Огонёк свечи слабо подрагивал. Кадаш сидела в каменной ванне, запрокинув голову. В горле было горько от смеси очередного зелья здоровья и противоядия, которые она только что выпила — стрелы снова оказались протравленными. Мозг гудел, конечности налились тяжестью, а раны жгло от медленно остывавшей горячей воды, которая когда-то была снегом.

Но тем не менее, впервые за эту неделю Хив чувствовала себя превосходно.

— Как же я заебалась… — протянула она, спускаясь ниже и позволяя воде дойти до носогубной складки.

Интересно, как в гномьей ванне мылось Блэкволлу? Наверное, он сейчас сидел за стеной, как в тазу, и горестно обнимал колени. Или тёрся хлебным мякишем, проклиная гномку за то, что та приказала использовать и без того ограниченную еду вместо мыла.

М-да уж, бытность Инквизитором её изнежила.

Хив приподнялась, перегнулась через край ванны, и плеснула на себя ещё немного воды из металлического ведра. Взгляд зацепился за валявшиеся на полу тюремное тряпьё и бинты. Гномка невольно поморщилась — ей пришлось носить это платье неделю. Неделю, мать его! Как же было приятно раз и навсегда отодрать от себя эту гадость.

Взяв в кулак хлебный мякиш, она начала втирать тот в кожу, невольно шипя каждый раз, когда задевала шрамы — чистота чистотой, а кожные болячки прямые прикосновения не любили. Новые, кое-как промытые — тем-более. Натеревшись вдоволь, она принюхалась — воняло, конечно, не как жозефинин шалфей с эмбриумом, но всё равно намного лучше, чем смесь пота, крови, блевотины и какой-то дряни из вентиляции. Приемлемо.

Когда она вдоволь належалась в водичке и наконец-то вылезла, то поняла, что у неё нет мочи вычёрпывать воду и выливать наружу через сделанный в стене желоб. Ледяной пол даже сквозь полуистлевший ковёр отмораживал босые мокрые ноги, поэтому Кадаш бегом ломанулась в свою старую комнату. Слава архитектору этого места, та находилась ровно посерёдке уже давно не «жилого» коридора, из-за чего до неё не успели добраться шальные эльфийские ручки. Бесцеремонно выломав замок и оказавшись внутри, она замерла, почувствовав, как сводит дыхание.

Прошло четыре года с тех пор, как она была здесь в последний раз. Не считая подгнивших кроватей и затхлого воздуха, ничего не изменилось. Даже в нарисованной от скуки мишени на стене до сих пор торчали ножи, уже ржавые, правда. Она поставила подсвечник на пол, сунула руку под частично истлевший матрас, достала потрёпанный бездельем кинжал, открыла тайник в полой рукоятке, вытащила оттуда ключ и вставила тот в покрытый сантиметровым пыльным пластом и стоявший возле кровати сундучок. Выгравированная на нём руна, по словам продававшего такие штуки торговца, должна была сохранить вещи внутри целыми даже спустя сотни лет, и Хив обрадовалась, когда обнаружила, что так и было.

Расстроилась она, когда выяснилось, что старая одежда налезала на неё с трудом. Лифчик и трусы ещё как-то наделись, а вот любимая рубашка и брюки… Кадаш стёрла толстый слой пыли со стоявшего в комнате зеркала и, кажется, наконец-то за все эти годы осознала, насколько сильно она изменилась.

Если раньше из этого зеркала на неё смотрела черноволосая гномочка с задорно горевшими карими очами, то теперь Хив видела седую замученную женщину с изуродованным телом и чужеродными белыми глазами, тускло блестевшими в местной полутьме. Вдобавок, из-за мышц она стала шире в плечах, бёдрах и грудной клетке. Ну, и подзаплыла жирком чутка за последние полгода, чего греха таить. Пальцы невольно потянулись к когда-то висевшей в правом ухе серьге — и тут же одёрнулись, едва коснувшись разодранной раковины.

От былой бодрой гномочки не осталось и следа.

Зеркало треснуло, когда Кадаш ударила по нему. Сердце бешено колотилось. Дышать стало нечем. Её трясло, как от яда.

«И правда, кем же ты, мать твою, стала, а?»

Ей настолько сильно захотелось спрятать лицо во второй ладони, что она на мгновение забыла — прятать было не в чем. Неизвестно откуда вылезла надежда, что сейчас пальцы привычно скроют смотревшее на неё искажённое трещинами полубезумное выражение.

Но этого не произошло.

— Всё, поехала моя крыша, — прошептала Хив, протирая глаза. Она отвернулась от зеркала и окинула взглядом помещение.

Это всё ещё была её комната. Её и гномки по имени Моника Гарал. Они жили здесь каждый раз, когда шли в Орзаммар или возвращались из него. Всего лишь перевалочный пункт, но Кадаш любила его даже больше основной базы недалеко от Оствика. Здесь было как-то тише. Эх, славные времена, когда перед очередной миссией крошка Хив, закатывая глаза и выдавая колкости, чистила свои ножи, а Моника и грузный гном по кличке Граф любились на соседней кровати.

Моника… Ни стыда, ни совести, зато высокомерия выше крыши. Вспомнив, как та её бесила, Кадаш невольно улыбнулась. Интересно, эта блондинистая выскочка сильно прикладывает руку ко лбу, глядя на свою напарницу из загробной жизни? До ухода на поверхность и попадания в Хартию Моника была орзаммарской знатной леди, так что должна была уйти обратно к Камню.

В отличие от Хивэл Кадаш, которую не примет ни Создатель, ни Камень, ни кто бы то ни было ещё.

Гномка покачала головой, прогоняя плохие мысли, и прошла к такому же сундуку возле второй кровати. Только, он был намного вычурнее и больше — Мон была той ещё модницей. Ключ просто нашёлся под подушкой: в отличие от немного параноидальной соседки, Гарал оказалась куда доверчивее.

Открыв сундук, Кадаш невольно поморщилась — вещи в них были совсем не в её вкусе. Слишком причудливые, с каймой, излишне открытые, а что-то было настолько утянутым, что старые не налезавшие шмотки самой Хив казались просторными, словно палатка. Но выбирать не приходилось — по комплекции Инквизитор почти нагнала мёртвую подругу, хоть и была ниже.

— И нахрена я его разбила?.. — пробормотала гномка, пытаясь разглядеть в останках зеркала себя в когда-то чужих шмотках. К счастью, у Моники нашлись-таки вещи, которые она могла бессовестно присвоить: ножны для двуручного топора, который Хив умудрилась найти ещё в Убежище, но потеряла при его падении; вполне обычные, пусть и узковатые стёганые брюки; комплект явно не дешёвой сильверитовой кольчуги с подкольчужником для торса; и красная то ли рубашка, то ли кофта с застёжками и воистину огромным вырезом.

Монике это всё было в облипочку, как та и любила. На более низкой Хив же сидело более-менее нормально. Хотя, глядя на вырез, открывавший миру часть её груди и крестообразный шрам на ключице, гномка закусила губу, невольно полизывая языком рубец у края рта: даже слишком сексуально как-то.

И именно в этот момент в комнату заглянул Блэкволл.

— Инквизитор, я вас… — его взгляд тоже остановился строго на вырезе, — … искал.

Кадаш, как могла, недовольно скрестила руку и культю на груди.

— Даже не надейся.

— Я и не надеюсь, — Ренье всё же смущённо кашлянул и деликатно отвернулся. — Тебя после Быка ничем не проймёшь.

— При чём тут Бык? — фыркнула гномка. — Всего ж пару раз. Ничего серьёзного.

— Ну так у него… — ей показалось, или мужчина глупо хихикнул?

— Не завидуй, — перебила его экс-Инквизитор. — Тебе смешно, а я при первом сексе подумала, что он батон колбасы в кровать притащил. Знаешь, как нам обоим неловко было?

Блэкволл заржал. Хив тоже прыснула. Ситуация тогда и правда была смешная. Под хохот друга она вернулась к своему сундуку и достала оттуда пару сапог с приделанными к ним скобами. Печально осознавать, что до становления потрошителем она не могла нормально ходить из-за того, что когда-то ей переломало ноги. Заметив, что гномка погрустнела, Ренье прокашлялся:

— А каково это было? Гному с кунари?

— Так же, как и человеку, наверное, — Кадаш плюхнулась на свою старую жалобно скрипнувшую кровать и натянула первый сапог, потуже затянув ремень от скоб. Хорошо, хоть размер стопы у неё не поменялся.

— Но вы же, ну… сплющенные.

Тут уже заржала Хив.

— Том, приятель, будь мы сплющенными, так бы бухать не смогли.

— Хорошо. У вас сплющено всё, кроме печени.

— Да-да, она в два… нет, в три! В три раза больше человеческой!

Гномка вытянула ноги, рассматривая сапоги. Сидели, как влитые. Спустя столько лет… Взгляд метнулся на выпиравшую из кофты грудь. Нет, а с этим надо что-то делать.

— Слушай, можешь сгулять в ближайший лес и найти там дерево помоложе? — как бы невзначай спросила она.

— Хочешь похоронить ту девушку, — Блэкволл понизил голос, — которую мы отдельно положили? По долийским обычаям?

— Ну, не совсем по долийским, — Хив поднялась с кровати, небрежно отряхнув брюки от пыли.

