После этой ночи что-то переменилось в Питере, он больше не мог отрицать то странное напряжение, возникающее каждый раз, когда он думал о Квентине. Он твердил себе, что это то же самое чувство, которое он испытывает к Неду, как к лучшему другу, но это была ложь. Теперь он это понимает: друг никогда бы не стал скучать по теплу объятий своего друга.

Друг бы никогда не посмотрел на друга пристальным мечтательным взглядом. Он бы не мечтал о нём.

Поначалу Питер вёл внутреннюю борьбу с самим собой: все же точно так смотрят на Тора, ведь правда? Но когда он видит сидящего на диване Тора, смотрящего телевизор, у него не возникает желания забраться к нему на колени и прижаться всем телом. Он не скучает по нему, когда его нет рядом, или не обдумывает всё, что хочет рассказать при следующей встрече.

Это больше, чем просто дружба и восхищение красивым человеком.

Вот дерьмо.

Питер в панике мечется по комнате. Ему не может нравиться Квентин! Не в таком плане! Он… он взрослый мужчина, а Питер всего лишь тощий подросток из Квинса, ему ещё восемнадцати нет! Почему он не может влюбиться в кого-то совершенно обычного? Почему это должны быть дочери его врагов и вдовцы из других вселенных?!

Питер приглаживает взъерошенные от валяния целое утро в кровати волосы. Может, это временное? До этого он никогда не думал о Квентине в таком ключе… И-или это началось после просмотра того интервью, когда Квентин сказал, что его народ приветствовал любые любовные связи? Да, наверное, наверное, это всего лишь глупая влюблённость, и она пройдёт, если он не будет обращать на неё внимания. Всё равно он не в силах сделать что-либо ещё.

Квентин потерял своего соулмейта, как Питер вообще может надеяться на то, что он ему подойдёт? До его совершеннолетия ещё несколько недель, никто и не посмотрит на него в романтическом плане, потому что он всё ещё подросток.

«Успокойся, Питер», — говорит он себе. — «Просто держи себя в руках хоть раз в жизни. Ты сможешь это преодолеть, это всего лишь влюблённость, ничего серьёзного. Такое иногда случается, это не конец света».

Он сможет, он мысленно готовится к трудностям и встряхивает головой, прогоняя навязчивые мысли из головы. Питер одевается, завтракает и пытается спланировать свой день, словно он вообще не в шоке от того, что влюбился в своего взрослого друга. Да, ничего необычного.

Через несколько дней ему приходят сообщения от Квентина о состоянии Кевина. Хорошо, что Квентин смог его уговорить пойти в клуб поддержки для тех, кто исчез после Щелчка. И Питер начинает немного злиться на себя: кто он такой, чтобы переживать из-за какой-то мелочи, когда есть люди, которым в разы хуже, чем ему.

Он почти забывает о своём маленьком «открытии», пока не наступает воскресенье, потому что это <i>их</i> день, и у него буквально бабочки в животе порхают от мысли, что он встретится с Квентином. Он всё утро примеряет свои наряды, пытаясь как можно лучше для него одеться, хотя тот вряд ли это заметит или обратит на него внимание. В итоге он переодевается в обычные джинсы и свою любимую толстовку, ведь он дал себе установку вести себя непринуждённо.

И вдруг укладывает волосы и наряжается? Совсем не похоже на непринуждённое поведение. Питер ждёт Квентина на кухне, перекусывая всем, что видит, он решил провести этот день за просмотров старых фильмов, чтобы тот понимал их с Тони отсылки, а ещё ему не терпелось показать ему «Дюну», чтобы Квентин увидел, насколько его костюм схож с дистикомбами фременов.

Они уже просмотрели трилогию «Звёздных войн», но Питер боится, что сегодняшний киномарафон будет неловким. Потому что он умеет попадать в такие ситуации. Но они же просто два парня, которые развлекаются вместе и смотрят фильмы. Это не свидание.

«Будь реалистом, Питер, кто вообще захочет пойти с тобой на свидание?» — раздаётся у него в голове голос, удивительно похожий на голос Флэша, и он не может с ним не согласиться. За восемнадцать лет у него было всего одно свидание, на котором он с треском провалился. Его послужной список ужасен, так что ему не о чем беспокоиться.

