Банчан, кажется, не ожидал, что дверь откроется, потому что вваливается как-то нелепо, Джисону приходится сперва отшатнуться, чтобы не получить дверью по лицу, потом ловить Криса, стремящегося познакомиться носом с полом. Таким образом они оба оказываются на полу, зато целые и под хохот Минхо.
- Ты настолько хотел меня видеть? – играет бровями Хан.
Чан только стонет и закрывает его лицо своей ладонью, отворачивая от себя. Поднимается на ноги и подает руку, чтобы Джисон тоже поднялся.
- Я думал, ты… один, - замечает Крис, и Хан каким-то невероятным усилием воли сохраняет лицо, молясь о том, чтобы они как можно скорее ушли из комнаты, потому что привести её в порядок они не успели даже близко.
- Да, проснулся вот и сейчас понимаю, что завтракать хочу больше, чем жить… - он закидывает руку на плечи Чана, отворачивая его от Минхо. – Ты уже ел?
Крис залипает, очевидно, совершенно не ожидавший такого поворота. Отрицательно машет головой и оборачивается к Лино.
- Минхо, ты с нами?
Джисон всей душой надеется на то, что хён вспомнит о разворошенной и перепачканной постели и останется привести этот хаос в порядок. Но тот только бодро кивает, подходя и тоже закидывая руку на плечи Чана с другой стороны.
- Конечно, вы же без меня разнесете кухню к чертям, - с наигранной серьезностью заявляет он, так что Крис смеется, и Хан выпадает.
Он любит то, как Чан смеется. Этим своим смущенным полузадушенным смешком, когда щурится при этом и растягивает губы в улыбке. Справедливости ради, Джисон вообще любит, когда мемберы смеются. Поэтому он первый, кто бросится творить любую хрень ради улыбок друзей. Но сейчас что-то ощущается иначе. Наверное, у него до сих пор не на месте мозг после недавнего… Они выходят из комнаты всё такой же кучей, Хан ногой захлопывает дверь и верит, что вспомнит убраться до возвращения Чонина. А ещё, что в их комнату никому вдруг не понадобится зайти.
Краем глаза он следит за всё ещё подвисающим Банчаном. Видимо, тот пытается склеить какие-то факты. Не так давно он хотел зайти в комнату, там оказалось заперто, а через некоторое время она оказалась уже открытой, зато в ней обнаружился не только Хан, а ещё и Минхо. В принципе, двери в спальни закрываются очень редко. Потому что там постоянно кто-то есть, а если вдруг кому-то нужно уединиться, для этого существуют ванные. С другой стороны, отчего не воспользоваться возможностью и не подрочить с комфортом в постели, пока АйЭн ушел? А Лино вполне мог прийти тогда, когда Джисон уже закончил. Всё выглядит вполне невинно. Если не учитывать упаковки от смазки в постели. И того, что от Хана пахнет парфюмом Минхо. И засоса у него на шее. И запаха секса в комнате. Но этого можно и не заметить, в конце концов.
- Тосты? – голос лидера вырывает Джисона из мыслей, когда они доходят до кухни.
- А ты умеешь жарить тосты? – тут же вопрошает Хан с интересом и хлопает себя по карманам в поисках телефона. – Или достать рецепт?
Крис смотрит на него возмущенно:
- То есть ты считаешь, что я не могу пожарить тосты без рецепта?
- Ты никогда раньше при мне не жарил тосты, я не знаю… - оправдывается Джисон, подняв руки. – И телефон я всё равно оставил в комнате, сейчас сгоняю за ним и вернусь. Сделайте мне чай, пожалуйста.
Хан пытается увернуться от шлепка полотенцем от Банчана, но безуспешно, так что айкает, смотрит осуждающе, ловит довольный взгляд Минхо и поспешно ретируется. Эти двое его просто задавят авторитетом, пока будут доказывать, что знают, как пожарить тосты. Вернувшись в спальню, Джисон судорожно сдирает простынь, выбрасывает упаковку от смазки в мусорку в ванной, даже пытается затолкать поглубже. Постелив свежее постельное, прежнее Хан утаскивает в прачечную и тут же ставит стираться. От греха подальше. Облегченно вздохнув, обнаруживает, что так и не взял телефон, снова возвращается в спальню, хватает его с тумбы и идет на кухню. Благо, аромат оттуда тянется фантастический.
