☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

Я видела это во сне,
Как цветы умирают в огне,
Пепла лёгкого лепестки
Распадаются на куски.

Flëur-Пепел

До Кёнсу в который раз вчитывался в уже давно знакомые строки, пытаясь найти хоть что-то новое, пусть не в них, но хоть между ними. Он вновь и вновь перелистывал электронные страницы на стареньком, видавшем виды планшете, который только каким-то чудом уцелел в непростые годы.

Чтение обычно успокаивало, но сердце непременно ёкало в груди, стоило глазам в очередной раз наткнуться на газетные заголовки прошлого. Сколько в них было радости и веры, уверенности и бахвальства. И сколько тайн скрывалось между строк статей, следовавших под этими заголовками. Кёнсу не мог изменить того, что случилось, но тщательно искал зацепки в прошлом, чтобы выкарабкаться из настоящего.

— Дядя Кёнсу, что ты делаешь? — маленький мальчик постучал До по коленке, привлекая к себе внимание. Кёнсу с теплотой посмотрел на него, но тут же оглянулся, поискав взглядом мать мальчика.

— Читаю, Бэкхён, — Кёнсу улыбнулся: этот сорванец был невероятно милым, особенно, когда пытался вот так ненавязчиво заглянуть в планшет.

— Я тоже хочу, — Бэкхён протянул ручки вверх, просясь на коленки. В такие моменты устоять перед лопоухим очарованием было просто невозможно.

— Ты ведь пока не умеешь, — рассмеялся Кёнсу, но всё же усадил неугомонного ребёнка к себе на колени, отложив планшет в сторону. — Я лучше тебе историю расскажу. Хочешь?

— Не, лучше сказку! — Бэкхён накрыл маленькими ладошками руки Кёнсу на своём животе и заёрзал на месте от нетерпения.

— Тогда слушай. Это сказка о двух мирах, которые никогда не должны были встретиться друг с другом.

— Совсем-совсем не должны были? — Бэкхён даже развернулся, чтобы повнимательнее вглядеться в лицо вдруг посерьёзневшего взрослого.

— Совсем-совсем, — повторил за мальчиком Кёнсу. — А теперь слушай и не перебивай. Хорошо?

Бэкхён очень важно кивнул и провёл двумя пальчиками по рту, словно закрывая его на замок. Обыкновенно шумный и неугомонный, он вмиг становился серьёзным, когда дело касалось секретов и тайн, рассказывать которые можно только шёпотом и лишь тем, кому действительно доверяешь.
Кёнсу уже привычно улыбнулся:

— День, когда было принято решение об объединении миров, на нашей планете встретили воодушевлённо и радостно. Всем хотелось посмотреть на так называемых перевёртышей, которые жили в параллельном мире. Старые люди рассказывали, что много-много веков назад, когда миры были моложе, деревья выше, а небо голубее, разгневались боги на людей за их праздность и разделили наречённые пары тонкой невидимой гранью. И с тех пор люди метались в поисках осколков своих душ и не ведали покоя. Ведь непреодолимая преграда, пусть и была тончайшей, но прочнее её не существовало ничего. С тех пор и повелось, что каждый человек лелеет внутри себя мысль о встрече с недостающей половинкой, согласно легенде, столь же безуспешно ищущей его где-то за невидимой гранью междумирья.

— И поэтому все так радовались? — Бэкхён не вытерпел и опять развернулся к Кёнсу. — Что, наконец, найдут эти свои половинки?

— На самом деле, всё было немного иначе, — Кёнсу погладил вихрастую мальчишечью макушку. — В то время уже почти никто и не вспоминал о легендах стариков. Все мечтали о другом.

— О чём? Расскажи!

