От старого замка Скайхолда, где когда-то нашла свой новый дом Инквизиция, мало что осталось. Время ничего не щадило, превращая в пыль даже камень. А после обрушения Завесы, когда старый мир в муках перерождался, то, что его стены пусть не целиком, но выстояли, можно было посчитать настоящим чудом.
И всё же эта руина постоянно привлекала к себе людей. Потомков тех немногих, что пережили те страшные дни, кто ещё помнил и продолжал чтить имя Тревельян, что до последнего сражалась за них. Порой даже гномы и эльфы заглядывали сюда. В основном из любопытства, а некоторые, чтобы позлорадствовать.
Солас же старательно избегал то место, что когда-то служило ему домом. Слишком много воспоминаний. Слишком много боли. И сожалений.
И всё же он пришёл.
Ему не составило труда затеряться среди паломников. Да, люди порой косились на него, не зная, стоило ли ждать от эльфа насмешки, но и они быстро потеряли к нему интерес, стоило им приблизиться к Скайхолду.
В лучах яркого весеннего солнца, припорошенные лёгким снегом руины выглядели на удивление величественно. И всё же в памяти были живы другие образы — воспоминания о временах, которые кроме него никто и не видел, о которых знали лишь по обрывкам чужих воспоминаний.
Солас не пошёл с остальными к замку, чьи окна, словно пустые зарницы черепа, неотрывно следили за пришедшими, но свернул направо. Туда, где когда-то были конюшни. Теперь там стояла часовня. Совсем небольшая, особенно в сравнении с громадой замка, и всё же не менее важная.
Внутри повсюду горели сотни свечей, свет которых играл в витражных стёклах, а воздух пропитан запахом благовоний, от которых слегка кружилась голова. Но всё внимание приковывала к себе гигантская скульптура в центре. Сколько бы времени ни прошло, а Церковь, или её остатки, не изменяли своим канонам. Совсем как тогда, много лет назад.
Эвелина стояла спиной к нему, внимательно всматриваясь в каменный лик Андрасте, словно бы надеясь, что Невеста Создателя сможет дать ответы на вопросы, которые она искала в этом месте.
— Знаешь, мне всегда было интересно, что подумала бы Андрасте, увидев всё это, — внезапно произнесла Тревельян, так и не обернувшись к нему.
Солас застыл на месте, встав подле неё, и тоже обратил свой взор на каменную статую, возведшую руки к сводам храма в молитвенном жесте.
— О Церкви? — поинтересовался Солас.
— О том, как её изображают, — уточнила Эвелина. — Для нас она… символ веры, но ведь она была человеком. Такой же смертной, как все мы. С теми же мыслями и желаниями. Но мы об этом и не думаем. Как может человек вынести осознание того, что вся его жизнь — это легенда? — она вздохнула. — А он сам — лишь образ, обглоданный до костей временем. Осталось ли в наших воспоминаниях о ней хоть что-то настоящее?
Солас обернулся к ней. Ирония ситуации не ускользнула от него. Как и то, что все эти вопросы интересовали Тревельян не только в связи с Андрасте.
— Ты боишься, что это случится и с тобой.
Это был не вопрос. Он знал, о чём говорил. Даже слишком хорошо.
— Это уже происходит, — её взгляд скользнул вниз, к подножию статуи, где медленно оплывали свечи. — Я не слепая и не глухая. Люди видят во мне то, что хотят увидеть. То, что им нужно. Буквально на днях я слышала, как какой-то мальчонка спрашивал у сестры Церкви нужно ли ему будет учить новые стихи Песни. Обо мне.
Эвелина наконец посмотрела на него. В тёплом свете свечей, её светлые волосы казались почти что нимбом, обрамляющим бледное лицо. И в такой момент было легко понять, почему простые люди были готовы поверить в её избранность.
— Я не хочу этого, — внезапно прошептала она. — Не хочу, чтобы из меня сделали вторую Андрасте.
— К сожалению, нам не подвластно то, кто и как расскажет нашу историю, — с едва заметной горечью заметил Солас. — Это удел тех, кто нас переживёт.
— Ты прав, — кивнула Эвелина. — Просто… — она оборвала себя на полуслове и покачала головой. — Не важно. Прости, что взвалила всё это на тебя.
— Всем нам порой надо выговориться, — миролюбиво заметил Солас.
— И то верно. Спасибо… lethallin.
Последнее слово прозвучало неуверенно и неумело, но Солас всё равно не смог скрыть своего изумления от того, что услышал от неё что-то на эльфийском, вот только Тревельян не правильно это истолковала.
— Прости, я, наверное, неправильно произнесла, да? — поспешно спросила она. — Я попросила Миневу научить меня, и…
— Нет, ты сказала всё правильно, — заверил он её. — Я просто не ожидал, lethallan.
Услышав ответное обращение, Эвелина радостно улыбнулась.
— Хорошо.
На каменном лике статуи не было ни намека на улыбку. Не было ни тепла, ни живости — лишь умиротворение и спокойствие. И хотя скульптор действительно уловил портретное сходство с Эвелиной — это была не она, а лишь образ, который сохранился о ней в памяти её народа.
— Мне жаль, lethallan, — едва слышно пробормотал Солас.
Ответом ему была лишь тишина да пустой взгляд невидящих глаз статуи.