Из мыслей его вырывает стук в дверь, он несколько раз пробегается пальцами по волосам, понимая, что это мало поможет, делает глубокий вдох, шепчет себе: «Держи себя в руках, Паркер» и идёт открывать дверь.

На Квентине тот же наряд, что Питер подобрал ему в прошлый раз, все его привлекательные части скрыты под слоем одежды, но у него всё равно перехватывает дыхание от взгляда его ярко-голубых глаз. Конечно, зачем ему солнечные очки в помещении, Паркер, он же не придурок и не Тони. Не то чтобы Тони придурок или что-то в этом роде, просто если кто и может расхаживать по комнате в солнечных очках, то это он. Но это так, к слову.

— Можно войти? — спрашивает Квентин и мило (он что, правда подумал «мило»?) улыбается.

— Да, прости. Конечно, проходи, пожалуйста, — бормочет Питер, отходя в сторону, чтобы дать Квентину войти. Впервые он рад тому, что, помимо четырёх агрегатных состояний, лично у него есть ещё пятое. Он постоянно находится в нём, в состоянии неловкости, так что его поведение не кажется необычным. Квентин ничего не заподозрит, не то чтобы он вообще должен что-то заподозрить! Они просто повеселятся вместе.

Верно?

Квентин разувается и вешает кепку на вешалку у двери. Он начинает расстёгивать толстовку, чтобы повесить её рядом с кепкой, потому что в квартире Питера довольно жарковато, и Питер тут же отворачивается. Не смотреть, нет, ни в коем случае не смотреть. Он идёт на кухню, хватает со стола пакет с попкорном, засовывает его в микроволновку и наблюдает за тем, как тот раздувается и кукуруза начинает лопаться, — лишь бы только не смотреть на Квентина.

Когда Питер наконец приносит попкорн в гостиную, Квентин уже сидит на их диване. Он замирает буквально на секунду и садится едва не на самый край, оставляя между собой и Квентином расстояние где-то в фут, отчего тот удивлённо на него смотрит. Питер тут же ставит на свободное место миску с попкорном и хватает пульт, словно они смотрят так фильмы всегда. Совсем нет: обычно они сидят так близко, что при каждом движении касаются друг друга бёдрами.

Он никогда не сидел так с Недом, и до сегодняшнего дня не осознавал, что находиться настолько близко к Квентину вообще-то странно. Может, это очередное культурное различие между его миром и миром Квентина? Может, у них не было потребности в личном пространстве? Вдруг он сейчас ведёт себя грубо, так явно проводя между ними границу?

— Всё в порядке, Питер? — спрашивает Квентин, понаблюдав немного за тем, как за последнюю минуту на лице у Питера сменились десятки эмоций.

— Что? Да, нет, я в порядке. Прости, просто плохо спал ночью. Много думал, — он не врёт: он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО паршиво спал позапрошлой ночью, потому что волновался о том, как пройдёт сегодняшний вечер, но всё нормально, Квентину об этом знать не стоит.

— Может, ты хочешь о чём-то поговорить? Я всегда тебя выслушаю, Питер, когда захочешь. — Боже, Квентин так искренен, что аж больно, но в хорошем смысле этого слова.

— Нет, кхм, я знаю. Просто… мне над кое-чем придётся поработать, но ничего серьёзного, не переживай. — Квентин окидывает его пристальным взглядом и улыбается.

— Если ты так уверен.

— Да! — резко и громко восклицает Питер и включает фильм. Через несколько минут он расслабляется и откидывается на спинку дивана, углубляясь в просмотр. Это классический и один из его самых любимых фильмов, и он на время отключается от реальности, погружённый в историю и персонажей, пока на экране не появляется момент, в котором фремен рассказывает герцогу Лето Атрейдесу и его сыну Полу о работе дистикомба.

Питер переводит взгляд на Квентина, который с открытым от удивления ртом смотрит на экран, поражённый таким совпадением.

— Видишь! — восклицает Питер, останавливая фильм, когда дело доходит до мешков для переработки воды. — Я говорил тебе, что это дистикомб! То есть, да, твой выглядит круче, но принцип тот же, я прав?

