Элронда уже не было с Митрандиром, когда маг по взбешенному, взъерошенному Фенрису, пущенной стрелой покидающему покои своего возлюбленного, догадался что произошло. Он лишь покачал головой, провожая эльфа взглядом, после чего зашел в настежь распахнутую дверь, чтобы осведомиться о самочувствии своего пациента и подтвердить свои мрачные догадки. Разумеется, они вполне соответствовали действительности – Хоук потерял память.

 Фенрис же тем временем, едва разбирая дороги от застлавшего ему глаза чувства, пытался добраться до своего дома. Он не замечал ни проносящихся мимо него залов, ни недоуменных эльфов, ни лугов, ни башен – ноги сами принесли его в свою комнату, он и сам не вспомнил бы как оказался здесь. Лишь тут, в полной безопасности и абсолютном одиночестве, он дал выход этому душившему его, сводящего лицо в каменную, напряженную болезненную маску, чувству. Едва дверь захлопнулась за ним, Фенрис пошатнулся и, с гортанным, надрывным стоном набирая воздух в грудь, упал на колени. Его бешено, как при лихорадке, трясло, даже если бы он хотел – он не встал бы. Фенрис, обхватив свои плечи руками и склонившись к полу, тихо ревел, надрываясь и задыхаясь, и из глаз его, - слепо уставившихся в деревянные половицы пола, - не текли слезы. Это была бесшумная истерика, сопровождающаяся лишь протяжными, надрывистыми вдохами и выдохами. 

 Эльф не контролировал себя в эти минуты, но все еще не позволял себе плакать – он запретил себе это делать. Его прижимало к полу в болезненном спазме, он скулил, кусал губы, но не плакал – лишь судорожно хватал воздух, вдыхая глубже и глубже в себя свое горе. Чуть позже он сполз на пол и долго лежал, продолжая сжимать пальцами плечи. Вряд ли он встал бы со своего места или ответил что-нибудь, если в его дверь кто-нибудь постучался бы в этот момент, или даже если бы кто-нибудь зашел, чтобы проведать. Фенрис забылся от всего, и ни единой мысли не было в его голове. Потому что, если бы начал думать, то точно разрыдался бы. 

Впрочем, никто не зашел к нему, чтобы проведать. Так для эльфа миновала ночь. 

***

Проснувшись там же, на холодном полу своей комнаты, Фенрис не смог припомнить момента, когда он окончательно вырубился. Он сел и, потянувшись с глубоким, тяжелым вздохом, выглянул в окно. За ним уже достаточно давно рассвело, но солнце не спешило радостными, легкими лучами врываться к нему через окно: светило закрывали далекие, мутные облака, своей пеленой закрывающие все небо. «Зима», - только и подумал эльф, встав наконец на ноги, только чтобы снова сесть, но на этот раз – на стул перед настежь распахнутым окном. 

- М-м, - пробормотал он, косясь на хлопающий от пронизывающего холодного сквозняка ставень. – Всю ночь оно было открыто. Славно. Каждый мимопроходящий зрел мою вчерашнюю истерику. 

 Он сокрушенно вздохнул, так, словно бы все это – действительно то, что его сейчас волновало. А потом вдруг хмыкнул, удовлетворенно ухмыльнувшись. Он внезапно понял, что несмотря на все вчерашнее, и несмотря на то, где он вчера спал, - он выспался и чувствует себя  вполне отдохнувшим и свежим, как не чувствовал себя еще никогда со дня своего появления в Средиземье. Он даже подивился, как это уже не раз было, собственной перемене. 

- Но ведь Хоук, - пытался его образумить внутренний голос; образумить и вернуть к унынию и печали, - он ничего не помнит. Чему ты радуешься? 

- Он жив, он в сознании, он более-менее прежний, - отвечал ему какой-то другой голос, тоже внутренний и исходящий, вероятно, из наиболее оптимистичной части Фенриса. – Разве это не хорошо? 

 Надо сказать, что хорошо, решительно хорошо то, что Фенрис позаимствовал толику этой фирменной хоуковой черты – его оптимизма и уверенности в себе. 

- Да и к тому же, раз Хоук прежний, - эльф продолжал рассуждать вполголоса, уже забыв, что его могут услышать, - что мне мешает влюбить его в себя еще раз? Нет, действительно, - уже заранее перебив внутренний протестующий голос пессимистичной части себя, - что в этом такого? Что же, у меня не получится что ли? 

 Эльф задумчиво поглядел на свои руки в лириумных татуировках, огладил, как вчера, их белые, чуть светящиеся узоры и довольно усмехнулся, вспомнив, как любил эти метки Хоук. 

- Черт побери, - засмеялся вдруг Фенрис, сам не зная отчего, наверное, от своего внезапного приступа оптимизма и веры в себя. – Да Хоук обязательно влюбится в меня! И теперь… Теперь я точно не буду вести себя как идиот! 