— Главным сокровищем второго мира был чудесный минерал-амарантий. Вот чего жаждали все от мала до велика. Особенно молодые, они грезили новыми возможностями и богатством. Они активнее, чем в очередь за продуктами, бежали записываться на прииски, которых ещё даже не существовало, — Кёнсу перевёл дух. — Но время шло, и это, наконец, случилось! Восемнадцатого марта миры соприкоснулись. Этот день отмечали с размахом: простые люди поздравляли друг друга, выходили на улицы и впервые за долгое время чему-то радовались. Все ждали встречи с новым миром и готовили радостные слова приветствия. Хотя кто-то, наверное, уже тогда в предвкушении потирал руки, ожидая огромного потока амарантия. Однако их было не видно от непрекращающегося радостного безумия остальных. А двадцать четвёртого апреля…

— Бэкхён! — резкий женский голос бесцеремонно оборвал предложение, отчего Кёнсу с Бэкхёном непроизвольно синхронно вздрогнули и обернулись ко входу в комнату. — Я везде тебя ищу, а ты снова здесь. Пойдём домой, сынок, — молодая женщина окинула быстрым взглядом небольшую комнатку Кёнсу и протянула руку, уговаривая своего ребёнка спуститься с чужих колен.

— Мам, я хочу дослушать сказку, — Бэкхён прижался щекой к тёмной борцовке Кёнсу и вцепился в неё пальцами.

— Нет, Бэкхён. Нам пора, — женщина чуть нахмурилась и с надеждой и лёгким осуждением посмотрела на Кёнсу.

— Иди, — Кёнсу спустил ребёнка со своих колен, и тот нехотя побрёл к матери и взялся за протянутую ладонь. — Остальное я расскажу как-нибудь в другой раз.

Бэкхён помахал на прощание, но не успел сказать и слова, как женщина тут же развернулась и поспешила убраться из маленькой комнатушки. Кёнсу недолюбливали здесь и его покосившийся домик на самом краю городишка тоже. Местные жители не знали, кто он и откуда прибыл, и если честно, то и не стремились узнать. В эти заброшенные края новые люди приходили настолько нечасто, что почти никогда, поэтому к новоиспечённому соседу, тем более молодому, отнеслись с опаской, постоянно ожидая подвоха.

Лишь только маленький Бэкхён проявлял интерес к Кёнсу, постоянно сбегая от матери. Особенно малыш полюбил сидеть на коленях взрослого. Он задавал вопросы, рассматривал непривычные вещи в доме Кёнсу и щурился, улыбаясь во весь рот, когда До разрешал ему потрогать что-нибудь диковинное.

— А двадцать четвёртого апреля наступило начало конца. Пришёл день, когда треснула грань, разверзлась Брешь, и миры стали погружаться в пучину хаоса, — сам для себя тихо продолжил Кёнсу, возвращаясь к погасшему планшету, чтобы снова его активировать.

С экрана До вымученно улыбался молодой парень. Но несмотря на вынужденную искусственность, Кёнсу растянул губы в ответ, вспоминая, как же всё было на самом деле. Вспоминая о том, что он тоже обещал улыбаться.

***

Помнил ли Кёнсу день, когда всё началось именно для него? Кажется, это произошло, когда на последнем курсе инженерного факультета университета До собирался защищать свой диплом, тема которого раскрывала инновационную технологию использования энергетических ресурсов. Но защита так и не состоялась. Кёнсу за неделю до этого вызвали к ректору и буквально утопили в сладких речах о всемирной значимости его разработок, о невероятных возможностях, которые должны были открыться перед ним после вложения в проект новых средств и неограниченных поставок ресурсов. Его выбрали одним из разработчиков устройства под кодовым названием «Гарпун». Тогда До, не думая ни о чём, просто поддался на все сладкие речи ректора о том, что за этим решением стоит не только его собственная судьба, а даже судьба всего их мира, который загибался от нехватки самого главного ресурса, необходимого для жизни — амарантия. Этот минерал, похожий на алмаз, обладал неограниченным запасом энергии, который позволял техническому прогрессу не стоять на месте. И Кёнсу с уверенностью мог назвать свой мир одним из передовых среди всех существующих. Ведь каких только устройств он не увидел за свои двадцать пять лет жизни.

