрандир. Его острые огненные глаза глядели на Фенриса и его татуировки неотрывно, так что эльф невольно поежился под его взглядом, - ибо неуязвимых твердынь в Средиземье скоро не останется, буде Саурон и дальше набирать свою мощь. А это значит, что и здесь вам оставаться не следует. 

- Мы подставляем вас под удар, - понимающе протянула извиняющимся голосом Мерриль. 

 Элронд взглянул на нее, смягчившись и улыбнувшись ей:

- Мы рады принимать вас как своих гостей. 

 Фенрис нахмурился.

- Благодарю вас за гостеприимство, но все же, раз мы стесняем вас, вы, наверное, могли бы помочь нам отправиться в наш мир? Вы ведь, как я слышал, великий волшебник? – сказал он, обратившись к Митрандиру. 

 Маг приподнял свои седые кустистые брови, замялся, прокашлялся и лукаво глянул на него: 

- Уж не знаю, смогу ли я в этом вам посодействовать, но, коль вам нужен был могучий маг и чародей, то нужно ли было вам искать меня, раз среди вас уже затесался один? 

 Мерриль испуганно посмотрела на Митрандира. Ей показалось, что сейчас все в этой столовой смотрят на нее уничтожающе, а маг – пуще и пренебрежительнее всех. Но её руку вдруг мягко сжала ладонь Арандиля, она вздрогнула, и наваждение и смятение пропало так же мгновенно, как и появилось. 

- Вообще-то говоря, даже два, - поправил мага Элронд. – В Средиземье явилось два мага, насколько я знаю. И именно его уже не было в Дол-Гулдуре, когда мы явились. 

- Вы явились? – переспросил Фенрис. 

- Я был среди Мудрых, - ответил Элронд, и на губах у него играла шутливая улыбка, - когда мы отбивали крепость у Саурона, и когда посреди боя, еле стоя на ногах и не замечая никого и ничего вокруг, появился ты. 

 Эльф еще пуще нахмурился, чувствуя в себе смущение, и замолчал. 

- Мага звали Андерс, - Мерриль поспешила вернуть разговор к изначальному руслу. – Кажется, он был с Хоуком, пока их не схватили. 

 - Так и было, - кивнул Митрандир, доцедив через старые губы бокал сладкого вина. – Да, - он вздохнул, - печальную роль сыграл этот Андерс в планах Врага. Он не служил Саурону, его воля не была ему подчинена, и он до последнего считал, что прийти в наш мир – это его идея, и она не вложена в его разум злокозненной волей Тьмы. Вдвоем они боролись с влиянием Дол-Гулдура, но откуда им было знать, что они обречены на поражение. 

- Все-таки я не понимаю, зачем Андерсу надо было сюда отправляться, - вздохнул Фенрис. – И как только он убедил Хоука? 

 Митрандир помолчал, прямо глядя на эльфа, словно пытался проникнуть за его потупленный взгляд, разочарованные нотки ревности в голосе, за нервически перебираемые на коленях тонкие пальцы, и понять, что за чувства одолевают Фенриса. 

- Думаю, он все тебе расскажет, - мягко улыбнулся в седую бороду Митрандир, и у Фенриса самого потеплело на душе от его улыбки. – Расскажет, когда очнется. Ведь вы были дороги друг другу. 

 Эльф встретился взглядом с его теплыми, согревающими угольками-глазами и невольно улыбнулся, почувствовав, как надежда разгорается в его душе с новыми и новыми силами. Он даже невольно произнес тихо, словно бы в том была нужда:

- Да. 

 Все погрузились в свои мысли, и зала погрузилась в молчание. Но не было в том ничего гнетущего или мрачного, в этом молчании. Казалось бы, в таком чудесном месте как Имладрис не может быть и нет ничего, что может угнетать или тревожить. Тихо шелестели гонимые ветром опавшие листья во дворе, переливался, как ручей, чистый звон арфы. Вдали слышалось даже пение флейты какого-то искусника, а потом и прекрасный голос затянул далекую песню, совершенно естественно вплетая её во все эти звуки, словно бы они и должны её сопровождать. Мерриль расслабилась на своем стуле и, вслушиваясь, даже прикрыла глаза от удовольствия. К еде она практически не притронулась – в восторг её привело только то, что она понимала о чем поет этот восхитительный голос. Благодаря урокам Арандиля, судя по всему. Сам он тоже улыбался чему-то своему, стараясь не подавать виду, что желает смотреть сейчас только на одухотворенное лицо долийки, но ему неловко было так откровенно делать это в присутствии столь высоких лордов. Потому он краснел от собственных мыслей, улыбался и разглядывал пустой бокал на тонкой хрустальной ножке, словно именно он, и ничего больше – то, что его сейчас интересует.