 И совершенно уверенный в своем прекрасном только что проговорённом вслух плане, эльф зашагал в сторону выхода из своей комнаты, а затем – к купальням. 

***

Итак, выкупавшийся, бодрый и донельзя уверенный в себе Фенрис бодро вышагивал в сторону врачевальных палат, где он прошлым вечером оставил в недоумении и замешательстве Хоука и Мерриль. На нем уже была его прежняя, хорошо выстиранная одежда, привычная ему: особенного покроя темные эльфийские штаны, приспособленные для ходьбы босиком, и коричневая куртка. Броню и латные перчатки он за ненадобностью оставил в доме. Прохожие эльфы чуть смущенно улыбались ему и тайком разглядывали, как диковинку. Фенрис улыбался им в ответ от своего хорошего настроения и не замечал их косых любопытных взглядов. Он и сам не знал, зачем он улыбается им и откуда у него взялось такое чудное настроение, но это его и не занимало. Так любой из нас с удовольствием наслаждается своей бодростью духа и не задается вопросами, и лишь когда приходит уныние, начинает искать причины этого своего состояния. 

 На полпути к тому месту, где, как эльф предполагал, были палаты врачевания (где они точно находятся он уже не слишком хорошо помнил после вчерашнего), он заметил аккуратный парк с мощеными дорожками, скамейками и фонарями. Рядом стоял на тонкой, стилизованной под ствол какого-то дерева, ножке небольшой питьевой фонтанчик. Фенрис решил не отказывать себе в удовольствии еще раз, склонившись над его широкой чашей, как над зеркалом, пригладить свои чистые, белые волосы так, чтобы они лежали аккурат так, чтобы они производили, по мнению их хозяина, наибольшее впечатление. Он придирчиво глянул на себя еще раз, внимательно прищурившись, переложив челку от одного бока на другой, потом обратно, затем, наконец, выгладил волосы прямо. Теперь они лезли на глаза. Фенрис тихонько матюкнулся на тевене и принялся возвращать все на исходное положение. 

 Он не сразу заметил, что с рядом стоящей лавки за его манипуляциями зорко наблюдает его вчерашний визави – маг Митрандир. Привычного посоха при нем не было, как и широкополой шляпы. Он тепло улыбался ему и в глазах у него плясали лукавые огоньки. Когда эльф взглянул на него, густо покраснев, маг низко кивнул ему головой, так, что длинная изогнутая трубка, мундштук которой он сжимал в губах, ткнула ему в балахон где-то внизу, у живота, - такая она была длинная. 

- Доброе утро, сударь, - кивнул Фенрис ему в ответ. 

 Митрандир усмехнулся еще шире, и от этого его лицо еще больше подобрело.

- Хо-хо, и что же вы хотите этим сказать? Что оно вам действительно доброе, так? Очень рад за вас, сударь Фенрис, очень рад. Действительно, доброе утро. 

 Эльф не сразу понял, что именно волшебник имеет ввиду. «Частенько здешние чародеи говорят загадками», - подумалось ему, когда он догадался, что Митрандир, вместо сказанного им, подразумевал «Доброе ли вам это утро после вчерашнего недоброго вечера?». 

- Направляетесь во врачевальню? – продолжил маг. 

- Да, - отозвался Фенрис, - хочу проведать Хоука. 

 Митрандир коротко кивнул, глянув острыми, внимательными глазками прямо в глаза Фенрису. 

- Я только от него. Он сам недавно проснулся и вполне здравствует. Говорит, что ничего ему сейчас не более угодно, чем теплая ванна и сытный завтрак. 

 Фенрис тихонько хохотнул и заметил, тепло улыбаясь:

- Он всегда просыпался именно с такими пожеланиями. 

 Митрандир засмеялся и долго затянулся трубочкой. Эльф удивился себе и тому, как легко с магом говорится на такие, достаточно личные, темы. При разговоре с Мерриль, например, он точно не упоминал о том, чего (или кого) Хоуку хотелось, когда он просыпается. 

 Наконец, пустив в воздух большое сизое колечко дыма, Митрандир тихонько вздохнул и с едва различимой в вечно лукавом, искристом, взгляде мага тоской глянул на эльфа. 

- Боюсь, тут ничего не поделаешь, мой друг, - произнес он вдруг. – Вернуть утраченные воспоминания не получится. Это абсолютно точно.

 Фенрис отвел глаза. Он не сказал ему, что почему-то понял это еще вчера. Словно бы само пробуждение Хоука – уже само по себе невероятный подарок судьбы, и просить у судьбы еще один было бы непозволительно. Эльф осторожно сел на лавку рядом с Митрандиром и, согнувшись, задумчиво уставился на свои руки. 

- Я понимаю. Хорошо, что он хоть что-то помнит. 