— А что её от других-то отличает? — поинтересовался Ренье.

— Моя совесть, — Инквизитор хлопнула крышкой своего сундука, ясно давая понять, что разговор закончен.

Мужчина ушёл, а гномка потёрла лицо и глаза, пытаясь взбодриться. Она приняла тяжёлое решение. Очередное в своей жизни. Нужно разобраться с мелочами, а затем…

Она провела рукой по своему сундуку и горько улыбнулась. Из всего, что в нём лежало, его прежней владелице теперь подходили лишь ремни да сапоги, и всё это уже было на ней. С перчатками же возникли стандартные трудности «нечем надеть» и «некуда надеть». Об этом предмете гардероба ей пришлось смело забыть почти сразу после Совета. Натягивать и снимать каждый раз зубами далеко не всегда чистую кожу или ткань тоже хотелось не сильно…

Не расстёгивая, она стащила кофту через голову и, напялив на себя комплект кольчуги, достала из сундука Моники ножницы, иголку, нитки и другую кофту, которая, как ей казалось, для грядущей операции подходила больше всего. Хоть Хив и предпочитала зашивать дырки на одежде сама, отличной швеёй она себя не считала. Да и отсутствие руки снова повышало уровень сложности, казалось бы, простого дела. Впрочем, когда подобные штуки останавливали упрямую Кадаш?

Прошло несколько часов. Каждый палец целой руки был неоднократно истыкан иголкой. Но гномка своего добилась: дурацкого выреза у кофты больше не было.

И снова Блэкволл вернулся очень вовремя.

— Я нашёл… — его взгляд зацепился теперь уже за отсутствие выреза. — … твоё дерево.

— Ренье, женись уже, — грубовато осадила его Хив, запихивая истерзанную кофту обратно в сундук.

— Так не на ком, — огрызнулся мужчина.

— Конечно не на ком. Ты ж постоянно в дороге.

— Я, кстати, приметил тут одно местечко недалеко от Арфистова Брода. Когда всё закончится, может, переберусь туда.

Кадаш с силой захлопнула крышку: не потому, что хотела закончить разговор, а потому, что та у сундука соседки была куда тяжелее, чем у её.

— Перебирайся сейчас, — она поднялась и изучающе посмотрела на мужчину.

— Думаешь, не сможешь остановить этого эльфа?

Хив нахмурилась. Где-то в затылке зашуршал Источник Скорби. Интересно, в Арлатане знали, что подсматривать и подслушивать — не хорошо?

— Даже если остановлю, проблемы никогда не закончатся, — она потёрла переносицу: внутренний потрошитель прирыкнул на Источник и тот испуганно затих. — Осмотри комнаты. Вдруг пропустили чего.

Блэкволл послушно кивнул и удалился, а гномка подняла с пола подсвечник и двинулась следом. Она собралась было уже закрыть дверь, но замерла, когда её взгляду предстала пустынная и такая давящая на ностальгию комнатушка. Казалось, ещё вчера они шутили, огрызались и просто обсуждали грядущий Конклав, на который Хартия решила отправить именно их банду. Важная миссия — простые гномы. Приключение на две недельки — отсюда в Убежище, а потом обратно сюда. С тех пор изменилось лишь запустение — форпост был законсервирован в горе на долгих четыре года. Хив поймала себя на мысли, что впитывает. Впитывает это место, пытаясь запомнить каждую деталь.

— Атраст тунша, сальрока, — произнесла она одними губами и волевым усилием ногой закрыла дверь.

Она прошла в следующую комнату. А здесь когда-то жили Харрен и парнишка-новичок по имени Честер. Хотя все звали его Чезом. Сердце гномки ушло в пятки: половина комнаты Чеза пустовала. Похоже, была обчищена им вскоре после Конклава. Тогда из Тезпадамов выжило лишь трое: она, сорвавшая ритуал и, по сути, и правда заварившая всю эту кашу; Лантос, не поехавший на задание, потому что Шибач выбил ему колено за обсчёт в несколько медяков; и Чез, как самый младший оставленный в Убежище в ту злополучную ночь. Когда они встретились, парнишка был не в себе, орал на Кадаш, называл неубиваемой сволочью, а та пыталась его успокоить. Не вышло. Ушла ни с чем. Сейчас-то она понимала: он обвинял её в том, что она выжила.

Сундука у кровати Харрена не было — скорее всего Чез забрал его вещи. Хив уже хотела уйти, но заметила что-то в углу, в груде мусора. Немного порывшись, она откопала грубоватую фигурку в форме нага. Верёвка давно истлела, но сам нажик, покрытый облупившимся лаком, был целее целого. Талисман Харра, который он оставил нервничавшему Чезу перед походом в Храм, якобы чтобы с парнишкой ничего не случилось, пока взрослые будут решать важные дела. Кадаш усмехнулась — а сработало, ведь. Найти б верёвку и повесить куда-нибудь. Но не на шею: как заберёт вещи из тайника, той и так придётся не ахти как сладко под весом двух кулонов и амулета. И ещё бы платок какой-нибудь… Гномка сунула нага в напоясную сумку, приделанную к одному из ремней, после чего невольно потёрла шею.

Последняя комната, которую она планировала осмотреть, принадлежала Лантосу и Графу. Ожидаемо, Лантос, как и Чез, забрал все свои вещи и вещи Графа. Единственное, что напоминало о втором — приставленный к стене двуручный молот, Поморник, который Карсгард по неизвестным причинам забирать не стал.

Эх, Граф, жуткий ты был мужик — внешне суровый, лысый, весь в татуировках, а шрамов и увечий больше, чем у Кадаш-нынешней. Зато любил котят, Монику и мог убить обычной щепкой. Когда-то он научил её кулачному бою и именно с него она впоследствии частично скопировала свой стиль обращения с двуручным оружием.

— Думаю, ты не против, — грустно усмехнулась Кадаш, беря Поморник за металлическое древко. Отвыкшая за полгода от подобных тяжестей, рука не очень приятно загудела под лёгшим на неё весом, когда гномка оторвала железку от стены. Хив осмотрела оружие, попутно привыкая к балансу. Оно было сделано из цельного куска какого-то непонятного ей металла, из-за чего заменить рукоять или наконечник было невозможно. Но годы молот будто не тронули. Два кольца на рукоятке защищали руки владельца от соскальзывания на них вражеского оружия. Боевая часть была не типичной монолитной глыбой, как любили делать в Тедасе — относительно небольшая, с одной стороны острый «клюв», с другой плоская поверхность с шипами, похожая на молотки для отбивки мяса. А между ними пика. Острое лезвие имел и наконечник — можно было резко развернуть оружие и нанести удар вторым концом. Больше напоминает алебарду или копьё, чем молот, но, как говорил Граф, с такими модификациями эта штука работает куда лучше — остаётся тяжёлой, но в меру, поэтому не надо тратиться на чары для уменьшения веса, а «клюв» пробивал кольчугу и доспехи на раз-два. Гномка отточенным движением вложила его в ножны на спине и почувствовала, как взвыл ожог от короны и как завторили ему более старые раны. Сквозь невольно стиснутые зубы раздалось шипение. «Заткнись и привыкай!» — молча крикнула она на «новичка», волевым усилием приглушая боль. Тело одобрительно напряглось, готовое как в старые добрые часами тащить на спине несколько килограмм.

Пора.

Блэкволл нашёлся в комнате со стойлами, поглаживавшим недовольного Грифона, через круп которого теперь были переброшены несколько мешков и тело, завёрнутое в одеяло. При взгляде на Кадаш он устало выдохнул:

— Из-за этой бандуры придётся ехать медленнее, ты в курсе?

— Ну так мы никуда не спешим, — усмехнулась та, поняв, что он про молот.

— Поедешь сзади, — фыркнул мужчина, бросая ей елового цвета дорожный плащ.

— Как прикажете, капитан, — ещё шире улыбнулась гномка, кутаясь поплотнее.

Ренье нахмурился, потом посмотрел на щель в воротах.

— Ты в этом уверена?

— Это место нужно похоронить, — Кадаш обернулась на коридор. — Тех придурков тоже. Или ты предпочтёшь толпу эльфийских мертвецов?

— Давно двуручное-то в руках держала?

— Расслабься, — гномка махнула рукой и отправилась обратно к дверному проёму.

И снова она ощутила на себе пристальный взгляд Ренье, от которого заныл древний шрам на затылке.

Возле кабинета Эндина лежала гора: ящики, стулья, завёрнутые в пропитавшиеся уже засохшей кровью тряпки тела. Хив сняла со спины молот, проглатывая невольно подступивший к горлу ком. Не для слабонервных зрелище. Да и, если честно, то приём, наречённый Варриком «удар с землетрясением», она не использовала с тех пор, как стала потрошительницей. Незачем было. Гномка покрепче перехватила Поморник — рука недовольно налилась болью от того, что оружие для неё одной всё же слишком тяжёлое — и занесла его над кучей.

С другой стороны двери раздалось шевеление.

— Фен’Харел шем’нан, алас’дурген’лен! — проорал, судя по голосу, главный.

Хив с громким стуком опустила молот и, тряся и разминая кисть, прислушалась к Источнику.

«Месть Ужасного Волка будет быстра, грязная гномья малявка!», — покорно перевели голоса. Ага, значит он не надеется, что выберется. Но надеется, что Солас отомстит за их отряд. Что ж, удачи.

