Давно она не спала без снов.

Хив с трудом разлепила тяжеленные веки и пустым взглядом уставилась в потрёпанные деревянные доски потолка. Когда она потеряла сознание? Не помнила.

Гномка лежала лицом вверх, аккуратно накрытая то ли пледом, то ли одеялом. И ей казалось, что она буквально вросла в кровать — осязание медленно возвращалось с теплом и болью, из-за которых Кадаш не чувствовала, где заканчивались её спина и конечности.

Она медленно, с огромным трудом, повернула налившуюся свинцом голову. Зрение плыло, но очертания предметов различить было можно. Её глазам предстала маленькая обшарпанная комнатка одноэтажной хибары, вроде как, типичного ферелденского стиля. Ничего, кроме стола, двух кроватей и стула здесь не было. На последнем, кстати, склонив голову на грудь и скрестив руки сидел задремавший мужчина.

Похоже, Блэкволл упрямо дежурил возле её кровати, пока она была в отключке.

Кадаш попыталась пошевелиться и поняла, что совершила ошибку. Конечности и спину обожгло агонией даже сквозь потрошительский порог. Через сжатые от боли зубы раздался невольный, болезненный и протяжный стон.

Это разбудило Блэкволла.

— Лежи, — сухо скомандовал он, вскакивая.

«Где мы?» — хотела спросить Хив, но мозг упрямо отказывался отдавать остальному телу команды из-за боли.

— Ты была без сознания шесть дней, кровотечение у тебя остановилось четыре дня назад, а жар спал лишь вчера, — произнёс Блэкволл, отгибая одеяло, и, приподняв, осмотрел правую руку гномки, обмотанную желтоватыми бинтами. При взгляде на неё Хив почувствовала, что не может вздохнуть, и невольно захрипела: всё выглядело, как в тот день, когда она очнулась в лечебнице Зимнего Дворца после похода по элювианам и обнаружила, что левой руки с Якорем у неё больше нет. Ренье же, поняв, что её встревожило, горько усмехнулся, — Думаю, твои конечности в порядке будут. Я все припарки и зелья на них израсходовал…

Он удовлетворённо кивнул и бережно положил обмякшую конечность обратно под одеяло, после чего в полном молчании проверил тем же способом так же забинтованные культю и ноги.

Вопросы вертелись в голове Кадаш, упрямо отказываясь идти хотя бы в глотку. Значит, кровотечение у неё остановилось намного позже, чем она ожидала. Но почему? А что с Орзаммаром? В каком состоянии король? Сколько ещё смертей ей приписали? Их с Ренье преследовали? Откуда у Блэкволла навыки врачевателя? И где они, наконец, находятся?

Мужчина устало выдохнул, а затем прошёл к столу, на котором валялась его верхняя одежда.

— Спину проверять не буду, а то снова ожог откроется, — произнёс он, натягивая стёганку. — Ты уже потеряла много крови, потеряешь ещё — верно помрёшь.

«Отъемся непрожаренных стейков, напьюсь воды и буду в порядке», — подумала Хив, глядя на него немного скептическим взглядом. Она чувствовала, как медленно, но верно на неё накатывали последствия стольких дней без еды.

— Я поил тебя каждый час и ворочал, чтоб пролежней не было, не смотри на меня так, — фыркнул Блэкволл, — Этого недостаточно.

«О, класс…» — в общем-то, Кадаш было всё равно. Не первый раз у лекаря в отключке. Она отвернулась, снова уставившись в потолок и чувствуя, как у неё начинает гореть левая щека то ли от стыда, то ли от проснувшегося осязания вокруг очередного ранения.

Ренье же вышел на улицу, громко хлопнув дверью и оставив её одну наедине с мыслями и болью. Но чем больше Хив думала — тем свинцовее становилась её и без того тяжёлая голова. Осмысление произошедшего не шло также и из-за отсутствия хоть какой-то информации о том, что было после побега. А вот боль и тяжесть тоненькими струйками текли по жилам вместе с изголодавшейся за эти дни кровью.

Возможно, она убила короля. Возможно, гнев Орзаммара падёт на пытавшихся ей помочь Серых Стражей. Их изгонят, как когда-то изгнали из Ферелдена, и тогда в случае прорыва порождений некому будет помочь столице в обороне. И зная порождений, зная скверну, тейг будет стёрт с лица Тедаса, как и многие другие.

Или, возможно, гнев падёт на Пыльный Город, и множество неприкасаемых будет вырезано по вине какой-то наземницы. Просто так. Ради профилактики. Для подземников все бескастовые одинаковые: ничтожества, пустые места, чужие. Ненавидеть не просто можно — нужно.

Глаза защипало, что-то горячее потекло по лицу в сторону гудевших ушей, а нос предательски заложило чем-то вязким. Кадаш ненавидела плакать, но сейчас именно это ей и было необходимо. Перевернуться бы ещё, сжаться в калачик — так было бы теплее — но гномка не могла и пальцем нормально двинуть.

Сейчас она была абсолютно беспомощна.

Неизвестно, сколько времени прошло прежде, чем скрипнула дверь. Блэкволл вернулся с тарелкой, от которой шёл пар, и поставил ту на стол. Разулся, разделся, а затем прошёл к больной и, широченной ладонью грубовато вытерев слёзы и приподняв её голову, приставил тарелку ко рту.

«Суп», — подумала Хив, послушно отхлёбывая тёмную жижу с кусочками чего-то и чувствуя, как удовлетворённо вибрирует её урчащий живот.

— Из баранины, — произнёс Блэкволл, от чего гномка едва не подавилась.

«Хорошо, хоть на мясо нет аллергии…» — подумала она, припоминая, как её начинают пробирать безостановочные чихи и текущие из глаз слёзы при приближении к сиим прекрасным животным, и отхлебнула ещё, но менее охотно.