Но весь этот технический прогресс мог и остановиться из-за нехватки амарантия, а правительство не хотело терять свои позиции, создавая всё новое и новое оружие в случае возможной войны против неизвестного врага, наживаясь тем временем на своём же населении. Без амарантия не работало ничего, всё специально было разработано для полного комфорта жителей, но с течением времени цены на амарантий взлетели до небес, и население разделилось на слои. Различия между жителями новейших комфортных домов, оснащённых интеллектом, и жителями трущоб были настолько разительны, что вскоре нищих перестали замечать, и они выживали, как могли. Средний слой населения — обычные рабочие, чьих кредитов хватало лишь на самое элементарное, тоже стоял на краю пропасти.

— Тот мир богат запасами амарантия, но мы не сможем долететь туда на обычных шатлах. Поэтому нам нужно притянуть два мира к другу, — рассказывал группе учёных главный куратор. — Разработка устройства уже ведётся, ваша задача его усовершенствовать и заставить работать.

Кёнсу криво ухмыльнулся, понимая, что во времени правительство их тоже ограничило, пусть куратор и не сказал об этом напрямую. Ведь иначе стали бы собирать в срочном порядке обычных студентов и ученых в таком количестве и всех вместе?

— Но что мы сделаем, когда всё-таки попадём туда? Неужели нам так просто отдадут запасы амарантия? — задал вопрос кто-то из учёных.

— Для нас этот минерал является драгоценным элементом, а у них он просто лежит в земле, как и многие другие ресурсы. Они не востребованы. Поэтому всё, что нам нужно — это попросить помощи.

«Попросить помощи». Да, именно эта фраза сподвигла учёных активно развернуть бурную деятельность и, забывая порой про сон, разрабатывать невероятное устройство «Гарпун», который должен был соединить два мира. Но последствия этой «помощи» приходилось расхлёбывать даже сейчас, когда «Гарпун» уже был давно отключён.

Сам «Гарпун» был действительно самым невероятным творением мира Кёнсу. Он представлял собой сложное устройство, чем-то похожее на рубку управления большим телескопом с кабиной пилота, следящим за работой устройства. Внутри и вокруг кабины располагались множественные приборы, за которыми следили техники, а за ними в свою очередь наблюдали вооружённые солдаты, не дающие лишний раз перекинуться и словом.

Кёнсу на основе своего диплома разрабатывал одну из самых важных деталей «Гарпуна» — батарею, которая позволяла бы всему комплексу работать без перебоев и внезапных отключений. Однако постоянные скачки напряжения в сети очень не нравились Кёнсу, и он ломал голову над тем, как создать оптимальный стабилизатор, выравнивающий напряжение не только на местной подстанции, но и позволивший бы после запуска её близнеца синхронизировать оба устройства в каждом из миров так, чтобы «Гарпун» не разъединяло. Кёнсу много экспериментировал с металлами и амарантием, но ничего не выходило: предохранители сгорали, и всё приходилось начинать сначала. Ни многочисленные монографии учёных прошлого и настоящего, ни советы профессоров не помогали найти решение. Кёнсу, казалось, вдоль и поперёк изучил тему аккумуляции и стабилизации энергии. Но решение пришло, как это часто бывает, совершенно случайно.

Кёнсу в минуты задумчивости часто перечитывал дневники своего отца-изобретателя, ставшего жертвой своего неудачного эксперимента. В детстве До казалось, что эти потрёпанные тетради полны сказок и заклинаний, запечатлённых замысловатыми письменами, но с возрастом Кёнсу научился разбираться в загадочных закорючках, оказавшихся физическими и математическими расчётами, которыми отец пытался обосновать свои теории. Университетская программа и библиотечные изыскания позволили Кёнсу согласиться с какой-то долей отцовских гипотез, какие-то До удачно модернизировал и положил в основу своего диплома, а какие-то теории всё ещё оставались для него загадкой, пока не нашедшей рационального объяснения.