 Между тем подал голос Эрестор, о котором, признаться честно, все уже позабыли:

- Милорды, уважаемые господа, я украду у вас сударя Менельтора на несколько минут? 

 Менельтор тотчас же, не дожидаясь согласия всех тех, у кого Эрестор это согласие попросил, встал и, коротко поклонившись Элронду и Митрандиру и не проронив ни звука, вышел вместе с советником из столовой залы. 

 Острый взор Фенриса подметил, как Эрестор беззвучно и слишком уже вальяжно хлопнул Менельтора по плечу, когда эти двое уже практически вышли, и дверь за ними закрывалась. Сам не зная почему, эльф это запомнил. 

- А между тем, - со вздохом провозгласил Элронд, - и нам пора уже приступать к насущным делам. Полагаю, вы в нетерпении, - на этом Фенрис и Мерриль действительно нетерпеливо кивнули. – Понимаю. Это действительно не стоит откладывать. В таком случае, следуйте за мной. Митрандир, - кивнув магу, Элронд встал из-за стола и зашагал из комнаты.

 Все последовали за ним. Лишь в дверях Арандиль остановился, потянув за руку Мерриль. Та недоуменно взглянула на него и, перекинувшись с ним шепотом парой слов, кивнула и, печально вздохнув, явно с тяжелым сердцем поспешила за ушедшим вперед Фенрисом.

 Арандиль посчитал, что ему не стоит своим присутствием отвлекать от своего занятия Митрандира, а когда Хоук очнется (он намеренно употребил слово «когда» вместо «если», совершенно уверенный в компетентности серого мага), ему будет неловко и совершенно нечего там делать. Мерриль в этот момент, правда, только когда уже попрощалась со своим другом, и прошла некоторое время, поняла, наконец, насколько ей в тягость стало отсутствие Арандиля рядом. Ей показалось это вдруг страшным, а не приятным и милым, а почему именно – она еще пока не понимала. 

 Тень неизбежного, еще пока совсем не очевидного в своей неизбежности, расставания почувствовалась ей, но её восторженное сердце (как это часто бывает с внезапно и опрометчиво влюбленными)  не давало пока уму увидеть эту тень и чем она грозит ей. 

 В уме у Фенриса же (как это так же бывает с влюбленными) все совершенно перемешалось, позывы сердца и разума перестали быть для него отличимыми. Эльф только зайдя в специально отведенные для Хоука палаты понял, что совсем не помнит, как он оказался на том месте, где стоит. Звуки мира для его ушей стали для него то неслышимы, то оглушительны, а всех их разом перебивал, как барабанный бой, стук крови в висках. Время для него исчезло, когда Митрандир, опершись на свою скрученную спиралью палку, стал читать свои заклинания над Хоуком (которого эльф даже не видел за спинами мага и Элронда). Ноги еле держали его. Не как тогда, в Дол-Гулдуре, - сейчас все было много, много хуже для эльфа. 

 Он, разумеется, и не понял, как пущенной стрелой пролетел час, за ним второй. Два лекаря – могучие и легендарные мужи – не отходили от Хоука все это долгое время. Уж им-то эти два часа показались вечностью! Но вот один вдруг медленно разогнул свою мощную широкую спину в серой поношенной мантии, встал в полный рост и облегченно выдохнул, словно бы не дышал все это время. На лице у него была тяжелая гримаса из усталости и широкой победоносной улыбки. 

- Он пошевелился, - тихо произнес Элронд, не отрывая уха от груди Хоука, а ладони – от его закрытых глаз. – Тьма выходит из него, морок должен пройти. – Он тоже облегченно разогнулся и, лукаво улыбаясь (тоже устало, но тоже вполне удовлетворенно), кивнул трясущемуся, как осиновый лист, эльфу. 