— Ма нувенин, — сама не поняв, что только что произнесла фразу на эльфийском, буркнула гномка, замахиваясь ещё раз. Где-то далеко раздался едва слышимый треск — Блэкволл закончил с комнатами.

Мощный удар сотряс коридор. По направлению к выходу «для одиночек» по полу пробежала трещина. Куски камня тиранулись друг о друга, вызвав искры, поджегшие истлевший ковёр и тряпки от тел. Повалил едкий дым. Кадаш со всех ног ломанулась к конюшням, с трудом запихивая молот обратно в ножны. Кажется, она повредила кость в руке.

Блэкволл заскочил на нервно ржавшего и гарцевавшего на месте коня прямо перед ней и, рывком посадив гномку позади себя, пришпорил животное, направив того в щель в воротах. Хив быстро обернулась, увидев, как в коридоре всё сильнее разгорается пламя.

Холодный ветер и снег хлестали им в лицо, когда позади прогремел оглушительный взрыв. Грифон резко остановился и перепугано заржал. Огромный кусок скалы разнёсся вдребезги неведомой силой, а сошедшая следом лавина навсегда заблокировала вход в гномий форпост.

— Это ещё что?! — прокричал Ренье, обернувшись.

— Небожоги. Много небожогов, — Кадаш виновато улыбнулась. — На складе лежали.

— Не могла предупредить? — фыркнул мужчина, припустив коня дальше.

Инквизитор не ответила. Теперь всё, что осталось от Тезпадамов, это три разрозненных гнома. Их убежище ушло так же, как и они — в огне яркого оглушительного взрыва. Она прижалась к Блэкволлу, нарочно путаясь в полах его плаща, чтобы было теплее.

А на душе её стало как-то пусто.

***

Ехали долго. Погода была безоблачной, но холодной, стоял лёгкий мороз и лишь горный ветер пел свои трели, норовя вышибить ездоков из седла. Грифон периодически ржал, требуя еды и передышки, но его хозяин упрямо просил коня провезти их ещё немного. Наконец, они остановились в небольшом лесу, наверное, несколько часов спустя уже. Молодое деревце, которое по просьбе Инквизитора нашёл Ренье, оказалось крошечной кедровой ёлочкой, едва пробивавшейся из-под снега.

— Забинтуй руку. Я расчищу снег, — буркнул мужчина, спрыгивая вниз. — И коня покорми!

Хив посмотрела на свою покрасневшую подопухшую конечность и с ворчанием полезла в седельную сумку за одной из аптечек. Ворчала же она потому, что заматываться пришлось зубами. Ничего — непрожаренный стейк и она будет в норме. Наконец, закончив с рукой, она достала из одного из мешков охапку овса — еды для животного оставалось ещё на пару-тройку дней — и поднесла её Грифону. Взмыленный и явно задолбавшийся зверь скептично заржал при виде пришедшей его покормить гномки, но еду из руки принял. После чего пошёл утолять жажду лизанием снега.

Наконец, завёрнутое тело рыжей эльфийки лежало на расчищенном от снега участке, покрытом зелёненькой подснежной травкой. Наверное, коня сегодня стоило не кормить овсом, а выпустить на подобную лужайку…

— Прости, что без погоста, — произнесла Кадаш, слыша, как рядом Блэкволл чиркает огнивом.

Тело горело не ахти хорошо — сырая трава и лежавший вокруг снег мешали. Двое — гномка и человек — стояли неподалёку и неотрывно смотрели на поминальное сожжение. А над ними раскинулся узор из невероятно чётких тихонько мерцавших звёзд.

— Наверное, надо что-то сказать, — отблески пламени окрашивали чёрные волосы Блэкволла в тёмно-рыжий.

— Кхм, ну… — Кадаш невольно кашлянула ещё раз. — Атраст тунша. Тотарниа амгетолл таваш айдук. Что? — поймала она вопросительный взгляд. — Я только гномьи поминалки знаю.

— Это самые странные похороны, на которых мне приходилось бывать, — мужчина почесал бороду. — Стоило так изголяться-то?

— Она единственная не захотела меня убивать, — почему-то Хив почти физически чувствовала, как отблески костра игрой теней от шрамов превращали её лицо с тёмным клеймом в бесформенное непойми-что. — Испугалась. А в итоге ей перерезал горло ебанат, которому она помочь пыталась. Думаю, эта девушка заслужила хоть каких-то похорон.

— Твои загоны всё страннее и страннее.

— Мои загоны?! — гномка резко развернулась в сторону Блэкволла и увидела, как тот уходит прочь. — Ты куда намылился?!

— Поесть нам поймаю, — ответил мужчина. — Да и помянуть твою эльфийку надо.

На ужин был наг. Сидя на стыренной с форпоста лежанке у костерка неподалёку от «похорон», Ренье с таким смаком уминал прожаренную до корочки ножку, что Кадаш ему немного завидовала: её кусок мяса нарочно был сильно недоготовлен — цена лечения.

— Так наги не сытные? — хмыкнула она, глядя, как спутник облизывает пальцы.

— Подловила, — усмехнулся тот после небольшой паузы.

— В следующий раз моя очередь охотиться, — буркнула гномка, впиваясь зубами в свой сырой кусок.

— Ага, и что б я тебя по частям потом собирал? — нахмурился Блэкволл. — Я тебя знаю, Инквизитор, ты обязательно наткнёшься на неприятности.

— Пытфлфыл, — согласилась Кадаш с набитым ртом.

— Так что же дальше?

Гномка проглотила кусок.

— Дохороним эльфийку, а потом к тайнику. Поведёшь ты.

— Но почему? — прищурился мужчина.

Хив замялась. Как ему сказать-то? Она посмотрела на истекающий красноватым соком кусок мяса и, не найдя в нём ответов, перевела взгляд на догорающий неподалёку похоронный огонь. Там ответов также не нашлось.

— Почему, Хивэл? — Ренье редко называл её по имени. Из-за уважения и вежливости обращался по титулам, которые ей, увы, больше не принадлежали. Многие так привыкли, даже сама Кадаш порой забывала, что её, вообще-то, зовут не «Вестница-Инквизитор». Она коротко покачала головой.

— Есть одно подозрение, — горло мигом пересохло, а голос предательски стал выше где-то на полтона, — что Солас тоже как-то связан с Источником.

Воцарившуюся тишину нарушали лишь завывание ветра и потрескивание костра.

— Ты про, — Блэкволл сделал небольшую паузу: он явно был ошарашен, — те голоса в твоей голове? Ну, из пруда в арборском храме.

Сглотнув вроде как исчезнувшие ранее слюни, гномка коротко кивнула и на каком-то автоматизме запихнула в рот остатки мяса. Ренье же резко встал, и принялся ходить взад-вперёд, явно осмысливая полученную информацию.

— С чего ты вообще это взяла?! — воскликнул он.

— Тот форпост, — Хив вытерла рот. — Про него знали лишь трое, включая меня, после того как… — она умолкла. Да когда ж Конклав её отпустит-то? — Эльфы ошивались там максимум час. Они знали, что я прибуду примерно тогда, когда прибуду.

И она рассказала Блэкволлу про присыпанный снегом гвоздь, про то, какой погром остроухие учинили в комнате-лечебнице, и про то, что до некоторых комнат они добраться не успели. Он внимательно слушал, иногда поглаживая бороду. Наконец, мужчина выдохнул и положил широкую ладонь гномке на плечо. Она невольно скривилась: от прикосновения заныли свежий шрам от кинжала и след от Якоря.

— Ты справишься. Ты всегда справляешься, — спокойно произнёс Ренье.

— Знаю, просто… Митал и Фен’Харел были дружны, помнишь? Ещё во время Совета выяснилось. И мы с Соласом тоже ладили.

— Ну так, ты вроде как его переубедить планировала. И переубедишь, я уверен.

Том ободряюще хлопнул её по плечу и принялся собирать лежавшие вокруг веточки, чтобы подкинуть те в костёр. Хив снова бросила быстрый взгляд на догорающую эльфийку: скоро надо будет собрать её пепел и закопать под той ёлочкой. Долийцы же вроде на могилах деревья сажают? Она выдохнула и перевела взгляд наверх. Здесь, в Морозных Горах, шрам от Бреши был виден сильнее, чем где бы то ни было ещё — едва заметная мерцающая зелёная полоса пересекала тёмно-синее небо, практически сливаясь с многочисленными звёздами, лежавшими на ночной глади россыпью обильных светящихся веснушек. Красиво. Интересно, а Солас в этом своём Арлатане такое видел? Неужели он и правда хочет уничтожить эту красоту?

— Знаешь, когда-то я думала, — протянула Кадаш, не отрывая взгляда от раскинувшегося над ними зрелища, — что больше всего на свете боюсь Глубинных Троп.

Раздалось потрескивание: Блэкволл кинул охапку веточек в костёр.

— Потом я думала, что больше всего боюсь перестать быть собой, что кто-то другой будет меня контролировать.

Глаза заслезились то ли от мороза, то ли от ветра. Нет, судя по тяжести в груди дело было в чём-то другом. Хив сглотнула подступивший к горлу ком.

— Но сейчас я понимаю, что больше всего я боюсь, если небо над моей головой вдруг исчезнет. И Солас хочет, чтобы оно исчезло. Всегда хотел, на деле. Я поняла это — и теперь хочу, чтобы он исчез раньше.