Именно отцовские записи стали для Кёнсу вдохновением, которое однажды ночью подарило ему необычный сплав, соотношение металлов и амарантия в котором было нелепо до абсурда и считалось напрасной тратой материалов, не говоря о своей небезопасности: амарантия было слишком много, отчего металл перегревался, и возникала большая вероятность взрыва. Однако отец считал, что реактивность амарантия можно подчинить, о чём говорилось в его последней записи.

Многие, наверное, поспешили бы назвать Кёнсу безумцем, но в столь поздний час никому не было дела до копошащегося в своём углу взмыленного студента. Кёнсу решил, что ошибка отца была в создаваемых условиях, а вернее в невозможности их создания. Но у До в распоряжении была целая лаборатория и шагнувшие на двадцать лет вперёд технологии. Это стоило того, чтобы рискнуть. Кёнсу всё сделал так, как описывал отец, однако поместил металлы и амарантий в магнитное поле, сила которого, благодаря высокочувствительным датчикам, регулировалась в зависимости от количества находящегося в поле материала.

Реакция не заставила себя ждать: кристалл амарантия, закреплённого посередине пластиковой камеры, с шипением начал поглощать металл, и Кёнсу уже готов был усилить поле, чтобы разорвать контакт веществ, но датчики сделали это за него. Металл начал оттягиваться от амарантия, распластываясь в подобие волнистого блина. Шипение прекратилось, а показатели высвобождаемой реакцией энергии стабилизировались. До изумлённо разглядывал на мониторе ровный график и не мог поверить, что у него получилось. Оставалось только сформировать эту установку в батарею.

Основная мощность «Гарпуна» была сосредоточена на стороне мира Кёнсу, потому более массивная и энергетически затратная батарея входила в комплектацию кабины с так называемой «этой» стороны, а на «той» стороне, в уменьшенной копии кабины, планировалось поместить батарею меньшей мощности, которой бы хватило только для своеобразной «зацепки», что и сделали, когда удалось открыть проход, прозванный народом Брешью.

— Какая махина, — хмыкнул как-то седовласый профессор, рассматривая почти готовый «Гарпун». — И наверняка дорогая.

— Конечно, дорогая, — ответил молодой студент, корпящий над схемами.

— Хотел бы я так жить, как живут спонсоры этого проекта, — профессор, которого затянули в этот проект насильно, не проявлял особого желания участвовать в планетарном проекте, но из-за карточек на продукты для семьи все же был вынужден выстраивать прочную кабину «этой» стороны.

— А я хочу, чтобы это поскорее закончилось, — ответил тогда Кёнсу на реплику профессора.

Он устал и жутко хотел есть и спать. На его руках уже были готовые батареи, остальные учёные тоже дорабатывали последние детали своих частей проекта, и всё, что им оставалось, — это дождаться начала запуска «Гарпуна».

***

Кёнсу стоял среди других, таких же, как и он, техников, заложив руки за спину, и смотрел в огромное межпространственное окно во всю стену. Смотрел и не верил. Они сделали это! Им удалось разорвать пространство и «притянуть» к своему собственному миру ещё неизвестный, таинственный и чужой мир.

Противоположный конец туннеля сиял тусклым голубым светом, где-то там должна была скоро появиться крепёжная система со второй кабиной и батареей Кёнсу. Сама Брешь подрагивала серыми рваными краями, мерцала, но казалась устойчивой.