Правда, сцена, которую он застает, пахнет жареным. Лино и Банчан держатся за ручку сковородки, пытаясь вырвать её из рук друг друга так, чтобы не вывернуть тосты на плиту. Джисон даже приостанавливается в дверях, пытаясь сообразить, что происходит.
- Переворачивай уже, - настаивает Минхо, почти шипя.
- Оставь, ещё рано, займись лучше чайником, - противится Чан, удерживая сковороду на огне и пытаясь оттолкнуть Лино бедром.
Хан присвистывает, привлекая их внимание, и подходит ближе, достает чашки, приподнявшись на носочки.
- Милые бранятся…
- Ну, хочешь, спали их к чертям, но я точно такое есть не буду… - сдается Минхо тут же, умывая руки, - …милый.
Банчан чуть не роняет лопатку, которой проверял готовность тостов, и бросает на Лино нечитаемо офигевший взгляд. Джисон довольно посмеивается и уточняет, кто какой чай будет. Оказывается, что чай будет он один, так что ещё две чашки приходится вернуть на место. Крис просит себе колу, а Минхо инспектирует холодильник на наличие ещё каких-то напитков. После недавней давящей тишины наедине с хёном, Хану становится спокойно. Теперь они привычно перешучиваются, а, когда замолкают, в этом нет ничего напряжного. Всё естественно и уютно, как уже не первый год. Он улыбается, обнаруживая себя совершенно счастливым, и подает Чану тарелки, чтобы переложить готовые тосты. Кажется, старшие ещё о чем-то говорят, но Джисон почти не слышит их разговоров, полностью поглощенный внезапным ощущением полного удовлетворения. Вместо того, чтобы садиться за стол на кухне, они перемещаются в гостиную и включают телевизор. Там крутят запись какого-то недавнего фестиваля, так что у них есть возможность посмотреть выступления других групп, да и себя увидеть со стороны.
Оказывается, Крис всё-таки умеет готовить тосты, потому что они оказываются просто неприлично вкусными. Хан так ему и заявляет, на что Чан только смущенно посмеивается и хлопает его по плечу. Джисон устраивается на полу со своим горячим чаем, старшие садятся на диван над ним. Через какое-то время Хан затаскивает себе на плечо ногу Минхо, потому что сидеть на полу прохладно, а чужая нога, определенно, его согреет. Удивительно, что хён не противится. Хочется на второе плечо затащить ногу Банчана, но тот сидит по-турецки, так что распутывать его конечности будет слишком геморно. Да и оказывается не нужно, когда тот свешивает руку с дивана, чтобы взъерошить и без того лохматые волосы Джисона, а потом опустить расслабленную ладонь на плечо.
Хан не знает и не хочет знать, сколько длится эта идиллия, прежде чем у Чана звонит телефон. Он отвечает этим своим серьезным собранным голосом, который означает, что разговор относится к работе, делает звук телевизора тише, сосредоточенно обсуждая подходящее время для репетиций. Джисон переглядывается с Минхо, всё ещё обнимая одной рукой его ногу, тот пожимает плечами. Банчан сбрасывает вызов и выключает телевизор со вздохом.
- Через полтора часа репетиция с остальными танцорами. Не по плану, но у них вдруг обнаружились какие-то вопросы, которые нужно порешать побыстрее…
- Тогда надо звать остальных, - Хан с огромным сожалением ставит ногу Лино на пол и провожает её печальным взглядом: сжимать пальцами расслабленные мышцы повыше коленки одно удовольствие. Поднимается на ноги.
- Да, собирайтесь, - отзывается Чан.
Уходя в соседнюю комнату, Джисон слышит, как Минхо пытается выяснить, что не устраивает танцоров, и думает, что не представляет своей жизни без этих двоих.