Странно, но при признании в её душе не было ненависти или гнева. Наоборот, стало немного легче. Какое-то время они сидели в тишине, нарушаемой лишь завыванием ветра и потрескиванием костра.

— Тогда понятно, — вдруг подал голос Ренье. — Эх, а мой страх более приземлённый, Инквизитор.

— М?

— Я просто боюсь снова стать тем трусливым высокомерным щенком, каким был.

В костре громко треснуло: небольшая головешка отвалилась от прогорающей веточки, подняв высокий сноп искр. Какое-то время они снова сидели без разговоров. Хив, обняв колени, смотрела на танец огня и искр и старалась не думать — пользовалась коротким моментом, пока где-то там, в подкорке сознания, молчали её внутренние демоны. Блэкволл же нашёл какую-то палочку и теперь медленно и постепенно сдирал с неё кору. Какие думы крутились в его голове — неизвестно. Наконец, он невольно зевнул, чем нарушил воцарившуюся тишину.

— Ложись спать, — тихо попросила Кадаш. — Я подежурю.

— Нет, это тебе нужно идти спать, — выдохнул мужчина. — Ты сегодня куда больше натерпелась.

Хив покачала головой.

— Вот именно. Не засну.

Ренье скептично посмотрел на неё, потом на уже тлевшие в отдалении останки, перевёл взгляд на уснувшего под елью неподалёку Грифона, а затем покорно разлёгся возле костра.

— Тогда закончи с могилой, — выдохнул он, — И разбуди меня, когда клевать носом начнёшь. Сменимся.

— Знаю, — хмыкнула гномка, поднимаясь.

Всё, что осталось от эльфийки — череп, рёбра, ещё пара костей и пепел. Много пепла. Кадаш завернула это добро в одну из утащенных с форпоста тряпок и отнесла к ёлочке. Затем отошла и вернулась с Поморником: пусть копать молотом затея не самая лучшая, но лопаты у них не было, а значит и выбора тоже. Покрепче перехватив оружие, она начала «клювом» разрыхлять землю, слой за слоем углубляя небольшую ямку. Как носком ботинка или тяпкой, только чуть… масштабнее, что ли. Мышцы от напряжения ныли, но сильнее всего болела рука — может, кость и поджила от того нажьего мяса, но оружие всё ещё было для неё одной слишком неудобным.

Когда Хив закончила, на ней не было сухого места.

Она вытерла с лица пот и бережно положила останки в ямку так, чтобы череп лежал возле корней ёлочки и сквозь ветви деревьев смотрел на небеса и раскинувшиеся вокруг заснеженные горы. После чего встала над могилой, оперевшись на Поморник. Красивое, однако, Блэкволл место нашёл.

— Чё там эльфы при похоронах говорят? — буркнула она, мысленным пинком будя спавший в её голове Источник. Недовольные сонные жрецы наперебой зашептали какую-то какофонию, из которой гномка не смогла вычленить ничего связного. — Э… На мелана салями, что-то там абелас… э… Исана хамло венан? Стоп, а первое слово разве не гномье?.. Утенеру нах ревас… Ох…

Что ж, она пожалела, что обратилась к этим древним бакланам. Будь у неё вторая рука, точно бы приложила ту к разболевшемуся лбу. Но руки не было, поэтому Хив потёрла висок об наконечник молота.

— Не знаю, в какой загробный мир ты попадёшь, но надеюсь, что он будет куда лучше этого, целительница, — произнесла она, когда голоса в её голове поняли, что их больше не слушают, и наконец-то угомонились.

Закопать могилку оказалось куда проще. Подцепив молотом нарытые пласты почвы Хив просто скинула их сверху. Не очень бережно, но главное, что не задела деревце, а останки оказались в почве. Если в них вселится демон — земля ему пухом. Положив Поморник рядом, чтобы не потерять место, гномка отправилась завершать начатое.

Вернулась она с грудой камней — столько, сколько могла собрать и унести одной рукой, прижав те к груди и животу. Присела, положила их рядом и начала выкладывать над могилой пирамидку. И вот, когда последний и самый красивый камень занял место на макушке, она поднялась, быстро отряхнулась от налипших земли и хвои и грустно взглянула на плоды трудов своих.

— А ведь никто к тебе сюда после нас не придёт, — она снова посмотрела на горы вдалеке. «Солас, сволочь, если ты сейчас слышишь мои мысли, то посмотри на это место, сообщи её близким, родным, кому-нибудь! Хоть что-то хорошее своим пешкам, блядина, сделай!», — Мне жаль.

Закинув молот на плечо, она развернулась и направилась обратно к их с Блэкволлом костерку. Мужчина спал на боку, хорошенько накрывшись одеялом и мирно похрапывая во сне. Хив плюхнулась на вторую лежанку и отвернулась. Ей не хотелось знать, что снится Блэкволлу. Сны были главной причиной её бессонницы и она никогда не смогла бы привыкнуть к ним так, как другие расы.

Она боялась, что не сможет отличить реальность от наваждений Тени.

Вокруг были ели, горы и снег. Идеальное время и место, чтобы подумать. Вспомнив о кое-чём, Кадаш полезла в напоясную сумку, достала фигурку нага Харрена, рассмотрела. Забавный. Покрыт частично облупившимися лаком и розовой краской, наверное, поэтому до сих пор не сгнил. Она перевела взгляд на лежавший рядом Поморник и в голову пришла идея. Гномка зубами стянула с руки бинты, стараясь их не порвать, и осмотрела конечность. Краснота не спала, но отёк, вроде, прошёл. Интересно, насколько ей придётся накачать мышцы, чтобы одной рукой свободно махать двуручным дрыном? Представив себя после таких тренировок, Хив невольно скорчила кислую мину — на ум пришли лишь две мысли: это будет выглядеть уродливо и пошлая шутка. Она обречённо вздохнула и, зажав нага коленками, пальцами скатала кончик бинта в узкую трубочку. После нескольких неудачных тыканий она продела бинт в кольцо на спинке зверька и, подтащив к себе ногой молот, начала обматывать полученное «ожерелье» вокруг рукоятки.

И вот талисман одного хартийца был накрепко примотан к молоту другого третьей.

«Почему у меня ощущение, будто мы все сидим на поле, и я плету им венки? Я ж не умею», — Хив почесала переносицу. В голову лезли не самые приятные мысли.

Мысли о смерти.

Похоронят ли её так же, как она похоронила ту эльфийку? В безымянной яме где-нибудь в глуши, куда никто по доброй воле не сунется. Или же могилы и вовсе не будет, как у её хартийских друзей и тех эльфов? А учитывая, сколько за ней в Тени шляется демонов, не завладеет ли какой-нибудь из них её телом? Не пойдёт ли подпитываемый драконьей яростью труп крушить города и деревни?

Или, может, её захоронят где-нибудь в Вал-Руайо, запечатают вычурно вычурный склеп и объявят, что Инквизитор, вообще-то, была знатной человеческой женщиной? А Церковь объявит, что могилу нельзя вскрывать, дабы не тревожить прах покойной. Или, наоборот, как с Андрасте, объявит его волшебным и выставит на всеобщее обозрение в украшенной религиозными мотивами расфуфыренной урне. Кадаш поёжилась и закуталась в одеяло. Ну, нет, могила в глуши во много раз лучше.

Она никогда об этом не думала раньше. Нет, до этого дня ей казалось, что она давно смирилась с тем, что не попадёт ни к Камню, ни к Создателю. Говорят, гномы вроде неё становятся призраками на Глубинных Тропах и бродят там до скончания времён. Или перерождаются в тварей похуже. Ох, Тропы. Ненавистное место. Пауки, скверна, сжимающиеся со всех сторон, давящие на сознание стены, готовые в любой момент обрушиться… Ну почему ей не уготовано просто большое «Ничего»? Она там хотя бы выспалась бы.

А скольких Хив вообще отправила на тот свет? Легко, непринуждённо. В Хартии, выполняя приказы, она убивала направо и налево. В Инквизиции попыталась исправиться… но на каждой вылазке обрывались жизни большого количества венатори, вольных граждан и просто разбойников, почему-то решивших сдурья, что вооружённый отряд из двух гномов и двух людей будет нормально взять количеством. И это она ещё не вспомнила гакконитов и красных храмовников. У них же всех наверняка были семьи и близкие, которые их ждали, которые их любили и ради которых они в это всё влезли. Разве нет?

И не она ли убила заменивших ей семью собственных друзей просто тем, что случайно сорвала ритуал в Храме Священного Праха в ту ночь?

Почему она вообще так стремится выжить?

Ради чего?

«У меня есть друзья», — им нужна лишь твоя власть, как Инквизитора, когда ты видела их в последний раз?

«У меня есть сестра», — твоя сестра тебя ненавидит.

«У меня есть братья», — и где они? Одного ты, считай, толком и не знаешь, второй пропал, а твой близнец оказался тем ещё мудилой и ссыклом.

«У меня есть отец», — уже ты ненавидишь его за то, что он хотел с тобой сделать.

«У меня есть мой народ», — они хотят убить тебя, ты чужая для них.

«У меня есть Инквизиция», — ты не можешь ей командовать, твой враг видит тебя насквозь.

«У меня есть…» — что?