— Это и впрямь удивительно, они придумали этот дизайн просто для развлечения. — Квентин отвлекается от созерцания экрана и смотрит на Питера. — А кто-нибудь создал настоящую версию такого костюма?

— Нет, но точно следовало бы, это было бы потрясающе. Здесь бы нам вряд ли понадобилось что-то настолько сверхмощное, но в Сахаре или в какой-нибудь ещё пустыне этот костюм был бы полезен, но для обычных людей он был бы не по карману. Кроме того, у людей, которые там живут, есть свои способы выживания, они делают это уже тысячи лет, так что, наверное, не всё так плохо?

— Наверное, ты прав, но, может, я могу помочь с технологиями и рассказать о своём дизайне, как сделал это в своём мире. Просто у вас здесь так много нового для меня, что мне кажется, что я что-то упускаю.

— Не-а, ты хорошо справляешься. Даже замечательно.

— С тобой? Конечно. Ты всегда мне помогаешь и указываешь на ошибки, что бы я без тебя делал? — Питер густо краснеет, он понимает, что Квентин не имел в виду ничего такого, но скажите это его трепещущему сердцу.

— Да что угодно, давай дальше смотреть. — «Ты сама любезность, Паркер», — снова раздаётся у него в голове голос Флэша, но он просто включает фильм.

За просмотром они не замечают, как съедают весь попкорн, и Питер без задней мысли убирает пустую миску на журнальный столик. Теперь, когда между ними ничего нет, их словно магнитом, словно какой-то неведомой силой тянет друг к другу, пока они наконец не оказываются почти вплотную сидящими друг к другу. Питер осознаёт свой промах, только когда чувствует тепло обнажённой руки Квентина.

Он удивлённо вздрагивает и отодвигается на небольшое расстояние, кротко поглядывая на Квентина, тот, в свою очередь, окидывает его странным взглядом. Он прижимает руку ближе к себе, пальцами другой проводит по одному из молниеобразных шрамов и бормочет тихое «прости».

Чёрт.

«Наверное, теперь он думает, что мне отвратительны его шрамы. Прекрасно, Паркер». Квентин всё время прятал их под длинными рукавами толстовки и своего костюма. Вообще это один из немногих моментов, когда он не скрывал их даже перед Питером. Из-за них он чувствовал себя ужасно.

Даже когда Квентин тренировался в спортзале, он надевал футболку с длинными рукавами, и единственный раз Питер смог рассмотреть эти шрамы поближе, когда Квентина пытались вернуть к жизни из-за того, что его то забрасывало к ним во вселенную, то выбрасывало обратно.

Питер приказал себе вести себя отстранённо и не делать из своих чувств проблему, но сейчас он безо всякой чёртовой причины отталкивает от себя своего друга. «К чёрту всё», — думает он и медленно протягивает руку, аккуратно касаясь обожжённого предплечья Квентина, тот судорожно вздыхает.

— Это не… Я просто, — бормочет Питер. — Я просто удивился, вот и всё. Они… Они же не болят? — тихо спрашивает он. Квентин смотрит на ладонь Питера, лежащую у него на предплечье, и спустя миг молчания коротко вздыхает.

— Нет, не болят.

— Хорошо, это хорошо. — Напряжение между ними можно резать ножом, мышцы руки Квентина тверды, как камень.

— Если… — начинает Квентин, избегая взгляда Питера. — Не надо, если тебе неприятно. Всё хорошо, я понимаю, я надену толстовку? — Хоть им обоим стало бы от этого легче, Питер не может ему позволить прятаться и стыдиться себя. Это просто неправильно.

Питер осторожно приподнимает руку Квентина и кладёт себе на плечо, придвигаясь ближе к его боку. Они так делали раньше, и это совершенно никого не беспокоило, пока сердце Питера не стало всячески выбрасывать фокусы. Но это ничего не меняет, они по-прежнему могут поддерживать друг друга.

Питер чувствует сильный пульс Квентина, его сердце бьётся не так, как у него. На краткий миг он прикрывает глаза и представляет себе, как было бы замечательно, если бы их сердца бились в унисон по одной причине. Если бы Квентин ответил ему взаимностью…

«Мечтай, Паркер».