***
В целом всё проходит хорошо. Они отрабатывают движения, несколько раз записывают видео, чтобы посмотреть со стороны, снова что-то исправляют. С танцорами вопросы улаживаются достаточно быстро, Хёнджин и Лино скоро расставляют всё по полочкам, так что теперь имеет смысл встретиться уже для репетиции на сцене. И всё это, действительно, было бы совершенно замечательно, если бы на одном из прогонов Хан не умудрился подвернуть ногу. Благо, тогда они не снимали. Благо, никто ничего не заметил, кроме того, что он споткнулся. Благо, он сумел дотанцевать до конца, несмотря на тупую усиливающуюся боль в голеностопе.
После того, как они прощаются с танцорами и благодарят их всей группой, Джисон отходит под стенку с бутылкой колы. Садится на пол и поджимает пульсирующую ногу, пытаясь растереть и понять, насколько сильно он ушибся. Соображать объективно в состоянии аффекта получается паршиво, но он искренне пытается. Сильно ли больно? Очень ощутимо, но не то чтобы невыносимо. Может ли он танцевать? В принципе, да, но от движения боль усиливается, он не уверен, что сможет терпеть её дольше двух-трех песен. Стоит ли обратиться к врачу? Нет, если он это сделает, об этом тут же узнают все мемберы. От одной мысли, что из-за него будут нервничать остальные, Хана бросает в холодный пот. Они и без того на взводе перед выступлением, зачем дополнительные поводы для волнения? Он себе просто не простит, если из-за него и без того напряженные ребята будут париться ещё больше.
Джисон вздрагивает, когда перед его глазами машут ладонью, и наводит фокус на присевшего перед ним на корточки Криса.
- Всё хорошо? Ты выпал, - лидер смотрит внимательно, и Хан улыбается, осторожно убирая руку от ноющей ноги.
Может, сказать Чану? Нет, он парится больше всех, не нужно давать ему ещё поводов. Джисон посмеивается и мотает головой, прикладывается к бутылке, чтобы оттянуть время и решить, как ответить. Но говорит опять Крис:
- Мы заказываем пиццу, есть пожелания?
- Заказываете сюда? – удивляется Хан.
- Нет, в общагу. Пока дойдем, её как раз привезут.
Твою мать, ему же ещё нужно дойти до общаги. Боль в ноге не утихает, но Джисон напоминает себе думать про пиццу.
- Мне без разницы, хотя если кто-то будет со мной сырную… - выдает он и улыбается в обеспокоенное лицо Чана, переводит взгляд на галдящих позади лидера мемберов. – Эй! Кто-то будет со мной сырную пиццу?
Компанию ему решает составить Хёнджин. Ещё какое-то время стоит гул, пока ребята решают, кто что будет, Чан отходит от него, чтобы разнять Лино и АйЭна, потому что макнэ, очевидно, безуспешно пытается выбраться из хватки, в которой его пытаются защекотать. Повод для щекотки Джисон как-то упустил, но это и не сильно важно. Глядя на общее веселье, Хан только утверждается в мысли, что говорить о дурацком вывихе или что там с ним стряслось как минимум не время.
Когда с выбором покончено и пицца заказана, приходится поднять задницу с пола, и Джисон буквально молится о том, чтобы идти, не хромая. Внутренняя паника оседает где-то на уровне ключиц. Этот месяц явно пошел по пизде: сперва он мучился, пытаясь разобраться в собственных чувствах к хёну, потом обнаружил, что почти не может ничего писать, кроме слёзовыжимательных треков, которые им сейчас не нужны, потом его отшили, взамен предложив секс по дружбе, и теперь он на пустом месте заработал травму. Хан натягивает кепку пониже, выходя из комнаты последним и выключая за собой свет. В горле замирает комок обиды, но сейчас не время расклеиваться. Джисон, идя на всякий случай вдоль стенки, перегоняет дурачащихся остальных, чтобы сесть на перила и скатиться по ним, показывая язык. Ребята смеются, Чанбин замечает, что в кожаных штанах такое не прокатит, и мемберы снова заходятся хохотом. Хан смеется с ними и оставшиеся этажи съезжает так же, иногда шугая стафф и тут же извиняясь за это. Благо, никто не следует его примеру. Возможно потому, что Чан окликает уже усевшегося на перила Хёнджина со словами «ноги переломаешь, кто танцевать будет?», и от этих слов под ребрами что-то отвратительно ёкает.