«У меня ничего нет.»

Хив со всей дури залепила себе кулаком в челюсть.

— ЗАХЛОПНИТЕСЬ! — вскочив, проорала она в пустоту. Её голос эхом разнёсся по горам и лесу. — ЗАТКНИТЕ ЕБАЛЬНИКИ! ВЫ НИХУЯ ОБО МНЕ НЕ ЗНАЕТЕ!

— Ась?.. Чего?.. — от её воплей проснулся всхрапнувший Блэкволл.

Гномка посмотрела на него полубезумными глазами, буквально слыша, как над ней мерзко хихикает Источник Скорби.

«Мы знаем о тебе всё, Кадаш.»

— Твоя очередь дежурить, — гаркнула она, быстро забираясь под одеяло и отворачиваясь.

«Да что вы знаете?!», — Источник часть тебя. А ты часть Источника.

— Инквизитор, ты в порядке? — раздался сонный мужской голос, от которого она невольно вздрогнула.

«У меня есть Блэкволл», — он убийца и лжец. — «И чё? Я тоже.»

Не оборачиваясь, Хив подняла вверх большой палец и накрылась с головой, ясно давая понять, что разговаривать не хочет и отправляется на боковую.

«У меня есть цель», — остановить Фен’Харела? С таким подходом ты не справишься. — «Не справлюсь я, справятся те, кто будет после.»

Она ещё немного поёрзала, устраиваясь поудобнее, и закрыла глаза, полностью отвлекаясь на боль в челюсти.

«У меня есть я», — твой разум разбит: одну его часть пожирает драконий гнев, а другой связан с древней ведьмой. — «У меня! Есть! Я!»

Где-то вдалеке запели утренние птицы. Ветер трепал верхушки елей, из-за чего те шуршанием вторили этой мелодии. Ренье тоже начал что-то насвистывать, видимо, чтобы не заснуть.

А где-то высоко, над белоснежными пиками гор, раскинулась огромная просторная синяя гладь.

«У меня есть красота.»

«У меня есть небо.»

«У меня есть Тедас.»

***

Сегодняшний сон, конечно же, был навязан Источником. Не повезло. Вдвойне.

На этот раз Тень приняла форму огромной цветочной поляны с вкусно пахнувшими растениями. Где-то совсем рядом шелестел лес, пели птицы, стучал дятел, наперебой стрекотали цикады и кузнечики. Приятный ветерок небольшими волнами колыхал траву. Лишь токсично-зелёная муть да висевший вдалеке Чёрный Город выдавали это место с головой. Хив сидела, обняв колени и почти не двигаясь — локации разные, но всё всегда начиналось и заканчивалось одинаково.

— Нравится ли тебе этот сон, Вестница, — пропела маленькая чёрно-фиолетовая птичка, лапками зацепившись за длинную соломину похожего на ковыль растения.

— Донимала меня в реальности, так хоть поспать нормально дай, — буркнула гномка, выдёргивая одну из травинок и запихивая в рот.

Птичка чирикнула, словно рассмеялась, и вот уже вокруг сидела целая стайка ей подобных.

— Нет, дурген’лен, — зачирикали они наперебой, — ты обрекла себя на то, чтобы стать каплей в чужом тебе море. И море это будет волноваться, пока не стихнет ветер, волнение вызывающий.

По траве пробежала рябь.

— Слуш', я реально устала, — выдохнула Хив. — Можно хотя б сегодня без этого кошмара?

Птички сорвались с веток, подняли гвалт, сбились в стайку. Наконец, их мельтешение стало однородным– они стали единым целым, стали тьмой. И у тьмы был силуэт крылатой женщины с величественным головным убором в форме драконьих рогов.

— Она не хамит, — её голос был похож на шуршание чешуи. — Она не огрызается. Точно ли это та малютка, которая так забавляла меня?

— На хамство сил не хватает, — фыркнула Кадаш, недовольно подпирая рукой голову.

Какое-то время Митал не отвечала, видимо, изучающе рассматривала её новые раны, одежду, что-то, что ещё могло её заинтересовать.

— Хорошо, на сей раз я позволю тебе вкусить крупицы тишины перед бурей.

Полевые цветы сорвались со своих мест и послушно вложились в руку ведьмы. Она переместилась за спину своей жертвы. Костлявая теневая рука с длинными когтями легла на плечо.

— Расслабься, — прошелестел голос в ухе, — тебе понравится.

В другое время Кадаш бы отдёрнулась, наорала бы на Древнюю. Но сейчас… Не нужно скрывать, поляна была прекрасна, а она абсолютно вымотана. Ведьма невесомо касалась её растрёпанных во все стороны волос, вплетая в них цветы. Гномка же слушала пение птиц, вдыхала странный тёплый ласковый воздух с приятным медовым запахом и грустно смотрела на растительность. Зря она тогда про поляну и венки подумала. Но ей и правда хотелось подобного покоя. Да только сознание твердило — всё закончится так, как заканчивалось всегда. Только, вот, почему же каждый раз был, как первый?

— Ну так? Нравится ли тебе этот сон, Вестница?

Хив невольно кивнула, чувствуя, как нервно ёрзанул её кадык.

Ведьма исчезла, будто её здесь и не было. Цветы осыпались вокруг жухлыми почерневшими бутончиками, а их спутанные с волосами гномки стебли запустили острые шипы той прямо в голову, буравя череп, проникая в мозг. Пытаясь проглотить прорывавшийся сквозь зубы болезненный стон, Хив схватилась за них — и нащупала под пальцами до боли знакомый металл.

В неё врастала инквизиторская диадема.

На тело опустилась странная тяжесть. Взглянув вниз, она увидела свою старую, кроваво-красного цвета броню. Ту самую, боевую, в которой она устраивала побоище за побоищем, вычищая демонов, венатори и прочих грозивших Тедасу тварей. Металл брони толстенными иглами врезался в тело на манер диадемы, кроша кости, разрывая кожу, пронзая насквозь мышцы. Она сделала невольный шаг назад, наступила на что-то и резко обернулась.

Её сестра, брат-близнец, Блэкволл, Дориан, Каллен, Хардинг, Кассандра, Жозефина, Кабо, Лелиана, Дагна, Бык, Сатерленд. Опавшие цветы превратились в истерзанные окровавленные тела, и она ногой сдавливала широкую холодную ладонь Варрика, в грудь которого был явно с силой и садизмом воткнут её двуручный меч, Вековечник. Хив в ужасе отпрянула, захотела инстинктивно зажать рот, но в нос ударил остановивший её запах — с металлических когтей перчатки обильно стекала чужая свежая кровь.

Якорь вспыхнул огнём, стремясь быстро разрастись на всё тело. Гномку заколбасило, она упала на колени, согнувшись в три погибели и оперевшись на целую руку. Культю с громкий хрустом вывернуло — и на землю с силой опустилась покрытая тёмной чешуёй когтистая лапа с четырьмя пальцами.

Кадаш попыталась закричать — но многократно увеличившиеся в размере острые зубы заполнили весь рот и уже насильно сдвинули челюсть вниз до упора.

Её выгнуло дугой. Горло обожгло, что-то в нём загудело, зарокотало. Кровь забурлила, обжигая жилы невиданной ранее мощью. Мышцы болезненно скрипели, бугрились, росли под некогда тонкой грубой кожей, которая теперь шелушилась, горя изнутри, обугливалась, превращалась в жёсткую острую чешую. На плечах и запястьях прорезались ярко-алые выросты, напоминавшие издалека красный лириум. Лицо плыло, удлинялось, приобретало форму хищной пасти. Броня трещала по швам, рвалась, пребольно врезаясь в разраставшуюся плоть, становясь её частью. Особенно остро ощущалась вплавлявшаяся в чешую кольчуга.

Но самым жутким было то, что ей и правда было приятно. Хотелось стать ещё больше. Ещё злее. Ещё мощнее.

Уничтожив останки рубашки и жилетки, из накачанной израненной спины выпростались кожистые крылья. По земле ударил длинный толстый хвост.

Оттолкнувшись короткими, но мускулистыми лапами она взмыла ввысь, в небеса, навстречу ветру и Чёрному Городу. Свобода! Полнившаяся острыми зубами пасть раскрылась — и усеянную трупами полянку с лесом накрыла волна испепеляющего огня, навсегда стирая те из бытия.

Да… Пусть весь мир узрит, насколько она сильна. Пусть слабаки, идиоты и дурни сгорят в её пламени. Они заплатят за то, что от неё отвернулись.

Сознание резко прояснилось, нанеся удар поддых.

Покрытая ужасными шрамами относительно небольшая чёрно-бело-алая драконица с полным отчаяния и боли рёвом рухнула с небес, содрогнув выжженную мёртвую землю.

***

Первое, что Хив увидела, резко проснувшись, склонившегося над ней и державшего за плечи перепуганного Блэкволла, у которого под глазом откуда-то взялся свеженький кровоподтёк.

— Руки убрал, — прохрипела она.

— Ты металась и орала, будто тебя на куски кромсают, — проигнорировал тот просьбу. В его голосе читалась нескрываемая тревога.

— Шрамы от твоих лап ноют, — прошипела Кадаш. — Бесит.

— Значит, мы квиты, — Ренье отлип от неё и ткнул себя в новую «рану». — Ты мне в глаз заехала.

