То утро было неприятно серым. Уже светало, но медленно, нехотя. Солнце словно само ещё не проснулось и очень не хотело вылезать на мороз из тёплой облачной кровати где-то за горизонтом. Холодный горный ветер завывал свои нудные песни под затянутыми тучами небесами. Вместо птичьих трелей ему вторили лишь шелест еловых крон да странный стукающий звук, абсолютно точно дятлом не являвшийся.

Хив выдохнула, выравнивая дыхание. Ноги на ширину плеч. Протез вперёд. Дёрнуть за ползунок. Резко. Свист. Звон цепи. Треск древесины. Плечо вместе с лопаткой болели от постоянно повторяемой отдачи, но прекращать она не собиралась. Меткость хромала. Так что отработать. Ещё раз.

— Всё тренируешься? — раздался немного ленивый голос только что проснувшегося и неприлично зевавшего Блэкволла.

— Ага, — Кадаш в очередной раз выстрелила в ствол.

— Передохнула б. А то износишь ещё.

— Это драконья кость, покрытая обсидианом, — гномка вернула ползунок в исходное положение: катушка внутри завибрировала, сматывая цепь и с щелчком возвращая кисть на место, — так просто не износится.

— Откуда знаешь?

— Текстура, как у Вековечника, — она покрутила руку, рассматривая протез с тыльной и лицевой стороны. Да, определённо, внешне то же самое, — и эт' скорее предположение.

— А материалы у Дагны откуда? Не лазала ж она за ними в драконье логово.

— После отковки меча осталось. Резерв на случай поломки. Видимо, как-то смогла забрать, когда Инквизицию разоружали, — Кадаш потянулась, разминая болевшее плечо.

— Повезло.

— Ещё как.

Гномку бесило, что её меч, Вековечник, и броня пылятся где-то в брошенном Скайхолде, как экспонаты в музее. Бесило, что пришлось покинуть ставший ей домом замок, когда Ферелден послал армию на штурм, так как наглая Инквизиторша упрямо отказывалась свалить из его стен. Пришлось съехать в подаренное Варриком поместье в Киркволле — абсолютно неуютное, потому что, во-первых, предыдущий владелец оставил разложившиеся тела и гору винных бутылок, из-за чего пришлось вычищать всё несколько недель, и, во-вторых, Киркволл сам по себе был местом крайне злачным.

Интересно, сожгли ли киркволльцы поместье после того, что Кадаш учинила? Установили ли слежку? Или гномка всё-таки сможет перекантоваться там?

В последние дни нервы что-то у неё сильновато шалили...

— Ты за пленницей-то следишь? — попробовала она сменить тему.

— Вообще-то, — Блэкволл скрестил руки, — сейчас твоя очередь.

Поймав на себе немного ошалелый взгляд, он усмехнулся.

— Забыла?

— Ох, наг, — устало протянула Хивэл, потерев висок.

— Снова не выспалась, Инквизитор?

Хив утвердительно покачала головой.

— Это не оправдание, — она засеменила обратно к лагерю. От мыслей, что девчонку никто не сторожит, делалось дурно. — Сегодня вечером тоже дежурю.

— Да брось, мы её связали-перевязали так, что не шелохнуться, — произнёс двинувшийся следом Блэкволл.

Гномка резко затормозила, развернувшись к нему всем корпусом, и зарычала:

— Связали? Связали?! Драть тебя бородой в жопу, Ренье, ты вообще представляешь, что эту мелюзгу верёвки хер удержат?!

Блэкволл начал невольно пятиться. Кадаш же начала наступать на него, сопровождая каждое слово тыканием пальцем в грудь мужчины:

— Она — такая ж тварина, как и я! Потрошитель! Но с мозгами набекрень! Верёвки будут перегрызены, Грифон растерзан, а ты разорван на маленькие реньешки! А всё потому, Блэкволл, что верёвками такое хер сдержишь! — она набрала в грудь побольше воздуха, чтобы закончить тираду. – Только цепями и то не факт. Видел же, что я творю! Понимать-то угрозу должен!

— Да понимаю я, понимаю! — воскликнул мужчина. — Как тут не понять-то при таком, — он обеими руками указал на Кадаш, — примере. Ради Создателя, успокойся!

— Да-да, — хмыкнула гномка, разворачиваясь обратно и ускоряясь. — Иди, что ли, разогрей вчерашнего нага. Может, хоть, сегодня жрать будет…

Ожидаемо, девчонка дремала. Раннее, всё же, утро. Она уже пыталась несколько раз сбежать, из-за чего её пришлось связать по всему периметру тела. Встав так, чтобы видеть её как минимум боковым зрением, Инквизитор продолжила отрабатывать стрельбу, но вскоре сдалась: культя, от останков локтя до шеи, включая лопатку, как-то уж слишком сильно разнылась из-за отдачи. Не выпуская мелкую из поля зрения, гномка нашла подходящий сугроб и сунула конечность прямо в снег.

Пусть охладится. Чуть-чуть. Обморожение ей всё-таки не надо.

Наконец, спустя где-то полчаса, Ренье подозвал её к костру.

— На, отдай этой, — в деревянной и наспех отмытой миске лежали поджаренные до хрустящей корочки сочные кусочки. А хорошо мясо сохранилось-то! — Нам сейчас из оставшегося суп приготовлю, — он как-то странно крякнул. — И ещё: вечером всё ж слежу за пленной, а ты готовишь. Чтоб запомнила!

Хив коротко кивнула, едва не закатив глаза от напоминания об её сегодняшней забывчивости, и, взяв тарелку, направилась к пленнице.

Та уже проснулась и сидела, нахохлившись. Кадаш опустилась напротив: за прошедшие четыре дня это была уже двенадцатая попытка поговорить и седьмая покормить.

— Ты хочешь есть, — констатировала она, поднося миску к заплывшему от побоев лицу пленницы. Та, ничего не ответив, резко наклонилась вперёд, пытаясь вцепиться зубками в один из кусков мяса. Но Инквизитор быстренько вывела тарелку из зоны девчачьей досягаемости: — Сначала поговорим.

— Мясо! — воскликнула хартийка, с вожделением вглядываясь в содержимое тарелки. О! Заговорила! Ещё прогресс!

— Мясо, — спокойно вторила Хив. — Хочешь мяса?

— Хочу-хочу-хочу! — заверещала девчушка, капая слюной на подбородок.

— А я хочу слова.

Хартийка склонила голову набок и безумно улыбнулась, обнажая нетипично острые для гнома клыки.

— Слова — мясо. Обмен. Не то мясо. Подобной.

Кадаш поняла, о каком мясе шла речь. Она отставила тарелку и, подцепив большим пальцем протеза ткань, засучила рукав, обнажая морозу покрытое шрамами предплечье.

— Вот это мясо?

— Мясо-мясо-мясо! — радостно заверещала хартийка и попыталась цапнуть допрашивавшую её гномку. Хивэл отклонилась назад и резко встала на ноги.

— Сначала слова, — она зашла пленнице за спину, глазами проверила узлы: девчонка пыталась перегрызть часть, до которой могла дотянуться. — Как тебя зовут?

— Зовут?

— Как к тебе обращаются другие гномы?

— Игрушка. Чокнутая. Собачка. Малявка. Сокровище. Монстр. Никак, — оттарабанила хартийка скороговорку.

Она забилась от прорывавшегося безумного смеха, продолжая выкрикивать слова, но Кадаш её не слушала: она чувствовала, как от проступившего ледяного пота разгораются шрамы и ожоги на спине. Так эта девочка…

— А нормальное имя хочешь? — гномка сглотнула застрявший в горле ком.

— Страх. Боль. Воняешь страхом.

— Воняю. Да.

— Знаешь госпожу.

— Знаю. Так хочешь имя?

— Зачем имя?

Быстро заменив погрызенную верёвку на новую, Хив снова присела напротив пленницы и посмотрела прямо в сумасшедшие зелёные глаза. Мелкая притихла: фирменный взгляд белых очей Инквизитора прожигал морально даже чокнутых.

— Потому что теперь я твоя новая госпожа, вот почему.

Девчонка безумно рассмеялась.

— Подобная разваливается. Разрушается. Не госпожа. Старуха!

Кадаш наотмашь залепила ей пощёчину.

— Ещё! Боль! Ещё! — радостно заорала хартийка, но была заткнута сунутой ей в лицо миской с едой.

— Заткнись и ешь, — как можно холоднее скомандовала Хив, пытаясь не вспылить и не ударить мелкую ещё раз.

— Наг. Жареный. Гадость. Хочу мяса!

— Ешь. Или заберу и это.

Помявшись, гномочка начала послушно вылизывать тарелку, вызывая у державшей ту Инквизитора приступ тошнотворного отвращения. Ох, как же она не хотела становиться подобной той суке, что была для ребёнка «госпожой» …

— Молодец, на сегодня всё, — она потрепала девочку по волосам, когда та закончила. Осторожно, чтобы не задеть шрамы. Сама не понаслышке знала, как они склонны болеть от прикосновений. Могла бы, конечно, и понежнее, но боялась, что ласку малявка воспримет искажённо.