— Только они здесь и водятся, — естественно, от мужчины её смятение не укрылось. — Я, конечно, мог бы выследить для её Инквизиторства бронто или нага, но первого хрен быстро убьёшь, а второй не сытный.

«Сам ты не сытный!» — гномка недовольно выдохнула из носа в опустевшую миску и послушно положилась обратно на подушку. Раны всё ещё адски жгло, но из-за заструившегося по жилам тепла от супа стало лучше. Вообще, будь её воля и возможности, она бы прямо сейчас пошла бы и наелась от пуза. А потом бы померла из-за заворота кишок. От долгой голодовки надо отходить маленькими порциями. Ожидаемо, глаза начали слипаться, и Хив, чувствуя тепло, относительную сытость и тяжесть во всём, что у неё только было, провалилась обратно в сон.

***

Не повезло. Сегодняшний оказался осознанным.

Она кое-как поднялась, созерцая пустынную Тень. Нормальные гномы не видят снов. Но орзаммарцы были в чём-то правы — Хивэл не была нормальным гномом.

Долбанный Якорь. Как и сказала ей когда-то в Тени Джустиния, его нельзя было отделить полностью: всё равно остались какие-то крохи, продолжавшие связывать её с этим проклятым местом.

Кадаш посмотрела на свою единственную, теперь уже относительно целую руку, сжала и разжала пальцы — тяжело, но здесь она хотя бы может двигаться. Фантом, или как это называется, к истерзанному телу привязан лишь частично. Взгляд цепанул свежую, содранную чуть ли не до костей кожу — и события предыдущих дней накатили на Хив тягучей алой волной. Подставной суд, попытка казни, пробирающий до костей холод — она не выдержала.

Гномка с детства уже привыкла, что в её жизни наперекосяк шло буквально всё, поэтому многое из того, что любого другого бы сломало, переносила намного легче. Но иногда… Иногда не получалось, иногда происходило что-то, от чего и её разрывало. Тогда она либо шла в ближайшую таверну предаваться объятиям алкоголя, либо уходила в какое-нибудь изолированное место, «побыть в одиночестве». После получения Якоря таким местом стала Тень –впервые после Конклава, затем Убежище, затем смерть Хоука, затем Священный Совет. Сегодня был пятый раз.

Мат, слёзы, отчаяние, боль — от ярости Кадаш упала на колени, начала колотить камни, землю, себя, выкрикивая всё то, что давно стремилось наружу, разбивая в кровь кулак, разрывая связки в горле, царапая и без того изуродованную кожу ноющими ногтями. Тень поглотит. Тень залечит раны на этом фантоме, когда тот вернётся обратно в тело. Никто не услышит её криков. Никто не увидит, насколько она безумна, слаба, ничтожна. Никто не узнает её маленький секрет.

В какой-то момент она обессиленно упала на ледяной пол и, глядя в зелёное небо и тяжело дыша, тихо зарыдала. Из преступницы в героя. Из героя в преступницу. Да Предки, она даже в Тень попала прямо в тюремных одеждах!

… что же ей теперь делать?

Краем глаза гномка заметила шевеление. Ничего удивительного. Демоны гнева и отчаяния и обычно следовали за ней по пятам, а сегодня она предоставила им целый пир. Хив закрыла глаза — пусть забирают. Всё равно ничего ей сейчас сделать не смогут.

«Будь осторожна в своих снах.»

Она с трудом села. Чёрный, словно сгусток тьмы, волчара ходил взад-вперёд возле невидимой границы в нескольких метрах от гномки.

— Как будто я их выбирала, — огрызнулась Кадаш.

Волк до неправильного правильным прямоугольником сел напротив, внимательно глядя на собеседницу. Изучающе.

«Твой гнев уничтожит тебя»

— Знаю, — она зажмурилась в надежде, что зверь исчезнет. Но этого не случилось, — Нахера припёрся?

«Я прибыл удостовериться. Правда ли ты решила поменять правила нашего противостояния? Или же то был блеф?»

— Поменять? Хах, я думала, правила всё те же. Либо ты перегрызёшь мне глотку, либо я перегрызу глотку тебе.

И снова он маячил прямо перед носом. И снова Кадаш ничего не могла сделать. Какая ирония. Как бы сильно она того не хотела, гномка не могла влиять на Тень, как это неосознанно делали спящие других рас. Она не могла даже уйти далеко от места, где появлялась. Лишь изредка, как правило, в моменты какого-то внутреннего покоя ей снилась отличная от местных камней муть, вроде сна с голой Ставкой или сырными нагами. Но даже такое контролировать Хив не была способна вообще никак. Солас же мог менять это место, как ему заблагорассудится независимо от своего состояния. Это была его территория, которой он безвозмездно правил. Он мог приказать камням разойтись, принять вид виселицы или поменять их с местным небом одной силой мысли. Но похоже, его забавляло играть на условиях своей жертвы.

«Разве ты не хотела переубедить меня?»

— Сейчас я хочу только одного: сделать из тебя коврик, — угроза вышла слабее, чем хотелось, но этого было достаточно. Красные глаза волка неприятно прищурились.

«Нарушишь своё обещание? Не похоже на тебя.»

«Это не моё обещание», — пронеслась в голове Хив давно тревожившая её мысль. Во время их последней встречи, когда эльф лишь подтвердил её догадки, она не чувствовала ничего, кроме отрицания, слепой ярости и желания остановить его.

Она была готова разорвать Соласа на куски, наброситься, растерзать когтями перчаток, перегрызть артерии, направить взрыв от Якоря внутрь остроухой головы и пусть тот разнесёт их обоих. Но тело прекратило её слушаться, оставаясь расслабленным даже, когда его вновь содрогнула боль от метки.