— Обычный синяк… — она с трудом села, потирая затылок и нащупывая под отросшими до короткого маллета седыми волосами рубец, оставшийся ещё с падения Убежища. Левую половину с чешуеобразным узором от Якоря на потемневшей коже — от кончика обугленной культи до мочки уха — сильно саднило. — Прост', кошмар приснился.

Блэкволл нахмурился. Где-то в стороне фыркнул Грифон. Солнце уже взошло над горами, пробивалось сквозь хвою елей и ласкало лучами всё, до чего могло дотянуться, но тепла пока особо не было. Птицы пели, как огалтелые — тихие ночные переливы превратились в настоящий утренний концерт.

— Был я на могиле, что ты сделала, — Ренье кинул ей холодный кусок вчерашнего нага и начал сворачивать лагерь. — У тебя талант.

Хив лишь горько усмехнулась, сгрызла мясо и, вытащив из волос запутавшуюся там хвою, молча принялась ему помогать.

— Нашёл цветы, кстати. Беленькие. Ранние, конечно, но всё же посадил вокруг несколько. Если повезёт, в следующем году в это время там будет цветочная поляна. Хочешь посмотреть?

— Нет, — немного сдавленно ответила Кадаш, пристёгивая к себе ножны с молотом.

— Думаешь, станет хуже?

Он закинул собранный мешок на круп жевавшего подснежную травку коня, запрыгнул в седло сам и помог забраться гномке.

— Выше нос, Инквизитор. Даже, если ты рехнёшься, я всегда буду на твоей стороне.

— Погодь, ты мне сейчас в любви что ли признался?

Блэкволл хохотнул и, пришпорив жеребца, отправил того шажком в сторону гор. Хив быстро обернулась на лес, который они покидали — и почувствовала странное облегчение. Жизнь идёт. Жизнь продолжается.

Они ехали и ехали. Вскоре вокруг не было ничего, кроме гор. Ренье рассказывал очередную байку, как однажды они с его тогда ещё живым отрядом сопровождали какого-то орлесианского герцога на охоте на вивернов, как нашли гнездо с кладкой и как этот герцог с дикими воплями убегал от только что вылупившихся детёнышей. Или как он перепил трёх гномов во время очередного Большого Турнира Вольной Марки. Или как Варрик хотел на спор написать в своей книге, что Блэкволл голубоглазый блондин, но в итоге решил этого не делать, потому что в его новой истории светловолосых персонажей оказался воз и маленькая тележка.

Бессонница, размеренная качка и немного однообразная речь сопартийца сказывались: Хив несколько часов уже как клевала носом, когда пришло время привала.

На этот раз вокруг были одни камни. Ветер стал куда суровее, и парочка плотнее куталась в свои плащи, особо не тратя время на разговоры. На ужин снова был наг и на сей раз Кадаш-таки прожарила его до корочки и умяла с аппетитом не меньшим, чем Блэкволл.

Обычно, пустые горы со снегом ввергали её в небольшое уныние, но то ли всё ещё звёздное небо влияло, то ли события предыдущих дней — она вдруг нашла что-то красивое даже в строгости этих мёртвых белых пиков.

Сон оказался осознанным, но никто на этот раз не пришёл, кроме парочки демонов отчаяния, которым Хив с удовольствием скормила навалившуюся на неё апатию. А потом прогнала, избив обоих при попытке её захватить.

Проснулась она чуть более отдохнувшей, чем обычно, из-за чего настроение резко подскочило вверх. И тут же подупало, когда Блэкволл, ошалело чеша затылок, сообщил, что вчерашнего нага у них утащила какая-то хищная птица, поэтому сегодня без завтрака.

Следующие несколько дней были до одури похожи на предыдущие, если не считать, что в некоторые из них на охоту отправлялась Хив. Нагов в горах, к счастью, было много, как и более сытных баранов, но к последним гномка не приближалась по причине тут же начинавшего жутко чесаться носа. Рука всё ещё болела, когда она пыталась тягать той двуручную бандуру под названием «Поморник», поэтому добычу Кадаш старалась выслеживать из засады. Ну, и учитывая особенности тяжёлых молотов, в эти дни они с Блэкволлом ели сплошные отбивные.

Один раз она наткнулась на мирно пасшихся друффало. Вспомнила жирное мясцо и свои тренировки в Убежище. А потом посмотрела на кисть, уже где-то минут тридцать напряжённо пытавшуюся в одиночку удержать двуруч на весу, и послала затею разжиться тёплой шкурой и пищей посытнее нафиг.

Наконец, под покровом ночи они подъехали к месту назначения и Хив тяжело выдохнула, глядя на слонявшиеся по заваленному снегом, деревяшками и камнями Убежищу силуэты.

Может она и не знала, где точно находится тайник, но угадать дорогу по сменявшемуся вокруг окружению было вполне возможно.

Они остановились на небольшой возвышенности неподалёку так, чтобы их не было видно.

— Эй, там бойня… Это гномы! — удивлённо протянул Блэкволл, вглядываясь вдаль.

Кадаш присмотрелась. И правда. Низкорослые силуэты сцепились с людьми в ферелденской, вроде, броне. Но откуда здесь… Она прищурилась, напрягая глаза так, что те едва не заслезились.

— Хартия, — на одном дыхании выдохнула гномка. Твою мать! Этого ещё не хватало!

— Но как?

— Не знаю.

— А эльфы? Разве Солас не…

— Не знаю!

Тысячи мыслей роились в голове Хив. И снова громче всех орала потрошительская, требовавшая забить на тайник и огнём сравнять это место с землёй. Гномка невольно схватилась за трещавшую голову.

— Что с тобой? — обеспокоенно воззрился на неё Блэкволл.

— Дуй к тайнику, — прошипела она. — Спущусь, потяну время. Потом найдёшь меня и отдашь вещи.

— Хив!— Ренье схватил её за ногу, мешая спрыгнуть с Грифона. Гномка устало улыбнулась — он не часто называл её по имени, а сокращал его и того реже.

— Ты мне доверяешь? — прозвучало немного нервно.

— А ты мне? Я за тебя беспокоюсь, вообще-то! Постоянно рискуешь! Постоянно калечишься! Нельзя так больше!

— Знаю, Ренье.

— Так почему?

— Потому что я тоже беспокоюсь. Тольк' за вас с Грифоном.

Она ободрительно положила свою ладонь поверх ладони Ренье. Он несколько минут буравил взглядом её содранную на кисти и запястье кожу, а потом посмотрел прямо в светлые холодные глаза. И не выдержав их пристальности явно с тяжёлым сердцем сдался, позволив Кадаш оставить плащ на седле и слезть, после чего кинул ей последнее зелье, бинт и три припарки.

Стараясь не хрустеть снегом, она прокралась между не задетыми старой лавиной деревьями, готовая в любой момент вытащить молот из ножен. Впереди и правда разыгралась настоящая бойня, запах крови будоражил нутро, звал присоединиться, но Хив со всех сил давила это желание на корню. Хартийцы уже закончили с людьми и рассредоточились. Наконец, она аккуратно приблизилась к стоявшему возле большого камня явно уставшему гномьему лучнику. Подняв небольшой булыжник, вырубила его метким ударом по голове и затащила за камень. Обыскала. Приказов нет, зелий и припарок тоже нет. Тихо выругавшись, она сломала его лук и стрелы и откинула обломки куда подальше, после чего нагло одолжила висевший у гнома на поясе нож.

Двуруч двуручем, а в очередной раз повредить руку в начале боя не хотелось.

— Что теперь, босс? — разрезал воздух грубый голос.

— Дождёмся следующих. Затыкаем стрелами, как человеков и тех остроухих, — значит, эльфы тоже устраивали здесь засаду, но их ждал сюрприз! — Без разницы. Эта тучеглядка рано или поздно припрётся сюда, — хмыкнувший это гном явно был в возрасте.

«Я дура», — подумала Кадаш, пряча молот за камнем и делая шаг из своего убежища.

— Вы про меня?

Хартийцы резко схватились за оружие и обернулись на её голос.

— Виата! — скомандовал всем широченный гном, у которого из-под шлема выбивалась заплетённая в дурацкие косички чёрная борода. Судя по реакции остальных, это был главарь.

— Мужики, давайте без драки, — усмехнулась Хив, примирительно поднимая руку. — Я просто мимо проходила, услышала вас краем уха. Повезло.

Главарь рассмеялся. Рассмеялись и члены его банды.

— Значит, это и есть кадашьевская девка? — улыбаясь, хохотнул он. — Ты стоишь на рыхлом песке, тучеглядочка.

— А подробнее можно? — гномка невинно, как дурочка, похлопала белыми ресницами.

Главарь приблизился к ней вплотную, заставив невольно сделать шажочек назад: он был выше где-то на полголовы.

— У нас чёткий приказ, дорогуша. Либо живьём тебя в Тантерваль, на суд, — он резким движением приставил к её щеке кинжал, заставив невольно отдёрнуться, — и не важно, сколько конечностей у тебя ещё останется. Либо мёртвой в выгребную яму, если будешь ерепениться.

— С каких пор Хартия суды проводит? — наигранно улыбнулась Инквизитор, немного склонив голову.

— Сделали исключение. Такой сучки, как ты, у нас ещё не было.

