Две недели спустя

— … мы остановились в том разрушенном доме, потому что стемнело. Все готовили спальное место, очищали пол, чтобы можно было разложить спальные мешки. Я с Йори вышла в коридор, а потом… ничего не помню. Очнулась уже в машине скорой помощи. Это всё, — Шираюки сложила ладони домиком, чувствуя себя неуютно в кабинете допроса.

Две недели были полны событий, от которых разрывалась голова. На их группу в разрушенном доме напали дикие животные, и другая группа людей, что хотела купить этот дом, обнаружила студентов с преподавателем, отогнав зверей, но было поздно. Были погибшие. Один студент и преподаватель. И раненая студентка. Остальные отделались шоком и испугом, но что они увидели, что повергло в шок и заставило некоторых пить успокоительное, не мог никто вспомнить. Никто. Смазанные образы, которые ни в какую не хотели собираться в единую картинку. Но именно это внушало страх и нежелание вспоминать. Успокоительное просто помогало уснуть.

— Как вы объясните, что проснулись вся в крови?

— Я же сказала: ничего не помню. Мы обсуждали с Йори архитектуру дома, а дальше будто в голове выключили свет.

Шираюки смотрела абсолютно спокойно на следователя. Говорить о том, что этот парень её чуть было не изнасиловал, не стала. Это обстоятельство могло повешать тень подозрений на неё. А сейчас ей хватает. Ведь Йори нашли мёртвым, а её без сознания с расшибленной головой, в крови. Как позже выяснилось, не её, а одного из напавших на них. Девушка понимала, что есть те, кто хочет повешать все обвинения на неё и закрыть дело. И было бы это легко и просто, если не доказательства и положительные характеристики из детского дома, с места учёбы, подработки и от психолога.

Мужчина закрыл папку, вздохнув. При всём желании получалась какая-то несуразица…

***

Стоило ей учуять вкус обожаемого лавандового рафа, как во рту началось обильное слюноотделение. Шираюки втянула носом воздух, пропитанный ароматом данного напитка. После допроса этот широкий жест от улыбающейся Момо был спасительной соломинкой в пучине отчаяния. Девушки сели на бордюр фонтана, абсолютно равнодушные к тому, что капли воды падали на них.

— Как твоя голова?

— Будто там взорвалась атомная станция, и до сих пор идут мероприятия по ликвидации последствий, — Шираюки отпила горячий раф, чувствуя себя ровно настолько в моральном плане. Чего не скажешь о физическом. Она реально помнила момент, где Йори полез к ней за сексом, а дальше ничего, кроме головной боли. Но при этом после того случая она стала выглядеть немного лучше в больнице. Исчезла болезненная бледность и анорексичная худоба. Ей не хотелось думать, но приходилось.

Следователь не мог сложить два и два, а у Шираюки складывалось всё в лаконичную картину, от которой стыла кровь в жилах.

Это она, Шираюки, убила Йори и преподавателя. Правда, оставались вопросы: кто до панических атак напугал оставшихся студентов? Как под руку попал преподаватель, он же был наверху? Кто реально вызвал скорую? Девушка не могла себе ответить на эти вопросы. Чем дальше думала, тем больше было не по себе. Диспетчер, принявший вызов, ответил, что был мужской голос. Анализы крови Шираюки, которые на каждой медкомиссии показывали, что у неё низкий гемоглобин, показал результат, ближе к высшей границе нормы. Дёсна болели, что пришлось купить себе «Метрогил-дента», чтобы снимать воспаление.

Шираюки сглотнула. Всё напоминало чокнутый фильм ужасов, где её, нелепую актрису, поставили в главные герои по ошибке.

— Широ, ты меня слушаешь?

— О… — она подняла голову, ловя себя на мысли, что пялится на кружу с лавандовым рафом уже какое-то время.

— Нет, конечно. Я тебя спрашиваю, ты проект по художественной керамике? Помощь нужна с оформлением?

— Мне осталось доделать паспорт проекта и всё. Вечер этот сегодня убью на него. Ты завтра сдаёшься? — Широ улыбнулась, отгоняя все догадки от себя. Это дело следователей, а у неё своя жизнь. Звучит цинично, но такова реальность.

— Да. Ты в университете до вечера?

— До закрытия, если быть точнее… Момо, а теперь подумай о том, что в следующем году мы начнём постепенно определяться с дипломной работой и начинать подготовку, — Шираюки это представляла. Начнётся движуха. Да ещё какая! Если они сейчас то бегают с проектами, по парам, то дальше будет ещё интереснее. Радовало, что на последнем курсе пар не будет, зато подготовка к сдаче дипломной работы и самой дипломной работы будет просто пугала. И в свете последних событий хотелось до этого дожить.

— В следующем году мы работу будем искать, — напоминает самое ближайшее испытание Момо, и Широ тяжело вздыхает. А там то подводных камней — будь здоров. Один процесс собеседований напоминал круги Ада. Хоть Шираюки и была атеисткой, но формы речи точно не изменить.

— Давай ещё по кружке кофе перед работой?

Стакан на пол литра, наполненного лавандовым рафом, быстро закончился.

***

Проект был готов, и паспорт к нему Шираюки должна была приготовить давно. Но из-за допросов, поездок по метро с одной станции на другую, бюрократических моментов, всю учебную работу доделывала сейчас. Момо ушла час назад, сознавшись, что её на свидание пригласил Рэн. Девушка от всей души по аплодировала. Рэн решился на этот шаг! Звучит пафосно, но весело.

От работы в компьютере её отвлёк преподаватель.

— Широ, осталось полчаса до закрытия… И тут пришли люди, хотят поговорить с тобой.

Студентка тяжело вздохнула. С ней много кто хочет поговорить. Это уже начинало раздражать.

***

При виде высокого широкоплечего шатена с оттенком глаз «вишня в шоколаде» у Шираюки случилась паническая атака. Она не запомнила, когда прервалось дыхание, перед глазами был мужчина, до ужаса похожий на него. Только один глаз — синий. И ухмылка — злая, холодная. И слова, ледяные, колючие. И прикосновения, после которых рука в гипсе.

Шираюки не помнит, как оказывается на кушетке в медицинском кабинете с кислородной маской, где по вене вводят препараты. Приступ, точно, как у астматиков. Шираюки — не асматик. У неё проблема не в лёгких, а в голове. Но лёгкие поддержать надо.

Этот незнакомец в шоке стоит за дверью, теперь совершенно не имея понятия, как с ней разговаривать. Единственное, что он пока может — ждать и в мыслях проклинать Ридо.

Врач тихо спрашивает у девушки, что могло вызвать этот приступ и предлагает ей считать до ста, если она снова чувствует, что начинает задыхаться.

Шираюки молчит, считая до двухсот. Паника не отпускала, сжав горло и тем же колючим шёпотом обещая, что, если не заткнётся, ей будет хуже.

Слёзы по щекам колют кожу, и Широ мотает головой. Она хотела спрятаться от мира в тёмный угол, лишь бы не трогали вопросами, действиями, мыслями. Ей хочется снова вернуться к проекту, сидеть за столом, записывать результаты в блокнот, вбивать в систему, распечатывать на 3D-принтере детали и делать-делать-делать, пока руки не онемеют. Она хочет вернуться в свой мир, где обычная студентка, где всё хорошо, где воспоминания её не трогают, и мир просто прекрасен. 

— Я… я вспомнила своего отца… — шёпот тихий, хриплый, надломленный, будто она сейчас вот-вот заплачет.

Почему-то от этого признания цепи, сжимавшие грудную клетку, слабеют.