Пока ребята спускаются по ступенькам, у Джисона есть возможность передохнуть. Он приспускает высокий носок, рассматривая ногу. То ли свет плохой, то ли там и правда есть синяк. Хан морщится, поспешно поправляет носок и закусывает губу изнутри. Если пару дней пофилонит репетиции, по идее, эта дрянь немного заживет. Нужно найти повод не бывать на репетициях. Но задуматься над этим он не успевает, потому что его догоняют остальные. Джисон дразнится, что ни у кого не хватило смелости последовать его примеру, уворачивается от щипков Хёнджина, прячется за Лино и пересекается с ним взглядом. Получив улыбку, широко улыбается в ответ и виснет на хёне, жалуясь на то, что Хёнджин пытается его обижать. В принципе, именно то, что он периодически почти буквально повисает на Минхо, позволяет ему добраться до общаги так, чтобы никто не заметил хромоты.
Пока народ возмущается отсутствию заказанной пиццы, Хан ретируется в спальню, чтобы принять душ и переодеться. В тумбе находится мазь, которой он обыкновенно пользуется от боли в мышцах. Вряд ли она сильно его спасет, но лучше, чем ничего. Учитывая, что вообще-то следовало бы сразу, ещё во время репетиции, сбежать в уборную и подставить ушиб под ледяную воду, он уже проебал свои шансы на скорое заживление. Боль не отступает, и Джисон ловит себя на том, что вот-вот разрыдается, продолжая втирать чертову мазь в чертову ногу. Он так старательно делал вид, что ничего не произошло, что теперь, наедине с собой, его просто рвет изнутри.
Какое плохое зло он сделал мирозданию, что теперь огребает? Что это за внезапная черная полоса? Куда ему, блин, повернуть, чтобы перейти на белую? Хан закрывает лицо руками и судорожно вздыхает, пытаясь прогнать подкатывающие слёзы. Если кто-то застанет его в слезах, ничем хорошим это не закончится. Поплачет потом, в душе перед сном. Только слёзы не хотят его слушаться. Джисон размазывает их по лицу, пытаясь совладать с собой, ставит ногу на пол и всхлипывает от нового потока боли.
В комнату со смехом вваливается Чанбин.
- Хани, кушать подано, ты долго ещё?
Они оба замирают, глядя друг другу в глаза. Хан может только поднести палец к губам, немо прося не создавать шум, и смаргивает слёзы. Бин закрывает за собой дверь и стремительно подходит к сидящему на кровати, молча обнимает за голову и прижимает к себе, заставляя уткнуться в живот. Джисон цепляется за толстовку на нем и задушенно всхлипывает, охотно принимая объятья. Дурацкая ситуация. Он не хотел, чтобы его видели плачущим. Он не знает, как быть теперь, что говорить и как отмазываться. И надо ли отмазываться вообще.
- Если ты, правда, не хочешь, чтобы остальные знали, - звучит голос Чанбина непривычно сверху, - то тебе нужно собраться и перестать для начала плакать. Слезами делу в любом случае не поможешь, что бы там у тебя ни стряслось.
Хан согласно всхлипывает и отстраняется, пытаясь утереться. Чанбин прав, если они залипнут тут надолго, придут остальные, чтобы выяснить, какого черта.
- Я засрал тебе толстовку, - запинаясь, замечает он.
- Не впервой, - Бин улыбается и похлопывает Джисона по лопатке. – Иди умойся для начала.
Хан послушно поднимается с места и тут же снова всхлипывает, когда наступает на ногу. Взгляд Чанбина резко опускается к его стопе, потом находит тюбик мази на кровати.
- Блять, Хани, - выдает он и смотрит взволнованно, поджав губы и сжав кулаки.
- Всё ок! Всё ок, я просто оступился, - Джисон поспешно поднимает руки, стремясь успокоить приятеля.
- Когда всё ок, люди не плачут, закрывшись в своей комнате, пока остальные борются за пиццу, - резонно замечает Бини, и Хан только выдавливает нервную улыбку, поспешно прячась в ванной.
Всё продолжает идти по пизде. Умывшись, он выходит из ванной, старается не хромать. В целом у него даже выходит. В комнате, помимо Чанбина оказывается ещё Феликс, который смотрит вопросительно.