Хив посмотрела на кинжал, глянула на торчавший из-под снега шпиль давно разрушенной церквушки, скорчила сочувственно-понимающее выражение лица и резко ударила главаря лбом по подбородку.

— После Орзаммара не хочется! — она попыталась вырвать оружие из его кисти, но мужик оказался ловчее. Перехватив руку противницы и обойдя её сбоку, он взял Кадаш в захват, разворачивая грудью к уже натянувшим тетиву лучникам.

— Рыпнешься и будешь не очень нежно изнасилована стрелами, — прошипел он ей во рваное ухо и занюхал шею. — Впрочем, я бы и сам такую женщину взял.

— Богатых жил, — прохрипела Хив и воткнула ему в ногу наспех примотанный бинтом к сапогу нож.

Главарь заорал, высвобождая её из захвата. Кадаш рухнула на снег — над головой просвистели стрелы, вонзившиеся в бедного гнома. И он, и лучники ошалело посмотрели на торчащие из хартийской куртки палочки с оперением, а гномка перекатом сократила расстояние с одним из застигнутых врасплох воинов с щитом и, выдернув нож из бинта, перерезала ему горло.

«Вот поэтому я ношу платки!» — пронеслась у неё в голове мысль, когда она, выхватив щит у катающегося по снегу булькающего бедолаги, закрылась им от полетевших стрел и юркнула за придавленный камнем обломок требушета.

— Окружай её!

— Где та чокнутая? Позовите чокнутую!

Откинув щит, чтобы не мешал подвижности (всё равно обращаться с ним не умеет), Хив ломанулась к озеру. Выпрыгнула на лёд, петляющей «осьминожкой» проскользила до противоположного берега, уворачиваясь от стрел, и резко развернулась, прячась от лучников за одним из торчавших над гладью камней. Оценила ущерб — ушиб на боку, задели вскользь — и наотмашь приложила к ране припарку. Теперь, чтобы подобраться к ней, им придётся приблизиться вплотную. И вот тогда…

Неожиданно повисла гробовая тишина. Что-то тяжёлое сотрясло лёд. Тот затрещал, раскалываясь и расходясь, а камень, за которым пряталась Кадаш, предательски съехал, открывая её противнику.

На противоположном берегу стояла незнакомая гномка в тяжёлых доспехах. В руках она держала Поморник, который одна балда так беспечно оставила на твёрдой земле. Хив почувствовала, как её внутренняя ярость откликается на чужую. Даже отсюда.

Потрошитель. Возможно, ещё и берсерк, как она. Сильный.

«Дерьмо!» — взревела она у себя в голове и со всех ног ломанулась выбираться со льда. Сзади свистели стрелы и, гномка чувствовала, неожиданная противница обходила её с другой стороны, наперерез. Она в прыжке влетела на берег, когда одна из стрел всё же вонзилась ей в голень выше скобы, пробив ту насквозь, но, к счастью, не задев кривую кость. Хив, выронив нож, рухнула между камней, которые скрыли её от лучников, и в этот момент на неё сверху налетела вражеская потрошительница. Кадаш чудом перехватила Поморник, не давая тому опуститься себе на голову.

Ну что? Две руки против одной?

«О, пользуетесь «аурой боли», девушка?» — пронеслась в голове гномки мысль, когда она уловила знакомые ощущения. Мышцы сводило от напряжения, по лицу тёк пот, — «А с моей справитесь?»

От соприкосновения двух аур воздух затрещал. Аура боли Инквизитора оказалась мощнее, но отсутствие конечности уравнивало противниц. Вражеская потрошительница с полубезумным восхищением улыбнулась. И отлепив одну из рук от молота, заехала Кадаш по лицу, разбивая в кровь щёку. Та же ответила пинком в живот со всей дури, чувствовавшимся даже сквозь набрюшник.

Поморник со звяканием откатился по камням, когда обе потрошительницы, сцепившись, начали кулаками мутузить друг друга со всей доступной им дури. И снова удары Кадаш были больнее, но отсутствие руки и полноценной брони отнимало у неё это преимущество.

Один из обходивших расколотое озеро лучников опередил остальных, подбежал к гномкам, прицелился практически в упор…

… и получил «пожиранием» от своей же. Та вгрызлась ему в бок, вместе с куском брони выдирая огромный кровавый шмат.

Хив воспользовалась возникшей заминкой, скинула с себя противницу, вытащила, сломав древко, из ноги стрелу и точно так же набросилась на бежавшего следом за первым гнома, по привычке впиваясь ему в глотку. Нога. Всё «пожирание» на ногу. Залечившись, она со всей силы оттолкнула вновь налетевшую на неё вражескую потрошительницу и рванула под защиту деревьев, разрывая расстояние.

Один из лучников перегородил ей дорогу, но был повален влетевшей в него тушкой. Избитая и израненная Кадаш вцепилась ему в горло, выдирая кусок и жадно впитывая пока горячую кровь. После чего расстегнула дублёную куртку и разорвала рубашку, обнажая волосатую грудь умирающего хартийца — хорошо для неё, что разбойники не носят тяжёлую броню. Сердце бешено колотилось. Она никогда раньше не пыталась выпивать или сжирать от противника слишком много. Всегда хватало одного куска, двух, чтобы залечиться и продолжить буйство. Но сейчас ей действительно нужна была сила, если она хотела выжить.

Хартийская потрошительница уже была тут как тут и, радостно хохоча, занесла молот.

Смех заглох, когда её противница, сидевшая над растерзанным телом, из которого, судя по всему, выпили почти всю кровь, даже не обернувшись, легко перехватила оружие за древко.

— Это моё, детёныш! — прогудела она и резко повернула молот.

Хартийка с писком укусила Кадаш за ладонь, заставив невольно разжать пальцы, и, прижав к себе выкрученные вместе с Поморником руки, ломанулась прочь.

А следом за ней, казалось, нёсся самый настоящий демон.

По ощущениям, по венам Хивэл запустили жидкий… нет, раскалённый металл. Настоящую лаву что теперь гулко текла между словно ставшими стальными мышцами. Прекрасное чувство! Казалось, ещё немного и у неё и правда прорежутся крылья, чтобы взлететь и сжечь внутренним пламенем дотла эту местность.

Она выскочила перед выстроившимися лучниками.

— Пли!

Тварь влетела в них, сминая строй. Во все стороны полетели струи крови, куски металла и прочие нелицеприятные части тел. Раздались истошные быстро затихающие крики. Она рвала на части чужую плоть, она вгрызалась в горячее мясо, она металась туда-сюда и жестоко убивала всех, кто попадался ей под руку. Молнией скакала между врагами, сея лишь смерть, окропляя Убежище очередной порцией крови.

Наконец, она нашла её.

Хартийская потрошительница склонилась над телом одного из гномов, когда мощный удар сбил её с ног. Горячие пальцы с силой сомкнулись на укрытом кольчугой горле. И покрытое кровью с ног до головы и истыканное стрелами чудовище из кошмаров нависло над ней, намереваясь вцепиться зубами в незащищённый подбородок. Хартийка вдавила монстру ладонь в лицо, мешая подобраться к заветному слабому месту.

— Думаешь, ты одна тут такая?— вдруг обнажила она неестественно острые для гнома зубы.

Острая боль пронзила спину и правое плечо.

Напоминавшие когти ноготки восстановившихся рук с силой сквозь кофту и кольчугу вонзились под кожу, норовя выдрать лопатку, рёбра и, судя по всему, часть позвоночника. Прямо там, где находился свежий ожог.

Очнувшаяся от слишком резкой и сильной боли Хив в ужасе оттолкнула от себя противницу и отпрянула, поняв, что выдыхается. После чего быстро слизала с руки кровь в надежде, что это восстановит хоть что-то, и приготовилась к худшему.

Аура хартийки изменилась. Она выпила больше. Куда больше, чем Кадаш в лесу. Похоже, из нескольких тел сразу. Она стащила шлем, открывая огромный пересекавший лицо поперёк шрам, несколько шрамов поменьше, собранные в тугой пучок длинные каштановые волосы и орзаммарское клеймо-закорючку. Её безумные зелёные глаза не просто налились кровью — они горели изнутри какой-то алой мощью, но Инквизитору стало не по себе по другой причине.

Это была совсем юная девчонка, лет четырнадцати.

«Пиздец», — единственное, что пронеслось в голове Хив, когда уже она, взрослая тётка, со всех ног улепётывала от гнавшегося за ней монстра в гномьем тельце с её же молотом наперевес. Попался бы хоть кто-нибудь…

Но, похоже, в том порыве ярости она перебила всех хартийцев.

Кое-как оторвавшись, гномка рухнула в сокрытый под снегом молодой овраг и поняла, что какое-то время пробудет здесь в безопасности. Но недолго, пока запах крови не поднимется выше пологих стенок. Адреналин и драконья кровь полностью заглушали боль, но надолго их не хватило бы. Сердце бешено билось. Воздух словно закончился. Задыхаясь и вырывая мясо, она начала выдёргивать из себя стрелы не особо заботясь о сохранности, в общем-то, дорогой для неё одежды. Спасибо кольчуге Моники, наконечники не достали до костей и органов. Насчитав четыре проткнувших её орудия — любого другого подобное бы убило — она насколько могла дотянуться наложила на раны оставшиеся две припарки и жадно присосалась к зелью здоровья. По жилам заструилось тепло, но не обжигающее, как от крови, а приятное, какое-то домашнее.