Не в силах спустить себя с поводка, она хотела проорать, что любой ценой не позволит ему сорвать Завесу, сделает из лысины отличную кружку, а из острых ушей сварит холодец. Но с губ сорвались совсем другие слова — относительно спокойные, передававшие боль Якоря, но не то, что кипело внутри на самом деле.

Кадаш не знала точно, почему Источник Скорби тогда вонзился в её мозг цепкой холодной хваткой. И почему на годы затих потом.

— И что же на меня похоже? — в её взгляде сверкнула раскалённая добела сталь. Волк, видимо, почувствовав настрой гномки, прижал треугольные уши к холке и предупреждающе зарычал.

И Инквизитор зарычала в ответ.

— Знаешь, почему рискованно играть с моей расой в карты? –она оскалила нетипично острые для гнома клыки, хриплыми искрами чуть ли не гудя каждое слово, — Проиграв, мы можем прирезать.

***

Блэкволл распахнул дверь, впуская в хибару морозный воздух, не раздеваясь прошёл к кровати, оставляя на полу снег, и грубо кинул Кадаш два конверта.

— Читай.

Лишь одно письмо было распечатано, и именно за него Хив в первую очередь и схватилась.

— Твою же… — сипло вылетело из её рта.

— Знаешь, что это значит? — кивнул Ренье.

Агенты Лелианы перехватили письмо, в котором размашистым почерком были написаны военные приказы. Ферелден, Орлей и Орзаммар прочёсывали горы.

— Уходим, — на одном дыхании выпалила гномка, откидывая одеяло.

Они находились здесь уже четыре дня. Хив шла на поправку быстро, но всё же куда медленнее ожидаемого: новые раны оказались тяжелее, чем выглядели. Да и наличие старых тоже сказывалось. Ей было всего двадцать пять, а она уже стала без пяти минут развалюхой, которую держали в целом состоянии лишь сила воли, закалённая жизненной чернухой и тренировками, и сильно глушившее боль потрошительство.

Блэкволл напрягся. Его широкая ладонь легла на кровать, преграждая гномке путь к подъёму:

— Через два дня прибудет гонец. Одежда, зелья, пища. Мы могли бы…

— Нет времени, — перебила его Кадаш, всё же изворачиваясь и свешивая с кровати ноги. — Вскроешь второе письмо?

— Оно адресовано только тебе.

— Поэтому его прочтёшь тоже ты. Надо проверить кое-что. И, да, — гномка потёрла ухом левое плечо, — напоминаю.

Взгляд мужчины зацепился за её почерневшую культю, во время побега изуродованную пуще прежнего. Он почесал затылок и послушно вскрыл конверт.

— Ещё один маршрут, — удивился он.

— Да, до тайника, — Кадаш почесала переносицу. — Перед арестом отдала Лелиане некоторые свои цацки, чтоб их не изъяли. А теперь, будь добр, не показывай его мне, пока не скажу, и гони сюда карту.

Недовольно выдохнув, Ренье принялся копаться по карманам. Спустя минуту он протянул гномке пергамент, на котором рукой Лелианы было отмечено, как от Орзаммара пройти в их нынешнее убежище. Хив положила его на колени и принялась изучать. Неожиданно, её напряжённое выражение на лице сменила довольная улыбка.

— Что ты задумала? — нахмурился Блэкволл.

— Одно местечко, к счастью, от нас в полудне пути. Сделаем небольшой крюк.

***

Грифон мчался настолько быстро, насколько позволял снег. Давно заброшенная и ныне занесённая сугробами пустынная дорога была предназначена для нагруженных повозок, поэтому проблем с передвижением по ней у выносливого коня практически не было.

Хивэл сидела спереди, указывая путь. Блэкволл же помимо роли главного наездника выполнял для неё роль грелки — тюремного тряпья, дорожного плаща и наспех перешитого одеяла явно было недостаточно, чтоб полноценно согреться среди буквально морозных гор. Особо они не разговаривали — настроение у обоих было не то.

Наконец, гномка приказала остановиться, указывая на узкий скальный проход, в который с трудом мог бы протиснуться взрослый человек.

— Крупное дальше через тайный ход, но его можно открыть только изнутри, — пояснила она. — Так что разделимся. Я пройду через дверь, которую можно в одиночку, а ты едь дальше по дороге, пока не увидишь похожий на лошадь камень.

— А может, лучше не… — Том успокаивающе похлопал коня по шее, но Кадаш уже спрыгнула вниз и, провалившись в снег чуть ли не по колено, поползла в сторону узкого прохода. — Эй!

— Хочешь оставить Грифона одного? — поинтересовалась гномка, даже не обернувшись и метко словами попав прямо в яблочко.

Она чувствовала на себе тяжёлый взгляд уезжавшего Блэкволла, буравивший её спину, из-под одежды на которой виднелись бинты. И от этого взгляда гномка остро ощущала кольцеобразную форму свежего ожога, что нанесла ей раскалённая корона.

Какое-то время она бочком вперёд брела вдоль узких заиндевелых стен, практически касаясь одной из них спиной. Снег и камень обжигали только-только поджившие места без кожи. Впрочем, относительно целые участки её тела они тоже любовью не жаловали. Вскоре Хив вышла на небольшую площадку перед монолитной каменной стеной, в которую была вделана такая же каменная на вид дверь с грубовато выполненным символом в виде нескольких животных, сплетавшихся своими змеевидными телами в обрамлении золотистых шестиугольных рам.

Глубинные охотники. Тезпадамы.