Девчонка извернулась и попыталась вцепиться Кадаш в ладонь, но клацнула зубами воздух. Хив вовремя отняла руку и широким быстрым шагом отправилась прочь от пленницы.

Мелкая разжигала в ней ужасное нетипичное желание её ударить. И иногда сопротивляться ему становилось очень сложно.

— Совсем туго, да? — хмуро пробурчал Блэкволл, когда гномка сунула голову прямо в ведро с талой водой, которую он, вообще-то, собирался использовать для супа.

— Да! –та вынырнула, жадно глотая воздух и пальцами убирая налипшие на лицо волосы, — Хуже, чем я думала!

— Хуже?

— Хуже.

— А подробнее?

— Не будет.

Она набрала снега в походный котёл и принялась виновато тот растапливать: суп всё же надо было приготовить, но гномка чувствовала, что допрос от любопытного Ренье продолжится. А стало быть, ведро выливать рано. Тот же пока хмуро молчал. Повисшую в воздухе тишину нарушали лишь шелестевшие деревья, да ветер. Кадаш старалась смотреть куда угодно, но не на мужчину. Мокрую голову неприятно жгло от холода, но это было именно то, что нужно. Так мысли копошились куда меньше.

— Сколько ж ей лет? Двенадцать? Тринадцать?.. — всё же невольно процедила она сквозь зубы.

— Ты… говоришь так, будто…

Хив невольно вдавила ладонь в рот и замерла, прогоняя отголоски ужасных воспоминаний, что она так силилась забыть все эти долгие годы.

Одних из тех немногих, что вызывали у неё неподдельный ужас.

— Похоже, девчонке…повезло, — осторожно протянула она.

— Повезло?

— Есть в Хартии одна сука, которая скупает детей до четырнадцати. Не знаю, что она с ними делает, но они деградируют, дичают. Становятся её маленькими послушными собачонками. Наша пленница, похоже, — гномка почесала переносицу. — пробыла у неё месяц-три, поэтому ещё ничего.

— Да брось! Месяц?! Так мало? — воскликнул мужчина. — Ты что? Сталкивалась с кем-то, кто пробыл у неё дольше?

— Ага, и поверь, ты не хочешь знать больше, — подставила ведро поближе. Сейчас начнётся.

— Кадаш!

— Слуш', я уже двадцать пять лет Кадаш. Тебе правда лучше не знать.

— Ты вытаскиваешь чужое прошлое, помогаешь с ним справляться, а своё прячешь. — Блэкволл недовольно скрестил на груди руки и раздосадовано качнул головой, — Нечестно, Инквизитор.

— Ренье… — предостерегающе осадила его Хив.

— Расскажи!

Ветер пытался трепать белые волосы, но те были слишком тяжёлыми от налипшей на них воды. Вернее, уже льда. Как бы не сунуть потом сгоряча голову прямо в костёр. Каждая клеточка в теле Кадаш напряглась, как струна, под пристальным взором непонятного цвета глаз собеседника. Она вцепилась в ведро так, что побелели костяшки пальцев, и уставилась в зеркальную гладь, словно искала в ней ответы.

Но отражение, похоже, тоже было полно вопросов.

— Нет, — в горле появился ком. Гномка закрыла глаза, пытаясь загнать обратно во тьму подсознания всплывшие воспоминания: закованное в цепи истерзанное тощее серое нечто, когда-то бывшее весёлым бодрым гномьим парнишкой с рыжими лохмами и миллионом веснушек, в беспамятстве скукожившись лежит на каменном полу, а она, стараясь не смотреть, оттаскивает Лантоса, едва сдерживающего рвотные порывы от сего зрелища, пока Эндин заносит над несчастным существом меч милосердия.

Блэкволл поднялся и пересел, оказавшись рядом. Большой, словно медведь, тёплый.

— Если ты будешь держать всё в себе, Инквизитор, — он говорил мягко, успокаивающе, — то рано или поздно оно прорвётся сторицей. Поверь, я знаю.

Ну почему он от неё не отстанет? Нет, она не может о таком рассказать. И как назло, воспоминания надавили на разум с новой силой. Она практически слышала леденящий душу ужасом призрачный вопль того мальчика, когда клинок Эндина пробил ему голову. Звериный. С бульканием затухающий. Гномы так кричать физически не умеют.

Мужчина осторожно, по-дружески, коснулся её плеча…

Шрамы кольнули болью. Нервы. Стресс. Злость. Странная пелена упала на глаза.

… и в этот момент внутри Хивэл что-то случилось.

— Я ЖЕ СКАЗАЛА, НЕТ!!!

Она вскочила, резко съездив Блэкволла макушкой по челюсти. Ведро опрокинулось, вылившаяся из него вода потушила разведённый костёр. Смесь из жидкости, пепла и грязи мерзкой жижей медленно потекла куда-то в сторону нерасчищенного снега, чёрной полосой отделяя собеседников друг от друга. Где-то в стороне нервно заржали лошади. Казалось, что даже ветер ошарашенно затих от произошедшего.

Ренье схватился за подбородок и притих, глядя на Инквизитора полными ужаса глазами.

— Я на стрём, — её голос был холоден, но внутри всё дрожало. Вспыхнувший внезапной искрой гнев затухал медленно, нехотя. Кадаш отвернулась и, не оборачиваясь, ссутулившись сильнее обычного, направилась в сторону пленницы.

Осознавать, что она сейчас ударила своего единственного союзника, не хотелось.

***

— Давно это у тебя началось?

Блэкволл поравнял лошадей. Он был хмурее бежавших по небу туч и на Инквизитора не смотрел.

— О чём ты?

— Это не похоже на обычную вспышку гнева.

— Месяца три-четыре назад…

Хив также не смотрела на Ренье, упорно изучая светлую гриву вёзшего её Сырка.

— В первый раз… кто-нибудь пострадал?

— Мебель.

Она помнила, как в своём киркволльском поместье изучала карту местности возле леса Арлатан с пометками от разведчиков о неудачных вылазках, как помутнело в глазах от злости на собственное бессилие и как под испуганные крики с улицы она очнулась посреди разгромленного кабинета перед распахнутым настежь окном, в которое пару мгновений назад швырнула письменный стол.

Варрику тогда пришлось приложить все усилия, чтобы гневная тирада от рыжевласой главы городской стражи не растянулась часов на десять.

— Тебя предупреждали, Инквизитор.

— Знаю, – гномка устало выдохнула. — Не думала, что оно начнётся так скоро.

— Кровь высшего дракона, тот Источник эльфийский, Якорь… Смесь-то ядрёная. И как ты раньше не взорвалась-то?

— М-да, скоро чешуя, гляди, прорежется, — она потёрла шею стыком кисти и предплечья на протезе. — Не знаю, даже. Обычно злюсь и ничего — отчёт отдаю, оно сходит на нет, а иногда… вот, подобное.

Блэкволл ничего не ответил, лишь шумно и тяжело выдохнул.

— Как спустимся с гор, разъедемся, — Хив покачала головой, невольно сжав крепче поводья. — Если подобное повторится…

— Инквизитор, — в голосе Ренье скакали раздражённые ноты, — я согласен с тем, что ты та ещё сильная головная боль, но пока ты не покинула Юг, ты моя головная боль.

Гномка недовольно фыркнула.

— Потому что я здесь единственный, кто полностью свободен и может тебя сопровождать, — мужчина всё ещё не смотрел на неё, но в его речи сочилась заразительная самоуверенность. — Ты в своё время помогла мне, я твой должник.

— Голубки, голубки, — раздалось сзади издевательское пение, заставив обоих обернуться.

— Нажье дерьмо! — воскликнула Кадаш, увидев, что девчонка пережевала кляп и теперь старательно пыталась согнуться, чтобы перегрызть остальные верёвки.

Они свернули с дороги в небольшой горный лесок, где и остановились на маленькой опушке, которую окружали тёмной стеной раскидистые ели.

— Последи за тылами, — на автомате бросила Инквизитор Блэкволлу, спрыгивая с Сыра.

Мужчина молча кивнул и загарцевал по кругу.

— Хочу пи-пи, — хартийка широко улыбнулась, осклабив зубы, когда более старшая потрошительница приблизилась к ней.

— Ты ж сходила перед отправкой, — прирыкнула на неё Хив. По наглым глазам было видно — мелкая притворялась.

Где-то сбоку раздался вскрик, звук упавшего тела и нервное ржание Грифона. Гномка быстро обернулась и в этот момент что-то острое вонзилось ей в плечо культи.

Ловушка!

Зрение начало расплываться. Кадаш рывком выдернула из себя явно боевой дротик, отступила от девчонки на шаг и, чувствуя, как слабеет тело, достала Поморник. Приготовилась к бою.

Но никто не вышел.

Оружие упало на мягкий снег.