Первыми в туннель, были запущены дроны, которые взяли анализы местной флоры и фауны. Ко всеобщему облегчению они вернулись в целости и сохранности, а пробы воды, воздуха, земли другого мира не показали никаких отклонений от нормы. Мир за Брешью был пригоден для жизни.
Но самое главное — в пробах почвы были обнаружены следы амарантия, что заставляло призадуматься о том, насколько богатыми могли оказаться недры планеты. Поражало, что количества выделенного из проб амарантия хватило бы на освещение одного небольшого завода по выпуску эрзац-продуктов, которые все называли едой, выдаваемой беднякам.

По толпе прокатился вздох облегчения: учёные ещё неуверенно, но всё же начинали улыбаться друг другу, а военные довольно потирали руки. Кёнсу же смотрел на Брешь, белый слепящий свет звезды другого мира, так напоминающей Солнце, давно непоказывающееся из-за туч, смотрел на дивные деревья, чьи кроны чуть покачивались, на яркие цветы и причудливых птиц, что беззаботно порхали с ветки на ветку. И в его голове билась лишь одна мысль: не навредить бы всей этой красоте, как это произошло на Земле.

Спустя несколько часов после открытия Бреши военные и некоторые техники отправились по мосту, чтобы на противоположном конце туннеля установить вторую кабину, которая бы не позволила «Гарпуну» сорваться, и работы у Кёнсу прибавилось. Он тщательно следил за энергетическими показателями и графиками и пытался контролировать неповоротливых установщиков, то и дело непозволительно резко накренявших блоки батареи.

— Криворукие совсем? — зло шипел Кёнсу по каналу связи. — Да не касайтесь же корпуса, идиоты! Замкнёт! Ладно вас не жалко, так хоть батарею пожалейте. Просто опустите её в нишу, над которой подписано «батарея», подцепите крючком контакт и… Выровняйте корпус! Ещё немного… Ну наконец-то.

В установке батареи, по мнению Кёнсу, не было ничего сложного, но его не допустили на ту сторону, чтобы самому справиться с этой ответственной задачей, оставив следить за процессом по мониторам. Возможно, опасались того, что «Гарпун» не сможет стабильно удерживать Брешь, и отосланные в другой мир люди застрянут там без возможности восстановить проход со своей стороны. А Кёнсу хоть и был одним из сотни техников, трудившихся над проектом по преодолению грани между мирами, но его вклад был достаточно значимым. Технология создания батарей не очень интересовала спонсоров, им было достаточно, что аккумуляторы работали, а специалист, готовый исправить возможные неполадки, находился в поле зрения, а значит, его можно было использовать в любой момент.

Вся следующая после открытия Бреши неделя была посвящена переговорам между мирами: представители Земли официально попросили помощи и разрешение на добычу амарантия. Ко всеобщему восторгу на просьбу ответили согласием, проникшись льстивыми и жалостливыми словами переговорщиков.

Кёнсу было немного удивительно, что аборигены не выказали враждебности, хотя делегация Земли явилась при оружии. Пусть и ради просьбы о помощи, но земляне всё же повредили грань миров. Этот радушный приём аборигенов чем-то напомнил Кёнсу историю про индейцев, что отдали Манхеттен за связку бус. Этот урок оставил след в памяти До и всплыл именно тогда, когда вернувшиеся с задания военные бахвалились своей изощрённостью и насмехались над простодушностью «новоиспечённых спасителей».

Всё-таки к жителям соседнего мира прилипло нелепое имя «перевёртыши». Кёнсу оно не нравилось именно с того момента, как он заглянул в телефон одного из военных, что успел сфотографировать момент обращения земной делегации к представителям другого мира через электронный переводчик. Аборигены в большинстве своём отличались высоким ростом, смуглой кожей, будто поцелованной солнцем, стройным телом, они были достаточно привлекательны, хоть и обладали экзотической внешностью. На их полуобнажённых телах чёрными кружевами вились татуировки, придавая им действительно невообразимый вид, и Кёнсу не мог назвать их «перевёртышами», скорее «детьми природы».