Едва она взглянула на символ, как ноги предательски подкосились, и Кадаш упала, ткнувшись лицом в снег. Слишком много воспоминаний: приятных, не очень… Слишком больно внутри. Она потёрла разгорячённое лицо и поняла, что не попадает зубом на зуб.

Хивэл начинала замерзать.

Насколько позволяли глубина снега и окоченевшие ноги, она быстро ломанулась к двери, протянула руку к небольшому замку…

… и заметила возле косяка прикопанный свежевыпавшим снегом гвоздь.

Внутрь перед ней кто-то зашёл.

Всё гениальное просто — хартийцы её группировки подпихивали между стеной и полотном какую-нибудь незаметную железку. Если приходил свой — вытаскивал. Если приходил чужой — не замечал, открывал дверь, железка падала вниз, а слой снега обеспечивал отсутствие стука. Кадаш поёжилась от холода и быстро огляделась. Успела, блин, забыть. Судя по тому, что гвоздь замело не сильно, прошло несколько часов максимум. Отпечатки гнома, человека или кунари остались бы на снегу, запорошить бы их не успело.

Но на площадке она видела лишь свои следы.

Хив судорожно выдохнула облачко пара — подозрения подтверждались — после чего пальцами начала поворачивать колёсики на замке. Одной рукой, не придерживая, сделать это оказалось куда сложнее, да ещё и кончики дрожавших от холода пальцев норовили примёрзнуть к железу. Наконец, вырезанные на колёсиках буквы сошлись в нужное слово, замок щёлкнул, и гномка, вытащив его из проушины и отложив в сторону, наконец-то открыла дверь и ввалилась внутрь, распластавшись на каменном полу.

Здесь было темно и не намного теплее, чем снаружи, а пол оказался абсолютно ледяным и лежать на себе не располагал. Встав на коленки на дрожащих замёрзших конечностях, Хив потёрла сперва глаза, а затем уши. Всё же одно преимущество рождение гномом ей давало — в узких пространствах она начинала слышать намного лучше, чем люди или кунари. Да и зрение в ночи у неё так же было совсем чуточку острее. Спасибо предкам, жившим в тёмных туннелях.

Кроме них, низкорослых карликов, подобное было лишь у одной расы.

Направив всю волю на прекращение дрожи от холода, Кадаш прикрыла глаза и замерла, прислушиваясь и принюхиваясь. На их стороне — численность и скрытность. На её стороне — знание поля боя от и до. Темнота и травмы гномки же помогали обеим сторонам.

В нос ударил слабенький запах, перекрываемый местной вонью затхлости и пыли. Кадаш не могла похвастаться острым нюхом, но кровь она чувствовала, как акула в воде, если не лучше. Похоже, один из них порезался, когда вскрывал замок. В голову стукнула тревожная мысль, что кто-то повесил навеску обратно, а значит, их минимум трое. Но Хив откинула это — если что, Блэкволл справится.

В этот момент невидимый противник совершил ошибку: где-то сверху раздался тихий скрип натягиваемой тетивы. Гномка напряглась, как пружина. Раз… Два…

Три! Сбросив плащ с одеялом, оттолкнувшись и рукой, и ногами, Хив рванула за ближайшую колонну так быстро, как только могла. В место же, где она только что стояла, с громким свистом угодила стрела, пригвождая тряпки к полу. Раздался глухой стук — передвигаясь по лесам, лучник менял позицию. Отлично. Только вот он прогадал одну вещь: к колонне, к которой метнулась его жертва, была приделана едва заметная лестница.

Подгоняемая болью от вновь занывших ран, потрошительница быстрым отработанным движением взлетела по ней вверх и столкнулась нос к носу с изумлённым такой прытью эльфом. Он попытался закрыться, отбежать и выстрелить ещё раз, но сзади не оказалось опоры: с изумлённым вскриком юноша оступился, упал вниз и затих, громко хрустнув.

Второй эльф, светлее первого, с крупной челюстью, присел на другом конце лесов и натянул тетиву, собираясь отправить взобравшуюся к ним Вестницу к Предкам. Кадаш бросилась наперерез, скача по деревяшкам, словно белка. Стрела просвистела мимо её головы, почти чирканув левое ухо. Эльф быстро вытащил новую, положил на лук и, не целясь, выстрелил в приблизившуюся гномку в упор.

Стрела задела краешек трапециевидной мышцы и пробила тот насквозь. Но тщетно.

Она вгрызлась ему в глотку, словно дикий зверь, и повалила на небольшую деревянную площадку, наседая сверху, мешая двигаться. Эльф не закричал — он забулькал кровью, когда маленькое чудовище жадно вырвало из него кусок и не жуя проглотило, залечивая свои раны.

Хив не знала, какая способность в её арсенале более жуткая: «неистовство», когда она, спуская с цепей внутреннего дракона, теряла контроль над собой и устраивала на поле боя кровавую баню всему живому, или же «пожирание», позволявшее восстанавливаться от большинства ран за секунды путём поглощения сырого мяса. Примечательно ещё, что названия прижились — их дал Варрик, мол, так красочнее. Она отлипла от эльфа, который теперь умирал, хватаясь за выгрызенное горло, и короткой накачанной ногой наступила ему на грудь, отметив про себя, что шрамы от содранной на суде кожи теперь ощущались, будто заживали ещё несколько недель. Полностью не исчезнут, но оно и не нужно. Кровь внутри бурлила, жилы горели, мышцы приятно жгло от напряжения. Да, ей определённо не хватало этих ощущений…

Она небрежным движением спихнула противника вниз, к собрату, и потерла место, которое задела стрела, попутно размяв шею. Слишком быстро залеченная мышца болела, в нос ударил запах её собственной крови, когда-то усиленной чужеродной драконьей, но было в нём что-то ещё…

Хивэл не додумала. Внутри второго помещения что-то уронили. Эльфы были не одни. Она прислушалась: да, кто-то определённо шёл к двери. Кадаш нырнула к лестнице, быстро спустилась, вытащила у одного из трупов стрелу и спряталась возле ведшего внутрь проёма.

