9:41 века Дракона. Несколько дней до событий на Конклаве.

— Da’lan, доченька, может все-таки останешься? — эльфийка средних лет неуверенно мяла в пальцах изрядно посеревший льняной фартук. На ее изящном лице уже можно было заметить первые следы возрастных морщин, которые хитро сплетались с потемневшими линиями валласлина. Если бы не этот узор, ничто не выдавало бы в ней когда-то гордую и непоколебимую долийку. — Din, — звонкий девичий голос разрезал пыльный воздух дома, как стрелой. — Hahren… — продолжила девушка, но вдруг резко замолчала, будто о чем-то задумавшись. — Хранительница поручила мне защищать Первую, — голос звучал уже тише и медленнее, будто бы она подбирала и тщательно взвешивала каждое слово на всеобщем. Андин не любила этот грубый, простоватый язык. Он ощущался как град валунов с горы, как грузный подслеповатый гурн, без разбора топчущий все на своем пути. Но ее мать, жившая с людьми уже не первый год, помнила эльфийский все меньше и меньше. 

Harellan.

 Старшая эльфийка едва слышно выдохнула. Нен прекрасно знала, что была плохой матерью для своей первой дочери. Нен обещала больше никогда не делать таких ошибок, но с Андин уже ничего не поменяешь. — Я пойду, — Андин развернулась на пятках, изящно, как кошка. Каждое движение, каждый жест выдавал в ней опытного охотника, воспитанного в лучший традициях долийских кланов. Нен невольно залюбовалась статью дочери. Когда-то и она была такой, буйной, легкой, свободной. А сейчас обрюзгла и разленилась, пригревшись в лучах людского снисхождения. — Dareth shiral, mamae, — попрощалась Андин. Дверь за ней жалобно скрипнула. Нен почему-то вдруг показалось, что это прощание — последнее, что она услышит от дочери. Эльфийка выбежала во двор, стремясь остановить ее, но Андин уже и след простыл. Горячие слезы подступили к горлу. — Да не услышит Ужасный Волк твоих шагов, моя малышка. Нен вернулась в дом. Уже пропели первые петухи, а значит пора было готовить завтрак для сына и мужа.

***

— Я не хочу спать под открытым небом. — А мы и не спим. У нас есть палатка. Не аравель, конечно, но сойдет, — снисходительно улыбнулась Первая. На вид ей было около тридцати, она могла бы слыть красавицей, если бы левую половину лица не пересекал огромный шрам. Левым глазом она практически не видела, но ей и не нужно было. Первая была отличным магом. Андин хорошо знала Первую. Лита была ей почти что тетей. Она и отец Андин вместе пришли в клан Лавеллан из другого, когда Хранительница осталась без наследников. Лита во многом взяла на себя заботу о несносном подростке, когда мамаша Андин сбежала из клана под ручку с шемленом. Лита помогала, наставляла и лечила все физические и душевные ранки. — Но я хочу в таверну-у-у, — не унималась Андин. По ночам в палатке становилось холодно, от холода болели ноги, с больными ногами за дичью особо не побегаешь, а как поймаешь, нужно щипать, освежевывать, готовить… Одна морока и никаких плюсов. То ли дела таверна, теплая и приветливая, с горячей овсянкой с мясом и вкусным хлебом. Андин была там раза два от силы и ей казалось, что это что-то волшебное. Она даже наизусть знала смешную песенку про мабари. — Девочка моя, — Лита подошла ближе и вытянула руку, чтобы потрепать младшую по голове, но та вдруг увернулась и быстро отошла в сторону. — Я уже не маленькая, — надулась Андин, скрещивая руки на груди, — Сама знаю, почему нельзя. — Ну вот и славно, — Первая мягко улыбнулась, — Давай ставить палатку.

***

Оглушающая боль в висках, в ногах, во всем теле. Андин не видит и не слышит, но нутром чует — нужно убираться отсюда побыстрее. Иначе ее просто прикончат. Эльфийка с трудом встала на ноги, тут же схватившись за голову. Под пальцами стало тепло и мокро. «Чуть кочерыжки не лишилась,»— мрачно подумала она, пытаясь хоть как-то сфокусироваться на обстановке. Вокруг все было пропитано странным, ядовито-зеленым туманом, смердело паленым и чем-то еще, что заставляло кишки скручиваться в тугой комок. Боги, куда же тебя занесло! Собрание начиналось не так уж и плохо, Первая и Андин без труда затесались в толпу пилигримов, идущих поглазеть на событие века. Только вот где-то все свернуло не туда. Картинки произошедшего были смятыми и перепутанными. Вот Первая шикает на Андин, у которой от храмовых благовоний зачесалось в носу. Вот Андин слышит истошный крик какой-то женщины. Мир, который превращается в оглушающий черно-зеленый круговорот. Окровавленное лицо Первой. Лита тянется к Андин, но вдруг замирает. Пустые зрачки, она истекает кровью, она не двигается, она… — Лита! Андин срывается с места, испуганно оглядываясь по сторонам. К горлу подступает тошнота. Она не могла умереть, нет, нет, нетнетнет… Андин должна была защитить ее, Андин должна была доказать, что она не бесполезная! Она найдет Первую и вернет ее домой, целую и невредимую. Она обещала Хранительнице. Андин Лавеллан не нарушает обещаний. Тело казалось тяжелым и одревеневшим. Андин приходилось прикладывать усилия, чтобы пробираться сквозь нескончаемые руины. Это место было мало похоже на Храм Священного Праха, оно вообще мало на что похоже. Тяжелый воздух и ощущение от него до боли странное, щекочущее кожу. Андин оглядывалась снова и снова, щурилась, внимательно рассматривая каждый сантиметр поверхности. Лита должна быть недалеко. Она обязана быть недалеко. Но вокруг ничего, кроме камней. И Андин шла дальше. Шла долго. Боль снова и снова накатывала волнами, напоминая о себе в самых неожиданных местах. Эльфийка вдруг осознала, как постепенно теряет последние крупицы ощущения реальности. Вокруг нее все кружилось и сверкало, Андин слышала где-то грохот, где-то шепот, где-то отвратительное скрежетание. Ноги с трудом слушались, и один предательски маленький камушек заставил эльфийку полететь вниз лицом. Опять.

***

— Выживший! Здесь выживший! — в стороне послышался голос одного из солдат. — Доложите леди Искательнице, срочно!