- Там Джинни почти съел вашу пиццу, иди защищай её, а то он съест всю, честное слово, - предупреждает он.
Хан издает возмущенный вопль. Если бы не больная нога, он бы побежал в гостиную и устроил разборки, но так он только переходит на ворчание о том, что ничего нельзя этим друзьям доверить, последнюю пиццу сожрут, пока он переоденется. Длинные джинсы в принципе скрывают синяк, но лучше бы ещё надеть носки, чтобы точно никто ничего не увидел. Джисон ищет носки под удивленным взглядом Ёнбока. Хан поднимает на него голову и смотрит с максимально жалобным лицом.
- Ты ведь отвоюешь мою пиццу? Я уже иду.
Феликс отдает ему честь, посмеиваясь, и, судя по воплям Хёнджина, начинает борьбу за пиццу. Хан подходит к кровати, чтобы надеть носки, потому что стоя сделать это у него точно не получится.
- Уверен, что не стоит обратиться к врачу? – Чанбин смотрит на него сверху вниз, сложив руки на груди и хмурясь.
Джисон только слабо пожимает плечами.
- Если станет хуже… Не говори никому, ладно? – он поднимает взгляд и смотрит умоляюще, натягивая носок и очень надеясь, что ему кажется, будто на ушибленной конечности он сидит как-то плотнее.
Бин присаживается на корточки и берет его за ногу, так что Хан шипит и толкает его второй ногой в плечо. Чанбин просто ловит мешающую ногу и зажимает подмышкой. Приспустив носок, осторожно ощупывает травмированный голеностоп и морщится под болезненное шипение.
- Бин, если сейчас кто-то зайдет... Пусти! Всё там в порядке, оступился, заработал синяк, через пару дней пройдет.
Чанбин возвращает носок на место, отпускает Джисона со вздохом и поднимается. Жестом пальцев глаза в глаза показывает, что будет следить.
- Если завтра тоже будешь хромать, мы с Чаном утащим тебя к врачу, - предупреждает он мрачно, и Хан подрывается на ноги, тут же, правда, жалеет.
- Не говори ему!
Бин неопределенно ведет плечом, и они вместе выходят в гостиную. Феликс радостно презентует ему отвоеванную пиццу, и Джисон благодарит его, ерошит мягкие волосы и ищет место, куда можно безопасно уронить свою задницу. Найдя пустое кресло, садится и с аппетитом принимается за пиццу. Не успевает осилить кусочек до конца, как давится, потому что чья-то тушка решает расположиться у него на коленях, так что стопу пронзает острой болью. Хан всё-таки давится и кашляет до слёз, прежде чем наводит фокус на усевшегося с максимально возможным комфортом Лино.
- Слезь, - хрипло просит Джисон, всё ещё тяжело дыша после кашля.
Минхо вопросительно вскидывает брови и гнездится ещё удобнее, так что Хану кажется, что пицца вот-вот пойдет у него носом.
- Хён, слезь, - повторяет он сдавленно, вцепившись в коробку на подлокотнике до боли в пальцах. – Блять, хён, слезь или я тебя уроню…
На внезапную угрозу Лино непонимающе моргает и стаскивает с подлокотника кусок пиццы, продолжая в своей манере делать вид, что он последняя сучка. Джисон искренне пытается устроить ногу как-то так, чтобы на неё не давило весом всего великолепия старшего, но получается паршиво. Минхо ёрзает на нем, жуя пиццу.
- Хё-ён! – страдальчески стонет Хан и упирается ладонями в плечо Лино, жмурясь. – Хён, имей совесть!
Они встречаются глазами, и Джисон почти читает во взгляде Минхо «а может лучше тебя?», давится воздухом и опускает голову, чувствуя, как слезятся глаза от накатывающей боли. А ещё от того, как опасно близко находится задница Лино. Кровь приливает к лицу так резко, что дышать становится ещё тяжелее.
- Хён, - Хан звучит почти жалобно и поднимает к старшему блестящие от слёз глаза, – слезь.