«Спасайся.» — прошептал Источник Скорби.

«Разорви всех!» — прогудела драконья кровь.

Кажется, её голова налилась свинцом. Жужжала, как разбуженный улей. Подбородок соприкасался с чем-то холодным. Хив медленно открыла глаза. Не сразу размытое зрение собралось воедино. Не сразу оно показало ей выстланный соломой металлический пол и выполненные на совесть квадратные прутья решётки.

Кадаш сидела в клетке. Протез и оружие, ожидаемо, исчезли. Нашейный платок с амулетами тоже. Кольчуга осталась — снять ту значило бы раздеть Вестницу догола на морозе. И если она правильно догадалась, кто заказчик, исполнителям бы за такое прилетело. На горло давил знакомый до боли металлический ошейник. Нижнюю часть лица же опоясывал намордник, мешавший полноценно двигать нижней челюстью — она могла лишь чутка приоткрыть рот.

Не сможет использовать зубы — не сможет нормально лечиться: впитывать жизненные силы руками, как это умели некоторые потрошители, у неё получалось совсем плохо. То ли дело через рот… Умные, сволочи!

Она дёрнулась вперёд и услышала сзади всхрип.

Её ошейник толстой цепью соединялся с точно таким же на шее у сидевшей к ней спиной девчонки. Та приопустила голову, из-за чего выглядела крайне подавленной. И только сейчас, оказавшись к ней вплотную, Хив осознала всю абсурдность ситуации. Та, кого она называла малявкой и воспринимала, как ребёнка, даже сидя была выше Кадаш примерно на четверть головы. Чтоб его, быстрое гномье взросление! Из-за него совершеннолетие у её расы наступало много раньше, чем у других. Из-за него детей отправляли вкалывать там, где и взрослым опасно.

Хивэл тоже так однажды отправили.

Стараясь не думать о своём проклятом низком росте, гномка перевела взгляд на ноги. Не скованы, но сапог тоже нет. Холодные пол и ветер разожгли разодранную не скрытую брюками кожу, заставив древние и более свежие ранения заныть, а Инквизитора невольно поджать конечности. Видимо, хартийцы решили, что без скоб потрошительница не сможет стоять, станет обузой. Их первая ошибка.

Она извернулась, пытаясь увидеть, чем скованы за спиной её рука и культя. Колодка. С четырьмя дырками: крайняя левая, внутренняя правая — для мелкой; внутренняя левая, крайняя правая — для неё. Только вот у Хив левого предплечья с кистью не оказалось. Культю, ожидаемо, пришлось заключить в кандалу и приковать к колодке цепью. Возможно, это вторая ошибка.

Оставшийся осмотр выявил деревянные «сдержалки». Правильное название соединявших половинки деталей вылетело из гномьей головы. Да не важно. Пожмотничали на металл? Третья ошибка. Даже жаль их.

Инквизитор беззвучно фыркнула и одними глазами пробежалась по тому, что было за пределами её очередной темницы. Лес тот же. Место то же. Значит, времени прошло совсем ничего.

Блэкволл всё ещё находился в отключке, привязан к дереву. Нервно ржавший Грифон был за поводья прикован к ели напротив и, видимо, уже выдохся, пытаясь выбраться. С другой стороны был точно так же примотан спокойный, как змея, Сыр. Похоже, их собрались бросить здесь. Третья же лошадь мирно паслась неподалёку в небольшом табуне сородичей, на которых, судя по всему, и приехали похитители.

Кстати, о них. Гномы в хартийской броне. Ну кто бы сомневался?! Её пленница своим «пи-пи» завела их с Ренье в засаду. Восьмеро, не очень много. Они о чём-то говорили, но о чём Кадаш разобрать не могла. И если нужно бежать, то сейчас, пока эти болваны увлечённо трещат.

Она ещё раз проверила цепь на культе. Сделана на совесть, не порвать. Но если изловчиться, то мелкая сможет дотянуться до той части, что присоединена к их общей колодке, и отстегнуть заклёпку. Хив легонько стукнула соузницу затылком, привлекая внимание. Та нехотя повернула голову — на её моське красовался точно такой же намордник. Инквизитор взглядом и позвякиванием указала ей на сковывавшую её обрубок цепь. Какое-то время девчонка бурила ту глазами, а когда в них вспыхнуло осознание, быстро отвернулась. Кадаш нахмурилась: поняла же вроде всё, так какого хрена?

И только потом до неё дошло, что она вывихнула мелкой правую руку. А значит, безболезненно для себя отстегнуть цепь девочка не сможет.

«Ладно. Ладно… Значит, план «Б». Во второй раз», — выдохнула она, сжимая покрепче зубы и начиная выкручивать останки локтя из кандалы. Выдернуть с силой, как в Орзаммаре, не вышло бы –слишком мало места для манёвра.

Боль от тёршейся об ткань кофты заново сдираемой кожи пронзила всю левую половину тела, щупальцами проникая в мозг. На лице, спине и груди проступил пот. Челюсть свело от напряжения – кричать и стонать нельзя. Хартийцы уже сворачивали лагерь. А она, если честно, сильно не была уверена, что закравшаяся в голову рискованная идея сработает.

И в этот момент что-то тихо звякнуло, упав на пол. Девчонка, похоже, увидев, какую дурь творит Инквизитор, всё-таки решилась и, вывернув себе руку ещё сильнее, отстегнула цепь от колодки. Судя по тяжёлому дыханию, тоже прилагала все силы, чтобы не застонать от боли.

Хив благодарно кивнула. Оставалось теперь самое сложное. Она извернулась, вкладывая цепь в опухшую руку мелкой и глухо постучала культёй по краешку свободной дырки колодки. «Просунь.» Девочка, с едва слышными и очень странными всхлипами от боли, подчинилась. Не с первой попытки, но она смогла закинуть цепь в дыру.

Грузный хартиец заглянул в клетку, проверяя, чем заняты пленницы, и заставляя тех вплотную прижаться друг к другу спинами, чтобы скрыть следы своих действий. Не заметив ничего необычного, он недовольно крякнул и отвернулся, встав на стрём, пока его сородичи запрягали лошадей в повозку с клеткой.

Времени мало.

«Ну, где же…» — Кадаш, вывернув уже свою кисть и просунув ту под рукой девчонки, пыталась нащупать цепь. Деревяшка пребольно врезалась в кожу и сборила рукав, мешая «нанизать» колодку до локтя и тем самым упростить задачу. Боль от в очередной раз подранной культи тоже делу не помогала.

Наконец, у неё получилось. Хив снова набрала в грудь побольше воздуха и, практически до хруста выкрутив кисть, перебросила цепь через верх деревяшки обратно так, чтобы та снова оказалась в руке мелкой.

— Обмотай культю и подпихни конец под браслет… — сдавленно и не очень разборчиво прошептала она девочке, тряхнув головой: нужно было загнать боль в закоулки сознания, пока та не начала отключать её мозги.

Но на этот раз гномочка не поняла, что хочет от неё Инквизитор. А может, просто не расслышала.

Повозка с клеткой тронулась. Они уезжали. Гномка зашипела приказ вновь, настойчиво потерев цепь о кисть мелкой. Но когда до той дошло, процессия уже отъехала, и знакомая опушка скрылась за хмурыми горными елями.

— Я вверх, ты вниз, — невнятно и почти беззвучно промычала Хивэл, чувствуя, как неловко перекинутые один раз через останки руки звенья врезаются ей в когда-то обожённую Якорем плоть и как конец цепи с трудом пропихивается и плотно зажимается между мясом, тканью и кандалой. Она в очередной раз глубоко вдохнула и выдохнула: на этот раз боль не ушла, похоже, уже не хватало места в подкорке.

Плевать.

Сейчас начнётся борьба металла, дерева и мышц. И нужно, чтобы проиграло дерево.

Кадаш уперлась ногами в пол и начала вставать, правой рукой, как и цепью, тяня за собой верхнюю часть деревяшки. Девчонка, до которой наконец-то дошло, как именно Инквизитор хочет открыть колодку, начала со всей силы давить вниз. В какой-то момент, цепь между ними натянулась, из-за чего ошейник пребольно вдавился Хив в кадык, заставляя выгнуться дугой. Мелкая тоже ожидаемо захрипела.

От охранявших их хартийцев действия потрошительниц, конечно же, не скрылись.

— А ну прекратили, шавки! — скомандовал один из них, ударяя по решётке металлической палицей, но получил в качестве ответа полнейшее игнорирование.

«Давай же. Давай!» — билась в голове Кадаш единственная мысль. В ушах гудело от напряжения в мышцах. Ошейник перекрывал дыхание. Колодка вонзилась в правую руку. Кандала резала культю, углубляя совсем свежие раны. Мокрая от пота кожа липла к ним, натираясь ещё сильнее. Внутренний дракон отозвался на неприятные ощущения, практически раскаляя кровь добела, обжигая внутренности, кости и мясо, из-за чего разобрать, что конкретно болит, становилось невозможным.