Момент упущен, Питер вновь открывает глаза и досматривает с Квентином оставшуюся часть фильма молча, оба боятся разрушить волшебство, происходящее между ними. Только когда начинаются титры, Квентин нарушает тишину мягким голосом:

— Иногда мне тяжело поверить в то, что ты правда настоящий: твои поступки и то, какой ты есть, нереальны. Только я начинаю думать, что ты не можешь быть ещё лучше, ты делаешь что-то подобное, и я… я даже временами не знаю, что сказать, кроме слов благодарности. Думаю, все добрые дела, которые я бы сделал за свою жизнь, не смогли бы отплатить судьбе за то, что подарила мне тебя. — Питер боится поднять взгляд, ведь вполне вероятно, что он вытворит что-нибудь глупое, если заглянет в невозможные голубые глаза Квентина, пока тот смотрит на него с такой искренностью после таких… таких слов. — Как мне повезло, что первым, кого я встретил в этой вселенной, оказался ты. Если бы я знал, что по ту сторону портала меня будешь ждать ты, я бы прошёл сотни лет по пустыням Геи с улыбкой. Знаю, ты не любишь, когда тебя хвалят, но ты правда один из лучших в своём роде, и я хочу, чтобы ты знал, как сильно я ценю тебя и всё, что ты делаешь.

Маленький комочек надежды в сердце Питера увеличивается втрое, и он чувствует, что вот-вот взорвётся от эмоций. Квентин говорит ему такое, он искренен. Правда искренен. Он говорит, какой Питер особенный, в то время, как он сам такой же особенный для Питера.

Он хочет рассказать, как много для него значит Квентин, как его чувства к нему начали расти, но не может. Если он узнает, то, возможно, всему, что есть между ними, придёт конец. Даже если он, возможно, лишь возможно, чувствует к нему то же самое, он не станет встречаться с несовершеннолетним. Он слишком чист и хорош, Питер в этом уверен как ни в чём другом.

Какие бы различия ни были между их мирами, это неизменно везде. Им не суждено быть вместе. По крайней мере…

По крайней мере, сейчас. Коварное сердце Питера радостно сжимается, ведь через несколько недель будет его день рождения. Если ему будет восемнадцать и он по закону станет взрослым, тогда не будет никаких возмущений по поводу морали? Но это, конечно, пока всё его домыслы, может, Квентин вообще любит его просто как младшего брата.

Почему его жизнь такая сложная?

От необходимости придумать… какой-нибудь ответ Питера спасает зазвонивший телефон Квентина. Оба тут же думают, что это Кевин: может, он попал в беду, поэтому они отстраняются друг от друга, и, бросив быстрый взгляд на Питера, Квентин отвечает.

Это правда Кевин, у него выдался плохой день, поэтому они прерывают свои посиделки, чтобы Квентин мог составить ему компанию. Питеру плохо, но он так рад, что Кевин позвонил. Пока он не держит Квентина в объятиях, он может мыслить здраво. Квентин уже пытается кое-как натянуть обувь, удерживая телефон одной рукой.

Питер уже был так близок к тому, чтобы сказать или сделать что-то, о чём он наверняка бы пожалел. От Квентина веет чем-то неземным, чем-то, что заставляет его голову идти кругом и наполняться фантастическими мыслями. Как только он приходит в себя и начинает мыслить здраво, он понимает, насколько же глупые он сделал предположения о человеке, который никак не проявлял к нему интерес с тех пор, как прошёл через портал. Может, он не может чувствовать что-либо к представителям другого народа, Питер всегда забывает, что, даже если Квентин и выглядит, как человек, он всё равно не человек.

Он из совсем другого измерения, кто знает, как вообще проявляется любовь в его мире.

Питер провожает его до двери, Квентин беззвучно говорит: «прости», пожимая плечами и улыбаясь. Он так же беззвучно отвечает: «не беспокойся» и получает в ответ благодарную улыбку, а затем Квентин уходит. Питер смотрит ему вслед, пока тот не скрывается из вида, и со вздохом закрывает дверь.

У него огромные проблемы, и он не может решить их самостоятельно, поэтому звонит единственному человеку, которому он может доверить такое.

— Нед, мне нужна твоя помощь.