- Тебя самого он вроде бы не забыл, так ведь? – спросил Митрандир. Голос у него был такой, подумал Фенрис, будто его сильно волновало это, как волновало самого Фенриса. 

- Да, меня он вроде бы не забыл. Он забыл.., - эльф коротко вздохнул, собираясь с мыслями и справляясь со смущением, - то, что было между нами. Все, до последнего мига. Сейчас он признает во мне только товарища. 

- Хм, - задумался чародей, - вот как. А что же такого произошло между вами там, в твоем мире, что вы из товарищей стали… еще более близкими, так скажем? – когда после этих слов Митрандир вопросительно уставился на эльфа, тому показалось, что и маг говорил с ним о Хоуке через смущение. 

 - Из товарищей стали любовниками, - осклабился Фенрис, - хех, так будет точнее. Ну, началось это с… 

 Эльф задумался, пытаясь припомнить, с какого именно момента он и Хоук перестали быть просто приятелями и соседями, когда впервые они посмотрели друг на друга как на потенциального партнера. Попытался вспомнить первый двусмысленный намек от балагура-Хоука, его первый комплимент. Фенрису подумалось, что они были всегда. Потом, через полминуты задумчивого молчания, он, наконец, вспомнил свой первый день знакомства с Хоуком и его компанией. Тогда (то было еще в Киркволле) он обманом через мелкого контрабандиста Ансо вынудил севших ему на хвост тевинтерских головорезов вынуть голову и выйти на свет. Их в ту памятную ночь достаточно искусно вырезали именно Хоук и его брат с сестрицей, вечно снующие за ним по пятам. Потом Фенрис убедил Хоука пойти с ним в один приметный особняк в Верхнем городе, где вроде бы засел наёмщик этих бандитов – магистр Данариус, бывший хозяин беглого эльфа, по вине которого в его кожу и были вплавлены проклятые лириумные татуировки. Когда дело было закончено, и компания убедилась, что Данариус заблаговременно дал дёру из Киркволла, Фенрис поведал Хоуку о том, что бывший хозяин очень хочет вернуть свою собственность или, на худой конец, самую ценную часть этой собственности – сами татуировки, вместе с содранной с эльфа кожей. Хоук тогда улыбнулся и сказал, совсем не скрывая предельной откровенности своих слов: 

- Снимать шкуру с такого симпатичного эльфа… Такое расточительство. 

 «Да, именно тогда, - усмехнувшись подумал Фенрис, - тогда он сильно смутил меня. Секунд пять я даже не знал что ответить на это, пока не понял, что, в общем-то, лучше не отвечать ничего». 

 В тот момент, когда эльф растерянно посмеялся и сделал вид, что якобы не придал комплименту значение, его попунцовевшие щеки сдавали его смущение с головой. 

«Уже тогда я впервые подумал о нем не как о простом человеке, а как о ком-то куда более значимом, - продолжал размышлять Фенрис, пока Митрандир сидел рядом и, лукаво улыбаясь, терпеливо ждал, когда тот сообразит что-нибудь. – Странно, я и правда тогда думал, что за глупости мне лезут в голову, а сам доверился ему и попросил пойти со мной в Верхний город за Данариусом. Хм, как знать, может быть и Хоук тогда думал то же самое? Ведь я через Ансо ввел его в заблуждение, и даже после того как обман открылся, он пошел за мной, еще и не спросив об оплате. Выходит, он доверял мне больше, чем я думал». 

 Эльф тряхнул головой, обрывая свои слишком уж затянувшиеся размышления. По их итогам он все же пришел к выводу, что решительно не понимает, откуда и когда появилась между ним и Хоуком та самая «любовная» химия, и была ли она вообще. Воистину, влюбленные не размышляют о такого рода вещах, а спокойно наслаждаются своим чувством без надобности выяснять, откуда оно взялось. 

- Так что же, - спросил Митрандир, прерывая его длительное молчание, - с чего все началось? 

- Началось, - вздохнул Фенрис, - все со скромного, мимолетного комплимента. 

 И эльф в общих чертах поведал магу о вышеописанном приключении с Ансо и Данариусом, и о некоторых других обстоятельствах, последовавших за этим. Он рассказал ему о том, что Хоук после этого стал частым гостем в «отбитый» у его бывшего хозяина особняк Фенриса, где они подолгу сидели за бутылкой-другой хорошего вина, болтали без умолку, рассказывая друг другу обо всех своих прошлых злоключениях. Потом, узнав, что хозяева Фенриса не удосужились обучить своего раба грамоте, Хоук пообещал взвалить на себя грандиозный труд – научить эльфа читать, хотя бы по слогам. Шутка ли, у него это получилось. Немудрено, ведь, загоревшись этой идеей-фикс, он стал пропадать в его особняке в два раза больше, да еще и таскал к нему разного свойства и качества книги – то из скромных остатков амелловской библиотеки дяди Гамлена, то из богатств Андерса, переполненных манускриптами, фолиантами и манифестами чисто магического и околонаучного содержания. Фенрис отнекивался, говорил «спасибо, но тебе это в тягость», но упорно сдавал перед упорством Хоука – устоять перед ним было сложно. 