Раздался треск: дерево проиграло, наконец-то не выдержало напора, освобождая руки гномок. От инерции они обе рухнули на пол.

— Сонные стрелы! Скорее! — клетка резко остановилась. Пытаясь восстановить сбитое дыхание, Хив на автомате потянулась к наморднику и поняла, что одной рукой ей ни его, ни ошейник не снять. Не видит как. Были б глаза на затылке… Она бросила быстрый взгляд на обмякшую девчонку и мысленно выругалась: та потеряла сознание.

А цепь их шеи всё ещё связывала.

Два хартийца натянули луки, выцеливая вход в клетку, который спешно открывал третий.

У неё будет лишь мгновение.

Едва дверца отворилась, как одному из лучников в голову прилетел брусок от колодки. Второй от неожиданности опешил так, что его стрела соскочила и пролетела мимо Инквизитора. Третий гном, палицей замахиваясь на Кадаш, влетел внутрь. Та, закрывая своим телом вырубившуюся девочку, выбросила вперёд культю, к которой всё ещё был прикован цепью кусок деревяшки. Удар пришёлся хартийцу в лицо, заставив отшатнуться, но он всё равно попал пленнице в правое плечо и, кажется, раздробил ей ключицу.

От такого поддетая кольчуга никогда бы не спасла.

Внутренний дракон взревел от боли, застилая глаза кроваво-чёрной пеленой.

Она вторила криком, рухнула на колени, а ошалевший гном на каком-то автомате повторно занёс над ней оружие.

Воздух вокруг гномки наполнился странной красной рябью. Крайне сильная аура буквально осязаемой боли протянула свои щупальца к окружающим, желая терзать не только свою хозяйку.

Узница резко крутанулась, подсечкой отправляя атаковавшего её опешившего хартийца на пол и подставляя совсем не то место, в которое он целился.

Поехавшая палица раздробила цепь.

Свобода.

Она резко поднялась, коленом врезав по опустившейся вниз вражеской челюсти. Сломать. Выбить из суставов. Раздробить. Неважно. От удара голова её жертвы отклонилась назад, подставляясь для удара лбом по лбу, намордником по носу. Итог очевиден: полностью разбитое лицо. Не жилец.

Она рванула вперёд, вылетая из клетки и наскакивая на гнома, натягивавшего тетиву дрожавшего в руках лука. Повалила, не мешкая, ногой наступила на горло, сдавливая то с колоссальной для такой мелюзги силищей. Последние хрипы, пахучая кровь, сладкая смерть. Второй лучник пришёл в себя, достал нож, замахнулся. Подставиться. Дать чиркануть. В минусе намордник, в плюсе самое главное её оружие. И ещё один шрам, на челюсти справа. Обвить шею цепью на культе, притянуть, локтём загнать деревянный кусок в горло и резко выдернуть. Мёртв.

Осталось пятеро.

Перед незадачливыми хартийцами будто воплотился демон из самых тёмных, самых кошмарных глубин недоступной им Тени.

Чудовище, чей полубезумный оскал требовал новых жертв.

Полные агонии и ужаса крики разрезали тишину гор вместе с перепуганным ржанием убегавших лошадей.

А затем наступила мёртвая тишина.

Посреди зверски растерзанных тел стояла тяжело дышавшая, шатающаяся и покрытая кровью с ног до головы израненная однорукая гномка. Короткая цепь на ошейнике была порвана. Правая рука безвольно повисла, но при этом будто закостенела, скрюченные окровавленные пальцы с изодранными ногтями слабо подрагивали. На чёрной обугленной культе болталась цепь, в покорёженных звеньях которой застряли ошмётки одежды, кожи, мяса и костей. Губы потрескались от холода и чужой, не её, крови. Но самым жутким были разбитые почти в мясо бледно-фиолетовые ноги.

Они подкосились, и Кадаш, сделав судорожный вдох и закашлявшись, упала на все три конечности, почти сразу же распластавшись на окровавленном снегу.

— Дер… р-рьмо… — прохрипела она, пустым боковым зрением глядя, как с хмурых небес начинают медленно падать белые хлопья.

А мерзкий ошейник, как казалось гномке, всё сильнее сжимался на её горле.

***

Хив очнулась, лёжа лицом вверх и закашлялась. Ошейник и правда передавливал шею. Дышать стало трудно, будто кусок в глотке застрял. Ноги были неаккуратно перемотаны на манер портянок какими-то толстыми колючими тряпками. Рядом с ней сидела покачивавшаяся мелкая и прикладывала к ранам невесть откуда взявшиеся припарки, которые уже остыли и помогали слабо. Выглядела она ужасно — губы разбиты, левые глаз и щека подзаплыли. Явно получила по щам, прежде чем их заперли. Вдобавок, из-под ошейника виднелась красная полоса, намекавшая, что в какой-то момент ей пережало горло.

Похоже, от расправы наравне со всеми гномочку спасло лишь то, что она уже лежала без сознания в начале месива.

Инквизитор резко села, заставив девчонку отпрянуть, и точно бы приложила ладонь к гудевшему лбу, если бы её рука не висела грустной верёвкой из-за раздробленного плеча.

— Повернись, — хрипло скомандовала она мелкой. Та покорно села к Кадаш спиной. Гномка хмуро посмотрела на заднюю часть намордника, увидела выкрученную застрявшую в самой себе застёжку и глубоко задумалась. Даже не будь её рука сломана, теперь единственный способ снять эту штуку — перерезать кожаный ремень. В случае Хив пришлось бы пережёвывать. Или… она осмотрелась. Тяжеленная голова вращалась, как на плохо смазанных шарнирах.

— Нож, — холодно произнесла она, кивая на один из трупов. Девчонка послушно подбежала к тому, вытащила из-за пояса небольшой ножичек, обтерев рукоятку об незапачканный снег, вложила Инквизитору в рот и села обратно, явно сгорая от предвкушения избавиться от намордника.

Ошейник мешал наклонять шею, поэтому Хив изогнулась всем телом, практически легла, подпихивая лезвие под ремень, а затем со всей силы отклонилась назад, разрывая толстую кожу. Ожидаемо она потеряла равновесие и рухнула в снег, но задача была выполнена: намордник упал в подставленную левую руку девчонки.

— Спаси-и-ибо, — протянула она, но в этом слове не было благодарности. Скорее злорадное ликование. И правда — на девчачьем лице цвела коварная улыбка.

Она вдруг навалилась на пытавшуюся сесть Кадаш, вжала её в снег и смачно залепила кулаком, выбивая нож изо рта. После чего насела всем весом и зубами вцепилась в больное плечо, жадно выдирая кусок из трапециевидной мышцы. Хив заорала, пытаясь скинуть с себя маленькое чудовище, но полученные сейчас и в стычке ранее раны лишили её сил. Даже пресловутое «неистовство» не срабатывало.

— Старуха горькая! Но старуха сильная! — безумно рассмеялась девочка. По её подбородку стекала свежая кровь, — Сожру горькую старуху, стану такой же сильной!

Её острые зубы практически вонзились в инквизиторское горло, когда раздалось ржание и на обеих гномок обрушился мощный удар. Невольно смягчивши своей тушкой часть прилетевшего в Кадаш урона, полоумная потрошительница обмякла. Её жертва же, остро чувствуя несколько сломанных рёбер и не в силах скинуть с себя тело, повернула голову в поисках «спасителя»:

— Гр-Гриф?.. — промямлила она, увидев галопом наматывавшего круги по полю боя и нервно ржавшего обезумевшего коня без всадника. На некогда девственно чёрной морде виднелись кровавые ранения от насильно стащенной сбруи. Плохо дело.

— Кхых… — выдохнула Кадаш, пытаясь подавить пульсировавшее болью плечо.

Определённо, сегодняшний день войдёт в список худших дней её жизни.

И в этот момент в ушах раздался шёпот Источника.

Взгляд его носительницы метнулся на лежавшую на ней девчонку.

«Нет! Я не буду!» — мысленно рыкнула она на жрецов. Кровь забурлила — к её несчастью внутренний дракон был с ними согласен.

Словно невидимая рука вцепилась в затылок, заставляя оторвать тяжёлую голову от снега, приблизить рот к безвольно лежавшей тушке. Инквизитор со всей силы вдавила назад, засопротивлялась. Острая боль от напрягшихся под ошейником мышц пронзила шею, почти полностью перекрыв дыхание, заставив открыть рот в поисках воздуха.

«Нет!»

Нервно ржавший и гарцевавший по поляне Грифон остановился и посмотрел на происходящее. Вдруг он испуганно взбрыкнул и со всех копыт ускакал куда-то в лес.

И в этот момент остальное тело тоже пришло в движение, выползая из-под мелкой. Каждую часть словно тянула невидимая цепь. Каждое действие отдавалось сильной болью, которую любезно заглушала горячая драконья кровь. На пылавших ещё и от холода ногах гномка поднялась рваными движениями, принадлежавшими скорее мертвецу, а не кому-то живому.