Дверь с силой распахнулась и на пороге показался долиец с тяжёлым двуручным топором. Похоже, присоединился недавно и валласлин, вроде как принадлежавший Силейз, ещё не свёл.

— Она здесь! — прокричал эльф, увидев два трупа, и в этот момент Хив ногой захлопнула полотно двери, предварительно подпихнув разломанное древко так, чтобы с той стороны было практически невозможно открыть.

Застигнутый врасплох эльф замахнулся на неё топором — и промазал. Сама умеючи обращаться с двуручниками, Кадаш знала, что главной проблемой для подобного оружия всегда была скорость — и бьёшь медленно из-за веса, и в то же время перенаправить удар не получается, как бы сильно того не хотелось. С тех самых пор, как она, став Тронутой Тенью, впервые смогла поднять тяжеленный меч на замёрзшей реке, гномка потратила кучу времени и сил, чтобы избавить себя от этой проблемы и многих других.

Она сама превратила себя в машину для убийств. Сама устраивала себе тяжёлые тренировки, что в Убежище, что в Скайхолде. Нет, ещё с Хартии… А когда ты что-то делаешь сам, когда ты действительно хочешь это что-то делать, результат оказывается в разы лучше, чем когда тебя принуждают.

Увернувшись от очередного удара, потрошительница быстро оценила броню эльфа. Подмышки, пах, внутренняя сторона коленей и локтей — единственным слабым местом оказалось его лицо. Плохо! Хив была сильно не уверена, что сможет допрыгнуть выше его шеи на своих кривых ножках. Хотя…

Рискнула. Не допрыгнула, влетев эльфу в грудь. Рухнула на пол. Тот пошатнулся, но не упал, и замахнулся топором вновь.

Она ждала этого.

Лезвие прошло в миллиметрах от культи гномки, когда она ринулась вперёд и, всё же чуть подскочив, со всей дури воткнула нагнувшемуся из-за инерции противнику наконечник стрелы глубоко в глазницу.

Тот, с выражением ужаса на лице, обмяк, Хив подхватила его, похлопала по спине, будто утешала, и аккуратно положила рядом с первыми двумя. Не с теми сородичами ты, тяжёлый увалень, связался.

Она присела, осмотрела трупы, сняла с пояса одного из эльфов нож. Жаль, ей совсем не подходили их остальные оружие и броня — размерчик не тот. В нос снова ударил странный запах, словно спрятанный в витавшей в воздухе вони крови. И снова Кадаш не успела понять, что это.

Дверь сорвалась с петель и внутрь ввалились ещё три эльфа, тут же застывшие в ступоре от вида трёх тел своих собратьев и покрытой кровью гномки, которая едва достигала им макушкой подбородков.

— И это всё? — рыкнула на них потрошительница, как бы невзначай крутя нож в руке.

Неожиданно, тот со звяканием упал на пол.

«Гадство! Яд!» — наконец-то догадалась Хив. В пылу боя она даже не почувствовала, что у неё онемела область в районе левых плеча и лопатки. А теперь начинали терять чувствительность и остальные конечности.

Один из эльфов, кинжальщик, отошёл от шока и рванул в сторону вторгшейся к ним убийцы. Увернуться она не успела — кинжал прошёл по левому плечу, но из-за онемения боли Кадаш не почувствовала. Она схватила нож с пола, метнулась к одному из оставшихся двух эльфов, очередному лучнику, не притормозив воткнула лезвие тому в живот и влетела в следующую комнату, где с ужасом обнаружила ещё троих остроухих.

Не останавливаться!

Гномка резко развернулась и прыгнула в отверстие в стене, которое вело в вентиляцию. Эльфы за ней не полезут — заботы у них сейчас другие, да и в хитроумных тоннелях для прогонки воздуха было крайне легко заблудиться и не везде протолкнуться. В своё время каждый Тезпадам был обязан выучить их карту, так как чистить вентиляцию периодически было надо, а уборщика специально для этого дела у банды хартийцев не водилось.

Кадаш двигалась вперёд, к медпункту, притормаживая только, чтобы выломать очередную преградившую путь решётку. Если остановится отдохнуть, дальше ползти не сможет: стены давили со всех сторон на её клаустрофобию, витавшие в воздухе грязь и пыль попадали в лёгкие, заставляя горло першить, как после курилки в Зимнем Дворце, а яд, она чувствовала, медленно расползался по телу, заставляя всё больше его частей терять подвижность.

Когда она доползла до нужного люка, то не чувствовала ничего между шеей и нижними рёбрами, включая руку с культёй. И как только сердце не остановилось?..

Гномка выбила люк, навалившись на него всем весом, и грузно спрыгнула вниз сперва на один из шкафчиков, а затем на пол. Находившаяся внутри эльфийка, до этого, похоже, рассматривавшая гномью резьбу на ящиках, быстро развернулась… и получила макушкой в челюсть. А затем последовал ещё один удар, окончательно нокаутировавший схватившуюся за ушиб остроухую — лбом по лбу.

Интенсивно откашливая пыль, Хив толкнула к двери стул и быстро проверила, блокирует ли тот полотно. А затем метнулась к тумбочке, у которой на крышке кривым неразборчивым почерком было выцарапано даже в темноте видимое «на случай ХО», и зубами открыла средний ящик, выдвигая потускневшие от времени склянки. Яд дополз до ног, объявив конец штурвалу и заставив упасть на колени. Нижняя челюсть также начинала неметь. Кадаш очень надеялась, что гадость, которую ей ввели, не какая-то особенная и на неё действует противоядие от большинства ядов, что зелья не выветрились за без малого четыре года простоя, что она успеет… Перед глазами начало плыть, когда она ртом выдрала пробку у одной из склянок и присосалась к горлышку, жадно высасывая содержимое.