 Фенрис нервно кивнул в ответ, будучи уверенным, что выглядит так же непоколебимо как и всегда. Он захотел подойти к ложу, где на шелковых простынях под бежевым полупрозрачным откинутым балдахином лежал его возлюбленный, но вдруг понял, что намертво пристал ступнями к полу. Он даже не мог разжать судорожно сжатых губ, чтобы поблагодарить тех, кто только что спас не только Хоука, но и самого Фенриса от мрачного тяжелого морока. Но вдруг напряженную, разогретую тяжелым ожиданием, тишину разорвал едва слышный стон, столь слабый, что его никто и не услышал. Кроме одного: того, кто многие месяцы, долгие бессонные, слезные ночи, ночи бессильной ярости и горестных бдений молил Андрасте, Валаров, Тьму и Свет, - кого угодно, - вернуть ему хотя бы это, - хотя бы тихий слабый стон его самого любимого в мире  человека. 

 Фенрис сорвался с места и тотчас же оказался рядом с Хоуком. Глаза человека были широко открыты. Он наконец-то очнулся. Даже плакать от счастья эльф сейчас не мог – настолько волнительный для него это был миг. Он лишь взял его за его большую, огрубевшую руку и крепко-крепко её сжал, взглянув на Хоука таким жалобным и счастливым взглядом своих огромных зеленых глаз, от какого бы зарыдали даже иконы. Мерриль тихонько встала за ним и, мягко улыбаясь, - тоже счастливая и забывшая все свои печальные мысли, сказала: 

- Ну здравствуйте, соня. Знал бы ты, чего мы все тут только не делали, чтобы тебя разбудить. Ты всех магов с храмовниками проспал, дурень, знаешь об этом? – и сама вдруг чуть не заплакала, но сдержалась, прикусив губу.

Хоук выглядел так, как выглядит обыкновенный человек, проспавший вдруг зачем-то часов на двенадцать больше обычного (если такое, конечно, возможно вообразить). Сонный взгляд его чистых, осмысленных карих глаз переходил от лица к лицу и, кажется, в полупроснувшемся разуме он еще не пришел к узнаванию ни одного из них. Наконец, он смог пошевелиться ужасно затекшими мышцами и снова застонал – болели они немилосердно. 

- Разминайтесь аккуратно, сударь, - сказал Элронд. – Вы пробыли в забытье очень долго. Не пытайтесь сейчас встать. 

- М-м-м, - только и протянул Хоук, сжав руки в кулаки, - д-даж… Гхм. И не собирался, - еле-еле проговорил он, болезненно улыбнувшись. 

«И на смертном одре над старухой с косой подшучивать будет», - подумал про себя Фенрис. В этот миг его нервическое состояние охватил внезапный радостный восторг. Он вспомнил, как давным-давно, кажется, в прошлой жизни, раздражался по поводу шутливого характера своего любимого. Его бесила его несерьезность, особенно, его, зачастую, шутливое пренебрежение самим собой. Сейчас, черт возьми, он был готов смеяться в голос от каждой его, самой глупой и неловкой  шутихи. 

 Кровь перестала стучать в его голове, а в коленках унялась распроклятая дрожь. Фенрис был счастлив. Такое счастье эльфу не подарила даже их первая памятная ночь, та самая, после которой он повязал себе на запястье красный платок. 

- Здравствуй, Хоук, - сказал он с блаженной улыбкой на лице. Казалось, он совершенно спокоен и уверен в своем тихом счастье. – Как ты? 

 Человек ответил не сразу. Он вопросительно взглянул на него, слабо усмехнулся и попробовал дотронуться до своей густой отросшей щетины.

- О-о, моя борода. Почему она такая длинная? – затянул Хоук. – Почему? Я пил? О, Андрасте, пить! Как я хочу пить!

 Мерриль тихонько рассмеялась и, приняв у Элронда кружку воды, отдала её Хоуку. 

- А еще есть ты хочешь. 

- О, да! – взахлеб, расплескивая воду, воскликнул тот. -  Есть! Есть и пить! 

 Эльфы подле него тихонько рассмеялись со счастливыми улыбками на лицах. Элронда и Митрандира уже, кажется, никто не замечал, да и они не хотели, чтобы их замечали. Лишь Мерриль повернулась к ним, кротко кивнула и прошептала скромное «Спасибо вам». В ответ были лишь два учтивых поклона и спокойные, чуть насмешливые добрые взгляды, словно говорящие «Что ты, мы тут, в общем-то, и не причем практически». Вскоре они удалились, оставив друзей наедине. 