Словно подвешенная на ниточках марионетка.

«Нет!»

Она зубами вцепилась в свою нижнюю губу, прокусывая ту чуть ли не насквозь. Струйка крови потекла по подбородку, скрываясь среди украшавшей его красной мешанины.

Часть невидимых «нитей» будто оборвалась, заставив гномку безвольно рухнуть на колени. Челюсть свело от напряжения. Она не хотела открывать рот. Но древняя магия оказалась сильнее. Голова Инквизитора с широко распахнутой пастью сама потянулась к выглядывавшей из-под одежды шейке обмякшей девчонки.

«НЕ НАДО!»

Странное везение сегодня было на её стороне. Где-то совсем рядом раздался приглушённый стон. Один из хартийцев был ещё жив. Полубезумный взгляд налившихся кровью светло-серых, практически белых глаз забегал по усеянной трупами местности.

Нашла.

«ЕГО.»

Она зависла над девчонкой, не в силах пошевелиться: внутренние демоны явно не ожидали такого поворота событий.

«Что застыли?! В нём мяса больше!» — рявкнула на них потрошительница. — «А в этой девке кости одни и кровь горькая: нихера нормально не вылечусь.»

Кто-то словно недовольно выдохнул ей в ухо. Давление спало и гномка безвольным мешком рухнула на тельце, над которым застыла. Ну, да, конечно, как поиздеваться над ней, принудив делать, что не хочет, так все «помочь» рады, а как она выносит, в общем-то, предложение сделать то же самое, но по собственной воле, то всё: разбирайся сама.

В Источнике что-то щёлкнуло, приглушая всю боль и активируя внутренние резервы Инквизитора, коих оказалось подозрительно мало. Да, спасибо хоть за это…

«Ну, мелкая, очухаешься, отпорю так, что на жопе сидеть не сможешь», — подумала Кадаш, ползком пробираясь к своей жертве. Боль в ногах, грудной клетке, культе, голове и плече не давала нормально встать, да ещё и затуманивала разум. Не вырубиться. Только бы не вырубиться… Наконец, Вестница добралась до своей цели: упитанный гном лежал лицом вверх и тяжело дышал, а на его животе зияла открытая рваная рана, через которую на снег отвратительным мешком вывалилась часть внутренностей.

Хив подползла сбоку и, нависнув над ним, культёй неуклюже раздвинула в разные стороны бороду, оголяя крупную мясистую шею.

Её тело колотила крупная дрожь.

— У меня детишки… Жена… — хрипло произнёс гном со слабой улыбкой на фиолетовых, практически чёрных губах. — Прошу…

Кадаш бросила быстрый безразличный взгляд на его рану. Она видела подобное слишком много раз. Даже не нужно быть медиком, чтобы понять: этот мужик уйдёт к Предкам через несколько мгновений.

Необходимые потрошительнице силы покидали его. Нужно спешить.

— Ты всё равно труп, — в её голосе не читалось ничего. Гном хотел что-то возразить, но закашлялся предсмертными хрипами, в которых спустя мгновение раздалось бульканье от попавшей в перегрызенную глотку крови.

Везение закончилось.

Вот почему ей казалось, что у неё в глотке кусок застрял. Потому что он реально застрял! Долбанный ошейник предназначался для того же, для чего и намордник: мешал лечиться. Ограничивал. Внутрь проходили лишь жалкие крохи драгоценной магии жизни, в то время как большая её часть рассеивалась, исчезала из умиравшего кома мяса, застрявшего в горле. Глотать было уже некуда.

В отчаянии она выплюнула так и не проглоченный ошмёток и вцепилась в рану, жадно высасывая кровь и лимфу. Жидкость же! Просочится! Но место во рту закончилось слишком быстро.

Нет… Недостаточно. Нет!

Агония опутала своими щупальцами правые плечо и руку, когда Хив вцепилась в ошейник в попытке избавиться от него. От бессилия хотелось кричать и она, окаменевшими окоченевшими пальцами тщетно пытаясь содрать удавку с шеи, точно бы невольно поддалась этому желанию, если бы лёгкие рефлекторно не закрылись, чтобы в них ничего не попало, а рот не был заполнен жидкостью.

Вдруг ком и подостывшая кровь провалились, ощутимо булькнув в желудке. Вышло! Получилось! Сейчас сработает драконья магия. Да, энергии осталось мало, но этого хватит хоть на что-то. Можно вдохнуть и…

Радость сменилась холодным ужасом.

«Блять… Блять!» — гномка снова схватилась за ошейник. Дура! Каким-то образом открыла пищевод, но заблокировала трахею. Без воздуха кровь не разнесёт энергию по организму. Она отползла от остывшего тела, жадно открывая рот, пытаясь вдохнуть. В глазах темнело. Уши заложило. Конечности не держали даже позу на коленках. Да как эта херня-удавка вообще работает?! И что Хив вообще сделала?!

Источник Скорби холодно дал подсказку меркнувшему сознанию: «Кадык. Вверх.»

Рука дёрнулась, с резкой болью во всём сдвигая ошейник, и безвольно упала на снег.

Судорожный хрип разрезал тишину.

Сработало.

Она в который раз уже лежала на чём-то ледяном и жадно глотала воздух, не в силах пошевелиться. А хлопья с хмурого серого неба всё ещё падали медленным мотыльковым полётом, в ужасе упархивая от вылетавшего изо рта гномки пара. Казалось, ещё немного, и вместо него вверх вырвется настоящее пламя, словно жегшее грудную клетку изнутри. Кто-то засмеялся. Тяжело. Нервно. Хрипло. Не сразу до Хивэл дошло, что это была она сама. Ещё один момент на волосок от смерти. Многовато их что-то в последнее время.

Краешки слезившихся глаз жгло от мороза. Холодало. Она закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям. Часть ран закрылась, но не все. Мало. Впрочем, если будет экономить силы, ей хватит.

Позвоночник скрипнул, отрывая ноющие шрамы на спине от снега. Ноги недружелюбно крякнули болью, поднимая всё остальное. Рука… с трудом, но пока шевелится. Сойдёт. Нужно обыскать тела.

Свои вещи — платок, нож и амулеты — она нашла в одном из разбросанных по округе мешков… и доставать их не стала. Бессмысленно, всё равно не надеть. В ещё одном мешке обнаружились ещё тёплые припарки и запас сухпайков. И первые она тут же применила на себе. Ненадолго стало легче, хоть боль никуда и не делась. Поморник был зажат под одним из тел: похоже, гном пытался применить его против напавшей на него Инквизиторши. При взгляде на молот заныла тупая рана на одной из ног, от чего гномка едва не рухнула снова. Пока что лучше им не пользоваться. Сапоги… с трудом откопались посреди этого хаоса, забитые снегом вперемешку с еловой хвоёй и ошмётками. Вытряхнув содержимое, Хив тут же пихнула в них отмирающие конечности: тепло сейчас важнее чистоты.

А вот протез пришлось поискать куда усерднее, чем остальное. Тот валялся в неприятно алом сугробе, чуть в отдалении от побоища. Кисть грустно болталась на цепи, демонстрируя пришедший в негодность и вырванный чуть ли не с корнем механизм. Сломался в первой же серьёзной драке? Без шуток? Ох, Дагна расстроится…

Несколько раз упав, она стащила находки к тельцу мелкой и свалила свои вещи и самое нужное в один мешок. Теперь сложное: лошадь.

— Грифон! — слабо крикнула Кадаш, надеясь, что конь убежал не слишком далеко. Голова кружилась. Горло драли невидимые кошки. Язык заплетался, будто после убойной дозы алкоголя. — Ко мне, мальчик! Гриф-Гриф-Гриф!

Пошатнувшись, она двинулась между деревьев, сильно хромая. Могла, конечно, попытаться подозвать одну из убежавших во время побоища хартийских лошадей, да только конь Блэкволла был обучен куда лучше и привык к запаху крови. Спустя какое-то время раздалось слабое ржание и к ней покорно выполз замученный жеребец. Раны на его морде уже запеклись, но всё равно выглядели ужасно.

— Тихо, тихо… — несмотря на дрожавший голос, гномка старалась говорить как можно более успокаивающе. — Ты молодец, приятель. Большой молодец. Сломал мне рёбра, но всё равно молодец, — она попыталась поднять руку, но невольно вскрикнула от боли в плече и грудной клетке. Конь фыркнул, тряхнул головой, после чего принялся активно обнюхивать её и задержался как раз на переломах.

Ему не нравилось.

— М-да, не могу почесать тебе лоб, ещё и кровью воняю, — слабо улыбнулась Хив и прицокнула, командуя животному следовать за ней.

Они медленно доползли до всё ещё пребывающей в отключке девчонки. Живой пока. Что ей там переломал и перебил Грифон, Кадаш разбираться не хотелось. Она снова цокнула, на этот раз иначе, приказывая коню лечь. Тот, видимо, надеясь, что сейчас будет привал и его начнут лечить, покорно подчинился.