Очнулась гномка на полу, лицом вниз. Тело (и конечности, в частности) словно отковали с нуля из свинца и пока не смазали. Голова гудела и кружилась. Она отползла к стоявшему в углу полусгнившему ведру и вырвала. Затем ещё раз. И ещё. Её колотило так, что по сравнению с этим ранняя дрожь от холода ощущалась совсем слабенькой.

«Твою ж… мать…»

Первое, что она сделает, когда вытурит отсюда фен’хареловых остроухих, заставит Блэкволла натаскать дров, снега и примет ванну. И плевать, что свежим ранам горячая вода противопоказана из-за возможности вызвать воспаление. Кадаш вытерла рот, отползла от ведра, кое-как поднялась, использовав одну из тумбочек вместо опоры, и шатаясь начала обследовать ящики.

Похоже, эльфы не тронули лишь противоядия, так как не смогли понять, что это такое. Остальное было опустошено, разворочено и перевёрнуто. И разжигало в Хив новую волну ненависти: старушка Ленка старалась, раскладывала всё по полочкам, чтобы постоянно калечившиеся Тезпадамы знали, где лежат какие припарки, какие аптечки и какие зелья, а эти остроухие гады… Гномка приложила холодную шершавую ладонь к голове, пытаясь прогнать накатившую тяжесть.

— Возьму «на чёрный день», — прошептала она одними губами. — Прости.

Над столиком с различными аппаратами для возгонки, фильтрования и делания прочих алхимических штук висел большой портрет в раме, изображавший юного темнокожего паренька-гнома с большой щелью между передними зубами. То ли внук Ленки, то ли сын — Хив не помнила. Она сняла картину и скрепя сердце разломала надвое. С громким звяканьем на пол упал ржавый лом. Гномка подняла его, принялась ощупывать пол и, найдя нужную плиту, подпихнула под неё железку.

А сейчас начнётся самая сложная часть. Впрочем, она не была бы сложной, будь у Хив целой левая рука. Она со всей силы нажала на заскрипевший лом, приподнимая не сразу поддавшуюся плиту, а затем, прижав «рычаг» ногой к полу, сунула руку в спрятанную под полом нишу.

Она ожидала, что прокопается слишком долго, что напорется на что-то острое или что плитка сорвётся с лома. Но случилось кое-что хуже.

Эльфийка, которую она вырубила, начала просыпаться.

— Ох, ужасный волк… — жалобно протянула она, держась за лоб.

Кадаш про эту дуру и забыла! Гномка нащупала искомый мешочек и, резким движением вытащив его, отскочила от тайника, после чего бросила быстрый взгляд туда, где шуршала эльфийка. Та уже была на ногах, хоть и тоже шаталась. Её слабо светившиеся голубые глаза вдруг вперились в Хив, зажглись какой-то холодной ненавистью. Девушка выкинула вперёд ладонь, с которой с ослепляющей вспышкой сорвалась здоровенная сосулька и полетела в сторону Инквизитора.

«Маг!» — с ужасом осознала та, отскакивая. Сосулька вонзилась в один из шкафчиков, разнося тот вдребезги. Гномку оттолкнуло взрывом, некоторые кусочки того, что когда-то было мебелью, вонзились ей в руку, которой она закрыла голову. Но на заскрипевших ногах ей всё же удалось устоять.

Перед глазами всплыло тепло улыбавшееся лицо пожилой темнокожей гномиды с длинными волнистыми волосами.

«Сука!» — Хив быстро положила мешочек на пол подальше от разгрома, схватила лежавший на полу лом и бросилась к эльфийке — благо не до конца рассеившаяся магия давала достаточно света. Не устранит, та присоединится к остальным, и привет, проблемы. Девушка среагировала мгновенно: между ней и гномкой прошла рябь барьера. От удара изъеденный ржавчиной лом со звяком развалился надвое. Плохо дело! Без брони, амулета барьера и нормального оружия против подобных противников Кадаш долго не протянула бы. Стало быть, придётся применить то, что она применять не хотела.

Магичку окутывала ледяная аура, гномку же окутала аура боли. Воздух в комнате затрещал. Эльфийка вскинула руки, посылая в противницу острые, как колья, ледяные шипы. Потрошительница бросилась вперёд, игнорируя попавшие в неё снаряды, и врезалась в барьер, к ужасу магички, разрывая тот в клочья. Широкая гномья ладонь сдавила худое бледное горло, сжимая то с огромной противоестественной силищей. Они рухнули на пол. Задыхающаяся эльфийка цеплялась пальчиками за крупные, покрытые шрамами, напряжённые мышцы, пыталась отпихнуть то, что пару мгновений назад было потрёпанной израненной коротышкой, ударить молнией, пронизать льдом. Тщетно. Грязные ногти всё сильнее впивались ей под кожу. Кольцо пальцев становилось всё уже. Что-то хрустнуло. Тварь словно ничего не чувствовала.

Наконец, воздуха не осталось.

— Таена? Таена! — раздался мужской голос. Кто-то забарабанил в дверь с другой стороны.

Кровавая пелена спала с глаз Хивэл. Она сделала судорожный вдох, закашлялась и, наконец, отвалилась от трупа, хватаясь за грудь. На и без того грязной ткани тюремного платья появлялись новые пятна.