 Рассказывая все это, Фенрис не заметил, что говорит такие личные, сердечные вещи магу, которого едва знает. Он проникся к Митрандиру странным доверием (которым проникались все, с кем говорил этот чародей), и, наверное, мог бы сейчас выложить ему всю свою подноготную. Маг же глядел на него со все той же теплой улыбкой, и лишь Создателю ведомо, что за думы скрывала эта его ласковая, почти отеческая улыбка. 

 Фенрис кончил рассказ на том самом месте, где начинались самые пикантные подробности его и Хоука романа. Эльф глянул на мага таким взглядом, чтобы у того не оставалось сомнений о том, что именно следовало за тем поцелуем в особняке Хоука, на котором он неожиданно остановился. Маг тихо засмеялся и, покивав понимающе головой, снова затянулся трубкой, глядя куда-то вперед. Он недолго помолчал, а потом произнес:

- Ну, тогда может не все так и страшно, как думается. К чему возвращать старое? Да и к тому же, - волшебник весомо взглянул на эльфа, - насчет того мага, Андерса… Может тебе лучше не знать, как именно ему получилось увести Хоука в Средиземье? А Хоуку будет лучше не помнить, почему он повелся? Как думаешь? 

 Фенрис удивленно посмотрел на Митрандира. Сейчас он был не согласен с ним и был готов сейчас же высказать это несогласие, но что-то внутри, что-то, что понимало, что маг прав, удержало его. Он помолчал и коротко кивнул, решив хорошенько обдумать эту мысль позже, наедине с собой. 

 Митрандир между тем беззаботным голосом продолжал, пуская в воздух одно колечко дыма за другим:

 - Действительно, тебе стоит сейчас повидать Хоука. Его самого сегодня попросили покинуть палаты врачевания, потому что он совершенно здоров, и он поселится где-нибудь неподалеку от тебя и Мерриль, в собственной комнате. Там он и будет, - Митрандир сделал значительную паузу, - покуда вы не решитесь продолжать свой путь. 

 Фенрис, нисколько не обидевшись этому намеку, хохотнул: 

- Я помню, сударь Митрандир, что мы здесь совсем не кстати.

- Поверь мне, Фенрис, - серьезно отозвался тот. – Вы мне очень даже симпатичны, не думай, что я желаю поскорее избавиться от вас. Лорд Элронд так же весьма искренне вас привечает и ему приятно ваше присутствие.  Я лишь хочу, чтобы вы не забывали о том насущном, что нависло не только над лично тобой, но над всеми, кто есть рядом и над всеми нами. Как я и говорил, в Средиземье нет крепостей, способных вечно удерживать Врага. 

- Да, я помню, - протянул задумчиво эльф. – Но что же, вы мне поможете? Вы ведь могучий маг, вам наверняка под силу…

- Нет, юный Фенрис, мне не под силу вернуть вас в ваш мир, - с грустью в голосе произнес Митрандир. – И скажу тебе откровенно: никому в Средиземье это не под силу. Мне жаль тебя, но я должен сразу дать тебе это понять. Единственный кто мог бы это сделать – это Андерс, ведь он перенес в Средиземье и себя, и Хоука. Ваши чародеи, видимо, способны на это. Во власти же истари, к сожалению, совсем другие вещи. 

- Андерс… Да, он точно может, - уверенно произнес Фенрис. 

- Боюсь, теперь его вам не сыскать, - вздохнул маг. – Из Дол-Гулдура не сбежать, не будь на то воли Тёмного Властелина, а значит, его из крепости вывели до того, как в неё вошли Мудрые. Вывести его могли только слуги Врага, и только в прежнюю и, скорее всего, нынешнюю Его вотчину – Мордор. Это далеко, недоступно далеко для нас. Да и, если спросишь меня, то я думаю, его просто убили, чтобы не возиться. А может быть, Тёмный Властелин решил использовать Андерса для своих нужд. Так что лучше бы его убили – лучше для него самого. 

Фенрис помолчал, обдумывая эти его слова. Никогда бы до этого он не подумал, чтобы ему хотелось, чтобы Андерс выжил, и не только для того, чтобы эльф прикончил его лично своими руками. Мысли об этом «чертовом маге», от которого по иронии судьбы зависела его, Хоука и Мерриль судьба, да и судьба всего Средиземья, он тоже решил оставить на потом. Сейчас толку от этого не было никакого. 