Но его ждал облом, когда подруга его хозяина нагло влезла в седло, неуклюже закинув перед собой тяжеленный мешок и увесистую гномью тушку.

— Потерпи немного, родной, — Хив прислонилась к шее вскочившего животного прежде, чем то взбрыкнулось, скинув с себя ненавистный вес. — Хозяин твой. Блэкволл. Найди Блэкволла… Искать… Пожалуйста…

Она вообще не запомнила дорогу сюда от той опушки. Не следила. Не до этого было.

Грифон раздражённо повёл ухом и, фыркнув, медленной гружённой походкой двинулся между деревьями.

Они ехали долго. Коню было тяжело, он старался экономить силы. Кадаш же чувствовала, что откат от всей этой катавасии уже потихоньку выглядывал из подсознания. Да и спокойная безветренная погода, относительно тёплое седло под задницей, лошадиная качка и мерный звон всё ещё прикованной к культе цепи убаюкивали. Скоро она вырубится. Все силы уходили на то, чтобы не выпасть, продержаться ещё немножко, пока она не отвяжет Ренье от дерева.

А потом пусть сам разбирается.

Вот и показалась знакомая опушка. Сыр пофигистично жевал кору, пока очнувшийся Блэкволл тщетно пытался вырваться из верёвок. Завидев Грифона, он замер: едва расцвётшее радостное выражение его лица сменилось ужасом.

И именно в этот момент ноги жеребца подкосились, и он рухнул на мягкий снег вместе со своей ношей, не придавив никого лишь каким-то чудом.

Словно мертвец, кряхтящая Кадаш поднялась и едва переставляя отказывавшие ноги на шатавшемся автоматизме приблизилась к мужчине. Тот ожидаемо начал беспокоиться, задавать вопросы. Но гномка лишь с молчаливым трудом трясущейся окостеневшей рукой достала свой верный ножик и прижала тот к дереву, разрубая верёвки.

После чего мешком рухнула перед вскочившим Ренье.

***

Она очнулась подле костра, перебинтованная в который раз и плотно завёрнутая в тёплое походное одеяло. Закашлялась, попыталась пошевелиться.

И не смогла.

— Лежи, — Блэкволл подкинул дров, даже не обернувшись на закряхтевшую гномку. Перед ним лежала тушка куропатки, которую он как раз, судя по всему, всё это время ощипывал.

— Как… долго?.. — прохрипела Хив, выпуская облако плотного пара и понимая, что скоро рассвет. Говорить было трудно, горло раздиралось на части. Судя по ощущениям ошейник пропал. Кандала с цепью и кольчуга тоже. И если от первых двух вещей она была избавиться просто счастлива, то пропажа последней вызывала вопросы.

— Сутки, — он поднялся, взял тушку за шею, приблизился и помог гномке сесть. Кадаш пустым взглядом уставилась на абсолютно сырое птичье мясо. — Повезло, очнулась вовремя.

Он оторвал птице ножку и бесцеремонно пихнул Хив в рот. Она как-то совсем уж безвольно одним укусом содрала с кости большую часть мяса с кожей и проглотила те, толком не прожевав.

Когда он убил эту куропатку? По структуре, как сырой бумажный ком. Единственное, что она подлечила, это начавшийся голод.

— Нужно уезжать с гор, — Ренье поморщился от отвращения. — Буран скоро.

Вот как. Значит, скоро их накроет. Ещё одна попытка пошевелиться отдалась болью во всём теле. Даже отсутствующая часть левой руки заныла. Одеяло упало на снег, открывая беднягу лютому обжигающему морозу. Шитые перешитые кофта, штаны и поддоспешник не особо спасали израненное туловище, а тугие, тесные и прилипшие к коже от пота бинты под ними делали только хуже.

Блэкволл спешно завернул гномку обратно. Ещё плотнее, чем было.

— У тебя вся одежда дырявая, — начал он её отчитывать. — Кольчуга тоже. Если первую я заштопал, то вторая теперь — рвань бесполезная. И ты повредила руку! И культяпку! И всё остальное! Снова!

— Если… на нас нападут… мне пизда… — согласилась с ним Кадаш. От холода и усталости её трясло так, что зуб не попадал на зуб.

— Не только тебе, — мужчина обернулся на лежавшую чуть ближе к костру лежанку с тушкой девчонки. — Жива. Связана. До сих пор не очнулась.

— Попала под повозку с клеткой… — Кадаш не смотрела на Блэкволла. Лучше ему не знать, что мелкая пыталась её убить, за что получила копытами по спине от его же коня.

Она содрогнулась от особо промозглого дуновения зимнего ветерка. Ренье, в версию про клетку, судя по лицу, не поверивший, присел, достал откуда-то её дорожный плащ и накинул поверх одеяла. Теплее стало совсем ненамного.

— Я не знаю, что делать, — тихо призналась гномка.

— Зато я знаю.

Хив подняла тяжёлую голову и полупустыми глазами посмотрела на мужчину.

— Пока её инквизиторство было в отключке, Лелиана прислала указания. Недалеко есть парочка дорог, включая один перевал. Не самый безопасный, но если срежем по нему, то через пару дней окажемся в Орлее. В Сарнии. Авось, и буран обгоним.

Повисла пауза: Инквизитор не знала, что ответить, с абсолютно тупым выражением лица пялясь на Блэкволла, будто видела впервые.

— Меня ж там сдадут с потрохами, — наконец выдала она.

— Даже если так, тем, кто за тобой придёт, потребуется время, чтоб в эту глушь добраться. Восстановить силы успеешь. А как заметим опасность, уйдём.

Кадаш выдохнула и отвела взгляд на лежавших под тёмным массивом деревьев лошадей. Сыр, как всегда, пофигистично что-то жевал. Грифон понуро, как-то по собачьи, положил перебинтованную голову на снег. Третьей лошади ожидаемо не было. Рядом лежали увесистого вида мешки с припасами. Значит, Ренье был на месте побоища. Значит он видел, что сотворила Вестница. Видел растерзанные словно диким зверем тела и насколько алым стал снег от количества пролитой на него крови.

А ведь утром, сутки назад, они о подобном разговаривали.

Перед глазами вдруг всплыли знакомые пятна. Но чернильными разводами на карте.

— Там повсюду красный лириум… — сдавленно произнесла Хивэл, вспоминая жирные кляксы вокруг деревни, словно нарочно отрезавшие ту от гор. — Придётся в разы осторожнее ехать.

«Ещё и эльфы могут засаду устроить», — промелькнула тревожная мысль. От остроухих и правда уже относительно давно нападений не было. Впрочем, она без понятия, что там за перевал, может и обойдётся.

Ладонь Блэкволла взмылась вверх, замерла над её правым плечом и сжалась в кулак, нерешительно остановившись.

— Пока отдыхай, — холодно закончил он разговор, поднимаясь. — Если хотим успеть, нужно выезжать с рассветом.

Инквизитор слабо кивнула и закрыла глаза, погружаясь куда-то в пучины своего разума. Сосредоточилась. Нужно было сжать боль и слабость в комок, подавить, откинуть куда-нибудь… куда-нибудь. Сутки отлёживалась, должно же где-то в мозгах появиться хотя бы малюсенькое место! Пресс внизу живота невольно напрягся.

Она настолько привыкла к боли, что отсутствие той с каких-то пор стало восприниматься странно. Будто неотъемлемая часть организма брала и исчезала. И Хив не могла точно сказать: влияние это драконьей крови или её собственного больного разума, ведь дико ноющие болячки были с ней задолго до становления потрошителем.

Собственно, из-за них она на дракона тогда и пошла.

Такой же грустный и бледный, как и летевшие с небес снежинки, взгляд упал на заботливо сложенные рядом протез, кисть которого была цепью крепко примотана к «предплечью», и амулеты. Надо надеть как-нибудь. А Ренье, сворачивавший лагерь и укладывавший мелкую на самодельные носилки, пока что помогать не станет.

Рука не слушалась. Нет, она вообще не могла двигаться, острыми искрами пронзая плечо при каждом шевелении и обнуляя все попытки загнать боль куда подальше. «Ничего. У меня есть ноги.» Только вот слишком долго пробывшие в холоде пальцы двигались внутри сапог деревянно, с каким-то хрустом. Будто к стопам приложили ледышки. И, кажется, она явственно чувствовала какие-то волдыри на коже. Обморожение? Ох, только бы оно не зашло слишком далеко. Кадаш прислушалась к ощущениям.

Если руку и рёбра ей жгли раскалённые искры, то в ноги втыкались мириады ледяных иголочек.

Нос защипало. Хив чихнула, невольно закашлялась, а едва приступ закончился, снова попыталась пошевелить правой кистью, взять лежавший рядом кулон, содержимое которого, пожалуй, было чересчур личным для неё… и опять не смогла. Отчаяние тихо надавило на голову. Раненая, абсолютно беспомощная и практически сдохшая от ран и мороза бесполезная дура, которая без рук как без… как без рук! Калека! Даже самые банальные вещи самостоятельно сделать не может.