После официального разрешения, военные прочно обосновались на выделенной им территории. Под их надзором начали строиться новые базы по добыче амарантия, так называемые шахты. А также стали переезжать те самые рабочие, которые записывались на прииски. Вот только эти люди, мечтавшие познакомиться с другим миром вне базы, так ничего и не увидели, так как за ними строго следили военные и не выпускали за чётко обозначенную границу территории.

Кёнсу не стал исключением, он с трудом смог получить разрешение на пересечение моста, чтобы контролировать состояние батареи, не говоря уже о том, чтобы попытаться свободно перемещаться по территории объекта. Но когда в их мир спустя месяц стали отправляться первые поставки амарантия, контроль постепенно начал ослабевать. Большинство наблюдателей приставили непосредственно к шахтам и транспортировщикам, а за техническим персоналом закрепилась лишь небольшая часть военных. Но и те казались более заинтересованными в обсуждении местных сплетен, чем в наблюдении за Кёнсу и остальными техниками. Чем и воспользовался До, он регулярно переходил из одного мира в другой, сверяя данные показателей с обеих сторон. Но каждый раз, глядя сквозь Брешь на загарпуненный параллельный мир, Кёнсу чувствовал, как в его душе растёт странное чувство тревоги: внутри что-то болезненно сжималось и дрожало в такт мерцанию краёв Бреши.

***

Это случилось двадцать четвёртого апреля. Именно тогда Кёнсу заметил странные колебания графиков. В течение месяца «Гарпун» работал бесперебойно, пики графических линий не переходили в красный спектр, но последние показатели выбивались из этого ряда, указывая на подозрительную активность пси-волн, исходящих от Бреши. Обычно датчики их даже не улавливали, но в последние дни пси-волны начали появляться с небывалой частотой: они в течение нескольких секунд фиксировались, отчего графики стремительно взлетали до красного спектра, а потом исчезали. И это не на шутку беспокоило Кёнсу.

Холодный суррогатный кофе и сам по себе был отвратным, но час назад от него хотя бы шёл пар. Кёнсу, ссутулившись, сидел за компьютером и, бегая глазами по строчкам, сверял данные. Вбив новые показатели и перепроверив их, он потянулся за эрзац-хлебцем, но наткнулся только на крошки. Облизав пальцы, До поморщился от вкуса прогорклого машинного масла и вздохнул: его смена подходила к концу, и скоро нужно было возвращаться домой.

Каждый раз покидая здание, где, хищно вцепившись в другой мир, урчал «Гарпун», Кёнсу с содроганием думал о том, каким будет его путь до собственной квартирки. Иногда, глубоко задумавшись, он совсем не замечал рук, что тянулись к нему в попытке выпросить хоть одну карточку на пропитание, но чаще всего До попросту сжимался в комок, стараясь поскорее прошмыгнуть мимо страждущих и не смотреть по сторонам, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания.

Что-то гложило Кёнсу, не давая спать по ночам, он ворочался с боку на бок и пытался анализировать всё, что могло бы стать причиной его бессонницы. Ведь даже во время неудачной попытки военного переворота, произошедшей два года назад, До спал спокойней, пусть и до определённого момента: в их многоэтажку тогда прилетел снаряд, разорвавшись в соседней квартире, где на тот момент жила семья. Но ни страшный грохот, ни крики, ни окровавленные обезумевшие люди, ни опасность повторного попадания так не действовали на Кёнсу, как вид подрагивающей рваными краями Бреши, ведущей в другой мир. Что-то было не так, но что именно До пока не мог сказать наверняка.