- И все же мы пока останемся здесь, - упрямо ответил Фенрис, прямо глядя на Митрандира. – Нам некуда идти… И Хоуку пока что требуется уход! Так что, если вы позволите… 

 Выглядел Фенрис при этих словах решительно и, при том, что он был неловким, когда требовалось что-то просить, еще и так неуверенно, что вместе это давало совершенно умилительный эффект эльфа, которому невозможно в чем-либо отказать. Митрандир рассмеялся, глядя на него, и согласно закивал головой:

- Ладно, сударь Фенрис, будь по-вашему. Оставайтесь здесь, покуда считаешь нужным. Имладрис – это приют всякого, кто в нем нуждается и достаточно вежлив, чтобы просить его, так что, я думаю, в тебе хватит такта и очарования, чтобы лорд Элронд согласился с твоим присутствием. Тем более, что Мерриль оказала такое впечатление на некоторых здешних эльфов, например, на того же Арандиля, что просто непростительно будет вам не остаться в Имладрисе еще на недельку-другую. 

 С этими словами, все еще смеясь и покуривая трубку, Митрандир хлопнул Фенриса по плечу и, лукаво подмигнув, встал и зашагал куда-то в сторону, где вскоре скрылся за близлежащими домами. Эльф, сам не зная почему, тоже улыбнулся и подумал, что, как и было сказано им в начале их разговора, утро выдается добрым, не смотря ни на что, и у него остается благоприятное расположение духа. Он встал и, отпив для храбрости из фонтанчика, устремился быстрым шагом к врачевальным палатам. 

 Погода вполне располагала к оптимистичному духу эльфа. В воздухе стояла стойкая свежая прохлада, как перед дождем, но тот пока и не думал собираться, а тучки лишь полупрозрачной пеленой гнездились на небосклоне, не предвещая непогоды, но закрывая собой солнечный свет, и без того слабый и по-зимнему холодный. Такая «и не зима, и не осень, и не лето» очень устраивала Фенриса и он радовался такой погоде. Он радовался и тому, что белая челка таки улеглась на его лбу так, как ему хотелось. А еще эльф радовался тому, что судьба преподнесла ему еще один шанс быть, наконец, с Хоуком, и он решил, что не хочет знать, почему тот предпочел уйти с Андерсом в другой мир и оставить Мерриль и Фенриса в Тедасе.

 Или убеждал себя, что не хочет знать, потому что сам-то на самом деле очень даже знал, но боялся себе признаться в этом. Ведь Фенрис прекрасно помнил, как поднял оружие на Хоука в «Висельнике», когда Данариус приказал ему. И, хотя человек уже много позже сказал ему, что эльф прощен, сам себе Фенрис так и не смог отпустить подобный проступок. Может, и Хоук не смог? Что ж, так оно, или иначе, но эльф добрался до палат врачевания. 

Еще не войдя в палату Хоука, он услышал голоса по меньшей мере двух эльфов, которые, помимо самого человека, были внутри. Едва он переступил порог, как тут же увидел, что в комнате творится некоторое оживление. С человеком были Мерриль и Арандиль, они о чем-то ему увлеченно рассказывали. Хоука эльф застал с улыбкой слушающего их и попутно переодевающегося из своего прежнего тряпья в одежды, любезно предоставленные ривенделльскими эльфами. Фенрис неуверенно постучал по косяку двери и тихонько кашлянул, взглянув на Хоука. Вид улыбающегося любимого снова заставил его сердце пропустить удар, но эльф постарался собраться и справиться со смущением и, главное, - со стыдом. А за вчерашнюю выходку ему было очень стыдно и перед Хоуком, и перед Мерриль. 

 Все посмотрели на него и разом замялись, притихли. Только Арандиль (уже, видимо, бывший в курсе событий предыдущего дня) несмело проговорил, стараясь звучать и выглядеть так же невозмутимо и бойко, но не совсем понимая, что именно ему сейчас нужно делать в такой неловкой ситуации: 

- О, Фенрис, доброго утра! Что же, кхм… А мы тут переезд замышляем, да. Вот-с, сударь Хоук изволит к вам поближе переселится. Давно было пора, эти стены только тоску наводят! 

 Фенрис смотрел прямым спокойным взглядом на Хоука, потом на Мерриль и даже не обратил внимание на трепыхания пытающегося быть непринуждённым Арандиля. Он кивнул человеку и, обращаясь к долийке, сказал: 

- Прости меня за вчерашнее. Думаю, ты сама меня прекрасно понимаешь. Просто не хочу, чтобы ты злилась на меня.

 Мерриль удивленно вскинула тонкие бровки и залепетала смущенно: 

- Что ты, я… Я понимаю все. И плечо уже совсем не болит, ха-ха. 

 Арандиль вдруг нахмурился и вопросительно глянул на долийку. Та лишь, еще больше смутясь, залепетала: 

- Это я сама по дурости в канделябр врезалась. Правда. 