Инквизитор зубами вцепилась во внутреннюю часть щеки, отгоняя плохие мысли. Наполнивший рот знакомый солоновато-горький вкус подействовал отрезвляюще.

Опять разнюнилась. Наловчится. Ноги, голова, торс — эти штуки повреждены, но всё ещё на месте. Она не первая и не последняя, наверняка есть какие-нибудь способы жить припеваючи без полной дееспособности. Не самое худшее, что есть в этом жестоком мире. Фигня! К тому же, правую руку она потеряла не навсегда: та заживёт, как всегда относительно быстро, и Кадаш снова вернётся в прежний ритм.

Вопреки своему характеру, кричавшему как можно скорее встать на ноги, она подтянула к себе отмороженные конечности. Сжалась в комок, пытаясь согреться настолько быстро, насколько сможет. Как только они доберутся до Сарнии, она первым делом напьётся в хлам. Не самый худший способ забыть нынешнюю беспомощность, как очередной кошмар.

Они покинули свою стоянку, едва первые лучи солнца лизнули окружающие горы. Казалось бы, должно стать теплее, но промозглый ветер сводил на «нет» абсолютно все старания золотого светила.

Изрядную часть припасов пришлось оставить там, в лесу. То, что предназначалось для трёх лошадей, один здоровый и один раненный-вымотанный утащить не смогли бы. Хивэл снова ехала вместе с Блэкволлом на Грифоне к огромному неудовольствию последнего. Могла, конечно, попытаться управлять покорным, следовавшим где-то сзади и привычно для себя тащившим носилки с девчонкой, Сыром, взяв поводья зубами… но если тот взбрыкнётся, то Инквизитор потом точно не досчитается резцов и кожи на губах.

Пришлось крепко привязать себя к седлу — она не держалась. Качка, какая-то подозрительно приятная боль во всём, что у неё было, усталость и тепло от Грифона и Ренье, как всегда, вгоняли в сон. И даже висевшая в опасной близости над горами чёрная туча, холод и препротивнейший ветер не помешали гномке заклевать носом.

Солнце зашло, но крупный привал путники, несмотря на голод и усталость, делать не стали — «остановиться» равно «не опередить буран». К счастью, ночь выдалась ясная: света луны, простиравшихся по небу звёзд и того, что отражалось от девственно белого снега, хватало даже Блэкволлу.

Хив не следила за дорогой. Она то отключалась, то вдруг резко очухивалась, то снова куда-то проваливалась. И так далее, по казавшемуся бесконечным кругу.

Блэкволл легонько ткнул её в левое плечо, выводя из очередного состояния дрёмы.

Прямо перед всадниками подозрительно ровной дорогой простиралось ущелье. На этот раз не повезло: из-за нагнавшей их тучи и заходящего уже второй раз солнца было темно так, что приходилось напрягать органы чувств. Грифон нервно заржал, заупрямился.

— Тихо, тихо, — Ренье погладил коня по загривку и спешился.

Он прошёл вперёд, проверяя, что скрывается под снегом. Хив же прилагала все усилия, чтобы её голова, тяжёлая, словно Поморник, пристёгнутый к седлу Сыра, не перевесила остальное тело. Мало ей плеча: упасть с коня и сломать шею было бы крайне неудачным решением. Бивший в бок со всей силы ветер не одобрял её стремлений.

— Я понял, почему этого перевала на некоторых картах нет, — подал голос Блэкволл. — Это река замёрзшая!

— Можем проехать?

Впереди раздался противный протяжный хруст: мужчина наступил на ледяную поверхность.

— Не с нашим весом.

Кадаш посмотрела на окружавшие реку горы. В них наверняка была засада, она чувствовала это нутром. Но они могли бы объехать. Затем она обернулась назад. Чёрная туча была слишком близко. Даже напрямик могут не успеть.

Значит, нужно максимально облегчиться. Значит, придётся полностью выкинуть все припасы.

— Мелкую на Сыра. Носилки тут оставим.

— Чтобы провезти твою девку, нам придётся ещё и оружие выкинуть, — Ренье приблизился к Грифону и с кислым выражением на лице принялся быстро и нехотя отстёгивать некоторые мешки от седла.

— Подожди.

На неё уставились два непонимающих глаза, словно пытающихся скрыться под хмурыми чёрными бровями.

— Должен быть способ проехать втроём.

— Его нет, но, — Блэкволл почесал бороду, — на карте леди Тайного Канцлера указан объезд «про запас» был.

— Объезд есть, а времени у нас нет!

Но Ренье её не слушал. Он молча отвязал девчонку от носилок, приложил ухо к её груди где-то на минуту, после чего вдруг мешком картошки перекинул через круп Грифона, крепко привязывая к животному.

— Ты что творишь?!

Крик не получился. Согнувшись так, что почти касалась макушкой чёрной лошадиной шерсти, Хив закашлялась от обжегшего глотку промороженного воздуха. И в этот момент Блэкволл достал из мешка и водрузил на Сыра его седло.

Минуточку, а разве они не решили оставить то вместе с частью припасов на прошлом привале?

— Нет… Нет! — она поняла. Она всё поняла. Одревесневшие пальцы попытались вцепиться в верёвку, разорвать ту, но от холода и боли даже согнуться не смогли.

— Это у вас нет времени, — он не смотрел на Вестницу, пристёгивая к седлу Грифа мешок с её вещами и кое-какой едой. — Увидимся в Сарнии. Позаботься о них.

Он говорил это не гномке. А коню. После чего хлопнул животное по крупу.

Грифон со ржанием встал на дыбы, едва не скинув с себя горе-наездниц, а затем со всех копыт рванул вперёд. Снег, лёд, надежды — всё это хрустело, трещало и скрипело где-то там, внизу, под чёрными копытами. Кадаш быстро оглянулась… и тут же отвернулась от попавших ей в лицо острых хлопьев снега.

Блэкволл не смотрел им вслед, перекидывая часть мешков на Сыра.

О чём этот идиот только думал?! Девчонка на последнем издыхании. Его конь почти там же. А Инквизитор со сломанным плечом и полуобморочными ногами не сможет не то, что охотиться и добывать пропитание, так и банально отвязать себя, если они рухнут. Да и Грифон, конечно, умный мальчик, но это животное! Без контроля он будет скакать туда, куда сам захочет. И Хив после случившегося в лесу слушаться вряд ли станет.

Только вот высказывать претензии стало поздно.

Неизвестно, сколько и куда они ехали. Уставший Гриф замедлился и теперь на чистом автоматизме еле тащился. Ветер бил в спину и бока, норовя вышибить из седла. Или содрать что-нибудь ещё на мелкой тушке и унести с собой. Холод промораживал, казалось, до костей, полностью игнорируя должный быть тёплым дорожный плащ, плотный подкольчужник и остальную одежду. Колючие крупные снежинки царапали лицо. Шрамы и ранения горели болью. Ноги не чувствовались. Отчаяние протянуло свои когтистые тощие руки, пытаясь вытащить и выкинуть мозг из головной коробки.

Инквизитор сама не заметила, как провалилась во тьму.

***

Что-то тёплое и сухое касалось её щеки. Что-то тёплое и сухое укрывало от лютого холода и опасностей. Абсолютно безопасное, абсолютно уютное.

Она маленькая девочка и, закутанная в одеяло, она жмётся к своей большой сильной маме, а та гладит тёмные волосы, шепчет что-то успокаивающее. Какую-то тихую историю. Добрую. Светлую.

Только вот, мамы у Хив никогда не было и волосы давно поседели.

Видение поплыло вместе со всеми ощущениями, уступая место тяжёлой боли и темноте закрытых глаз. Агония в плече, казалось, захватила всё тело, невидимыми корнями пригвождая гномку к чему-то похожему по ощущениям на жёстковатую кровать. То, что её укрывало, стало тяжёлым, давящим, каким-то колючим и, пожалуй, слишком горячим. И она снова, в очередной раз за эти дни, лежала плашмя лицом вверх, не в силах сжаться в манящий безопасностью комочек.

Нужно открыть глаза.

«Поспи ещё немного. Не думай ни о чём.»

Нужно открыть…

«Но ты не можешь.»

Открыть!

Однако, тело не слушалось, пребывая в какой-то странной болящей безмятежности.

Хивэл заорала внутри собственного разума, забилась о невидимый барьер, преградивший ей доступ к наружному миру. Она не умерла! Она была ещё жива! Она чувствовала, как у неё колотится сердце. Чувствовала кровать, подушку, одеяло. Чувствовала боль и тепло, в конце концов!

Так почему же она здесь? Почему не может проснуться?

Определённо, это были происки Источника Скорби.

«Это не мы», — возмущённо зашептали в ответ жрецы.

«Тогда кто?!»

«Ты сама.»

«Нет!»

«Да. Твой разум силён, но телу нужен отдых.»

