Пальцы держат перо несмело, замирая над каждой строчкой. Я всегда ведь волнуюсь жутко, когда письма пишу тебе. Дрожь проходит теплом по телу. Подбираю я образ точный и клубок самых милых шуток, ведь однажды настанет день новой встречи и новых сказок. И пусть будут они не сразу, но я знаю: однажды — да.

Льдинки глаз поднебесно-синих навсегда поселились в сердце. Вместе с ними — волшебный голос и твой дерзкий, колючий нрав. Нет такой же на свете сильной, с ярким пламенем в хрупком тельце, что за годы едва ли стëрлось. Оно будет в тебе всегда. Льда и пламени танец ловок — вот такую я знаю Хоук. И сегодня она одна.

Где-то там, далеко от дома, ты ведёшь за собой повстанцев. Опускаются, может, руки, ведь ты всех не смогла спасти. Ты ушла, тем огнём влекома. Закружилась война не танцем, а жестокой кровавой мутью. Я молюсь, чтобы не настиг злой клинок или выпад в спину. Ты не можешь так просто сгинуть, потому что... тебя я жду.

И кусаю нервозно губы, повторяя твои привычки, на бумагу роняю кляксу. Оставляю письмо в столе. Ждать и верить — едва ли глупо. Пусть ты выйдешь живой из стычки и с рассветом внезапно ясным ты вернёшься домой — ко мне. Будут ждать тебя эти строки, чтобы стало не одиноко и надежда проснулась вдруг.

С днём рождения, Льдинка Хоук. И твой смех, когда ты прочтёшь, будет мне бесконечно дорог.

«Ma vhenan», — и истает дрожь.