 Эльф удовлетворенно хмыкнул. Фенрис с благодарной усмешкой подмигнул Мерриль. Напряжение, появившееся в комнате в первое время его появления здесь, стало улетучиваться, как его и не было. 

- Ну, вот я и готов, - застегнув, наконец, упрямые застежки на рукавах своей рубашки, произнес Хоук. – Да уж, Фенрис, вот уж в беду мы все вляпались. Я, конечно, часто говорил, что меня тошнит от Киркволла, но я на самом деле имел в виду переезд в Лотеринг, а не это всё. 

- Ты уже в курсе всего? – спросил Фенрис. – Про Средиземье и все такое. 

- Да, они мне рассказали. А сейчас еще и маг этот заходил, Митрандир. Ты должен его знать: с бородой такой и трубкой в зубах аж до пупа. Короче говоря, он сказал, что память мне отшибло напрочь. То есть, насовсем. – Хоук вздохнул. – Такая вот досада. 

 Эльф вздохнул и сел рядом с долийкой на хоукову кровать. 

- Он мне тоже это рассказал, - сказал он. – Ну, ничего теперь не попишешь. Будем разбираться с тем, что есть. Вы, кстати, рассказали ему о том, что за приключения идут за нами по пятам от самого Дол-Гулдура? – спросил он у Арандиля и Мерриль. 

 Хоук хмыкнул и обеспокоенно нахмурился: 

- Да, насчет этого, как его, «Саурона» я тоже в курсе. Знаете, я пока не очень хочу говорить об этом, ладно? Мне как-то неспокойно от таких разговоров. Я вроде бы именно от этого и потерял память, да? Из-за Саурона? 

 Фенрис кивнул. Арандиль рядом тихонько буркнул что-то о том, что это дурное – произносить Его имя в этих славных стенах, потому что даже оно, имя Врага, - проклято. Фенрис кивнул еще раз, со все тем же непоколебимым выражением на лице. 

- Эх, ну вот что, скажите мне, понесло меня в такую дикость! – всплеснул руками Хоук, зашагав туда-сюда по комнате. – Горя же не знал, все было отлично. Собирал деньги на экспедицию, наёмничал, работал так-сяк. А здесь такие страсти, у меня в голове это все не укладывается! Сау… Этот Враг, Андерс, твои татуировки. А Мерриль-то здесь причем? 

- Я? – захлопала глазами она. – А я просто за компанию. 

- А она вообще просто за компанию! – возвел очи горе Хоук. – В такие дикости! 

 Фенрис проворчал ревниво «Пропадать на ровном месте не надо было», но его никто не услышал. Хоук между тем продолжал горевать о своей тяжкой судьбине:

- И Карвер, Бетани, - я же, получается, их всех там оставил! Вот уж хороший брат, называется. Матушка с меня точно три шкуры спустит. 

 Фенрис нахмурился и взглянул на Мерриль тяжелым взглядом, говорящим «Так ты ему не рассказала?!». Она лишь поджала губы и легонько мотнула головой, опустив глаза в пол. Эльф рядом с ними, глядя на их беззвучную пантомиму, лишь вздохнул. Он спокойно заговорил: 

- Так, здесь мы закончили. Пожитков у тебя, Хоук, немного, так что мы все их отнесем к тебе. Мы скоро вернемся, а вы, - он выразительно глянул на Фенриса, - пока останьтесь, вам есть о чем поговорить. 

 Человек удивленно смотрел на то, как спешно на себя эльфы взваливают его вещи, пояс с портупеей и длинный в ножнах меч и спешно удаляются из палаты. Последним, что Фенрис видел от них, смывшихся в мгновение ока, был настойчивый взгляд Арандиля, значащий «Давай, лучше сейчас». 

 Едва дверь за ними захлопнулась, эльф, вздохнув и опершись на подоконник, посмотрел на Хоука. Фенрис никогда бы не подумал, что ему придется говорить своему любимому о таких вещах. Тем более, через столько лет после того, как все уже случилось и давно стало зарубцевавшимися ранами, боль от которых уже пережита и осталась в прошлом. 

 Он заговорил, пытаясь держать голос уверенным, подавлять зарождающуюся в нем от волнения предательскую дрожь: 

- Послушай, Хоук. Действительно, есть кое-что, что я должен тебе рассказать. Кое-что очень важное. 

 Человек беззаботно хохотнул и присел на свою бывшую кровать, сложив руки на груди: 

- До этого я уже как-то догадался. Ну же, не томи. 

 Эльф выдохнул и сглотнул. Глаза его бегали по лицу человека и от предмета к предмету около него, но Фенрис отчаянно и безуспешно пытался заставить себя смотреть ему прямо в глаза. 

- Видишь ли, дело в том, что… Гхм, послушай. Ты действительно очень много забыл. Больше шести лет, понимаешь? И за эти шесть лет очень много всего произошло. 