Что-то странное было в их речи. Что-то неправильное. Неожиданно, Кадаш догадалась: ублюдки говорили её голосом. Её собственными словами.

«Вспомни. Ты уже испытывала подобное.»

Да. В тот день, когда песчаный плакальщик обжёг ей половину спины. В тот день, когда она не отправилась к Предкам лишь благодаря своевременному вмешательству Трам. В тот день, когда она испила драконьей крови и стала потрошительницей.

Маленький покоцанный дракончик жалобно скулил, раздвоенным язычком пытаясь лизнуть уродливую обугленную чешую на своей лопатке, пока обескураженная гномка с точно такой же отметиной недоумевающе гладила его, пытаясь успокоить.

«Да я ж тогда едва не подохла!»

«Потому что тогда не была связана с кровью мира. На сей раз всё будет в порядке.»

«Не будет. Выпустите меня!»

«Тебе нужен сон.»

«Выпустите!»

«Но это не мы.»

«Так отдайте мне приказ пробудиться!»

Тишина.

«Я должна проснуться!»

Тишина.

«Выпустите!»

«Как пожелаешь.»

Небольшая, изрытая ранами драконица с короткой мордой выпорхнула из темноты и, широко раскрыв пасть, рванула на свою хозяйку. Та невольно попыталась закрыться, но у самого её носа рептилия распалась на огненные всполохи, обжегшие ужасной болью каждый шрам на гномьем теле, не затронув ничего остального.

И этого остального было совсем немного.

Хивэл судорожно вдохнула и, наконец, распахнула глаза.

Чья-то деревянная хижина. Довольно уютная и тёплая. Судя по ковру, хозяин — орлесианец, среднего по меркам крестьян достатка. Входной двери видно не было, от той больную отгораживала деревянная стена-перегородка.

Не хорошо.

Она попыталась пошевелиться и невольно застонала. Многотонная тяжесть приковала её к кровати. Плечо жгло огнём. Дышать было трудно, каждый вдох-выдох сопровождался противной острой пульсацией сломанных рёбер. Словно кто-то воткнул ей в грудную клетку меч и не вытащил его. Ноги не чувствовались. Утешало, что, судя по размытым из-за плывшего зрения очертаниям, они всё ещё при ней, при всех пальцах и растут оттуда же, откуда и всегда.

Дурацкие жрецы были правы: её тушке на несколько дней необходим полный покой.

Нужно как можно скорее раздобыть сырого мяса. И воды. Много воды.

Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем дверь хижины наконец-то скрипнула, отворяясь и впуская внутрь прохладу. И ещё кого-то. Пол заскрипел под тяжёлыми шагами и светлые Инквизиторские глаза вперились в пришедшего её проверить рослого лысого мужчину.

— Очнулась! – на каком-то придыхании воскликнул он, пятясь, и вдруг со всех ног рванул прочь.

Дверь скрипнула снова.

Наверняка побежал за подмогой. Наверняка сейчас сюда вломятся люди, желающие линчевать лгавшую всему миру убийцу. Срочно сваливать! Даже если ползком по бурану! Раны потом залижет.

Но дурацкое тело упрямо не шевелилось.

Очередной скрип.

К её кровати прошли трое: тот мужчина с ведром снега, старушка с пучком засушенных трав и знатного вида дама, в которой Инквизитор с удивлением узнала госпожу Пулен, старосту Сарнии.

— Ох, миледи Инквизитор, как же мы рады, что вы очнулись, — обеспокоенно произнесла последняя, присаживаясь на приставленный к кровати стул. — Всё хорошо. Всё хорошо, вы в безопасности.

«Я в Сарнии?» — хотела было спросить Хивэл, но онемевшие язык и губы смогли промямлить лишь что-то неразборчивое и сильно охрипшее.

— Девочке нужен покой, — предостерегающе пробормотала старушка, ломая свой травяной пучок и кидая тот прямо в ведро. Видимо, местная знахарка. Мужичок тут же подхватил тару и потащил куда-то в сторону, судя по звуку потрескивавших поленьев, печки. — Пять дней в бреду с жаром, не восстановилася совсем.

Пять дней? Ох, сиськи Андрасте, а что же там с Блэкволлом? А с девчонкой? Ещё одна попытка сесть окончилась неудачей: метафорическое лезвие в груди словно само собой раскалилось и повернулось, заставив гномку закашляться и рухнуть обратно на подушку. Её посетители совсем не успокаивающе, как должно было бы быть, затсыкали.

— Лежите, Инквизитор, вам нужен покой, — мадам Пулен говорила тихо, будто общалась с маленьким ребёнком. — Мы пока никого не извещали, что вы здесь. Вы же спасли нашу деревню, помните? Вас нашёл один из дровосеков. Обнаружил в лесу израненную лошадь, а к ней привязаны вы, при смерти, — женщина потупила глаза, — и ещё одно тело.

Тело? Неужели она?..

— Инквизитор, вашу подругу и вашего коня… Соболезнуем, Создатель забрал их.

Зазря. Всё было зазря. Слабый стон выскользнул через неплотно сомкнутые губы. Невидимые холодные пальцы неосязаемо схватили за горло, перекрывая дыхание. Перед глазами поплыло. От нахлынувших эмоций, не способных полноценно вырваться наружу, она проваливалась обратно в бессознательное. Где-то там, далеко вовне раздались испуганные возгласы.

А затем исчезли и они.

Она падала сквозь тьму. Пустую и безмятежную.

Глупо. Как же глупо! Глупая, дурацкая смерть. Глупая, дурацкая самоуверенность, что она знала, как будет лучше, что всё будет хорошо. Конечно же раны, мороз и отсутствие первой помощи могут убить даже потрошителя! Особенно ребёнка! Даже сырая кровь не всесильна: если не успеть вовремя принять, то не поможет, да и слишком сильные и тяжёлые раны, вроде оторванной руки или разбитых всмятку внутренностей, не залечит. Она же сама по себе…

Дети должны беззаботно гонять в салки с ровесниками, сидеть допоздна на крышах и умолять родителей завести домашнего нага, а не сходить с ума наравне со взрослыми и в итоге разноситься ветром где-то в глухомани.

Дура! Да откуда ей вообще знать, как заботиться об этих спиногрызах? Особенно о травмированных пытками, каковой являлась мелкая? Она же сама без понятия, что такое материнская любовь! Мамки-то не было никогда! Померла, когда их с братом рожала, а учитывая, что именно Хив в их паре была младшей… Нет. Не думать об этом!

А Грифон? Гордость Деннета! Один из лучших коней Инквизиции. Верный, сильный, умный. Если б не её дурацкое, почти детское желание оседлать зверя «покруче», сама б на нём ездила. Раны, холод, усталость… И что она Блэкволлу-то скажет? Гриф для него практически родной. Известие о его смерти разобьёт мужчину вдребезги.

Если он вообще выжил. Пять дней прошло. Даже больше. Наверняка вместе с Сыром был застигнут бураном и замёрз где-нибудь насмерть с именем Вестницы на устах. Придурок!!! Горы безжалостны, они не терпят чужаков.

Захотелось обхватить себя руками и зарыдать, но тьма вокруг не дала сделать и этого.

Казалось, она уже давно отбросила чувство вины по поводу того, что люди умирают из-за неё. Казалось, что давно смирилась с тем, что буквально стоит на невидимой горе тел, а её руки… нет, вся она уже давно с головой скрылась в море пролитой крови. Так почему же ей так больно где-то там, в глубине её чёрной души? Почему эта боль не сравнится с той, что она испытывает каждый раз своим телом, когда лезет на рожон и огребает?

Когда-то Хив была такой же, как эта девчонка: озлобленной маленькой сучкой, хватавшейся за нож даже тогда, когда в окно просто ударилась муха. И кто она теперь? Живая легенда, Инквизитор, вселяющая свет в сердца людей и идущая напролом даже тогда, когда идти, в общем-то, уже некуда. У мелкой был шанс. Не на великие свершения, но хотя бы на мирную жизнь.

Кадаш возомнила себя той, кто может с этим помочь. Но, как и все прочие до неё, оказалась слишком сурова с девочкой. Била. Связывала, чтобы та не сбежала. Постоянно следила за каждым шагом. Надеялась, что, добравшись до цивилизации через множество трудностей, мелкая хартийка изменится, поймёт ценность мимолётной жизни.

Не добралась. Не изменилась. Не поняла.

Наверное, смерть и правда стала для неё избавлением.

«Да хорош ныть, нюня! Что случилось, то случилось. Убиваешься по той, кто хотел тебя грохнуть… Совсем свихнулась?!»

Но привычный отрезвляющий кулак не прилетел ни в скулу, ни в щёку, ни куда-либо ещё.

Мысли, путались, роились, лезли в незримое лицо, словно надоедливые мухи. И гномка не могла отличить свои от тех, что шли из Источника.

Но затем, постепенно, и они исчезли, словно никогда не было.

Осталась лишь вездесущая тьма.