Тот залипает, глядя на него изумленно, видимо, совершенно не ожидав увидеть слёзы. Медленно поднимается, всё ещё бросая на Джисона внимательные взгляды, и отсаживается к остальным на диван. Хан чувствует, как липнут ко взмокшим вискам волосы. Нога пульсирует просто адово, пицца так и застревает в горле, так что он выпрашивает у Банчана бутылку колы, опустошает её в попытке успокоить сердцебиение и вернуть дыхание в норму. Крис тоже смотрит на него с подозрением, и Джисон жалеет, что оставил кепку в спальне. За ней очень удобно прятать глаза в таких ситуациях. Что-то Хану подсказывает, что в ближайшее время его зажмут в темном углу и будут пытать, что не так. Возможно, по очереди: сперва Минхо, потом Чан.
Он всё-таки доедает свою часть пиццы. Когда Чанбин и Хёнджин начинают толкаться за последний кусочек, устраивает настоящее шоу: берет пустую бутылку в качестве микрофона и озвучивает происходящее, как футбольный матч. Мемберы смеются до икоты, и один их вид успокаивает Джисона. Он улыбается, наблюдая за хаосом, без которого стрэи вообще не могут существовать. Особенно после долгой напряженной репетиции. Первыми сливаются АйЭн и Сынмин, очевидно, вставшие раньше всех и желающие поспать. Банчан большую часть времени залипает в телефоне, видимо, всё ещё решая какие-то организационные вопросы. Хёнджин включает на телевизоре какую-то дораму, которую Чанбин и Лино нелестно комментируют, вызывая у Джинни бурю возмущений и забавляясь этим донельзя. Феликс пытается привести гостиную в порядок, унося коробки пиццы, салфетки и бутылки. Хан закрывает глаза умиротворенно, удобно закидывает ноющую ногу на подлокотник, но так, чтобы она точно не оказалась ни у кого на пути. Должно быть, он вырубается, потому что просыпается из-за слишком тихого разговора рядом.
- Я отнесу его в кровать. Если он так всю ночь проспит, завтра не разогнется же, - бормочет Банчан.
Джисон не то чтобы против перенестись в постель, так что не реагирует, прикидываясь спящим.
- Разбудишь, - отвечает ему Лино почти шепотом.
Ненадолго повисает пауза.
- Что ты делал в их комнате утром?
- Мылся.
- Правда?..
Хан чувствует, как к горлу подкатывает паника, и часто моргает, просыпаясь окончательно. Вопросительно мычит.
- Я же говорил, что разбудишь, - хмыкает Минхо и подает Джисону руку. – Иди ложись нормально.
Хан протестующе мычит и отворачивается к спинке кресла.
- Я не буду спать, - бормочет он сонно, доставая телефон и шарясь по карманам в поисках наушников. – Я сейчас в ютуб залипну.
Он затылком чувствует внимательный взгляд Чана и зажмуривается, пользуясь тем, что этого никто не видит. Пожалуйста, уходите уже спать. Он слишком боится спалить чертов ушиб. Боится, что может перестать тянуть эмоциональную нагрузку, и выдаст всё разом: ему больно, его отшили, он переспал с Лино, он влюблен, у него творческий кризис. Зачем об этом говорить? Легче никому не станет.
На макушку опускается чья-то ладонь и ласково ерошит и без того взлохмаченные волосы.
- Спокойной ночи тогда, - желает Крис.
Старшие тихо покидают комнату, выключая за собой свет. Джисон утыкается в локти и медленно выдыхает, ещё крепче жмурясь. Возможно, ему стоит поговорить с Чанбином. Всё равно тот уже знает про травму. Можно его добить. Хан нервно посмеивается этой мысли, находит наушники и открывает ютуб. У него накопилось видео на «посмотреть позже», этим и займется. Лишь бы не думать.
***
Очевидно, он засыпает над очередным видео, устроившись в кресле поперек и уронив голову на спинку. А просыпается от резкой боли в ноге. Вскрикивает спросонья и роняет телефон, судорожно моргает, пытаясь навести фокус и понять, кто решил, что схватить его за ногу во сне – это весело. Рядом с его ногами стоит Чанбин, а на диване сидит удивленный и сонный Банчан. Хан трет глаза, чтобы проснуться окончательно, и садится удобнее, находит выроненный телефон. Из-за движения боль от самого голеностопа стреляет куда-то в макушку, так что приходится зажмуриться и поджать губы, чтобы не издать никакого звука. Джисон медленно выдыхает и смотрит на Бина с хорошо читаемым «и обязательно надо было?»