- Так, что-то с Карвером? – серьезно проговорил Хоук. – Или с Бетани? Они же оба сейчас в Киркволле, так? Фенрис? 

 Помолчав и, собравшись с духом, эльф сказал: 

- Они погибли, Хоук, уже почти шесть лет назад. Через три года после них нас покинула и твоя мать. Мне… 

 Фенрис не успел договорить то, что хотел, а уже почувствовал, как в нем самом что-то оборвалось и с болью рухнуло куда-то вниз. Больше всего ему сейчас хотелось не стоять у окна, бессильно взирая на своего любимого, который явно не верит тому, что услышал, а сидеть с ним рядом и обнимать. Обнимать и молчать до тех пор, пока в тишине молчаливое время не исцелит его раны. Так, как он делал это раньше. 

- Ты же шутишь, так ведь? – голос Хоука дрогнул. Он уставился на эльфа таким измученным взглядом, словно им одним говорил «Пожалуйста, скажи, что пошутил». 

 Фенрис не выдержал и, не глядя на него, на ватных ногах подошел к человеку и сел рядом. Эльф не знал куда девать свои мелко дрожащие руки, а потому положил их себе на колени. Он отрицательно мотнул головой и взглянул на Хоука. Его карие глаза были влажными, но он упрямо держал слезы в себе. Человек отвернулся и, глядя в пол, нервически сжал одну руку другой в замок, защелкал пальцами. В невыносимой тишине, длящейся, как Фенрису показалось, целую вечность, мертво прозвучал его глухой голос: 

- Как это произошло? 

 Фенрис не отрывал от любимого печального взгляда, словно один он мог облегчить тяжесть того, что он сказал дальше: 

- Карвер погиб от рук порождений тьмы. Бетани забрала скверна, она не дотянула до поверхности несколько дней. 

 Хоук отчаянно посмотрел на него и воскликнул: 

- Глубинные тропы?! Я? Так это я виноват в этом! Андрасте, ну конечно! Я не должен был брать их с собой, о чем я думал! 

- Они уже взрослые, Хоук, - возразил Фенрис уверенно, но спокойно. – Ты не мог им запретить. Ты не причем. 

- Мог! Я, чёрт побери, мог, и должен был! Почему… 

 Хоук вдруг резко оборвал сам себя и отвернулся, еще сильнее сжав свои пальцы. Немного помолчав, он прежним сдавленным голосом спросил: 

- А матушка? Что стало с ней?  

Фенрис вздохнул: 

- Тебе не достаточно знать, что её больше нет? 

- Нет, не достаточно! – зло вскричал Хоук. Фенрис увидел, как исступленная злость бушует в его красивых карих глазах сквозь пелену слёз. – Говори!

- Она стала жертвой маньяка, - ответил, наконец, эльф, - мага, убивающего женщин. Ллиандра была его последней жертвой. 

- Перед тем как я снес ему голову, так? – глухо проговорил он. 

- Да. Ты убил его. 

- Хорошо. 

 Хоук молчал, не отрывая глаз от собственных рук. Его обветренные губы беззвучно шевелились, - он произносил молитву. Вдруг в наступившей темноте Фенрис отчетливо различил легкий, влажный стук. Он увидел, что одна непрошенная слезинка все же капнула на бежевый рукав рубашки, оставив маленькое темное пятно. Хоук тут же, словно стыдясь, резво вытер все свое лицо рукавом, сделав вид, что ни слез, ничего там не было. Он кашлянул, все так же глядя в никуда перед собой и тихо перевел дух. Эльф все же позволил себе одну малость, одну незначительную безделицу: он осторожно положил ладонь на плечо Хоуку и, едва он её легонько сжал, он почувствовал, что этим невинным, очень боязливым жестом облегчил душу не только своему любимому, но и себе самому. «Я здесь, - говорил он ему мысленно. – Ты не один и никогда не будешь один. Я люблю тебя. Люблю, слышишь? Люблю». 

- Хех, вот я и остался один, - горько усмехнулся Хоук и сердце Фенриса снова будто пронзило ледяной иглой после этих слов. – Совсем один. 

 Фенрис, прикусив до боли губу, уткнулся лбом в его плечо, словно бы желая, чтобы он услышал его мысли, которые он не мог, просто не имел права сказать вслух. Он произнес едва слышно, шёпотом: 

- Ты никогда не был один, Хоук. Никогда за эти шесть лет. 

 Тот вдруг усмехнулся и глянул на эльфа чуть повеселевшими глазами: там, сквозь пелену и темноту едва различимо пробивался его прежний, яркий свет.

- Ну, раз уж ты меня из самой пасти Врага пошел вызволять, то охотно тебе верю, - сказал он и искренне улыбнулся. 