— Дерьмо… — прохрипела она и посмотрела на мёртвую эльфийку. Вроде симпатичная. Судя по очертаниям одежды, долийка. Сидела б у себя в клане, скорее всего осталась бы жива. Нос цепанулся за следы от пальцев, неприятными тёмными пятнами кровавого запаха красовавшиеся на пахнущей какими-то травами коже. Похоже, внутри всё было раздавлено в без пяти минут кашу. Гномка отвернулась: по лицу текли то ли пот, то ли кровь, то ли слёзы. То ли всё сразу.

Надо как-то доползти до мешочка. Всё тело изнутри жгло то огнём, то холодом, то ещё чем-то. Ноги ныли. Голову упорно притягивало к грязному полу. Правая рука не чувствовалась вовсе, хотя пальцы вроде двигались. «Неистовство» всегда ужасно выматывало, и будь у Хив выбор, она бы не применила его в своём нынешнем состоянии.

Она не помнила, как добралась до цели, как достала одно из зелий и как отхлебнула. Помнила лишь, что стало лучше. Стало легче. Боль затупилась, ослабла достаточно, чтобы её было возможно загнать куда-то на край сознания. Вытянув ноги и оперевшись на стену, она пила склянку за склянкой, пустым взглядом глядя на учинённый в комнате хаос, на труп эльфийки и на дрожавшее от ударов дверное полотно. Остроухие ломились внутрь, но сделанные на совесть гномьи дверь и стул не пускали их. Пока. Ещё один глоток и уже четвёртый по счёту бутылёк опустел: многовато она их выдула. Надо хотя бы три оставить. Хив откинула голову, легонько стукнувшись затылком об стену. Что же дальше?

«Либо открыть уже этот тайный ход, впустить внутрь Блэкволла и пусть сам разбирается. Либо пробраться в комнаты, разжиться оружием и вырезать здесь всех самой», — подумала она. Глаза предательски слипались. Может, где-то в глубине души ей и нравились творимые ею зверства, но сейчас она от них устала.

Гномка тряхнула головой, отбрасывая эти мысли. Нет, нужно продолжать. Агенты Фен’Харела осквернили это место и так просто по своей воле его не покинут. А ещё она убедилась в том, что давно подозревала и чего, если честно, боялась.

Солас отслеживал действия Инквизиции через её главу.

Через Источник.

Поэтому и опережал их на несколько шагов.

С кряхтением поднявшись, гномка прошла к телу эльфийки и сняла с неё пояс, к которому привязала сильно исхудавший мешочек с зельями. Выбирать не приходится. Посмотрела наверх, пытаясь снова вспомнить карту вентиляции…

… и поняла, что в комнаты ведёт слишком узкий лаз. А ещё, чтобы дотянуться до потолка, ей придётся двигать шкаф повыше, что она сейчас провернуть вряд ли сможет.

— Через дверь… — протянула Кадаш, тря переносицу — она точно примет ванную, как только здесь со всем разберётся.

Она обыскала эльфийку ещё раз и тихо выругалась: у той даже ножа не было. Кинула быстрый взгляд на руку с ободранными ногтями и пальцами: мда, из-за темноты и грязи состояние не оценить. А что, если… Хив чуть ли не на пятках развернулась к окружавшим её шкафам и тумбочкам.

Эльфы явно ожидали, что их жертва, пыльная, грязная и окровавленная, с ноги вынесет дверь. Но вот то, что затем она рванёт к ближайшему из них и глубоко загонит ему проржавевший медицинский скальпель в челюсть снизу вверх, их всё же повергло в ужас.

— Слева заходи! Слева! — на каком-то автоматизме оставшиеся остроухие, семь штук, начали перегруппировываться, готовясь к новой атаке, но Кадаш ломанулась от них прочь по коридору.

Проскочив в кладовую, Хив со всей силы захлопнула дверь и тяжело отдышалась. Неожиданно она услышала испуганный звук и резко обернулась: тусклый свет от огонька свечи резанул привыкшие к темноте глаза. На одной из наспех переделанных под койки полок сидела рыженькая эльфийка, склонившаяся над раненым бойцом. Похоже, тот нож гномка воткнула недостаточно хорошо. Девушка была перепугана чуть ли не до смерти.

— П-пожалуйста! Пожалуйста, не надо… — рыдая взмолилась та, одной рукой прижимая к себе эльфа, а другой лечебное зелье. — Я целитель! Не воин! П-пожалуйста…

Она не нападала. Нет, видно было, изначально не планировала драться.

— Выметайтесь! — рыкнула Инквизитор кивком указывая на дверь.

— С-спаси… — нервная радость и облегчение на личике эльфийки сменились удивлением и ужасом. Из её рта потекла струйка крови.

Лежавший на её коленях раненый эльф ножом перерезал девушке в горло.

— Мы на твоей совести, сука! — прохрипел он и как-то странно сжал зубы. Изо рта парня потекла зелёная пена и он забился в конвульсиях, заставив Хивэл отпрянуть.

Гномка тряхнула головой, взяла свечку и прошла в глубину кладовой, стараясь не смотреть на лежавшие сзади тела и грубо сваленные в большие кучи вещи вокруг. Помнила, как они с ребятами их затаскивали сюда и раскладывали по местам. Грёбанные эльфы, вечно устраивают какой-то бардак, который приходится разгребать кому-то другому.

— На придурков-самоубийц у моей совести места не хватит, — пробормотала она, туша свет. После чего отодвинула один из шкафов, оказываясь перед очередной дверью. Скоро всё закончится.

Она вошла в большую прямоугольную залу. Слева были полусгнившие стойла для тягловых животных, справа места для повозок, а спереди…

Кадаш выругалась. Тупая дура! Ну конечно же остроухие спилили замки на главном входе! Одно радовало — маги у них закончились. Перед закрытыми вратами стояли два лучника с уже натянутой тетивой. По бокам их защищали два воина с щитами. Возле прохода в коридор, также в боевой готовности, ждали ещё один стрелок и нетипичный для эльфийского рода здоровяк с огромным мечом наизготовку.