С каждым днём его нервозность только увеличивалась, и однажды это себя оправдало: графики будто взбесились, прыгая от самой нижней грани к верхней. А снаружи произошло то, чего явно никто не ожидал: Брешь расширилась. Кёнсу, который уже не раз посылал отчёты с приписками о своих опасениях, подтверждая их графиками, незамедлительно сорвался к начальнику проекта, чтобы показать данные, которые удалось зафиксировать в момент расширения Бреши. Он оказался не единственным обеспокоенным: холл перед кабинетом начальника гудел от взволнованных голосов. Однако никто из них так и не удостоился аудиенции. Всех, кто был связан с проектом, собрали позже, и военные, правительство и спонсоры в один голос принялись убеждать учёных, что людей из тех районов, куда могло распространиться хоть какое-то воздействие от расширившейся Бреши, давно отселили на безопасное расстояние, поэтому никто не пострадал.

До, как и остальные, отчаянно хотел верить в сказанное, но всё говорило об обратном: пропускной режим вновь ужесточили, и вокруг Бреши в срочном порядке усилили охранные пункты.

Кёнсу, понимая, что на его отчёты даже не взглянут, старательно закрывал глаза на происходящее и просто старался выполнять свои обязанности. Но спустя ещё дней пятнадцать при очередном осмотре жуткой машины, к созданию которой в своё время он приложил руку, До заметил, что полученные данные не совсем совпадали с предполагаемыми расчётами. Кёнсу щурил воспалённые от недосыпа глаза на угрожающе-красные пики, которые быстро уходили в оранжевый, а потом вновь бодро горели зелёным, оповещая, что работоспособность всех систем в норме и никаких отклонений нет.

Их миру ничего не угрожало.

Их миру… Кёнсу всё чаще задумывался, а как же тот мир? Настолько он всё легко принял, впуская на свои просторы незваных гостей? Неужели ни одного бунта со стороны местного населения? Говорить об этом не решались, но среди техников то и дело слышались недоумённые шепотки.

Спустя месяц после инцидента на общем собрании объявили, что всем служащим отныне к стандартному обеду полагаются добавки: питательные растворы и капсулы с полным комплексом витаминов. От них в голове становилось пусто и легко, будто оттуда вылетали все мысли, не касающиеся обслуживания «Гарпуна». Да и до своей квартирки Кёнсу стало уже не так страшно добираться, как в те дни, когда к привычному пайку не добавляли цветные капсулы.

Что это было? Тогда подобный вопрос совершенно никого не интересовал. Единственный ответ, который мог дать Кёнсу сейчас — в тех капсулах был обычный наркотик. Однако До совсем не замечал этого, когда с радостью принимал очередную дозу беззаботности. И только позже, когда он вновь смог управлять своим разумом, ему удалось сделать полноценные выводы, но до того момента любые попытки достучаться до его здравомыслия были бесполезны.

Однако, тем временем в мире завязывались настоящие информационные войны: пока Кёнсу добирался до дома, навязчивый шёпот бродяг не оставлял его. Новостные выпуски оппозиционеров, рьяно врывающиеся в эфир, расшатывали спокойствие До среди мирного вечера. Отовсюду слышалось о том, что районы, прилегающие к Бреши, стали выделяться всплеском неконтролируемого гнева: люди буквально сходили с ума, нападая друг на друга. Затем эта агрессия стала проявляться и в других районах, цепляя всех словно по дуге.

Паника ширилась: все боялись Бреши, но правительство тщательно скрывало информацию о жертвах, убеждая учёных, предложивших устранить источник губительного воздействия на население, что это необходимые жертвы, и что решение в скором времени будет найдено, ведь остановка добычи амарантия на чужой территории недопустима. И правительство выполнило своё обещание: цветные капсулы и дополнительные пайки стали раздавать повсеместно под громкими девизами об их способности поддерживать организм. Это подействовало. Оппозиция приутихла, бродяги на улицах блаженно щурились, привалившись к стенам, и больше не пытались ничего выпросить.

Однако, только спустя время До понял, что подобными действиями правительство лишь обрекало их мир на гибель. И больше всего Кёнсу ужасало то, что он сам приложил к этому руку, став одним из конструкторов «Гарпуна». И осознание своей незначительной роли, исключающей ответственность за работу всего комплекса, не облегчало его терзаний совестью.