 Хоук между тем начал постепенно приходить в себя. Он, кряхтя и ругаясь, принял вертикальное положение, сел на подушки, помигал глазами и с удивлением стал осматриваться.

- Да уж, не Киркволл, - усмехнулся Фенрис. – Это, наверное, даже хорошо. 

- Да.., - протянул он, не отрывая глаз от высоченных сводчатых потолков из какого-то бежевого цвета дерева. – Не Киркволл, а где тогда? Что вообще творится, почему я долго спал? 

 Фенрис вздохнул и приготовился все объяснять, предположив, что его любимый просто не помнит, как оказался в лапах у Саурона.  

- Я слышал, тебя схватили орки. Ты был во власти Саурона в Дол-Гулдуре несколько дней. 

- Где-где? Какие орки? Что за орки? Фенрис, что за глупые шутки? – Хоук дружелюбно улыбнулся. 

 Эльф нахмурился. Он понимал, что чего-то не понимает, в то время как Хоук думал, что вполне понимает все, но друзья просто как-то странно шутят с ним. 

- Ну же, рассказывайте, что со мной приключилось? Дай угадаю: я опять пил на спор с Варриком? Вот Мор меня побери, сколько раз зарекался завязывать с этим, ха-ха. Ну и до чего я допился, где мы? И где Бетани с Карвером? Тут их братишка проснулся после многовекового сна, как мне кажется, а они где? 

 Хоук снова рассмеялся, а Фенрис все больше бледнел и бледнел, зубы у него сжимались со скрипом все сильнее и сильнее. Как только он назвал Бетани и Карвера, эльф сразу все понял, но по-прежнему тупо смотрел на улыбающееся лицо своего любимого, не в силах поверить в то, что происходило. Из последних сил он сдерживался, не выпуская слезы из увлажнившихся глаз. 

 Бетани и Карвер – это сестра и брат Хоука. Они погибли на Глубинных тропах шесть лет тому назад. Это за три года до той самой памятной ночи Хоука и Фенриса. За три года до того, как они полюбили друг друга. 

- Фенрис, а что у тебя с лицом? И чего ты мою руку-то так сжимаешь, она не оторвется, - со смешком продолжал говорить Хоук, явно намереваясь выдернуть свою широкую ладонь из окаменевших рук эльфа. 

 В эту секунду Фенрису будто вернули способность двигаться. Он одернул свои руки от рук Хоука так быстро и порывисто, словно его касание могло обжечь. Эльф, все еще не веря в происходящее, опустил глаза на свои руки. Ужасные, как он думал, изуродованные лириумом руки урода и изгоя. 

- Фенрис? – как из-под толщи воды эльф услышал голос Хоука. Голос его любимого, забывшего все, что их когда-то связывало. 

- Все… в порядке, - Фенрис изобразил на лице улыбку, в которую даже наивная Мерриль не поверила бы; эта ужасающая, изуродованная внутренней выворачивающей наизнанку болью улыбка поразила Хоука. – Правда, все хорошо. Главное, что ты очнулся. Это – самое главное. 

- Фенрис, - услышал эльф дрогнувший голос долийки у себя за спиной: до неё тоже уже все дошло, - тебе бы пойти… К Элронду. Сходи к нему, пожалуйста. 

Конечно, Мерриль просто не хотела, чтобы эльф разрыдался прямо здесь, перед Хоуком. Она участливо положила руку Фенрису на плечо. Но в этот момент эльф вскипел, взвился всем телом и со злостью отпихнул её ладонь. Мерриль испугалась: взбешенное, искаженное яростью и отчаянием лицо эльфа было ужасно. Он с силой рванул её в сторону со своего пути и вылетел из покоев, громко хлопнув дверью, оставив Хоука в немом недоумении, а долийку – в шоке и с ушибленным о канделябр плечом. Повисла очень неловкая тишина. Когда Мерриль со вздохом уселась на кровати рядом с Хоуком, тот неловко попытался разрядить ситуацию: 

- Что с ним такое? Он что, потерял что-нибудь? 

 Мерриль захотелось плакать после этих слов. Но она сдержалась, улыбнувшись со слезами, стоявшими в глазах: 

- Да нет. Вроде бы, наоборот, он вернул потерянное.