Чанбин делает вдох, чтобы заговорить, и Хан с силой пинает его в бедро здоровой ногой.
- Только попробуй!
Бин покачивается от пинка и потирает бедро, ловит Джисона за вытянутую ногу, чтобы больше не пинался, и переводит взгляд на лидера.
- Он повредил ногу вчера, - объясняет наблюдающему за происходящим сонно и недоумевающе Крису. Хан опять брыкается и шикает на Чанбина, как будто его шипение может вернуть сказанное обратно. – И не хочет признаваться.
- Ох блять. И вам доброе утро, мои любимые друзья… Пусти!
Бин отпускает его ногу, и Джисон садится в кресле нормально, сонно моргая. Ему надо умыться, чтобы окончательно прийти в себя. Он чувствует на себе взгляд Банчана и не хочет с ним встречаться. Ему не хочется видеть беспокойство в чужих глазах, чувствовать вину, извиняться, говорить, что впредь будет осторожнее. Вообще, этого всего не хочется. Хочется умыться и открыть в телефоне заметки, вдруг что-то напишется. Ему случаются полусонные озарения.
- Как думаешь, насколько всё серьезно? – спокойно уточняет Крис, и Хан всё-таки поднимает голову, глядя в его внимательные глаза.
- Я не знаю. Я могу танцевать! Вчера же дотанцевал нормально. И до общаги дошел… - Джисон выдает обнадеживающую улыбку, но никто не улыбается ему в ответ.
- А сейчас? – Чанбин кивком предлагает Хану встать и подвигаться.
От этой перспективы в горле резко сохнет. Нога и в спокойном положении болит здорово, если он начнет наступать на неё всем весом… Окей, это ради группы. Ради ребят он может всё на свете. Джисон поднимается решительно, бросив телефон на кресло, и выходит на середину комнаты. Заметно хромает. Поджимает губы недовольно, но тут же улыбается и выдает пару шутливых движений. Мышцы на лице почти сводит от напряжения, когда он перебарывает болезненную гримасу и удерживает на лице улыбку. Банчан следит за ним исподлобья, уперев локти в колени, и этот взгляд не обещает ничего хорошего. Чанбин неубедительно аплодирует.
- Выглядит так, будто ты сейчас родишь, - комментирует невесело.
И Хан стонет, запрокидывая голову.
- Почему ты не сказал сразу? – у Криса спросонья хриплый голос, от которого по загривку бегут мурашки. То, насколько он спокоен сейчас, выдает его серьезность, и это напрягает ещё больше. Джисон не любит, когда Чани превращается в Бана Кристофера Чана.
Хан раздраженно ерошит волосы и хромает обратно к креслу. Плюхается в него.
- Не хотел пугать ребят.
- Нашел бы повод слиться и наведался к врачу, - настаивает Крис.
- Он бы сказал тебе… А тебя я тоже беспокоить не хотел.
- Я всё равно узнал, - Банчан вздыхает и поднимается с места, подходит к Джисону, поворачивается спиной и присаживается. - Забирайся. Пойдем в студию, позовем врача туда. Если с ногой, правда, ничего такого серьезного, то остальные и не узнают. Но если тебе нужно взять перерыв, ты его возьмешь, - Крис ставит его перед фактом.
И спорить с ним, если честно, Хан не привык. Он сует телефон в карман и послушно забирается на подставленную спину, обнимает лидера за шею и сжимает коленями бока, стараясь облегчить ношу. Чан выпрямляется и молча выходит из гостиной, Бин идет следом. В коридоре они обуваются, Джисон обнаруживает, что на часах девять утра. Те, кто встает рано, уже упорхнули по своим делам, те, кто встает позже, ещё спят. Удачно эти двое его застали. Обувшись, Крис снова наклоняется, и Хан молча забирается на его спину. Крепко вцепившись в напряженные плечи, утыкается лбом куда-то в затылок.