— Попалась! — довольно крикнул единственный стоявший посередине кинжальщик и, судя по всему, главный: похожий на мерзкого старика эльф, которому кто-то откусил левое ухо.

«Финт с заложником, как в Орзаммаре, не сработает: в любом случае окажусь к кому-нибудь спиной или боком», — гномка выдохнула воздух через зубы. Рычаг находился непосредственно вблизи ворот, за лучниками и щитовиками, а она на хорошо простреливаемой местности: взмыленная, раненая, грязная и уставшая сильнее, чем собака. Даже состояние неистовства не сильно поможет.

И правда попалась. Хотя…

Прикрыв глаза, Кадаш примирительно подняла руку. Последнее, что она увидела, как эльфы обеспокоенно переглянулись.

— Стреляй! — скомандовал «главный» после небольшой паузы.

Потрошительница резко распахнула налившиеся кровью леденяще-белые глаза.

Одна стрела вонзилась ей в плечо, другая в голень, третья в бедро. Щитовики сомкнули ряды, но кроваво-бело-грязный комок перелетел через них, оттолкнувшись от щитов и голов в шлемах, как от трамплинов, после чего ураганом врезался в лучников, сбил обоих с ног и рухнул на едва-заметный рычаг возле врат.

Где-то внутри скалы загремела и оборвалась, протяжно застонав, огромная ржавая цепь. Но образовавшейся во вратах щели хватило: внутрь влетел огромный косматый вороной жеребец, под копытами которого тут же захрустели эльфийские косточки и доспехи. Наездник же наотмашь рубанул по шее воина со щитом, замахнувшегося на припавшую к рычагу маленькую полуживую гномку. Главарь, двуручник и последний живой стрелок в ужасе ретировались обратно в коридор, подальше от начавшегося хаоса.

— Ты опоздала, — Блэкволл выглядел ужасно потрёпанно и, кажется, хотел отпустить ещё какую-то колкость, но увидев состояние Инквизитора передумал. — Ох, Сиськи Андрасте!

— Зелья… на поясе… — с трудом просипела Хив. Ренье спешился, выдернул из неё стрелы и вложил в руку одно из указанных зелий. Кадаш тут же жадно присосалась к склянке.

— Что здесь…

— Не спрашивай, — хрипнула гномка, отлипнув от пузырька и пролив часть красной жидкости себе на подбородок и грудь.

— На меня напало шестеро. Шестеро, понимаешь?! — мужчина ободряюще похлопал Грифона по шее. — Я уж было думал, ты метнулась на сторону этого лысого придурка и сдала меня!

— Возникли трудности, — фыркнула Кадаш, криво улыбнувшись и кое-как, не без помощи Ренье, встав, наконец, на ноги.

— Теперь-то я вижу.

— Ничего, — она, едва не упав обратно, протянула ему мешочек со склянками. — Два зелья. Где-то ещё заначка с припарками, — снова едва не упала. — Пошли, нужно остальных добить.

Блэкволл, фырча и тихо ругаясь, послушно пошёл следом за ковылявшей спутницей обратно в коридор. Его меч с руной слабо засветился, немного отгоняя царивший вокруг мрак.

— Так это место…

— Не спрашивай.

Настроения отвечать на вопросы у Хив не было. Она думала, что ей станет легче от того, что Ренье будет здесь. Но легче не стало. В голове всплыл разговор многолетней давности. «Я просто прячу всё плохое.» Теперь это «плохое» лежало перед мужчиной как на ладони вместе со свеженькими истерзанными эльфийскими телами. Надо будет, кстати, стащить трупы в кладовку…

Внутри у неё всё сжалось, когда она поняла, что следы убежавших вели в кабинет босса. Только не это! Из-за двери доносились крики — остроухие спорили, не знали, что делать. Блэкволл предупреждающе посмотрел на неё, но Кадаш уже занесла ногу, чтобы выбить дверь.

Та не поддалась. Ублюдки забаррикадировались с другой стороны.

— Инквизитор! — воскликнул Блэкволл после того, как разгорячённая гномка ударила ещё несколько раз.

В душе Кадаш кипел гнев, который она практически не пыталась сдержать. Внутренний дракон хотел расправить крылья, взреветь — и она хотела ему это позволить. Официально Тезпадамами заправлял Шибач — ни настоящего имени, ни даже фамилии — просто ублюдок, любивший калечить окружающих, иногда заявлялся к ним с проверками, ломал кому-нибудь нос и забирал львиную долю выручки. Неофициально же главным был гном по имени Эндин. И, пожалуй, этот парень был самым толковым лидером, какого только знала Хив. Ещё и о подопечных заботился. По слухам, он происходил от близких родственников нынешнего короля, ушедших на поверхность где-то в прошлом веке. Так это или нет, Кадаш не знала.

Но она точно знала, что прямо сейчас остроухие вандалы громили его кабинет.

— Этот форпост всё, что от нас осталось… — прошипела она, сдерживая дрожь и слёзы. И вдруг резко развернулась к Ренье. Тот вздрогнул: полубезумный взгляд гномки красноречиво говорил о том, какую кару она задумала, — В помещении напротив тело и куча ящиков. Поможешь свалить их у двери?

— Да, миледи, — немного подавленно кивнул мужчина. — Дай угадаю, ты хочешь…

— Как только доделаю оставшиеся дела, — Хив махнула рукой и отправилась дальше по коридору.

В конце концов, остальные трупы сюда тоже надо стащить.