 Фенрис ничего не мог с собой поделать и улыбнулся ему тоже, а после отвел глаза в сторону и чуть отстранился от него, чтобы этот его жест, сделанный в момент ужасного эмоционального напряжения, не показался Хоуку чересчур откровенным. Человек снова посмеялся непонятно чему и, еще раз утерев лицо и нос, уставился перед собой, о чем-то сосредоточенно думая и улыбаясь уголками губ. Эльф в это короткое мгновение залюбовался им, как часто делал, замечая Хоука погруженным в себя. Его вечно живое, бойкое лицо, на котором постоянно играют эмоции, расслабленным и задумчивым нравилось Фенрису больше, и он сам не знал почему. Наверное, потому что без умолку о чем-то рассказывающего Хоука целовать куда менее удобно, чем тихого и молчаливого. 

 Молчали они, погруженные в себя, достаточно долго, но оба они не заметили, что прошло прилично времени. Как и в прошлом, то, что они сидят безмолвно рядом нисколько их не стесняло. Все было естественно, и даже сейчас они чувствовали друг в друге потерянные когда-то уют и спокойствие. Фенрис думал про себя, что хочет, чтобы этот миг не заканчивался. Хоук тоже так думал, но не понимал, почему он так думает и почему ощущение пресловутого уюта у него вдруг вызывает именно Фенрис.

- Знаешь, а я все-таки не понимаю, - произнес вдруг человек уже своим обычным, в меру бодрым, но тихим голосом, каким он говорил с близкими людьми наедине. – Почему ты пошел за мной? То есть, я не понимаю, зачем я сам-то согласился пойти с Андерсом. Бросать вас, ломиться в какое-то Средиземье и ради чего? Это же бред. Я без понятия, чем Андерс меня уговорил, и как увижу его – сразу выпытаю, но ты? Ты сам вызвался меня искать, так? Ты доверился этой ведьме из Дикоземья, которая могла запросто растереть вас обоих в корм для лягушек, а не отправлять в другой мир. Ты пошел в эту крепость, сам не зная чего в ней ожидать, и там… Черт возьми, ты встретился лицом к лицу с Врагом! Просто чтобы найти меня? Для чего, Фенрис? Я ведь мог оставить вас там потому что хотел, ну… 

- Избавиться от лишнего груза, - фыркнул обижено Фенрис, но потом бойко продолжил. – Да, мог. Чем черт не шутит, может, так оно и было, ты ведь  ничего не помнишь. 

- Если так, то я за шесть лет стал тем еще кретином, - усмехнулся Хоук. 

 Фенрис тихонько засмеялся. «Именно так, и не за шесть лет, а почти сразу», - хотел было сказать он, но оставил эти колкости при себе. 

- Ну, знаешь, - сказал он вместо этого, - я, может, просто хотел узнать это от тебя самого. Прежде чем голову тебе оторвать за то что бросил, конечно, - все же сказал он и дружелюбно осклабился. 

- Ха-ха, тогда, кажется, я тебя оставил в пролёте, - тихонько засмеялся Хоук. 

- Да уж, обломал ты меня знатно, - не удержался и тоже хохотнул эльф. После чего, подумав, произнес. – Но знаешь, я думаю, черт бы с ним. Я рад, что ты жив. Правда. Это стоило того, чтобы хоть дважды пойти в этот Дол-Гулдур. 

 Он взглянул своими теплыми зелеными глазами на Хоука, чувствуя, как снова у него начинает дрожать голос. Эльф еще раз потрепал его за плечо и, стыдливо краснея, через большое нежелание, встал с кровати. Хоук тоже вскочил. Лицо его просветлело, и на нем уже не было столь тяжелой печали, а глаза его сделались прежними – озорными и приветливыми. 

 Он был за многое благодарен своему другу. И за то, что поддержал его сейчас в тяжелую для него минуту, и за то, что не солгал и рассказал ему всю правду, и за то, что рискнул своей жизнью, чтобы хотя бы попытаться освободить его. Хоук понимал это: он помог бы, если нужна была бы помощь, и ушел бы, если бы тот попросил уйти. И, хотя человек все еще задавался вопросами, откуда взялась в Фенрисе такая самоубийственная преданность, он вдруг понял, что и сам чувствует странную к нему привязанность, и что нечто странное и очень значимое произошло между ними в те шесть лет, которые он напрочь позабыл. 

«Позже я спрошу у него, - думал Хоук. – Обязательно спрошу».

 А Фенрис же между тем глядел на своего любимого, улыбаясь своей фирменной скромной ухмылочкой, и думал, что однажды он расскажет ему все. Расскажет, как сильно он его любил и, что еще сильнее любит сейчас. И мысли об этом заставляли его улыбаться еще шире. 

«Но позже, не сейчас, - осаждал себя Фенрис. – Сейчас слишком нагло, слишком некстати. Лучше потом. Потом, когда у него уже не будет никаких шансов не ответить мне взаимностью».