Нужно собраться и не разводить соплей. Это никак ничему не поможет. Но как же чертовски обидно получить эту нелепую травму в такой момент. Ещё и так глупо спалиться. Ещё и болит, зараза, так, что терпеть уже почти нет сил.
- Донесешь? Я зайду куда-то, куплю позавтракать, - предлагает Чанбин, когда они проходят, наверное, треть пути.
- Дойдем как-то, - отзывается Банчан и кивает.
Джисон чувствует, что нести, на самом деле, Чан устал. У него взмокли плечи, за которые Хан так отчаянно цепляется, быстро бьется сердце, вот-вот начнет сбиваться дыхание. Наверное, и волосы ко лбу уже прилипли, а руки вообще отваливаются. Зато смотреть на них со стороны должно быть очень залипательно - рельеф напряженных мышц под тонким свитером…
- Поставь меня, - просит он, когда Чанбин переходит дорогу в сторону ближайшей кафешки.
Крис ставит его на землю, но крепко удерживает за локоть, и Джисон смотрит на него из-под лохматой челки. Поджимает губы и виновато опускает взгляд, готовясь выслушать очередную порцию нравоучений о том, что нельзя быть таким безответственным, что нужно было следить за ногами или сразу обратиться к врачу или ещё что-то. Ему выскажут это не из скотства, а из заботы, хотя это делает ситуацию не намного лучше. Но Банчан просто обнимает его крепко и целует в висок.
- Всё будет хорошо, квокка. Не в первый и не в последний раз нам врача звать. Всё заживет, - Крис говорит, не отстраняясь, и Хан чувствует виском движение его губ и дыхание.
В груди спирает, Джисон шмыгает носом, но порыв разреветься вотпрямщас удерживает. Нервно облизывает губы, зажмуривается. Оказывается, ему очень не хватало этих слов. Просто, чтобы кто-то сказал, что мир не рухнул, что всё наладится.
- Всё будет хорошо, - убежденно повторяют ему почти на ухо.
И Хану хочется верить. Он осторожно отстраняется и с благодарностью смотрит на друга. Легонько бьет его кулаком в плечо, впервые за это утро улыбаясь совершенно искренне.
- Идем, а то Чанбин придет в студию раньше нас и всё съест в одно лицо.
Банчан усмехается и снова присаживается, приглашая к себе на спину. Джисон не упускает возможность опять ухватиться за крепкие плечи и уткнуться носом во вьющиеся волосы на затылке. Всё будет хорошо – Чан никогда не говорит этого просто так. Он никогда не утешает пустыми словами. Значит, всё, действительно, с этих пор будет налаживаться. Если так думать, дышать становится немного легче.
***
Всё оказывается не то чтобы плохо. Они умудряются провести в студию врача практически незамеченным остальным стаффом, а после осмотра тот говорит, что ничего, кроме сильного ушиба, нет. Но, чтобы состояние не ухудшилось, хотя бы дня три нужно провести в фиксирующей повязке и исключить физнагрузку. Ещё несколько мазей и обезбол на всякий случай. Хан выдыхает с некоторым облегчением - три дня эти сущая мелочь. Он боялся, что срок окажется ощутимо длиннее. Проведя врача, Банчан возвращается в студию и плюхается в привычное компьютерное кресло, вздыхая тоже с облегчением.
- Значит, ближайшие три дня будешь здесь, чтобы не попадаться лишний раз ребятам на глаза, раз не хочешь их беспокоить, и не сильно перемещаться, - решает он, и Джисон сразу кивает.
Ему не впервой жить в студии. Когда на него находит вдохновение, он может заседать здесь сутками безвылазно. Особенно, если кто-то добрый будет носить ему еду и кофе. Хотя кофе можно взять на первом этаже.
- А репетиции? - неуверенно спрашивает Хан.
- Скажу, что ты пишешь, - быстро отмазывается Крис, но усмехается. - Только тебе реально придётся что-то написать...
Джисон взволнованно чешет затылок и морщится, так что остальные вздыхают. Последние пару месяцев он совсем не может ничего из себя выжать. Что ж, возможно, ему не хватало мотивации, теперь она есть.
- Хорошо, порешали, можно и поесть... - заявляет Чанбин, и Хан нетерпеливо лезет в бумажный пакет с чем-то преступно ароматным.