Гнездо

Когда Крик было больно или страшно, она не искала поддержки у родных. Обжегшись холодом, она не жаждала тепла, не возвращалась в гнездо, чтобы зализать раны. Даже дети тьмы могут найти свое гнездо, свои истоки. У любого существа должно быть место, где можно быть маленьким и беззащитным, можно плакать и скулить, и никто не ткнет палкой в эту слабость, а обнимут и прижмут к себе. Но Крик выросла в пыли.

Она была уязвима, она искала свое место, то самое место, где ее бы пожалели и подули на ранку. За всю свою жизнь, она так и не смогла найти его. Она искала. Просила. Она протягивала свои крылья-ходули ко всем, кто был хоть немного похож на нее. Она словно повторяла: «Я ведь ваша сестра, примите меня…» Но ее гнездо затерялось в той самой пыли, из которой она, как маленький зеленый стебелек, пробилась на свет, тут же опаленная горячими лучами. Почерневшая без защиты.

Она, маленький неаккуратный уродец, пугливо ковыляла к прилизанным красивым совятам. Эти маленькие птенчики всегда получали ласку и вкусного червячка из материнского клюва. А Крик знала только объедки и пронизывающий перья насквозь ветер. И эти большие темные птицы видели в ней угрозу, подкидыша, которого бросили за то, что он такой отвратительный. Крик читала их взгляды. Они пытались показать брезгливый гнев, но на самом деле боялись. Эти сильные птицы боялись подпускать к своим милым малышам этого гадкого мутанта. И Крик поспешно убегала от них, спотыкаясь и падая в пыль. Она пищала, и ее голосок перехватывал ветер. Когда она наберется сил, они ответят за то, что бросили ее, с горечью думала она, пытаясь опереться на землю и подняться. Она оборачивалась и хотела разозлиться. Но беззвучно плакала вместо этого.

Со временем Крик обросла костяным панцирем, наростами, которые защищали ее от всего, что могло причинить боль. Но она была все той же пылевой совушкой, которая лупоглазо смотрела на мир. Теперь в ее взгляде не было любопытства и желания понравиться. Только боль и злоба, которая пожирала ее, медленно обгладывала. Ее глаза горели ненавистью, как голодные угольки. Но они все еще искали его - то самое место. И, не находя, ненавидели сильнее. Она ковыляла по лесам, оглядываясь и погружаясь в себя все глубже и глубже, выставляя наружу шипы.

И теперь, даже получая немного света, она отвергала его. Теперь свет ей не нужен, кричала она в высокое небо, которое ненавидело ее. Ее сутью была пыль, и Крик искупалась в пыли и стала тусклым подобием себя. Даже не тьма, даже не свет, а просто песок, порох на перышках. Там, где появлялся ее обгрызенный силуэт, тут же пробивался страх. Она окрепла, стала сильной и хотела доказать это, хотела взмахом своего искореженного крыла уничтожить пол леса, щелкнуть клювом и погубить целое море существ. Чтобы все знали: если она и пыльный уродец, то они обратятся в пыль тоже.

Но она не справилась, не смогла уничтожить маленький дух, полный жизни, которой у нее никогда не было. В нем плескалась любовь, подаренная кем-то очень заботливым, любовь к сущему и к жизни… на свету. У них у всех была эта любовь, а у Крик нет. И теперь она, с трудом поднявшись, сгорбившись, ползла прочь. Ослепленная светом и болью, в ней уже не было прежней злобы, а лишь жгучая обида. И снова боль. Она почувствовала себя такой маленькой, только оперившейся. Совенком, которого толкнули в пыль. И она приползла в последнее место, где еще могла найти тепло. Она вернулась к истокам. Прямо сейчас ей было так больно и страшно, что перья вставали дыбом и шевелились. Она тряслась всем телом. Дрожащий комочек перьев.

Здесь всегда сыро. И холодно. Но Крик все равно искала тепло. Две фигуры, замершие навсегда. Когда-нибудь они станут пылью, из которой родились. Из которой родилась и она сама. Любили ли они ее?.. Она спрашивала себя не раз, и всегда, прижимаясь к холодному камню, повторяла: «Любят». Они ее любят.

Попискивая от боли, она подползла поближе. Она ждала от других слишком долго, чтобы ждать опять. Крик потерлась взъерошенными перышками об опущенные каменные крылья. Они ее любят и ждут, вот где она сможет зализать раны и где ее обнимут. Застывшие крылья обнимали ее. Пустые глаза плакали вместе с ней. Она по-совиному мурлыкнула и снова потерлась о камень. Не стоило ей выходить из гнезда. Вне родительского крыла ее ждет только боль. Крик прикрыла глаза. Прямо сейчас они ей скажут: «Все будет хорошо. Мы с тобой». Если она заснет, то встретит их, услышит голоса. Она снова будет маленькой, но теперь ее не бросят. Крик нашла свое гнездо, Крик дома.