Вот и всё, кончился Ленкин «чёрный день».

— А как мне Поморник-то вернуть? — пробормотала Хив, запрокидывая голову, закрывая глаза и с ужасом чувствуя, что кровотечение останавливаться и не думает.

Если у потрошителей и был какой-то порог, то она его перескочила.

Кто-то приложил ей что-то к плечу, прямо на место, из которого ранее торчала стрела и на которое лечилок, увы, не хватило.

Кадаш с трудом разлепила глаза и увидела Блэкволла с припаркой, который жестом показывал ей не шуметь. Ничего себе, ходячая лютня в кустах…

— Что ты здесь?.. — начала она одними губами, но тот ткнул куда-то наверх, а затем на стоявшую перед гномкой продолговатую коробку.

«Она близко», — догадалась Хив и как можно тише откинула крышку, пока Ренье обрабатывал ей самые серьёзные раны.

В коробке находились её вещи: небольшой нож, медальон с кристаллом от Дориана, амулет барьера, пояс здоровья высшего уровня и кулон, содержимое которого она никогда никому не показывала. А под ними лежал ещё какой-то предмет, плотно обмотанный красным нашейным платком. Кадаш отогнула кончик, обнажая тёмную металлическую гладь, и почувствовала, как непроизвольно слезятся её глаза.

Протез! Лелиана раздобыла ей протез!

Пытаясь не кричать от радости, она торопливо надела пояс и подвески, чувствуя, как загудел готовый к бою амулет барьера, наспех замотала шею платком — от него почему-то пахло, как в таверне Скайхолда, что вызывало приятные воспоминания — и бережно достала такой дорогой и долгожданный подарок. Он напоминал её старый наруч… Нет, он выглядел, как точная копия её руки в старом наруче, только более гладком. Разве что металлические пальцы оканчивались когтями. Под протезом в коробке лежала записка, быстрый взгляд на которую дал понять две вещи: как его правильно надевать и что именно Хив сейчас сможет сделать.

Как только она сунула внутрь культю, по той прошлась волна магической энергии. Механический локоть, прислонённый вплотную к жалким останкам её собственного, шевельнулся и покорно согнулся, приведя гномку в неописуемые трепет и восторг. А вот пальцы почему-то не двигались. Она начала быстро фиксировать протез: ремешки можно было спокойно застегнуть одной правой. В её случае, буквально. На внутренней стороне же металлического запястья, располагался едва заметный ползунок, при взгляде на который Инквизитор загадочно улыбнулась. Теперь посмотрим, кто кого.

Она не успела откалибровать последний ремень, когда хартийка-потрошительница свалилась внутрь оврага и рванула к ним с оружием наперевес.

— Беги! — скомандовала Кадаш Блэкволлу, вскакивая и выставляя в сторону противницы руку с протезом. Сейчас, самое главное, попасть.

Она резко дёрнула за ползунок.

Пальцы на кисти скривились, выставив вперёд когти, будто хотели кого-то схватить, и та с силой выстрелилась, попав потрошительнице в грудную клетку. Та в непонимании притормозила. Цепь натянулась. Хив, от отдачи немного проехавшись на прямых ногах по снегу назад, резко дёрнула, притягивая противницу к себе, и долбанула отточенным за годы Инквизиции пинком.

Совместить протез с её любимым абордажным крюком. Такая идея могла прийти в голову только Дагне.

Девчонка, сильно пошатнувшись, умудрилась-таки заблокировать неожиданный удар рукояткой Поморника.

Что-то в механизмах щёлкнуло, и внутренняя катушка быстро смотала цепь, прочно присоединив кисть обратно. На автоматизме заглушая боль от занывшего плеча, Кадаш набросилась на потрошительницу, вцепилась обеими руками в молот и с силой дёрнула — на её счастье пальцы протеза словно сами притянулись к металлическому древку, крепко то обхватывая. Хартийка не поддалась. Понимая тупик ситуации, обе гномки одновременно выпустили из рук оружие и заехали друг другу по лицам.

Отступили на несколько шагов и молниями бросились обратно к упавшему в снег Поморнику. Хив оказалась быстрее. За что снова получила кулаком в скулу.

На разбитой моське хартийки расцвело непонимание, когда до неё дошло, что удар пришёлся не по Инквизитору. Уже она на каких-то инстинктах потянулась к молоту, пытаясь его вырвать, но злополучная Вестница Андрасте снова крутанула оружие, вывихнув ей правую кисть.

Сильный тычок оружием повалил в снег. Тяжёлый сапог наступил на грудь, а затем пару раз надавил со всей силы, судя по хрусту, сломав пару рёбер. Девчонка честно пыталась сопротивляться, но пальцы и кулаки неповреждённой руки тыкались лишь в окутавший Инквизитора барьер.

— Сказала же, что моё! — Кадаш ещё одним пинком отправила хартийку в нокаут. Наконец, тяжело дыша, она распрямилась над распластавшимся телом.

О, да, похоже, ужасная леди Инквизитор окончательно вернулась в строй!

— Убьёшь её? — раздался сзади обеспокоенный голос Блэкволла.

— Нет, напоминает меня в молодости, — Хив положила молот на нывшее плечо, повернула голову и впервые за долгое время действительно легко и счастливо улыбнулась. — Да и кто-то же должен отправиться в Тантерваль с докладом, что я снова в игре.

***

«Инквизитор!

Простите, язык не поворачивается вас по имени и на «ты». Хотела к вашему дню рождения отослать, но пришлось сперва помочь Сатерленду с тем демоном, а потом ещё возникли проблемы со связью с Бьянкой. Которая подруга Варрика. Не арбалет. Она потрясающая, Инквизитор! Арбалет, в общем-то, тоже потрясающий, но я сейчас не о нём. Бьянка, конечно, все свои секретики мне не раскрыла, но я многому у неё научилась. Мы сделали его для вас. Пришлось много попотеть, но он готов. Это моё лучшее творение!

О, а ещё, для смазки надо просто залить масло для оружия в контур и оставить на пять минут. Только вылить потом не забудьте. Инструкции, как пользоваться крюком и пристёгивать к руке на обороте. И, да, я так и не придумала, как заставить двигаться пальцы, чтобы ваш мозг от магии не взорвался. Так что кисть может держать нормально только металлы, потому что, ну, я вставила в неё магниты. Простите.

Но крюк работает на всём — гарантирую!

Приписка: Я помню, как вы носились по кузне и как у вас горели глаза от нашей с Харритом работы. И как вы помогли связаться с папой, как благодаря вам он прислал мне герб моего Дома. И как после битвы с Корифеем вы отлёживались в лечебнице неделю. И как после потери руки были подавлены, а потом сорвали злость на Совете, высказав им в лица всё, что думаете. И как рвались лично разобраться с демоном в Скайхолде, а политики вас не пустили, тоже помню.

Где бы вы сейчас не находились и что бы не делали, я хочу сказать — я не верю тому, что объявил на ваш счёт Орзаммар. Я верю в вас, Инквизитор. Богатых жил вам.

Дагна»

Хив перечитывала это письмо уже в третий раз и глупо улыбалась во весь рот.

Низенький хартийский конёк рыже-блондинистой масти под ней покорно шёл вперёд, признав в гномке… ну, собственно, гнома и лишь изредка подозревающе фыркал, косясь на вышагивавшего впереди Грифона, которому явно было хорошо везти привычный одиночный вес Блэкволла.

Хив назвала коня Сыром: уж больно сильно горбатая морда и светлая грива в сочетании с рыжей шкуркой напоминали ей засранца Хоука-Старшего.

Где-то за пазухой лежал рапорт Лелианы, что Ферелден, не дождавшись новостей от отряда-перехватчика, отправил в Убежище солдат. Что ж, приехав они обнаружат кучу бесхозных лошадей и трупов: хартийцев, странных эльфов и своего отряда.

Гномку-потрошительницу не найдут: она ехала ровно между ними, связанная по рукам и ногам и тюфяком переброшенная через третью лошадь, верёвкой соединённую с Грифоном и вёзшую мешки с найденными в Убежище припасами. Заведомо плохая затея — брать с собой, но оставь они её там, девочка либо замёрзла бы насмерть, либо её бы жёстко допрашивали ферелденцы. Либо убили бы Хартийцы за провал миссии.

А так они её допросят и, если повезёт, вправят мозги. Что-то подсказывало Хив: у ребёнка они набекрень даже больше, чем у неё.

Кадаш в последний раз обернулась назад. Отсюда хорошо был виден лишь стоявший неподалёку от Убежища постамент в честь погибших во время нападения Корифея: обычная, слава её архитектору, белая стела с именами. Правда, рассветное солнце окрашивало его палочку в насыщенный розовый цвет, как и горы вокруг. Гномка перевела взгляд на оставшийся от Бреши шрам, через который проглядывала гора Даверус. Та самая, где когда-то стоял Храм Священного Праха, чьи обломки теперь были разбросаны по округе.

Та самая, где всё началось, но не закончилось.

— Чего тормозишь? — окликнул её Блэкволл.

Ветер трепал тоже казавшиеся из-за солнца розовыми короткие белые волосы, когда она наконец-то отвлеклась от созерцания гор, красоты и разрухи и, выдохнув, припустила коня вперёд.

— Да так… Прикидываю, как отправить несколько писем.